На фото в центре - граф А.Б. Нейдгарт
99 лет назад, в ноябре 1918 года, Нижегородская ЧК расстреляла видного государственного деятеля Российской империи графа Алексея Борисовича Нейдгарта. Вместе с ним по случаю первой годовщины Октябрьского переворота в бывшем Жандармском овраге (позади здания Губчека) были казнены управляющий Нижегородской епархией Епископ Лаврентий (Князев) и настоятель кафедрального собора протоиерей Алексий Порфирьев. В 2000 г. все трое были причислены к лику святых мучеников Русской Православной Церкви.
Жизнь и судьба Алексея Нейдгарта (1863-1918) – внука героя Отечественной войны 1812 года, родственника А.В. Суворова и П.А. Столыпина, выпускника Пажеского корпуса, офицера лейб-гвардии Преображенского полка, а после отставки – помещика Княгининского уезда Нижегородской губернии, губернского предводителя дворянства, члена Государственного Совета, подробно описана в многочисленных статьях и книгах. Менее известны факты биографии членов его семьи, также подвергшихся после 1917 года гонениям и репрессиям. Постараемся восполнить этот пробел.
22 сентября 1918 года в Арзамасе местной Чрезвычайкой был арестован 26-летний Борис Алексеевич Нейдгарт. В те дни в охваченной революционным безумием России бушевал красный террор. Молодому офицеру, да еще сыну крупного царского сановника, грозил расстрел.
Но палачи не спешили с расправой. Председатель Арзамасской прифронтовой ЧК Зиновьев быстро смекнул, что в случае с родовитой жертвой необходимо приостановить конвейер смерти, лихо запущенный по приказу всемогущего главы Чека Восточного фронта Мартына Лациса и заправлявшего в губернской ЧК бывшего бундовца Якова Воробьева. Нейдгарт-младший мог дать ценные сведения о родственниках и, прежде всего, о дяде Дмитрии Борисовиче, включенном в секретные списки подлежащих аресту и безоговорочному расстрелу за царскую службу.
Как гласит архивно-следственное дело, на первом допросе Нейдгарт-младший показал, что родился в 1891 году в деревне Козловка Ичалковской волости Княгининского уезда. Бывший дворянин, офицер, в партиях не состоял и не состоит, имеет высшее юридическое образование, в Великую войну был на фронте, а демобилизовавшись, жил у родных в Арзамасе. Отец – бывший член Государственного совета А.Б. Нейдгарт. «Вины за мной никакой не значится, – собственноручно написал узник, – арестовываюсь в качестве заложника» (источник: Центральный архив Нижегородской области. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 7012).
Две недели Борис провёл в застенке, после чего был отправлен в губернский концлагерь. В сопроводительный документ начальник арзамасской тюрьмы вписал: «Волосы русые, лицо чистое, глаза серые. Направляется без оков».
С 7 октября Борис Нейдгарт числился уже за губернской Чека. На тот момент в нижегородском концлагере томилось до тысячи заложников. В августе, боясь наступления войск Народной армии Комуча под начальством полковника В.О. Каппеля, недавно овладевшего Казанью, нижегородские чекисты «навели», как того требовал Ленин, массовидный террор. Аресты шли по доносам вездесущих сексотов, но чаще – по классовому признаку.
Террор совершался в полном соответствии с заклинаниями Ленина и инструкциями того же Лациса, который печатно наставлял подчиненных: «Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом – смысл и сущность красного террора» (еженедельник «Красный террор» № 1. 1918. Казань. С. 2).
И это не было пустой угрозой. Первые расстрелы заложников в Нижнем Новгороде начались в августе. Расстреливали офицеров, бывших жандармов, активистов небольшевистских партий. В числе прочих 15 августа в подвале Губчека в порядке запугивания населения были убиты бывший начальник жандармского управления полковник И.П. Мазурин и командир 10 гренадерского Малороссийского полка полковник В.М. Иконников. После покушения на Ленина казни приобрели характер лавины.
