Терроризм является крайней формой проявления политического экстремизма [1]. Терроризм принято считать «стратегией слабых». В основе определения террора обычно лежит представление «о допустимости применения насилия (в т.ч. вооруженного) для достижения конкретных политических целей. Некоторые исследователи предлагают различать «террор» - насилие сильных над слабыми (государства над оппозицией) и «терроризм» - насилие и устрашение слабыми (оппозицией) слабых (государства) [2]. Тем не менее четкой дефиниции понятий «террор» и «терроризм» до сих пор нет [3]. Философ В.В. Никитаев пытается сконструировать другую модель терроризма. Он пишет: «Расхожее словарное определение террора как "устрашения, подавления политических противников насильственными методами” при размышлении вначале выглядит излишне абстрактным... <...>, а затем и неверным... <...> Терроризм отрицает политику. Устрашение да, есть» [4].

Каковы содержательные особенности исторически сложившегося определения «красный террор»?

Во-первых, на наш взгляд, надо рассматривать красный террор как термин, определяющий государственную политику. Но в этом случае необходимо четко определить особенности и хронологические рамки политики государственного террора, так как нельзя не согласиться с мнением исследователя В.И. Шулова: «Насилие в отношении мирного населения является основополагающим признаком терроризма. <...> Государство по определению не может использовать данный метод в своих целях. Насильственные действия государства в отношении собственных граждан, скорее можно отнести к такому понятию как геноцид, репрессии и т.д.» [5]. Действительно, насилие со стороны государства носит всегда легитимный характер. Но в том-то и дело, что молодое Советское государство захватило власть не легитимным путем. Поэтому права исследователь Г.В. Новикова, когда пишет: «И политический терроризм, и государственный террор, бесспорно, обусловлены борьбой за власть, в первом случае, - за ее приобретение, во втором, - за ее сохранение» [6]. Красный террор, будучи важным инструментом удержания власти, выполнял, наряду с этим, задачу насильственного разрушения старых государственных институтов и «трижды проклятого средневековья», как говорил В.И.Ленин о государственных преимуществах религии или «идеи религии», «религиозности» вообще [7].

Во-вторых, террор, возведенный в ранг государственной политики, всегда пытаются оправдать и закамуфлировать, поэтому для его оправдания были использованы самые изощренные моральные доводы, с помощью пропаганды в общественном сознании происходило не только формирование «образа врага», но и становление принципиально новой идеологии, в конечном итоге подменившей религиозные импатии и интенции. Следовательно, можно с полным правом считать что красный террор – это, прежде всего, идеологический террор. Об этом писал Н.А. Бердяев: «Коммунистическое же государство есть диктатура миросозерцания. Коммунистический строй есть крайний этатизм, в нем государство тоталитарно, абсолютно, он требует принудительного единства мысли» [8].

В-третьих, хотя объектами террора могли быть любые социальные группы, если они угрожали новой власти, красный террор был соориентирован все же на определенные социальные слои, в том числе и на духовенство. То есть красный террор как государственная политика большевиков в период гражданской войны в России имел социальный характер.

В-четвертых, красный террор носил экономический характер (реквизиции, конфискации и т.д.).

В-пятых, с помощью красного террора осуществлялось психологическое запугивание. Он способствовал тому, что население испытывало ужас и страх перед новой властью.

Уже сейчас можно, хотя бы примерно, определить масштабы террора против церкви. С.П. Мельгунов пишет, что большевиками было убито 28 епископов и 1219 священников [9]. По другим данным репрессированных священноцерковнослужителей и монашествующих насчитывалось от 8000 до 21000, среди них 70 архиереев (митрополитов, архиепископов, епископов), т.е. три четверти всего епископата [10].

По официальным данным ВЧК в 1918 г. были расстреляны 827 священнослужителей, в 1919 г. - 19 и 69 были посажены в тюрьму. Специальная комиссия Московской патриархии после нескольких лет работы пришла к заключению, что в 1918 - 1919 гг. «за защиту церкви и веры» были репрессированы 11 тыс. как свяшенноцерковнослужителей, так и мирян, из них расстреляны или убиты 9 тыс. В 1918 г. были убиты, в том числе расстреляны, 3 тыс. священнослужителей и 1500 репрессированы, а в 1919 г. - 1 тыс. убиты и 800 репрессированы [11].

