Георгий Александрович Мейнгард (Мейнгардт) (1866 – 1945) в годы Гражданской войны не командовал воинскими частями Белой Гвардии, не организовывал вооруженных антисоветских восстаний, не планировал террористических актов против большевицких лидеров, но, тем не менее, весной 1920 г. его имя было внесено в список политических преступников, разыскиваемых Московской ЧК. И даже спустя многие годы после окончания Гражданской войны в России имя этого белого эмигранта значилось в картотеке ОГПУ СССР, по крайней мере, в первой половине 1930-х гг.

Кем же был этот опасный, с точки зрения советских чекистов, политический преступник?

Георг – Эдуард, или по-русски Георгий Александрович Мейнгардт (Мейнгард) родился в Москве в 1866 г. в семье инженера-архитектора А.А. Мейнгарда (1825-1894). После окончания гимназии, поступил нa юридический факультет Императорского Московского университета. Успешно закончив его в 1890 г. с дипломом 1-й степени, он начал службу на юридическом поприще в Москве. В 1895 - 1900 гг. служил в Туле.(1) В Памятных книжках Тульской губернии за 1896 – 1899 гг. упоминается о том, что он осуществлял прокурорский надзор Белевско – Одоевского участка в чине титулярного советника. В Тульской губернии Мейнгардтами, чья фамилия все чаще писалась без буквы "т", принадлежало имение у села Лески в Одоевском уезде. А сами Мейнгарды были в1894 г. внесены в 3-ю часть дворянской родословной книги Тульской губернии.(2)

В мае 1900 г. на дополнительных выборах, проходивших в Московской городской думе, Г.А. Мейнгардт был избран кандидатом на должность добавочного мирового судьи. В 1904 г. - утвержден в должности участкового мирового судьи города Москвы.

Примерно тогда же вступил в партию Конституционных демократов, или партию "народной свободы". О конфликте с депутатом Московской городской думы, видным кадетским деятелем Г.А. Мейнгардтом упоминает в своих мемуарах бывший генерал - адъютант, шеф Корпуса жандармов В.Ф. Джунковский.(3) Справедливости ради, следует заметить, что кадеты называли себя "оппозицией Его Величества", а не "оппозицией Его Величеству".

Георгий Александрович в начале ХХ в. помимо чина статского советника, был пожалован двумя медалями и орденом Св. Анны 3-й ст. за усердную службу.(4)

Успешно продвигаясь по служебной лестнице, Г.А. Мейнгардт, дослужился до чина статского советника и продолжал служить в Москве мировым судьей.

Г.А. Мейнгардт во время Второй Отечественной войны сотрудничал с московскими благотворительными организациями, которые оказывали помощь семьям москвичей призванных на воинскую службу, беженцам, сиротам и прочим. Георгий Александрович посещал знаменитую Марфо - Мариинскую обитель и, по словам его старшей дочери, Ю.Г. Барсовой (ур. Мейнгард) (1899 – 1997) был лично знаком с ее настоятельницей Великой Княгиней Елизаветой Федоровной, впоследствии причисленной к лику святых Русской Православной Церковью.

В 1916 г. Г.А. Мейнгардт был произведен в чин действительного статского советника.

А между тем Россия приближалась к роковой черте

Февральская революция 1917 г. прошла в Москве почти без эксцессов. Но семья Георгия Александровича с тревогой следила за развитием событий в Петрограде, где жили многочисленные родственники. Страх вну​шали доходившие известия о расправах солдат и матросов над офицерами.

С большой долей вероятности можно утверждать, что наряду с другими умеренными общественными деятелями, Георгий Александрович Мейнгардт участвовал во Всероссийском Государственном Совещании, которое проходило в Большом театре в Москве, в августе 1917 г. Судя по тому, чем стал заниматься московский юрист после большевицкого переворота, ему импонировала твердая позиция генерала Л.Г. Кор​нилова и то, каким виделось ближайшее будущее России.

В октябре 1917г., вслед за победой большевиков в Петрограде, бои разгорелись на улицах Москвы. В доме Г.А. Мейнгардта в Трубниковском переулке, как и в других домах, был организован свой до​мовой комитет. Из сторожки во дворе, в дом был проведен электрический звонок. Этим звонком жильцов предупреждали о появлении во дворе чужаков. Мужчины - жильцы, вооруженные чем Бог послал, дежурили в этой сторожке по двое. Люди боялись выходить из домов на улицу, потому что в небе над Москвой рвались большевицкие шрапнели, В доме хорошо была слышна ружейно - пулемётная стрельба. Шальной пулей неизвестно откуда залетевший, было разбито стекло в окне квартиры в полуподвальном этаже, В доме по возможности все окна были заставлены шкалами и матрасами.