Повторный допрос в ЧК состоялся 5 ноября в 20 часов 20 минут. К прежним показаниям Борис Нейдгарт добавил, что окончил гимназию и юридический лицей в Петрограде. Жил на Каменноостровском проспекте, дом 13. В начале войны поступил на шестимесячные кавалерийские курсы Пажеского корпуса и в июне 1915 года стал прапорщиком. До конца 1917 г. воевал штаб-ротмистром на Юго-Западном фронте в знаменитом Текинском полку. Затем болезнь, эвакуация, месячный отпуск в Киеве, у дяди Ф.Н. Безака, демобилизация.
До лета 1918 года Нейдгарт-младший был у родителей в Арзамасе. Нигде не служил, лишь съездил в Петроград, чтобы сдать квартиру и продать вещи: на вырученные деньги предстояло содержать семью.
Борис чуял, что чекистам малоинтересен его прямодушный рассказ. От него ждали выдачи, где скрывается столь ненавистный большевикам дядя, Дмитрий Нейдгарт. Отвечая на вопросы угрюмого и косноязычного следователя-латыша, молодой человек не мог, конечно же, знать, что его отцу оставалось жить совсем недолго. Алексей Борисович будет расстрелян 5 ноября: органы ВЧК производили спешные зачистки тюрем в канун объявления аминистии ВЦИК.
А 11 декабря Нижегородская Чека (члены: Воробьев, Хахарев, Мовчан, Буссе, Криппен, Ансон, Матушон, Лелапш, Сафро) решила и участь сына: «Нейдгарта Бориса Алексеевича держать как заложника на все время гражданской войны».
В скудном архивно-следственном деле всего несколько пожелтевших от времени листков. Среди них ходатайство профессора и декана Нижегородского университета Дмитрия Владимировича Калугина. Тот писал, что знает Бориса Нейдгарта с детства и ручается за полную его благонадежность («ничем, кроме науки и службы не интересовался, политикой не занимался»). А потому просит освободить. Там же – прошение самого Бориса Нейдгарта в президиум Губревтрибунала с повторением все тех же фактов биографии и просьбой сообщить о его дальнейшей судьбе. Датировано 9 мая 1919 г.
Менее чем через два месяца в ВЧК поступило еще одно ходатайство, от сестры Елизаветы Алексеевны Нейдгарт, проживавшей в Москве, Ржевский пер., 10. Брат, писала она, арестован 22 сентября 1918 г. вместе с отцом. 21 октября мой отец был вторично арестован в Арзамасе и препровожден в нижегородский концлагерь, а 5 ноября по постановлению Нижегородской ЧК расстрелян. Мой брат обращался 3 марта 1919 г. в ревтрибунал с прошением о применении к нему амнистии ВЦИК, пункт 7, трибунал решил дело в его пользу, но губчека воспротивилась его освобождению, заявив, что он числится за ВЧК. Брат, которого комиссия считает важным заложником, содержится в 1-й нижегородской тюрьме.
Не вникая в суть, президиум ВЧК запросил нижегородских товарищей: «Что представляет собой в политическом и социальном отношении Нейдгарт?»
Нижний Новгород ответил лаконичной телеграммой: «Гр. Нейдгарт является представителем крупной буржуазии, бывший штаб-офицер Туркменского полка, отец – бывший граф, член Государственного совета, земский начальник, брат известного Нейдгарта, градоначальника Одессы, расстрелян в период красного террора». Мол, освобождение недопустимо. Лубянка согласилась.
14 мая 1920 г. Нижгубчека вернулась к вопросу. Заседали: за председателя – Пронин, секретарь – Киселев, присутствовал Михельсон. Слушали дело № 635 по обвинению Нейдгарта Бориса Алексеевича, приговоренного к заключению в концлагерь на все время гражданской войны. Постановили: в амнистии ВЦИК отказать.
Здесь ручеёк материалов следствия пересыхает. Окончательного процессуального решения в папке нет. Возможно, оно все же было, и его изъяли. Таких зловещих чекистских дел с оборванным концом в фонде бывшего КГБ Центрального архива Нижегородской области множество. Какую цель преследовали авторы архивных обрезаний? Жалости к читателям? Сокрытия истинных масштабов террора? Стремления любой ценой сохранить романтический глянец на истории ВЧК?
Крупицы сведений о жене и других детях Алексия Нейдгарта оказались разбросанными по иным архивно-следственным делам фонда 2209.