На Урале массовая волна репрессий по отношению к духовенству прокатилась в 1918 г. По данным церковных епархиальных советов, в Оренбургской епархии пострадало более 60 священников, из которых 15 убили. В пределах Екатеринбургской епархии с 10 июня по 17 октября 1918 г. расстреляли, зарубили, утопили 47 служителей культа, из них 3 протоиерея, 33 священника, 7 дьяконов, 1 псаломщика, 1 просфирня и 2 монашествующих [12]. По сообщениям Екатеринбургского епархиального совета, в это же время тюремному заключению подверглись 25 священников, скрывались от преследований около 50 [13].

Наибольшее количество жертв большевистского гонения на церковь приходится на Пермскую епархию. В колчаковских газетах первоначально писали, что всего расстрелянно 34 священнослужителя, затем назвали другую цифру - 100 и, наконец 123, что составило около 3% всех лиц духовного звания Пермской епархии. Среди них: 3 епископа, 19 протоиереев, 44 священник, 6 дьяконов, 4 псаломщика, 44 монашествующих [14].

Если в начале 1918 г. меры представителей Советской власти по отношению к враждебно настроенному духовенству ограничивались устным обличением «черных воронов» на массовых митингах, предупреждениями или денежными штрафами, то с апреля - мая 1918 г. они все более ужесточались.

Пример тому события в Оренбургской губернии, где за участие в « дутовщине» были расстреляны 15 священнослужителей. В феврале 1918 г. после подавления волнений в Елабуге Вятской губернии, по обвинению в контрреволюции были расстреляны священник Дернов и трое его сыновей. В марте 1918 г. по решению Кукарского Совета той же губернии был арестован священник с. Кольпур А. Мальгинов и направлен в Вятский военно-революционный трибунал [15].

19 мая 1918 г. состоялся своего рода поворотный Пленум ЦК РКП (б), в постановлении которого записали: «Выясняется, что в последнее время усилилась агитация духовенства против Советской власти, решено повести против духовенства решительную письменную агитацию» [16]. На том же Пленуме принимается решение «ввести в практику приговоры к смертной казни за определенные преступления» [17].

Сразу же после Пленума в «Известиях Пермского окружного исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» появилась статья с характерным названием: «Не давайте им спуску», где автор осуждает мягкотелость членов исполкомов, которые лишь предупреждают священников после погромных речей, и хвалит тех, кто арестовывает таких проповедников [18]. Газета «Уральский рабочий» опубликовала статью Л.С. Сосновского «Борьба с клерикализмом». Он, в частности, писал: «Духовенство и монашество становится и идеологом и фактическим руководителем гражданской войны в стане наших врагов. Церковные соборы, крестные ходы, послания, анафема, всяческая клевета на Советскую власть, взвинчивание народных масс, - черная рать располагает богатым арсеналом средств борьбы. И мы, перенося всю остроту классовой борьбы в деревне, должны поставить борьбу с клерикализмом не менее организованно» [19].

Летом 1918 г. по поводу восстаний в Пензенской губернии В.И. Ленин дал указания губисполкому «провести беспощадный террор против кулаков, попов и белогвардейцев» [20]. 2 августа 1918 г. Совнарком принял специальное постановление «О набатном звоне», в котором говорилось: «Виновные в созыве населения набатным звоном, тревожными гудками, рассылкой гонцов и т.п. способами с контрреволюционными целями предаются революционному трибуналу» [21].

В июне 1918 г. в циркуляре юридического отдела пермского губернского исполкома отмечалось, что за последнее время бывает много случаев расстрела граждан местными исполкомами Советов «без достаточных оснований». Юридический отдел рекомендовал критиков Советской власти предавать суду революционного трибунала, а Пермская окружная ЧК выступала за беспощадный расстрел в случае «поимки на месте преступления» [22].