Георгий Александрович, будучи сугубо штатским человеком, в военных действиях участия не принимал» Но в октябрьских боях участвовал его племянник Александр Августович Арнштейн (1893 – 1921) - прапорщик – артиллерист, проходивший службу в одной из частей МВО. Каждый день он уходил "на дежурство", а родственникам только оставалось делать вид, что они этому верят.

После захвата власти большевиками, Георгий Александрович вступил в какую - то подпольную антисоветскую организацию. В неё вступил и его племянник. По-видимому, речь шла о Национальном Центре, созданном кадетами.

Однако, по словам Юлии Георгиевны, старшей сестры Г.А. Мейнгарда, которую я дважды навещал в Русском доме в Сент-Женевьев де Буа под Парижем, в 1994 и 1995 гг., в этой организации состояли офицеры, разумеется, находившиеся в Москве на нелегальном положении, с поддельными документами. На встречах офицеров, проводившихся в доме её отца, обсуждались вопросы, связанные с отправкой на Дон из Москвы белых добровольцев к генералу Л.Г. Корнилову.

Зимой в дом Мейнгардта привозили буханки черного хлеба. Он был низкого качества, да вдобавок промерзший и его впору было рубить топором. Потом его взвешивали на весах. Так прошла зима 1917/1918 гг.

Летом 1918 г. вся семья Георгия Александровича, осваивали новую профессию — огородников. Как и многие другие москвичи, они разбили свой огород вблизи московского Зоологического Сада. Едва ли не каждый день, придя на свой т.н. огород, они занимались прополкой, поливкой и прочими работами. Однако воспользоваться урожаем им так и не удалось.

Похоже, что после жаркого московского лета I9I8 г., тучи стали сгущаться над головой Георгия Александровича. Тем более, что он принимал участие в работе Политического Красного Креста, который оказывал помощь политическим заключенным. Отъезд их семьи из большевицкой Москвы старшая дочь Г.А. Мейнгарда называла бегством. Однако это "бегство" готовилось вполне легально и основательно. Г.А. Мейнгардт получил все необходимые документы, как в германском посольстве, так и в посольстве т.н. Украинской державы. Более того, в своих воспоминаниях, написанных по горячим следам в конце в 1918 г. в Екатеринодаре, Юлия Георгиевна отметила, что перед отъездом из Москвы, их семья нанесла целую серию прощальных визитов родственникам и знакомым, остающимся в Москве.

В то же время Юлия Георгиевна писала, что их отъезд из Москвы имел вполне определенную цель – Екатерианодар где её отца должен был ждать В.Н. Челищев - управляющий ведомством юстиции в правительстве генерала А.И. Деникина.

Возможно, что повышенное внимание Московской ЧК Г.А. Мейнгардт привлек своей деятельностью в Политическом Красном Кресте.

И вот 10 октября (ст. ст. прим. автора) 1918 г. Г.А. Мейнгардт с семьей, сестрой и соседями направился из своего дома в Трубниковском переулке на Брянский вокзал, ныне Киевский. Оттуда начинался их путь в Екатеринодар.

Путешествие на Юг России подробно описано Юлией Георгиевной в её воспоминаниях, которые она подарила мне при нашей первой встрече со​стоявшейся в ноябре 1994 г. в Русском Доме в Сент - Женевьев де Буа. Эти воспоминания, представляющие собой сброшюрованный машинописный текст, были опубликованы в августовском номере "Московского журнала" за 1995 г. в сокращенном варианте.

Дорога заняла около месяца. Поездом из Москвы, через Брянск, семья Мейнгардтов добралась до Унечи. «Маленький, грязненький, заштатный еврейский городишко» таким, он запомнился Юлии Георгиевне.

Здесь они стали свидетелями парада частей Красной армии, незадолго перед этим крепко побитых германскими войсками. Кажется, об этом есть упоминание у генерала А.И. Деникина, в "Очерках Русской Смуты".

Поскольку в свое время редакция «Московского журнала» по каким - то соображениям не стала воспроизводить этот эпизод, то считаю нужным его здесь привести.

