Настоящая публикация — попытка показать трагическое величие Белого движения в лицах, причем в наиболее переломное время — последнее отчаянное сопротивление в Крыму и первое десятилетие рассеяния после исхода. Оно прошло под водительством одного из ярчайших деятелей отечественной истории — Петра Николаевича Врангеля — и обрело после его смерти явственные черты некоего символа: недаром одним из первых приказов Главнокомандующего бывшие вооруженные силы на юге России, остаток которых передал ему генерал Деникин, были названы Русской армией.
И все же нельзя не сказать несколько слов о судьбе самой армии и ее вождя, а также о прошлом и настоящем семьи, из архива которой появились на свет Божий все нижеприведенные сведения.

ВРАНГЕЛЬ И ВРАНГЕЛЕВЦЫ
Генерал барон Петр Николаевич Врангель родился 15 августа 1878 года в семье потомственных дворян Петроградской губернии, принадлежавшей к старинному и знатному роду датского происхождения, известному от начала XII столетия. Более всего представители семейства выдвинулись на военном поприще: в Дании, Швеции, Германии, Австрии, Голландии, Испании и впоследствии в России — они дали семь фельдмаршалов, более тридцати генералов и семь адмиралов. В 1709 году на поле Полтавской битвы остались лежать 22 представителя рода; они воевали тогда, конечно, еще на стороне шведов, но уже к концу XIX века представители русских линий Врангелей занимали первое место (40 человек), шведских — второе (37), прусских — третье (11). В 1930-е годы в Эстонии выходил даже особый журнал «Акта Врангелиана» на разных языках.
Получив образование горного инженера, Петр Врангель отправился добровольцем на японскую войну, вернувшись с которой окончил Николаевскую академию Генерального штаба. В Первой мировой, или, как ее звали тогда, Второй Отечественной, участвовал с самого начала и уже 6 августа 1914 года совершил геройский подвиг:
под деревней Каушен атаковал в конном строю германскую батарею и захватил ее, за что получил орден св. Георгия 4-й степени. Окон войну в июле 1917-го командующим Сводным конным корпусом в чине генерал- майора. Затем был назначен командовать 3-м Конным корпусом, но, как скупо гласит составленный 29 декабря 1921 года уже в Константинополе «Послужной список» (так называемый «формуляр»): «вследствие большевистского переворота от службы врагам Родины отказался, в командование корпусом не вступил».
На время Врангель уехал в Крым. С образованием Добровольческой армиии пополнил ее ряды и занялся преобразованием конницы, командуя сначала дивизией, а затем армией и, наконец, в 1919 году — всей добровольческой армией (которая тогда составляла часть вооруженных сил на юге России). В приказе войскам по этому случаю он со свойственной ему краткой точностью написал:
«Мы сражаемся за правое дело, правым владеет Бог!»
Когда в конце 1919-го белые стали терпеть поражение, обострились и отношения между П. Н. Врангелем и А. И. Деникиным — двумя выдающимися военачальниками, по-разному понимавшими первоочередные задачи войны.
Врангель уехал в Константинополь, наступление деникинских войск окончилось новороссийской эвакуацией.
Остатки белых были перевезены по морю в Крым, где подавленный Деникин счел нравственным долгом уйти с поста главнокомандующего. Это случилось в Феодосии; доныне сохранилось здание гостиницы, где происходила историческая драма, участники которой вели себя с редким достоинством. Вслушаемся в слова отданных по сему поводу приказов. Главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России А. Деникин — Председателю Военного Совета генералу А. М. Драгомирову. 20 марта 1920 года: «Три года Российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбой. Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность Армии и в ея историческое призвание не потеряна, но внутренняя связь между вождем и Армией порвана. И я не в силах более вести ее.
Предлагаю Военному Совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование».
Совет называет кандидатуру П. Н. Врангеля, и два дня спустя Деникин издает свой последний приказ за № 2899: «I. Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами на Юге России. 2. Всем, честно шедшим со мной в тяжкой борьбе, низкий поклон. Господи, дай победу Армии, спаси Россию».
23 марта Врангель отдает в Севастополе свой первый приказ в качестве Главкома за № 2900:
«В глубоком сознании ответственности перед родиной я становлюсь во главе Вооруженных сил Юга России. Я сделаю все, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося тяжелого положения. Призываю верных сынов Родины напрячь все силы, помогая мне выполнить мой долг. Зная доблестные войска и флот, с которыми я делил победы и часы невзгод, я уверен, что армия грудью своей защитит подступы к Крыму, а флот надежно обеспечит побережье. В этом — залог нашего успеха. С верой в помощь Божью приступим к работе».
Состояние дел было аховое; к тому же бывшие союзники России по мировой войне начали один за другим предавать белых. День спустя в речи перед представителями духовенства и общественных деятелей на борту крейсера «Генерал Корнилов» Врангель изложил свою задачу еще более откровенно:
«Вы знаете наше положение, знаете то тяжелое наследство, которое досталось мне, и слышали уже, вероятно, о том новом ударе, который нанесен нам нашими недавними союзниками. При этих условиях с моей стороны было бы бесчестно обещать вам победу. Я могу обещать лишь с честью вывести вас из тяжелого положения».