О том, как реально это происходило, можно судить по воспоминаниям участника событий в Каменском заводе Камышловского уезда Пермской губернии в мае - июне 1918 г. Он так описывает происходящее: «Историческая особенность Каменского завода, который когда-то находился в монастырской кабале, сказалась в известной мере даже во время Октябрьской революции (речь идет о Далматовском монастыре. - М.Г. Нечаев). Поповщина, опираясь на имевшейся в заводе монастырь, пыталась организовать открытое выступление против Советов. Поводом служило требование возвратить из Совдепа отобранные у церквей метрические книги. Но эта попытка встретила такой отпор со стороны вооруженных рабочих, что больше попам уже не приходилось думать об открытом выступлении. В ответ на избиение толпой работника Совдепа Давыдова отрядом рабочих был открыт огонь по колокольне, на которой производился набатный звон, организатор избиения поп Карелин был немедленно расстрелян. Было расстреляно вскоре и несколько других попов, принимавших участие в контрреволюционном выступлении» [23].

Пиком красного террора в России стал сентябрь 1918 г., когда было расстреляно 2600 человек [24]. В знаменитом постановлении Совнаркома от 5 сентября 1918 г., подписанном народными комиссарами юстиции Курским и внутренних дел Петровским, была четко сформулирована цель террора: «Совет Народных Комиссаров <...> находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; <...> что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры» [25]. Обосновывая начавшиеся массовые расстрелы покушением на В.И. Ленина, заместитель председателя ВЧК Я.Х. Петерс выступил с открытым заявлением, где, в частности, говорилось: «Пусть помнят враги рабочего класса, что всякий, арестованный с оружием в руках, без соответствующих разрешений и удостоверений личности подлежит немедленному расстрелу, всякий кто осмелится агитировать против Советской власти, будет немедленно арестован и посажен в концентрационные лагеря. Представители буржуазии должны почувствовать тяжелую руку рабочего класса» [26].

Ажиотаж борьбы с контрреволюцией достиг такого апогея, что в «Вестнике ЧК» напечатали циничную по содержанию статью за подписью членов Нолинского исполкома и партийного комитета (Вятская губерния), где обосновывалась необходимость применения пыток [27].

В сентябре 1918 г. президиум ВЦИК рассмотрел кассационную жалобу Орловского протоиерея В. Осокина, который по решению Орловского уездного ревтрибунала Вятской губернии был арестован и осужден за контрреволюционную деятельность, переписку и распространение воззвания патриарха Тихона. Дело В. Осокина было решено направить в Вятский ревтрибунал для нового рассмотрения, поскольку приговор уездного ревтрибунала был вынесен после упразднения таковых. Президиум ВЦИК, исходя из данных, имевших в деле, решил привлечь патриарха Тихона к суду ревтрибунала по обвинению в составлении и распространении воззваний «призывавших население к контрреволюционным выступлениям» [28].

В ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина в Перми было расстреляно 42 заложника, в Кунгуре, - 29 [29]. В Оханске были взяты на учет «неблагонадежные элементы» - 50 человек. С приездом Ровинского из Екатеринбурга в Оханск с полномочиями Уральской ЧК все взятые на учет были арестованы, проведено следствие в течени и 5 дней и все 50 человек по постановлению ЧК и с санкции Совета были приговорены к расстрелу. В Оханск также приехал матрос Омельченко из Петрограда с мандатом за подписью Троцкого. В помощь ему был дан отряд матросов из 25 человек для «успокоение» обывателей [30].