"Мы сами видели приходящие с позиций войска. И на что они были похожи!? Какие то мальчишки, вроде; тех, что в Москве чистят на улицах сапоги: кто в длинной шинели с чужого плеча, кто в куцей кацавейке и огромных стоптанных сапогах, кто в штатском пальто, обмотках и австрийских ботинках, кто во френче и длинных брюках. Большинство с красной тряпкой на фуражке - отличительная черта партизанских отрядов. Шли они не в ногу, не рядами, отставшие бегом догоняли ушедших вперед. Вид у них был измученный и отнюдь не воинственный - это была просто толпа, сброд, оборванных и измученных людей. Зато удалось увидеть нам и "образцовые" красноармейские войска: был парад, хоронили жертв наступления. По слухам убитых было 400 человек, но хоронили только 16 в двух гробах. Парад начался с того, что по направлению к штабу, расположенному на нашей улице в скромненьком голубом домике потянулись войска. На этот раз их внешний вид был гораздо лучше. Все они были вооружены и почти все одинаково одеты и у каждого из под фуражки торчал исполинских размеров хохол. Шли они хотя и не в ногу, но рядами. Над их головами развевались черные и красные знамена, первые с печальными, а вторые с воинственными фразами. Когда первые ряды этой процессии достигли помещения штаба, все остановились и приняли вольные позы, закурили, заговорили, захлопали затворами, стали прохаживаться, переговариваться с прохожими. По видимому красноармейское начальство не знало, что делать и что предпринять. От штаба, вдоль красноармейцев и обратно скакали "красные офицеры", из штаба то и дело выбегали какие - то люди, кричали, махали руками, но вот впереди послышалась команда и солдаты нестройно двинулись вперед, догоняя друг друга и стараясь попасть в ногу. За пехотой проследовала кавалерия, которая, теснясь и толкая друг друга, продвигалась вперед за уходившими красноармейцами. Тем временем из бараков - вынесли гробы и понесли их вперед, окруженные флагами и знаменами. Само собой разумеется, что похороны были гражданские, без священников и без отпевания. Вся Унеча смотрела на процессию из окон и дверей своих домиков, но на лицах заметно было больше любопытства, чем печали и соболезнования.

Главное участие в процессии принимала председателъница Унеченской ВЧК. Это был зверь, а не женщина - стриженная, в кожаной куртке, с двумя револьверами за широким кожаным поясом с массой патронов вокруг талии и шашкой в руке, она не знала пощады ни к кому. Унечане говорили о ней шепотом и с затаенным ужасом, никогда не зная, на ком она разрядит свой заряд злобы, над кем будет издеваться и кого застрелит из своего нагана"(5)

В районе станции Клинцы семье Г.А. Мейнгардта и их спутникам удалось перейти демаркационную линию, разделявшую Советскую Россию и германскую оккупационную зону. Оттуда, претерпев различные мытарства, они приехали в Гомель. Из Гомеля на пароходе "Атаман" они добрались до Киева, который произвел на москвичей неизгладимое впечатление. И не только своими памятниками и святынями, включая знаменитые пещеры Киево - Печерской лавры, но и самой жизнью, напоминавшей казалось канувшее в небытие недавнее прошлое России. Вот что писала о Киеве осени 1918 г. Ю.Г. Мейнгардт:

«Мы были поражены оживлением, царившим на улицах, так как давно отвыкли от него – последнее время Москва была мертва не было экипажей, мало пешеходов, магазины заколочены, только советские автомобили с сумасшедшей быстротой рыскали по городу, да переполненные арестованными грузовики с грозными гудками зловеще громыхали по опустевшим улицам. Мы с восторгом и умилением смотрели на заваленные товарами витрины магазинов и, в особенности в окна гастрономических магазинов и кафе – паштетных. Гирлянды всевозможных колбас и горы пирожных приводили всех нас в восторг».(6) Контраст между голодающей Москвой и блистательным Киевом эпохи ясновельможного гетмана П. Скоропадского в комментариях не нуждается. Следует заметить, что практически у всех авторов воспоминаний о Гражданской войне бросается в глаза следующая деталь: стоило только из какого – нибудь города изгнать советскую власть, как сама собой налаживалась торговля, открывались базары и продукты появлялись в свободной продаже по более или менее доступным ценам.

В Киеве семья Г.А. Мейнгардта остановилась у безымянных родственников живших в особняке на Бибиковском бульваре. До революции Бибиковский бульвар считался аристократической частью Киева.

Интересно отметить, что в цитировавшихся выше мемуарах Юлии Георгиевны ни разу не были упомянуты имена родителей, сестры, тёти, соседей по дому в Трубниковском переулке в оставленной Москве. Видимо сказался год, прожитый при большевиках – никаких имен!

2 ноября 1918 г, Георгий Александрович со всеми своими спутниками отплыл из Киева вниз по Днепру на пароходе "Св. Владимир" и 4 ноября они добрались до Екатеринослава. Из Екатеринослава, поездом доехали до Бердянска, можно сказать, чудом избежав встреч с шайками батьки Махно и подобных ему разбойников, грабивших поезда, о чем писал в своей трилогии «Хождение по мукам», в романе «Восемнадцатый год» А.Н. Толстой.

