Приобрести книгу в нашем магазине
Встреча на колодезной тропинке
Однажды в селе я шел по тропинке к колодцу. Встретился с двумя колхозными лошадьми, которые возвращались на конюшню после во¬допоя. Лошади шли прямо на меня и не сворачивали при встрече. Пришлось свернуть и уступить им дорогу.
Я стал наблюдать другие случаи при аналогичной ситуации. И за¬мечал всегда одно и то же: при встрече людей с колхозными коровами и лошадьми, дорогу всегда уступали люди, а не животные. Колхозный скот стал совсем «невежливым»...
Мне объяснили это явление так: колхозные животные ходят те¬перь, по обыкновению, большими группами и поэтому при встрече не уступают дороги человеку.
Это, конечно, правильно. Но такая причина недостаточна для объ¬яснения этого явления. Ведь даже отдельные колхозные животные не уступают дороги человеку. И наоборот. Прежде, в единоличной дерев¬не, даже целое стадо животных при встрече с человеком уступало дорогу: расступалось перед ним, пропуская человека.
Откуда произошло это различие в поведении животных в колхозе?
Прежде, в деревне единоличников, была глубочайшая разница между скотом и человеком: крестьянин был хозяином скота, а скот был собственностью и слугой крестьянина.
Теперь, в колхозе, эти взаимоотношения коренным образом изме¬нились. Скот расценивается начальством как главное достояние кол¬хоза. Но колхозники это уже не хозяева социализированного скота, а только обслуживающий персонал при нем. Это положение аналогично тому, которое создавалось прежде у батрака с хозяйским скотом у плохого хозяина, который свой скот ставил выше, чем батрака.
{169} Этот новый жизненный уклад в колхозе невольно и бессознательно отражается на самочувствии и поведении людей и животных и на их взаимоотношениях.
Прежде крестьянин-хозяин никогда не мог поставить себя на одну плоскость со скотом, его собственностью. Он чувствовал свое не¬сравнимое и неизмеримое превосходство над своим скотом, условия жизни которого и самая жизнь зависели исключительно от хозяина.
Поэтому крестьянин-собственник воспитывал свой скот еще сызмаль¬ства, ежедневно — и наказанием и поощрением — в духе безуслов¬ного повиновения и постоянной уступчивости перед человеком. В частности, скот приучали к тому, чтобы он входил в дверь или ворота только тогда, когда ему человек это разрешал, и чтобы животные всегда уступали дорогу человеку, сворачивая в сторону. И это при¬знание превосходства человека, уступчивость перед ним вошли у скота в плоть и кровь, стали привычкою.
А теперь, в колхозе, скот к этому никем не приучается. Наоборот, колхозные порядки приучают и скот и людей к противоположному взаимоотношению. Теперь колхозник совсем не чувствует своего пре¬восходства над скотом. Напротив, он повседневно видит и чувствует привилегии скота в колхозе и поэтому вынужден во всем уступать скоту.
Евангельская притча и колхозная действительность
Евангельская притча о блудном сыне поведала нам историю о том, как батрак богатого хозяина, живя в чужой стране, завидовал скоту, за которым он ухаживал: хозяин кормил свой скот лучше, чем бат¬рака.
Теперь эта притча стала самым обыденным явлением в колхозной деревне.
Посмотрел я колхозных свиней и поросят в Болотном: они были средней упитанности. А некоторых свиней откармливали на ветчину начальству: те были жирные. Свинарки же, которые ухаживали за свиньями, были тощие, худые, изможденные...
Свиней на колхозной ферме кормят неплохо. Им дают картофель, свеклу, жито, муку, а поросятам — молоко с молочной фермы. А {170} сами свинарки картофеля имеют не всегда достаточно, хлеба же часто совсем не видят...
Колхозные поросята пьют «снятое» молоко. А детишки многих свинарок даже «снятого» молока не имеют: коровы нет или она яловая...
Колхозные коровы также выглядят более упитанными чем доярки...