Начались аресты и расстрелы священников, которые, выполняя решения Поместного собора, вывешивали в церквях призывы не отдавать церковного имущества. Болотов вместе с тремя представителями уездной власти объездил 5 сел Оханского уезда Пермской губернии с проверкой деятельности священников, которые препятствовали конфискации церковной земли. В результате 9 октября 1918 г. был арестован единоверческий священник села Воробьи Воробьевской волости Оханского уезда 65-летний Семен Антонович Конюхов. Оханский уездный чрезвычайный комитет по отделу контрреволюции вынес следующее определение: «Рассмотрев дело священника с. Воробьевского Семена Конюхова, призывавший к восстанию [в] с. Воробьях против Советской власти, а также в обращения проклятия большевицкой власти и отделения Церкви от Государства отобрание церковной земли и найдя это обвинения вполне доказанным, а потому Чрезвычайный комитет единогласно постановил вышеуказанного Конюхова расстрелять» [31].

В ночь с 9 на 10 сентября 1918 г. были арестованы и заключены в исправительное арестантское отделение священники Свято-Троицкой церкви на Слудке г. Перми Евгений Будрин и Константин Широкинский. Причем, у священника Широкинского, по свидетельству наблюдателей 8-го квартала, где проживала его семья, была больная жена и 4 детей в возрасте до 16 лет. В связи с этим арестом 28 сентября 1918 г. поступило заявление от градо-Пермского духовенства, датированное 24 сентября 1918 г., за подписью 33 священников, дьяконов, псаломщиков: «Настоящим просим Пермский Губернский чрезвычайный комитет разрешить нам взять на поруки арестанта: священника Константина Широкинского, так как его отсутствием тягота службы в его обширном приходе ложится тяжелым бременем на его сослуживцев, обязанных притом обеспечивать полным содержанием семью заключенного» [32].

От детей священника в Пермский губернский чрезвычайный комитет поступило три прошения, в которых просили «освободить от ареста кормильца и отца Константина Григорьевича Широкинского ради голодных детей и больной матери» [33].

Сами арестованные священники Евгений Будрин и Константин Широкинский 12 сентября 1918 г. написали прошение об объяснении причины ареста. В нем говорилось: «…мы просим вызвать нас на допрос по возможности в первую очередь и освободить нас на том основании, что 1) никаких контрреволюционных выступлений против Советской власти мы не делали, 2) за выбытием нас из прихода, для отправления приходских богослужений и треб священников более не осталось, поэтому обычный строй приходской жизни сам собой нарушается и 3) подготовить к исполнению инструкции для проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства за отсутствием нас будет некому. Между тем нами по получении №186 (30 августа) Известий Московского Центрального Комитета были тотчас же приняты необходимые шаги к исполнению сказанной инструкции, а именно, было назначено, с разрешения комитета по борьбе с контрреволюцией, заседание приходского Совета с целью выработать необходимый порядок работы по производству описи церковного имущества для передачи Совдепу, каковая опись требуется в 3-х экземплярах» [34].

Однако, несмотря на это, 4 октября 1918 г. Пермская губернская чрезвычайная комиссия (а не комитет), рассмотрев дело по обвинению священника К.Г. Широкинского «как монархиста и контрреволюционера», постановила: «Гражданина Широкинского объявить вне закона и расстрелять», приняв во внимание, «что факт принадлежности Широкинского к монархизму и как контрреволюционера установлен» [35].

В начале сентября 1918 г. в селе Верх-Язьва Чердынского уезда Пермской губернии продовольственным отрядом под командой Е.И.Черепанова на паперти церкви был убит священник Алексей Ромодин. Крестьяне, хотевшие его похоронить, были разогнаны. Тогда же был расстрелян священник села Пятигоры того же уезда Михаил Денисов. 19 сентября по постановлен ию уездного ЧК были расстреляны монашки Вырубова и Калерина «пробиравшиеся для восстановления темных масс против власти советов» [36].

В Перми в начале октября 1918 г. было расстреляно 37 человек, из них 5 священников (С.Г. Горляев, А.Н. Шкляев, А.Г. Широконский, А.Г. Стабников, П.Я. Борунов).