Из Бердянска семъя Мейнгардт со своими спутниками морем добрались до Ростова – на – Дону, уже из Ростова поездом они доехали до Екатеринодара.

По словам Юлии Георгиевны в Екатеринодаре её отца ждал известный московский юрист и общественный деятель В. Н. Челищев, бывший до революции председателем Московской судебной палаты. Похоже, что именно он представил действительного статского советника Г.А. Мейнгардта генерал – лейтенанту А.И. Деникину главкому Добровольческой Армии. В декабре 1918 г. при правительстве генерала Деникина была образована Особая следственная комиссия по расследованию злодеяний большевиков. Георгию Александровичу было поручено возглавить эту комиссию. В Екатеринодаре он участвовал в работе Национального Центра. (7). Причем в протоколах заседаний он уже фигурирует как председатель Комиссии по расследованию злодеяний большевиков. На заседаниях присутствовали и выступали его московские знакомые – В.Н.Челищев, князь Павел Долгоруков и другие видные кадетские деятели.

Упомянутый князь Павел Дмитриевич Долгоруков покинул Москву чуть раньше, чем Г. А. Мейнгардт. Он также выехал с Брянского вокзала, некоторое время прожил в Киеве и в октябре 1918 г. приехал в Екатеринодар (8). Такое совпадение маршрутов наводит на мысль о том, что руководители и активисты Национального Центра покидали Москву в соответствии с определенным планом. Хотя может, это было случайное совпадение.

Заседания Национального Центра в Екатеринодаре проходили с 4 декабря по 22 декабря 1918 г. Георгий Александрович в это время помимо поста председателя Комиссии по расследованию злодеяний большевиков, входил в руководство Национального Центра.

Тогда же, зимой 1918/1919 гг. Комиссия начала собирать материалы о преступлениях Советской власти. Пока члены Комиссии могли проводить свою работу в ряде городов Юга России, освобожденных от большевиков, таких как Пятигорск, Ставрополь, Кавказские Минеральные Воды, Ростов-на-Дону, Таганрог. Комиссия столкнулась с массой бесчеловечных преступлений, совершенных "строителями светлого будущего’’.

Расстрелы заложников, пытки, зверские убийства взятых в плен белых солдат, офицеров, казаков. Например, в Таганроге офицеров и юнкеров, сдавшихся под честное слово, большевики бросили живыми в плавилъные печи. 0 красном партизане Сергее Лазо, сожженном заживо в паровозной топке белыми казаками в 1920 г, в СССР издали массу книг и поставили два художественных фильма. Но кто и когда в современной РФ вспомнит белых бойцов, умученных в плавильных печах в Таганроге?!

Наибольшую известность из тех преступлений, что совершили большевики в первые месяцы существования Советской власти на Юге России и которое расследовала Особая комиссия, возглавлявшаяся Г.А. Мейнгардтом получило убийство большое группы заложников в Пятигорске в октябре 1918 г. Местные чекисты во главе с Г. Атарбековым уничтожили по большей части холодным оружием с особой жестокостью 106 человек, среди которых были прославившиеся в годы Второй Отечественной войны генералы Н.В. Рузский и Р.Д. Радко – Дмитриев. Большевики предлагали им возглавить части Красной армии, действовавшие на Северном Кавказе. За отказ они поплатились своими жизнями.

Список убитых заложников пестрит титулованными и не титулованными дворянскими фамилиями, без которых трудно представить себе историю Государства Российского – князь Багратион – Мухранский, графы Бобринские, граф Капнист, князь Ухтомский и многие другие. Некоторым родственникам арестованных чекисты умышленно лгали, говоря, что могут посодействовать их освобождению за соответствующую мзду. Таким путем чекисты вымогали деньги и драгоценности у родственников обреченных. Пятигорские убийства имели широкую огласку и даже в советские времена коммунисты были вынуждены не отрицать сам факт и даже признавать его ненужность. Бывший генерал -- майор Русской Императорской Армии М.Д. Бонч – Бруевич в своих мемуарах вышедших в Москве в 1957 г. упомянул убитых в Пятигорске генералов Рузского и Радко – Дмитриева и даже утверждал что В.И. Ульянов – Ленин выразил сожаление по поводу гибели этих генералов.(9) В одном из писем Юлия Георгиевна упомянула; что Комиссия, возглавлявшаяся её отцом собрала документы и фотографии по делу об убитых большевиками генералов, которые к тому времени, т.е. к 1918 г. уже давно пребывали в отставке. Речь шла о генералах Рузском, Радко – Дмитриеве и фон Ренненкампфе, убитом большевиками в Таганроге, который так же отказался служить большевикам.