Вот архивное дело № 7845. Обвиняемая Любовь Николаевна Нейдгарт – жена святого мученика Алексия Нейдгарта. Родилась в 1865 г. в Петербурге, отец – князь Николай Николаевич Трубецкой (1836-1927), генерал-лейтенант и бывший Минский губернатор. Обвиняемая окончила гимназию и жила в столице с мужем, А.Б. Нейдгартом, до июля 1917 г., после чего выехала в его имение Отрада в Ичалковской волости Княгининского уезда Нижегородской губернии. В октябре она вновь отправилась в Петроград, но вынуждена была остановиться в Арзамасе из-за нарушения движения поездов. Там в последующем и жила, занимаясь домашним хозяйством и вышивкой на продажу. 62-летнюю вдову Нейдгарта арестовали 23 июня 1927 года. Уполномоченный Арзамасского отдела Особого Отделения ОГПУ 17-й стрелковой дивизии предъявил стандартные для людей ее круга обвинения: контрреволюционная деятельность, распространение слухов, сношения с иностранным государством.
О том, что это за слухи и сношения, можно лишь гадать. Муж в 1918 году расстрелян. Тогда же сын Борис брошен в застенок. Дочери Елизавета и Мария проживают с матерью, а вот третья дочь, Наталья Нейдгарт, находится в Париже. Далеко за границей и другая родня, в Брюсселе нашли приют брат Николай Трубецкой и сестра Наталья Николаевна, в замужестве Вельяминова. По меркам ОГПУ это уже состав преступления. Виновной в контрреволюции гражданка Нейдгарт себя не признала.
В заявлении же, адресованном помощнику прокурора РСФСР тов. Катальяну указала, что сын ее, Борис Алексеевич Нейдгарт, умер в 1920 г. от тифа в Нижегородской тюрьме, где содержался заложником 17 месяцев. Заметим, такие сведения могли быть получены только из конторы на Воробьевке, а то и на Лубянке. Мать, терзаемая тревогой за судьбу сына, писала, и ей ответили: «Умер от тифа». Похоже на лукавые «десять лет без права переписки». Возможно, мать не верила в официальную версию и подозревала, что ее Бореньку попросту расстреляли. Отсюда, видимо, и обвинения в сеянии слухов, мол, не болтай лишнего.
Обеих дочерей арестовали в тот же день 23 июня. Елизавета, 39 лет, до войны училась в гимназии, затем жила в имении Отрада, а после революции – в Арзамасе, где служила учительницей музыки и иностранных языков. То же, словно под копирку, обвинение в контрреволюции и связях с заграницей. Сестра Мария младше на два года, родилась в Отраде, выпускница женской гимназии Санкт-Петербурга, замужем за князем Ухтомским. После 1917 г. Маша жила с матерью и сестрой в Арзамасе, зарабатывая на жизнь уроками музыки.
Решением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 7 октября 1927 Любовь и Елизавета Нейдгарт сосланы на 3 года, куда, неизвестно. Формулировка в деле еще та – «освобождены» с лишением права проживания в таких-то городах и с прикреплением к определенному месту жительства. Что с ними сталось потом – тьма тьмущая. Мать будто бы отпустили за границу, где она и скончалась в 1928 г. Правда ли это? Дело Марии Ухтомской прекращено 9.8.1927, но что последовало за этим, тоже загадка. Может, за эвфемизмом «дело закрыто» кроется совсем иное? Электронная энциклопедия «Википедия» настаивает, что дочь и сын А.Б. Нейдгарта «были расстреляны в 1918 году в Нижнем Новгороде». Похоже, именно такие данные просочились за рубеж. Дата, как видно из приведенных выше данных, не верна. А вот факт расстрела, задрапированный сообщением о ненасильственной смерти, вполне вероятен. Да если и умер 27-летний офицер «от тифа», все равно это сознательное убийство посредством пыток тюрьмой, голодом, страхом.
Как бы то ни было, точные сведения о судьбе штаб-ротмистра Бориса Нейдгарта и его родных хранят потаённые папки архивов бывших ВЧК-ОГПУ. Даже по истечении срока в 100 лет на правде о преступлениях большевизма лежит гриф секретности.
Станислав Смирнов, Нижегородское историческое общество «Отчина» (для «Русской стратегии»). | 