В октябре 1918 г. произошел настоящий разгром Белогорского Свято-Николаевского мужского монастыря самого крупного в Пермской епархии, прозванного Уральским Афоном. Белогорский монастырь находился на территории Осинского уезда, где красный террор отличался невиданной жестокостью. Председателем Осинского исполкома вначале был избран бывший учитель церковно-приходской школы 23-летний Н. Кобелев, после его гибели власть перешла к выпускнику Пермской духовной семинарии Кибардину. При отступлении красных из Осы ими были заколоты штыками 900 человек. Общее число жертв большевистского правления в 1918 г. в Осе превысило 2000.

Первый удар принял на себя настоятель Белогорского монастыря архимандрит Варлаам. Его пригласили на собрание в Юго-Осокинский завод, где арестовали и отправили в г. Осу. Там игумена в наволочке из грубого полотна утопили в Каме. 26 - 27 октября 1918 г. варварскому разгрому подвергся весь монастырский комплекс. Сняли Царский крест, осквернили Престол (стол, находящийся в середине алтаря, освященный архиереем для совершения литургии), увезли святыни, разгромили библиотеку и монастырские мастерские. Всё монастырское имущество было разграблено. В швальне не осталось даже шила [37]. Расстреляли 36 человек. Монахи были брошены в ямы и залиты нечистотами. 28 октября 1918 г. в Пермь под конвоем доставили 102 белогорских насельника, мобилизованных для принудительных работ. Многие из них погибли или пропали без вести.

Примерно в это же время был произведен обыск в женском Богословском монастыре Чердынского уезда Пермской губернии. Игуменья монастыря Руфина была арестована, однако вскоре ее выпустили на свободу. 10 ноября 1918 г. по постановлению исполкома Чердынского уездного совета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов женский монастырь был закрыт, а на монастырской даче устроена детская колония, при которой монахиням удалось остаться в качестве обслуживающего персонала [38].

Накануне вступления в Пермь колчаковских войск, в ночь с 23 на 24 декабря 1918 г., большевики перед отступлением утопили в проруби временно управляющего Пермской епархией соликамского епископа Феофана вместе с семью иеромонахами.

В начале января 1919 г., после захвата Нытвенского завода, в руки белых попали списки приговоренных к расстрелу. В них значились почти все представители интеллигенции и священнослужители Нытвы [39].

Чрезвычайные комитеты на местах подчинялись исключительно центральной власти и могли проводить политику массового террора практически без контроля со стороны местных исполкомов, В связи с этим в «Правде» напечатали статью « Чрезвычайки и исполкомы» (автор С. Духовский), где отмечалось: «В данном случае Исполкомы, конечно, не в силах что-либо предпринять. И мы, таким образом, переходим в новую стадию развития революции <...> когда лозунг "Вся власть Советам!” сменяется лозунгом "Вся власть чрезвычайкам!”» [40]. Народный комиссариат внутренних дел разослал местным Советам запрос об их мнении по этому вопросу. Получил 147 ответов, из них от губернских ЧК - 22. За подчиненность местных ЧК исполкомы высказались в 118 ответах, за независимость в 2-х [41].

В беседе с корреспондентом газеты «Правда» заместитель председателя ВЧК Я.Х. Петерс раздраженно отреагировал на критику: «Весь этот шум и плач против энергичных и твердых мер Чрезвычайных комиссий не заслуживает того внимания, которое им придают, он мог появиться лишь среди товарищей, занятых кабинетной журналистикой, а не активной борьбой с врагами пролетариата» [42].

25 октября 1918 г. ЦК РКП (б) вынес решение о закрытии «Вестника ЧК» и назначении комиссии от ЦК в составе Л.Б. Каменева, И.В. Сталина и Д.И. Курского для «политической ревизии ВЧК» [43]. Был взят курс на ограничение красного террора.

Красный террор, легитимизированный в сентябре 1918 г. и возведенный в ранг официальной политики, можно рассматривать как исторический феномен, характерный для периода становления молодого Советского государства. В условиях «сползания» страны к гражданской войне власти сформировали к весне 1918 г. чрезвычайные органы, которые и стали главным орудием террора. Однако, если весной и в начале лета 1918 г. террор не носил характера целенаправленной планомерной политики, то после «июльского кризиса» 1918 г. он по своей сути становится таковым и кульминации достигает в сентябре - октябре 1918 г.