В книге князя Р.П. Бермондта – Авалова «В борьбе с большевизмом» воспроизведена фотография сделанная Особой комиссией в Пятигорске после изгнания большевиков. На ней хорошо видны скрюченные трупы русских офицеров заживо закопанных большевиками. Будучи еще живыми; некоторые из них пытались выбраться из своей могилы, но у них не хватило сил (10). С.П. Мельгунов в своей известной книге «Красный террор в России" писал, что в составе деникинской Комиссии по расследованию злодеяний большевиков работали заслуженные деятели, прошедшие хороший юридический стаж.(11) Зная, что практически у каждого члена этой Комиссии в Совдепии остались родные и близкие, Мельгунов не назвал ни одной фамилии, даже председателя - судейского генерала Г.А. Мейнгардта. Я не оговорился. Будучи в гостях у родственников живущих во Франции и в США, я видел несколько фотокарточек Г.А. Мейнгардта времен Гражданской войны. На них он изображен в английском френче военного покроя с накладными карманами и перехваченный в талии офицерским ремнем. На плечах у него генеральские погоны с «зигзагами» и что самое удивительное на левом рукаве френча; повыше локтя нашит трехцветный «добровольческий» шеврон как у военнослужащих Добровольческой армии.

Что же касается имён его помощников, то при встрече с Юлией Георгиевной, я её об этом спросил. 0на назвала мне две фамилии – Кузьминский и Рейнбот. Оба юристы, оба москвичи. Причем последний приходился каким то дальним родственником московскому градоначальнику генералу Рейнботу; в чьей загородной резиденции в начале 1920-х годов разместился «вождь мирового пролетариата».

Весной 1919 г. Добровольческая армия перешла в наступление. Первым большим южнорусским городом, освобожденным от Советской власти, был Харькове. Красные войска вступили туда вслед за ушедшими германскими войсками в самом начале 1919 г., и, т.о., Советская власть просуществовала в Харькове около полугода, успев проявить себя в полной мере.

Уже после освобождения Харькова от большевиков были раскопаны братские могилы в городском парке и за парком. Обнаруженные трупы людей были со следами пыток. Жертвы исчислялись сотнями. Аналогичная картина открылась и в других населенных пунктах Харьковской губернии.

Брат знаменитого советского педагога и писателя А. С. Макаренко Виталий Семенович Макаренко, офицер военного времени, трижды раненный в Великую войну, был вынужден в последний месяц советского владычества в городе Крюкове что на Харьковщине, скрываться от чекистов, т.к. в городе и его окрестностях шли повальные аресты и массовые расстрелы. Вот что он писал на склоне лет: "Наступили мрачные, тяжелые дни. Людей арестовывали и уничтожали не за какое - нибудь преступление, но только за то, что они могли быть "потенциальными" врагами. У нас, /как и везде/ арестовывали ночью, без суда на грузовиках отвозили на Кременчугское кладбище и там расстреливали. На другой день, за подписью так называемого "революционного трибунала" в местной газете "Приднепровский край" печатался список казнённых, как указывалось, за контрреволюционную деятельность.

Расстреливали главным образом, все тех же "классовых" врагов, но было и сведение личных счетов, попадались и рабочие, и крестьяне. Никто никому никакого отчета не давал".(12) Далее В. С. Макаренко пишет, что за 4 месяца, что в городе Крюкове стояли части Добровольческой армии, контрразведкой белых были арестованы два человека. Красные за последний месяц Советской власти расстреляли здесь около двухсот человек.(13) Это и есть приблизительное соотношение между жертвами красного и белого террора.

Пожалуй, впервые в истории XX столетия Комиссия Г. А. Мейнтардта столкнулась с таким преступлением как геноцид. В 1915 г. т.н. цивилизованный мир был потрясен сообщениями о геноциде армян, устроенном турецкими властями. Но там речь шла о геноциде против иноплеменников и иноверцев. Здесь же, в России, геноцид вершился своими же русскими против русских. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что в первые годы Советской власти высокий процент в руководстве партийном и государственном, включая ВЧК, составляли инородцы и иностранцы. Существенную прослойку в Красной армии составляли полки т.н. воинов - интернационалистов. В той же Харьковской губернии оставили свой кровавый след бойцы и командиры Интернационального полка. Поэтому применительно к советской власти, к советскому государству здесь можно говорить о терроре, возведенном в ранг государственной политики. Люди уничтожались не по национальном признаку, а по социальному, или сословному, такой социальный геноцид называется стратоцидом.