Врангель решительно восстановил внутренний порядок в частях, вернул к ним доверие населения. Удачными действиями на фронте, особенно полным разгромом красной конницы под командованием человека со знаковой фамилией Жлоба, очистил всю территорию Крыма и вышел на стратегический простор за пределы полуострова.
Но главным его успехом было никак не дававшееся Деникину обустройство тыла. Его метод метко, но не совсем точно назвали «левая политика правыми руками». И не вина Врангеля в том, что из-за внешних препятствий, в особенности предательского мира, заключенного новообразованной Польшей с большевиками, он не сумел довести своего дела до успешного завершения.

Но достаточно заметить, что врангелевский Крым был единственной в 1920 году страной Европы, вывозившей хлеб на продажу за границу (об этом с восхищением пишет В. В. Шульгин в своей книге «1920 год»). Врангель достиг этого в предельно сжатые сроки толковыми мерами — урегулировав отношения с различными народностями и призвав на помощь ту общественность, которая желала действовать, а не болтать, врангелевское правительство за недели выработало новые правила земельных отношений между крестьянами и землевладельцами. В выпущенной в Константинополе книге «приказ Главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России о земле от 25 мая 1920 года» помещено в качестве предисловия «Правительственное сообщение по земельному вопросу», гласящее:
«Сущность земельной реформы, возвещенной в приказе Главнокомандующего о земле, — проста. Она может быть выражена в немногих словах: земля — трудящимся на ней хозяевам... Земли, хотя и без немедленного размежевания, передаются в вечную, наследственную собственность каждого хозяина. Такой порядок землепользования всего более обеспечит хорошее ведение хозяйства. Этим установляется коренное отличие ныне осуществляемой земельной реформы от всяких опытов коммунистического характера, столь ненавистных русскому крестьянству».

Однако силы были слишком неравны. Брошенный всеми небольшой полуостров оказался одинок в противостоянии с охваченными марксистским чужебесием ордами и неминуемо должен был погибнуть. Белые воины насмерть стояли на укреплениях перешейка, отделявшего Крым от материка. Но Троцкий не жалел людей, заваливая трупами Перекоп, лишь бы сломить последний оплот свободной России. Потеряв в оборонительных боях половину действующих сил, Врангель встал перед выбором — погибнуть всем, включая гражданских беженцев, или спасти оставшихся, но оставить родину. Сознавая свою ответственность перед людьми и Богом, он издает 20 октября 1920 года приказ:
«Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок Русской Земли, где существует право и правда. В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.
По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага. Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Открыто, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлет Господь всем силы и разум пережить и одолеть русское лихолетье».