Церковь стала одним из объектов красного террора. Уже весной 1918 г. появилась практика расстрелов духовенства за поддержку крестьянских выступлений и « дутовщины». За отказ признавать мероприятия, связанные с декретом об отделении церкви от государства, начались аресты священнослужителей. Духовенство включали в состав заложников. И, наконец, осенью 1918 г. произошли массовые расстрелы и аресты представителей церкви. Теневой стороной политики террора стало мародерство, несанкционированные расстрелы и грабежи церквей, монастырей и священноцерковнослужителей. Пользуясь терминологией В.И. Ленина, это была «красногвардейская атака», только не на капитал, а на церковь.

Ситуация на Урале усугублялась, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что уральские власти действовали самостоятельно, согласно принципам «революционной целесообразности», и развернули кампанию террора задолго до его официального провозглашения. Особенно преуспели в этой самостоятельности в «месторождении большевизма»[44] - Пермской губернии. Во-вторых, Урал оказался в эпицентре гражданской войны, которая, по словам писателя Б. Васильева, являлась «самой преступной, самой бессмысленной и самой жестокой из войн» [45]. В результате от красного террора на Урале духовенство пострадало больше, чем в каком-либо другом российском регионе. Таким образом, красный террор по отношению к церкви именно на Урале приобрел особую остроту и трагизм, нанес наибольший урон позиции церкви и фактически не оставил какого-либо выбора уральскому духовенству.

1. Подробней об этом см.: Дементьев И.В. Феномен политического экстремизма, концептуальный аспект //Социологические исследования (СОЦИС).-1991.-№11.-С.47-52.

2. См.: Чаликова В. Терроризм // 50/50. Опыт словаря нового мышления .-М.,1989.-С.310.

3. Новикова Г.В. Сильная стратегия слабых. Террор в конце ХХ века//ПОЛИС.-2000.-№1.-С.169.

4. Никитаев В.В. Терророфания// Философские науки.-2002.-№1.-С.135.

5. Шулов В.И. О проблеме определения терроризма //Вестник научной ассоциации студентов и аспирантов исторического факультета Пермского государственного педагогического университета.-2002.-Вып.1. Сер. Studia Historica Yuvenum.-С.63.

6. Новикова Г.В. Сильная стратегия слабых. Террор в конце ХХ века//ПОЛИС.-2000.-№1.-С.169.

7. См.: Ленин В.И. К четырехлетней годовщине Октябрьской революции//Полн. собр. соч.-Т.44.-С.147.

8. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М.,1990.-С.129.

9. См.: Мельгунов С. П. Красный террор в России. - М.,1990.-С.87.

10. См.: Якунин Г. В служении культу: (Московская патриархия и культ личности Сталина) //На пути к свободе совести. - М.,1989.-С.176; Аргументы и факты.-1989.-№10.-С.4 и др.

11. Подробней об этом см.: Емельянов Н.Е. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь в ХХ веке // Культура. Образование. Православие: Сб. материалов региональной научно-практической конференции .-Ярославль,1996.-С.248-252; Крапивин М.Ю. Религиозный фактор в социально-политической жизни советского общества (октябрь 1917 -го -конец 1920-х годов). Дис. ... д-ра . ист. наук. - СПб.,1999.-С.129.

12. См.: Утро Сибири.-1918.-№31.-4 августа; Большевики и церковь. - Омск, 1919.-С.21; Войнов В. Революция и уральское духовенство //Блокнот агитатора.-1989.-№21-22.-С.36-37.

13. См.: Лавринов В., протоиерей. Екатеринбургская епархия. События. Люди. Храмы .-Екатеринбург: Изд-во Урал . ун-та, 2001.-С.29.

14. См.: Освобождение России.-1919.-№ 17.-23 января; Современная Пермь.-1919.-№ 67.-6 апреля.

15. См.: Обухов Л.А. Репрессии большевиков против церкви на Урале в годы гражданской войны // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (К 450-летию Преподобного Трифона, Вятского Чудотворца). Материалы Международной научной конференции. - Киров,1996. -Т.1.-С.349.