Георгий Александрович до революции хотя и занимался расследованием уголовных преступлений, но чем либо, хоть отдаленно напоминающим преступления сторонников советской государственности, ему до декабря 1918 г. заниматься не приходилось. Даже в чисто техническом отношении работа Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков достойна самой высокой оценки. Организация работы судебно – медицинских экспертов эксгумация братских могил, задержание и допросы свидетелей и преступников фото- и киносъемки. Но мало этого. Ведь собранные Комиссией материалы надо было обработать и систематизировать; а также подобрать и укомплектовать группы следователей.

Тем временем чины Особой комиссии вслед за воинскими частями продвигались все дальше на север. Как писала в одном из писем Юлия Георгиевна, "большевики при отступлении красных войск убивали и замучивали /так в тексте, прим. автора/ захваченных ими белых военных и местных жителей". "Отец собрал десятки ящиков документов и фотографий убитых генералов и простых обывателей, которые были оставлены большевиками при их отступлении на север».

Помимо собранных вещественных доказательств и свидетельств, был снят документальный фильм "Зверства ЧК", включая кадры раскопок могил в Харькове, в городском парке и за парком; где были зарыты жертвы советского террора со следами пыток.

Уже спустя несколько лет после окончания Гражданской войны в России, в Нью - Йорке, в русском храме Христа - Спасителя были установлены мемориальные доски, на которых были перечислены дворяне, лица духовного звания, купцы, офицеры, казаки, крестьяне, солдаты, матросы, рабочие, погибшие от рук советчиков. На траурной доске были обозначены имена Государя Николая Александровича, 16 особ Императорского Дома и цифры; 31 епископ, 1569 священников, 34585 учителей, адвокатов, судей и докторов, 16367 студентов и учащихся, 75900 чиновников и полицейских, 65890. высокопоставленных лиц и дворян, 56340 офицеров, 268000 солдат и матросов, 196000 рабочих, 890000 крестьян и всех неведомо умученных и в борьбе за Россию погибших, их памяти была посвящена эта церковная сень.(14) Кстати, этот храм посетил, будучи с официальным визитом в США президент РФ В.В. Путин в начале 200-х гг.

А то, что Московская ЧК весной 1920 г. включила Г. А. Мейнгардта в список разыскиваемых политических преступников, говорит в пользу обвинения большевиков в геноциде по классовому, или сословному признаку, т.е. стратоциде.

По мнению С.П. Мельгунова, Комиссия Мейнгардта дала действительно полную и красочную картину большевизма в 1918 - 1919 гг. Комиссия вела работу по определенной программе, которая включала в себя расследование мероприятий большевиков в различных сферах и народной жизни. (15)

По мере продвижения белых войск на север правительственные учреждения стали перебираться из Екатеринодара в Ростов. Переехал в Ростов - на - Дону и Г.А. Мейнгардт с семьей.

В начале 1920 г. разбитые части вооружённых сил Юга России с боями откатывались к Черному морю. Как писал С.П. Мельгунов, материалы Особой комиссии были доставлены в Новороссийск; там погружены на пароход и привезены в Константинополь.

О деятельности самого Георгия Александровича после Новороссийской эвакуации мне встречались отрывочные сведения. Согласно справке ГА РФ летом 1920 г. он проживал со своей семьей на острове Антигона. Согласно же свидетельствам Юлии Георгиевны её отец после сдачи Новороссийска продолжал в Крыму свою работу, уже при генерале П.Н. Врангеле. Там же была и часть собранных им материалов. Правда в письме Юлия Георгиевна не уточняла, были ли эти материалы «старые», т.е. собранные в 1918/1919 гг. или это были новые материалы, собранные во время летнего наступления Русской армии барона Врангеля в Южной Таврии.

Осенью 1920 г., Русская Армия генерала Врангеля и многочисленные гражданские беженцы эвакуировалась из Крыма. Незадолго перед этим, на одном из пароходов прибыл в Константинополь Георгий Александрович, где его ждала семья. Следующие два года они прожили на острове Антигона, входящем в состав архипелага Принцевы острова на Босфоре. Остров контролировали итальянцы.

Вскоре после ухода из Турции войск Антанты, турецкие националисты во главе с К.М. Ататюрком в 1922 г. стали высылать из страны русских беженцев. Вот тогда, по словам Юлии Георгиевны, материалы Комиссии были погружены на борт парохода, отплывавшего во Францию.