Эвакуацию Белой армии впоследствии изучали в военных академиях как образец проведения военной операции. Врангель сдержал слово и вывез всех, кто выразил о том желание, причем из иностранцев оказали помощь его армии только французы. Всего с 11 по 16 ноября по новому стилю к Царьграду прибыло и сосредоточилось в Босфоре 126 судов военного и торгового флота, имевших на борту около 150 тысяч человек, из числа которых было свыше 100 тысяч воинских чинов и пятьдесят — гражданского населения, включая свыше 20 тысяч женщин, около 7 тысяч детей и 6 тысяч больных и раненых. Немалое число колеблющихся осталось, поверив большевистским посулам амнистии, — эти сто с лишним тысяч, расстрелянных вскоре Розалией Землячкой и Бела Куном, стоят в самом начале миллионных рядов «от большевиков умученных», кровь которых вопиет к небу.

...В Турции армия генерала Врангеля расположилась в лагерях Галлиполи (который русские быстро переиначили на свой лад в «Голое поле»), Чаталджи и Лемносе, флот был отведен в североафриканский порт Бизерту.
Солдаты и офицеры белого воинства тогда надеялись еще вернуться в свободную от коминтерновского захвата страну. Судьба уготовила им иное, не менее важное задание. Как пишет историк русского рассеяния М. Назаров:
«Этим людям не было суждено увидеть Россию. Галлиполийское чудо, длившееся около года, было последним подвигом Белой армии. Но им предстояло оказать решающее влияние на становление русской политической эмиграции».
К 1922 году Врангель понял, что бывшие союзники России помощи последним ее воинам не дадут, и заявил: «Я ушел из Крыма с твердой надеждой, что не вынуждены будем протягивать руку за подаянием, а получим помощь от Франции как должное, за кровь, пролитую в войне, за нашу стойкость и верность общему делу спасения Европы. Правительство Франции, однако, приняло другое решение. Я не могу не считаться с этим и принимаю все меры, чтобы перевести наши войска в славянские земли, где они встретят братский прием».

В 1922 — 1923 годах Русская армия была переведена, в основном, в Югославию (чей монарх Александр I, 1888-1934, получил военное образование в Петербурге. Патриарх Варнава был воспитанником Санкт- Петербургской духовной академии) и Болгарию. Заслуги первой Врангель отмечал в беседе с корреспондентом «Нового времени» 1 февраля 1927 года:
«...одно лишь королевство Сербов, Хорватов и Словенцев протянуло нам руку помощи. Все прочие великие державы, за общее дело с которыми Россия пролила потоки крови, поспешили одна за другой признать власть красных насильников».
В последней русских воинов сперва очень жаловало левое правительство Стамболийского, но когда в 1923 году они помогли малочисленной болгарской армии справиться с коммунистическим мятежом, положение резко изменилось в лучшую сторону.
Военные структуры не были распущены: армия сохранилась в виде рассеянных по разным странам военизированных формирований РОВС (Русского Обще-Воинского Союза). Его члены шли на самые тяжелые работы — прокладку дорог, в рудники и шахты, после основного занятия, собираясь вечерами вновь по полкам и соединениям.
Такая постановка дела продиктована Врангелем в приказе № 1 от 14 января 1926 года:

«...Как в бою развертывается полк, разбивается на батальоны, роты, взводы, звенья, принимает рассыпной бой, так Армия изгнанница из лагерей Галлиполи, Лемноса, Чаталджи разошлась по братским славянским странам, рассыпалась по горам Македонии, шахтам Болгарии, заводам Франции, Бельгии, Нового Света. Рассыпалась, но осталась Армией, — воинами, спаянными единой волей, связанными между собой и своими начальниками, одушевленными единым порывом, одной жертвенной готовностью. Среди тяжелых испытаний армия устояла. Не ослабла воля. Не угас огонь. Придет день, протрубит сбор, сомкнутся ряды, и вновь пойдем мы служить Родине. Бог не оставит нас, Россия не забудет».