16. Деятельность Центрального комитета партии в документах (события и факты) май-июнь 1918 г.//Известия ЦК КПСС.-1989.-№4.-С.147.

17. Деятельность Центрального комитета партии в документах (события и факты) май-июнь 1918 г.//Известия ЦК КПСС.-1989.-№4.-С.148.

18. См.: Известия Пермского Окружного исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.-1918.-№98.-29 мая.

19. Уральский рабочий.-1918.-№102.-30 мая.

20. Ленин В.И. Телеграмма пензенскому губисполкому //Полн. собр. соч.-Т.50.-С.143.

21. Известия ВЦИК.-1918.-№164.-3 августа.

22. Подробнее об этом см.: Обухов Л.А. Прикамье в годы революции и гражданской войны // Прикамье. Век ХХ: Учебное пособие .-Пермь,1999.-С.78-79.

23. Бажов П.П. Бойцы первого призыва. - Свердловск, 1958.-С.100.

24. См.: Кораблев Ю.И. Гражданская война 1918-1920 гг.: Новые подходы//Страницы истории советского общества: Факты, проблемы, люди. - М.,1989.-С.78.

25. Постановление о красном терроре (Док.174) // Декреты Советской власти .-Т.3 11 июля - 9 ноября 1918 г.-М.,1964.-С.291..

26. Правда.-1918.-№196.-1 сентября.

27. См.: Деятельность Центрального комитета партии в документах (события и факты) июль - сентябрь 1919 г. //Известия ЦК КПСС.-1989.-№6.-С.162.

28. См.: Обухов Л.А. Репрессии большевиков против церкви на Урале в годы гражданской войны // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (К 450-летию Преподобного Трифона, Вятского Чудотворца). Материалы Международной научной конференции. Киров,1996. Т.1, С.350.

29. См.: Обухов Л.А. Прикамье в годы революции и гражданской войны // Прикамье. Век ХХ: Учебное пособие. - Пермь,1999.-С.79.

30. См.: Болотов Ст. Воспоминания событий 1917-1918 годов в Оханском уезде .-Пермь,1922 г. (рукопись).- С.272-275.

31. ГОПАПО.- Ф.2.- Оп.1.- Д.12700. – Л.4, 27/8.

32. ГОПАПО.- Ф.1. Оп.1. Д.10966.-Л.1.

33. См.: ГОПАПО.- Ф.1. Оп.1. Д.10966.-Л.3,5,6.

34. ГОПАПО.- Ф.1. Оп.1. Д.10966.-Л.4.

35. См.: ГОПАПО.- Ф.1. Оп.1. Д.10966.-Л.9.

36. См.: Чистюхин Дмитрий, священник. Чердынь православная.-Тутаев: Собор,2002.-С.63.

37. См.: Освобождение России.-1919.-№72.-30 марта.

38. См.: Чистюхин Дмитрий, священник. Чердынь православная.-Тутаев: Собор, 2002.-С.63.

39. См.: Обухов Л.А. Репрессии большевиков против церкви на Урале в годы гражданской войны // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (К 450-летию Преподобного Трифона, Вятского Чудотворца). Материалы Международной научной конференции. - Киров,1996. -Т.1.-С.350.

40. Правда.-1918.-№225.-18 октября.

41. См.: Правда.-1918.-№232.-26 октября.

42. Правда.-1918.-№232.-26 октября.

43. См.: Деятельность Центрального комитета партии в документах (события и факты) июлб-сентябрь 1919 г. //Известия ЦК КПСС.-1990.-№2.-С.163.

44. Выражение принадлежит уральскому кадету Кролю.

45. См.: Васильев Б. Покаянные дни // Родина.-1990.-№10.-С.10.

М. Г. НЕЧАЕВ
директор Государственного общественно-политического
архива Пермской области, к. и. н., доцент
http://www.eparhia.permonline.ru/eparh/konf/nov/kt.html