В том же 1922 г. Г.А. Мейнгардт со своей семьей эмигрировал из Турции во Францию. Они обосновались в Париже, 15-м округе на улице Теодор Дэк. Вплоть до 1950-х гг. в этом парижском районе компактно проживало много русских эмигрантов. Георгий Александрович устроился на работу кассиром в какую - то французскую кампанию. Супруга - София Александровна вела домашнее хозяйство.

Дочери, благодаря знанию английского языка, который учили еще в Москве, поступили в модное ателье. Заказчиками, или клиентами этого ателье были богатые американские туристы, у которых в 1920-х гг. считалось модным и престижным совершить путешествие в Париж и заказать там себе модную одежду. Однако всё это наладилось не скоро. Как вспоминала Юлия Георгиевна спустя много лет в своем письме, начинать их семье новую жизнь было очень трудно, несмотря на хорошее знание французского языка. Безработицы в Париже не было, так как много народу погибло в Великой войне 1914 – 1918 гг. Из мужчин многие устроились на заводы, например Рено, другие устроились таксистами. Понемногу, подработав, стали открывать русские рестораны, которые были очень в моде у французов. Это давало многим работу. В Париж приезжало все больше и больше русских беженцев из других стран.

Материалы, собранные Особой комиссией, привлекались стороной защиты на судебном процессе Конради - Полунина в швейцарской Лозанне в 1923 г., где был застрелен советский дипломат В.В. Воровский.

Арестованные швейцарской полицией на месте покушения швейцарец по национальности М. Конради, в прошлом офицер Дроздовской стрелковой дивизии и его единственный сообщник белый офицер Полунин, предстали перед судом. Защита, в первую очередь адвокат Т. Обер, построили свои линию таким образом, что акцентировали внимание суда и общественности на том обстоятельстве, что большевицкий режим, есть режим преступный и бесчеловечный, повинный в бесчисленных преступлениях против русского народа и россиян. Из этого вытекал логичный вывод: преступниками являются не покушавшиеся русские офицеры Конради и его сообщник Полунин, а режим, видным функционером которого был застреленный большевик Воровский. Кроме того, «мир», подписанный представителями советского правительства в Брест – Литовске, продлил Великую европейскую войну 1914 – 1918 гг. почти на год и обошёлся бывшим союзниками России по блоку Антанта в десятки тысяч убитых в боях с германцами и их союзниками в кампании 1918 г. Об этом суду так же напомнила защита Полунина – Конради.

Высланный из Советской России историк С.П. Мельгунов просил прислать ему хотя бы и в необработанном виде материалы, собранные Комиссией Мейнгардт. (16). Материалы были привлечены защитой и произвели должное впечатление на судей. Полунин и Конради решением суда оправдали, и в этом была определенная заслуга Г.А. Мейнтардта. Советская сторона в последующие десятилетия никогда не пыталась опровергнуть доводы адвоката Обера и его коллег, ограничиваясь каким - то жалким лепетом о том, что кто - то из родственников Конради пострадал от Советской власти.

При встрече с Юлией Георгиевной я спросил её, знала ли она историка С.П. Мельгунова? Моя собеседница затруднилась с ответом, но подтвердила мою догадку - её отец был знаком с Мельгуновым. Теперь понятно, откуда в книге Мельгунова взялся словесный портрет председательницы Унеченской ЧК, ссылаясь на "воспоминания одной из невольных беглянок из России".(17)

Прошло не так уж много времени после процесса Полунина - Конради, как фамилия Георгия Александровича вновь появилась на страницах русских эмигрантских изданий. С 4 по 10 апреля 1924 г. в Париже прошел Российский Зарубежный съезд. Г.А. Мейнгардт вошёл в состав организационного комитета съезда и принимал участие в голосовании. В работе съезда участвовали как военные, так и гражданские деятели Русского Зарубежья.

В 1931 г. в качестве товарища председателя Русского Национального Комитета Г.А. Мейнгардт подписал обращение "Русскому народу Русский Национальный Комитет". Председателем этого Комитета был А. Карташев, товарищами председателя В. Бурцев, кн. Д. Долгоруков, Г. Мейнгардт, Г. Струве (18).