Пахари завидуют колхозным лошадям, которые в рабочую пору в своем «меню» имеют муку и овес: у хлеборобов нет ни хлеба, ни овсянки...
Да, это парадоксальное явление сразу бросается в глаза в социали¬стической деревне: колхозную скотину там кормят лучше, чем людей. У колхозного начальства есть строгие и точные инструкции о хорошей кормежке скота. О необходимости же хотя бы сносного питания для колхозников никаких «директив из центра» никогда не было...
Чем это вызывается?
Наглядную и ощутимую пользу от скота колхозное начальство на каждом шагу чувствует: оно повседневно кушает мясо, сало, яйца, сметану. Чувствует, одевая шерстяную фуфайку и кожаную куртку, теплую шубу и валенки. Чувствует эту пользу, когда разъезжает на колхозных лошадях.
А непосредственной пользы от колхозника для себя колхозное начальство не замечает. Колхозника оно не жрет: костист, проклятый, и потом воняет!... Ни сметаны, ни яиц от него начальство не ожидает. Шкуры на тужурку от колхозника не получишь: ни одной не оста¬лось, все семь содраны... Ездить на колхознике можно было бы, но... на лошади все же удобней и спокойней: она сильнее, быстрее и не так норовиста, как озлобленный колхозник...
Коммунистическому начальству колхозник представляется только примитивным сельскохозяйственным орудием, которое устарело, до¬живает последние годы и скоро должно быть заменено в крупном со¬циалистическом земледелии трактором, комбайном, механизированным роботом. Для самого же колхозного начальства это совершенно бес¬полезное существо: никакой пользы от него нет, за исключением тех случаев, когда у него вынудишь взятку...
Того же обстоятельства, что весь колхозный скот, так высоко оцениваемый со стороны начальства, людьми выращивается, что со¬циалистическое животноводство на людях держится, — советское начальство {171} не замечает. Подобно крыловской «героине», не умея поднять рыло чуть повыше корыта, оно связи между «дубом» и «желудями» не видит и не разумеет...
Басни Крылова теперь из школьных хре¬стоматий изъяты и мудрости житейской не учат: они проникнуты «чуждым духом»...
Скотоморы и людоморы...
Колхозный скот кормили на фермах сносно. Помещения для него построены тоже недурные: конюшни и хлева — солидные, утеплены, соломы для скота настлано много. А во дворах колхозников грязно, и ветер через плетни свищет: соломы нет...
Помещения для молодняка на колхозных скотоводческих фермах зимою даже отапливаются: колхозным телятам и поросятам тепло. А дети колхозников в своих хатах зимой мерзнут: дров нет...
Теперь, когда колхоз Болотное владеет кирпичным заводом, пред¬седатель планирует построить новый свинарник, кирпичный. Но за целое десятилетие колхозной жизни в селе не построено ни одной новой избы... Никто даже не смог отремонтировать свою старую хату: леса купить не на что, привезти не на чем. Многие хаты сгнили и разваливаются. Соломенные крыши прогнили и протекают: началь¬ство даже соломы для ремонта крыш колхозникам не отпускает...
Когда заболевает скот на колхозной ферме, то к нему немедленно привозят ветеринара. Но когда в селе не было больницы, к заболев¬шему колхознику врача никогда не привозили. И колхозной лошади не давали, чтобы родные могли отвезти больного в лечебницу. Оста¬нется больной жив — пусть продолжает тянуть колхозную лямку, а умрет — черт с ним: работа его будет взвалена на других, безо всякого ущерба для колхозного бюджета... Сочувствия к людям никакого нет, а ответственности за человеческую жизнь начальство ни перед кем не несет.
За гибель скота на ферме колхозных работников отдавали под суд и строго наказывали: «за халатность», «за вредительство», как «вра¬гов народа», — в лагери ссылали.
Но за смерть колхозников от голода, холода, истощения,— а по словам местных врачей, именно от этих причин, главным образом, заболевают и умирают колхозники, — ни у кого из начальников-людоморов {172} даже волос с головы не упал: ни в колхозе, ни в районе, ни области, ни во всем советском государстве...