В конце того же 1926 года генерал Врангель, устроив судьбу врученных его попечению белых воинов, решил переехать на жительство в Бельгию: Франция не устраивала его как страна, оказавшаяся неверной взятым на себя союзническим обязательствам; получать жалованье из оставшейся белой казны не позволяли честь и гордость.
11 октября 1926 года Врангель говорил в своей прощальной речи в зале русского офицерского собрания в Белграде о «подвиге русского изгнанника, который, потеряв Родину, достояние, лишенный правовой защиты, безмолвно несет свой крест, блюдет достоинство русского имени, непосильным трудом обеспечивает свою независимость. В Сербии, Болгарии, Франции, Бельгии, Германии, в Америке и на Дальнем Востоке — всюду, куда злая судьба забросила русских бездомников, они сумели заставить ценить русский труд, русские исключительные дарования. Во всех областях искусства, науки, прикладных знаний русский талант, русский гений, русская самобытность сумели завоевать к себе и в Старом, и в Новом Свете мировую известность. В исключительных условиях существования вне родины сохранилась Русская Церковь, кадры старой Российской Армии, русская школа, русская печать. И всюду, куда забросила судьба русского человека, он сумел создать уголок России».

В ноябре 1926 года генерал Врангель выехал в сопровождении своего личного секретаря Н. М. Котляревского в Бельгию. В первый день последнего года своей земной жизни Врангель издал обычный новогодний приказ, отмечавший тягостный юбилей:

«Ушел еще год. Десятый год русского лихолетия. Россию заменила Триэсерия. Нашей Родиной владеет интернационал. Но национальная Россия жива. Она не умрет, пока продолжается на русской земле борьба с поработителями Родины, пока сохраняется за рубежом готовая помочь в ее борьбе зарубежная Армия... Не обольщаясь привычными возможностями, но не смущаясь горькими испытаниями, помня, что побеждает лишь тот, кто умеет хотеть, дерзать и терпеть, будем выполнять свой долг».

8 марта 1928 года генерал простудился и слег в постель. Лечил его русский доктор немецкого происхождения Вейнсрт. Вызванный из Парижа профессор И. П. Алексинский вспоминал такие слова генерала:

«Меня мучает мой мозг. Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей, передо мной непрерывно развертываются картины Крыма, боев, эвакуации... Мозг против моего желания лихорадочно работает, голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиций... Меня страшно утомляет эта работа мозга. Я не могу с этим бороться... Картины войны все время передо мной, и я пишу все время приказы... приказы, приказы!»
Однако на первый день православной Пасхи, пришедшейся тогда на 15 апреля, генерал почувствовал себя совершенно здоровым и заявил собравшимся домочадцам, что собирается вставать. Вдруг в полдень произошел сильнейший нервный припадок: от страшного внутреннего возбуждения он кричал минут сорок. Одновременно наступило резкое ослабление деятельности сердца.

Был вызван духовник прот. Василий Виноградов, которому после исповеди и причащения св. Тайн, Главнокомандующий Русской армией сказал:

«Я готов служить в освобожденной России хотя бы простым солдатом...»
25 апреля 1928 года в девять часов утра генерал тихо скончался. Последними его словами были: «Боже, спаси Армию!»


ИСТОРИЯ СЕМЬИ И АРХИВА
Фотографии, публикуемые в этом номере «Родины», принадлежат Марии Николаевне Апраксиной и Владимиру Николаевичу Котляревскому, живущим ныне в Брюсселе. М. Н. Апраксина, урожденная Котляревская, — дочь Николая Михайловича Котляревского, личного секретаря барона Врангеля, чьими стараниями и был сохранен для потомства огромный свод документов, принадлежащих последнему главнокомандующему Русской армией. Семья Апраксиных-Котляревских насчитывает в своей истории множество славных российских фамилий: Кузьминых-Караваевых, Дурново, Барятинских, Стенбок-Ферморов, Родзянко, Мусиных-Пушкиных, Шереметевых, Воронцовых-Дашковых, Шуваловых. Через поныне здравствующую в Каннах княгиню Марию Илларионовну Романову, урожденную Воронцову-Дашкову, эта семья находится в родстве и с царствующим домом. Есть среди этих звучных имен и те, которые вошли в вечность через литературу:

прапрапрадед Марии Николаевны — известный археолог граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744—1817), открывший рукопись «Слова о полку Игореве»; другой Котляревский — Иван Петрович, сочинитель «Анеиды» и «Наталки Полтавки», почитается основателем малороссийской художественной словесности. Вот в таком именитом роду и появился на свет в 1890 году будущий статский советник и секретарь Главнокомандующего Русской армией Николай Михайлович Котляревский, потомственный дворянин Полтавской губернии.
Окончив юридический факультет Новороссийского университета, он с первых дней Великой войны находился на фронте в Красном Кресте. 20 июня 1916 года был отравлен немецкими газами, после чего лечился в Крыму и у себя дома — в родовом имении Вишняки в той же Полтавской губернии. Домашний покой довольно скоро оборвался: сначала его нарушили разложившиеся дезертиры, затем добавили большевики, ненадолго восстановили порядок немцы, затем стали наседать банды... Дедовское гнездо пришлось оставить навсегда. С конца декабря 1919 года Николай Михайлович, сумевший невредимым пробраться в белый стан, работал у состоявшего тогда начальником Управления снабжения при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России А. В. Кривошеина, который так отзывается о его качествах: «Хорошо знаю Н. М. Котляревского по совместной службе и могу горячо рекомендовать его как выдающегося работника и прекрасного человека». В апреле-мае 1920 года Н. М. Котляревский командируется лично Врангелем в Киль, Софию, Белград и Париж, а с 11 ноября назначается личным секретарем Главнокомандующего Русской армией, в каковой должности и остается до самой смерти генерала. Свои воспоминания о гражданской войне П. Н. Врангель успел издать еще при жизни — они вышли в 1926—1928 годах в V и VI томах сборника «Белое дело», переизданы в одной книге «Посевом» во Франкфурте-на-Майне в 1969 году. В 1925 году Врангель решил судьбу первой половины своего архива, военной: она была передана в Гуверовскую военную библиотеку при Стэнфордском университете США (переименован в Гуверовский институт). Наряду с врангелевским, тут находятся архивы командования других белых фронтов, архив Великого князя Николая Николаевича, Российского императорского правительства, русских посольств. В 1926 году Врангель вступил с Гуверовской библиотекой в переговоры относительно передачи и второй, личной части архива, но он еще не был разобран, и генералу пришлось взять его с собой из Югославии в Брюссель. И лишь в 1929 году вдова барона заключила договор о передаче его в Стэнфорд. Весь громадный труд по приведению 134 объемистых томов в порядок был завершен лично Николаем Михайловичем Котляревским всего за семь месяцев. Причем, как подчеркивалось 2 ноября 1919 года в эмигрантском «Новом времени»: «Вся эта трудная, кропотливая и ответственная работа была произведена Н. М. Котляревским безвозмездно, во имя увековечения памяти покойного генерала».

Известный военный историк генерал Н. Н. Головин писал на имя председателей белградского и парижского комитетов по увековечению памяти генерала Врангеля: «Перед отправкой архива в Америку я подробно осмотрел его и был в полном смысле поражен тем порядком, в котором этот архив передается на хранение. По совести должен сказать, что ни один из тех довольно многочисленных и самых разнообразных архивов, которые мне пришлось видеть, не был в таком безупречном виде, как ныне отправляемый в Америку личный архив покойного генерала Врангеля. Все дела этого архива переплетены так, что, в сущности говоря, перед глазами имеешь уже не архив, а настоящую библиотеку».
У М. Н. Апраксиной сохранился и подробнейший перечень всех 134 томов собрания с кратким содержанием каждого — личный экземпляр составителя, датированный 4 апреля 1929 года. Врангелевский архив передавался для хранения на пятьдесят лет, по истечении которых все не истребованные материалы перешли в полную собственность Гуверовского института.

Себе вдова Врангеля оставила немногое — личные письма, посвященные мужу стихи. После ее кончины остатками архива владеют здравствующие дети барона — Петр, Алексей, Елена и Наталия. Собственный же архив секретаря Главнокомандующего хранится у его детей — Марии Николаевны и Владимира Николаевича в Брюсселе. Крестным отцом Владимира Николаевича был сам Врангель, крестной матерью Марии Николаевны — великая княгиня Ксения Александровна, родная сестра Николая II, а воспреемницей — жена генерала Ольга Михайловна Врангель. Эта гостеприимная семья и делится теперь щедро своими архивными собраниями с соотечественниками.