Одновременно Георгий Александрович участвовал в работе других русских эмигрантских общественных организаций. В декабре 1927 г. Г.А. Мейнгардт был избран членом правления Союза бывших деятелей русского судебного ведомства, под председательством П.П. Чебышева. Год спустя, в декабре 1928 г. Г.., Мейнгардт присутствовал на Собрании членов вышеупомянутого Союза (19). Весной 1938 г. Г.А. Мейнгардт и В.Н. Челищев были выбраны в состав Комитета Московского Землячества в Париже. Весной 1939 г. на очередном годовом собрании Союза русских судебных деятелей Георгий Александрович был избран в правление.(20)

Возвращаясь к Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, то, собранные материалы были привезены в Париж и помещены в Военном музее знаменитого Парижского Дома Инвалидов. По непроверенным сведениям, позднее их перевезли в замок в Венсене. В 1930-х гг. материалы Комиссии Мейнгардта хотели купить американцы. Скорее всего, это были сотрудники Гуверовского института войны, мира и революции. Однако Георгий Александрович отказался от выгодной сделки, сказав, что в будущем собранные им и его помощниками материалы, изобличающие преступления советского режима, послужат России и русскому народу.

Документы Особой комиссии хранились в Венсенском замке до 1940 г. В 1940 г., когда германские войска заняли Париж, они попали в руки немцев. Ходила легенда о том, что якобы в пору «медового месяца» между СССР и Третьим рейхом, т.е. с момента подписания пакта Молотова – Риббентропа, т.е. от августа 1939 г. и до 22 июня 1941 г., советская сторона добивалась от немцев, чтобы они уничтожили архив Комиссии Мейнгардта. Якобы немцы инсценировали уничтожение этих документов, но, на самом деле, из припрятали, надеясь в недалеком будущем их использовать в пропагандистской войне против Советов.

Однако вернемся к судьбе Георгия Александровича. Его родные и близкие пережили германскую оккупацию Парижа без потерь. Когда после изгнания из французской столицы оккупантов, там появились представители советских спецслужб, к бывшему председателю Особой комиссии, они интереса не проявили. В то время он был стар и болен. В начале 1945 г. тайный советник Мейнгардт скончался в Париже. Похоронили его на знаменитом русском кладбище Сент – Женевьев – де – Буа. По словам Юлии Георгиевны, генерал А.И. Деникин узнав о кончине Георгия Александровича прислал его вдове – Софии Александровне соболезнующее письмо которое ещё долго хранилось в парижской квартире Мейнгардтов на улице Теодор Дэк.

И последнее. В начале 2000-х я сдал свой официальный запрос в приёмную ФСБ в Москве относительного того, какими материалами она располагает в отношении Г.А. Мейнгардт. Ведь вполне очевидно, что на него собирались материалы, прежде чем объявлять в розыск. Очевидно, была составлена оперативная ориентировка, или что-то в таком роде. Едва ли вызовет сомнение предположение о том, что он был в поле зрения советских спецслужб в 1920-30-е гг.

Через некоторое время я получил короткий и весьма двусмысленный ответ: ФСБ никакими материалами о применении репрессий в отношении Г.А. Мейнгардт ФСБ РФ не располагает.

В.Г. Чичерюкин - Мейнгардт

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/

Примечания:

1.Справка Центрального государственного исторического архива (далее ЦГИА) Москвы от 29.04.92 № 540 – Т\147. (личный архив автора).

2. Государственный архив тульской области, справка от 20.02.92 № 57(личный архив автора).

3. Джунковский В.Ф. "Воспоминания", ч.1, М., 1999 г.

4. ЦГИА Москвы, справка от 29.04.92 № 540 - Т/147.

5. Мейнгард Ю.Г. // Хождение по мукам, м./п. рукопись, Екатеринодар, ноябрь 1918 г., личный архив автора. С. 8 – 9.

6. там же. С. 29.

7. Протоколы Всероссийского Национального Центра, публикация в журнале Отечественная история № 5-6 1997 г. \\ГАРФ ф.5913 оп 1 д. 262 л.л. 6\28.

8. Кн. Павел .Дмтр. Долгоруков // Великая разруха, Мадрид, 1964 г.,

сс. 114 - 119

9.​ Бонч - Бруевич М.Д. // За Власть Советов, М., 1958 г., с 42

10. Авалов П.М. кн. //В борьбе с большевизмом. Глюкштадт - Гамбург,

1925 г.

11. Мельгунов С.П.//, Красный террор в России М.,. 1990 г.„ с.17.

12 Мельгунов С.П.// указ. Соч.17.

13. Макаренко В.С.// О моем брате, Марбург, 1983 г., с. 71. там же, с. 6

14. Русский военный вестник // Белград, № 97, 19 июня 1927 г.

15. Мельгунов С.П., указ. соч. 17.

16. Мельгунов С. П., указ. соч., сс.142 – 143.

17. Русский Инвалид // Париж, 7 сентября 1931 г. 24.

18. Хроника культурной и общественной жизни русской эмиграции во Франции /1920 - 1939/, т.1, Париж, 1999, т. 1, сс. 400, 650, т.3, сс. 36, 440, 544.