Скотоморы — это «псы-вредители», «враги народа», а людоморы — это... «друзья народа»...
Такой оригинальный подход к людям и скоту вдохновлялся лич¬ным примером «отца народов» и директивами вождя коммунисти¬ческого государства.
Когда руководители днепропетровских колхозов доложили Ста¬лину, что они провели электричество в колхозные свинарники, и что колхозные свиньи чувствуют себя под «лампочкой Ильича» вели¬колепно, — то он очень похвалил их за это. Но спросить сельских начальников о жизни и самочувствии колхозников «родной отец»... забыл... А потом, когда журналисты посетили эти прославленные колхозы, то оказалось, что электричество проведено там только на свинофермы, но в хаты колхозников оно не проведено... Такой при¬мер «сталинской заботы о человеке» вызывает подражание у всех других советских начальников...
Директивы вождя действовали в том же плане. Подводя итоги коллективизации, вождь большевистского государства с неудоволь¬ствием отметил, что в этот период в Советском Союзе погибло очень много скота. Но о гибели многих миллионов колхозников от голода он дипломатично умолчал... Иначе какое же впечатление мог бы про¬извести этот доклад: ведь голодная смерть миллионов людей не вяжется с декламацией о «счастливой, зажиточной колхозной жизни». Если при «добровольной коллективизации» миллионы людей сосланы на каторгу и миллионы уморены голодом, то какое же историческое прозвище надлежало бы дать вождю «колхозной революции»: Отец Народов» — или Генеральный Соловей-Разбойник..
В своем докладе на партийном съезде в 1934 году вождь партии дал большевикам строжайшую директиву: во что бы то ни стало уве¬личить поголовье колхозного скота, ибо живодноводство стало главной политической проблемой советского государства. В последующие годы деревенские коммунисты, сами роскошествуя, приложили все усилия к тому, чтобы колхозники «забыли вкус мяса» и, голодая, беспрерывно выращивали бы колхозные стада...
На каждом собрании и в каждом отчете советские начальники стали хвалиться достижениями в этой области.
{173} — Колхозное свиноводство в нашем районе находится на крутом подъеме, — говорили одни.
— Свинство в колхозах расцветает пышным цветом,—безграмотно, но поэтически, декламировали другие...
Докладчики были правы. Колхозное стадо действительно увеличи¬валось, а колхозники вымирали... Свинство в колхозах расцветало пышным цветом, а человечность гибла...
«Песнь торжествующей свиньи»...
Эти парадоксы колхозной жизни закономерны. Это непосредствен¬ный результат большевистской «заботы о человеке».
Корытная психология крыловской «героини под дубом» порождает людоморно-колхозную политику коммунистических «Соловьев-Разбойников».
Колхозно-людоморная политика вызывает кладбищенские резуль¬таты в селе и сносное положение на скотоводческой ферме.
А на этом колхозно-кладбищенском фоне пышно расцветает свин¬ство, неустанно раздается «песнь торжествующей свиньи»... На колхозной ферме блаженно чавкают и хрюкают свиньи. В колхозном селе чавкает и хрюкает, пьянствует и похабничает орава новых, кол¬хозных, господ Скотининых, справляющих нескончаемый «пир во время чумы»...
Вымаривая голодом колхозников, не имеющих достаточно хлеба и забывших вкус мяса, пирующие господа Скотинины восклицают:
— Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса! .. (Хрущев).
Этот пир богов справляется в «социалистическом раю» повсеме¬стно: «от Москвы до самых до окраин». Советским царям и князькам вольготно, весело живется в СССР...
Уморив голодом десятки миллионов людей и справляя бесконечный пир во время чумы, цари-людоморы провозгласили любопытные идеи.
Голодным, вымирающим массам советская печать настойчиво ре¬комендовала и рекомендует:
— Презирайте смерть! ..
А для себя цари-людоморы провозгласили другие лозунги:
— Мы живем в век коммунизма! (Каганович).
— Жить стало лучше, жить стало веселей!... (Сталин)
— Хочется жить и жить! (Киров) |
