Фурмановъ извѣстенъ своимъ романомъ «Чапаевъ» (1923). Поэтому въ массовомъ сознаніи онъ предстаетъ творцомъ Василія Ивановича, Петьки, Анки-пулеметчицы -- колоритныхъ образовъ, которые стали героями народныхъ анекдотовъ. На дѣлѣ эти образы вошли въ совѣтскую культуру благодаря не столько роману, сколько одноименному фильму, снятому въ 1934 г. братьями Васильевыми. Именно игра актеровъ и мастерство режиссеровъ придали персонажамъ ту пластичность и выразительность, которой не было въ литературномъ первоисточникѣ. Популярность талантливаго, хотя и абсолютно лживаго фильма узаконила созданный Фурмановымъ «чапаевскiй миѳъ»: реальный Чапаевъ былъ не народнымъ героемъ, а карателемъ уральскихъ казаковъ; онъ не тонулъ въ рѣкѣ Уралъ; его ординарецъ Петръ Исаевъ не погибалъ, защищая своего командира, и т.д. Такимъ образомъ, писатель причастенъ къ созданію совѣтской миѳологіи, до неузнаваемости исказившей реальную исторію революціи и Гражданской войны. Кромѣ того, Фурмановъ лично участвовалъ въ этой революціи, въ преслѣдованіяхъ и уничтоженіи неугодныхъ ей людей. Въ августѣ 1917 г. онъ сталъ секретаремъ штаба революціонныхъ организацій въ г. Иваново-Вознесенскѣ, потомъ вошелъ въ руководство мѣстнаго Совѣта рабочихъ и крестьянскихъ депутатовъ. По его приказу были арестованы почтово-телеграфные служащіе, которые объявили забастовку въ знакъ протеста противъ захвата власти большевиками. До опредѣленнаго момента ему было не важно, въ какой партіи состоять -- лишь бы противъ россійскаго государства и его законовъ. Весной 1917 г. Фурмановъ примкнулъ къ эсерамъ-максималистамъ, то есть къ наиболѣе радикальному (террористическому) крылу эсеровской партіи, потомъ сблизился съ анархистами. Но когда лѣтомъ 1918 г. большевики оттѣснили отъ власти анархистовъ съ эсерами, онъ вступилъ въ коммунистическую партію, записавъ въ своемъ дневникѣ: «Только теперь начинается сознательная моя работа, опредѣленно классовая, твердая, нещадная борьба съ классовымъ врагомъ». Онъ тутъ же активно включился въ организованный партіей процессъ истребленія всѣхъ народныхъ силъ, сопротивлявшихся перевороту: вмѣстѣ съ другими коммунистами формировалъ въ Иваново-Вознесенскѣ отряды для подавленія антибольшевистскаго возстанія въ Ярославлѣ. Съ этими отрядами двѣ недѣли героически сражалось обычное городское населеніе: гимназисты, служащіе, мастеровые, приказчики; при взятіи буквально засыпаннаго красными снарядами города всѣ его защитники были уничтожены -- въ томъ числѣ и руками тѣхъ карателей, которыхъ направилъ въ Ярославль лично Фурмановъ. Осенью 1918 г. онъ сталъ секретаремъ Иваново-Вознесенскаго окружкома РКП(б) -- правой рукой каторжника М.В.Фрунзе, который поручилъ ему руководить пропагандой среди военныхъ частей Ярославскаго округа. Такъ Фурмановъ сталъ политическимъ комиссаромъ. Именно въ этой должности онъ вывелъ себя въ романѣ «Чапаевъ» подъ фамиліей Клычковъ. Главной функціей комиссара былъ надзоръ за политической благонадежностью командировъ и рядовыхъ красноармейцевъ, отслѣживаніе тѣхъ, кто отклонялся отъ коммунистической идеологіи. Фурмановъ приступилъ къ этому дѣлу съ большой энергіей. Въ декабрѣ 1918 г. онъ отправился въ Ярославскую губернію для инспектированія военныхъ комиссаріатовъ, откуда ежедневно писалъ своему начальнику, Фрунзе, донесенія о настроеніяхъ въ мѣстныхъ армейскихъ частяхъ. Напримѣръ: «На всѣхъ живоглотовъ-кулаковъ, которые сѣютъ въ массу солдатъ разные провокаціонные слухи, партійная ячейка должна обратить свое вниманіе… Всѣхъ кулаковъ взять на учетъ, а также вмѣняется въ обязанность членамъ ячеекъ слѣдить за команднымъ составомъ, который зачастую ведетъ антисовѣтскую агитацію…». Какъ извѣстно, подъ антисовѣтской агитаціей тогда понималось любое высказываніе недовольства или упоминаніе о репрессіяхъ и бѣдствіяхъ народа на совѣтской территоріи. Упомянутыхъ «кулаковъ», то есть недостаточно «сознательныхъ» красноармейцевъ, Фурмановъ предлагалъ «частью сажать въ тюрьму, а самыхъ опасныхъ и крикливыхъ -- разстрѣливать». Будущій писатель и самъ приложилъ руку къ безсуднымъ разстрѣламъ, поскольку выступалъ обвинителемъ въ революціонномъ трибуналѣ. Въ началѣ 1919 г. Фурмановъ былъ посланъ на Восточный фронтъ, гдѣ сталъ военнымъ комиссаромъ 25-й дивизіи, которой командовалъ Чапаевъ. Эта дивизія воевала не только съ войсками адмирала А.В.Колчака, но и съ населеніемъ мѣстныхъ станицъ. Въ своемъ романѣ «Чапаевъ» Фурмановъ не скрываетъ, какова цѣль красныхъ: «Казацкія войска не гнать надо, не станицы у нихъ отнимать одна за другою… Уничтоженіе живой непріятельской силы -- вотъ задача, которую поставилъ Чапаевъ передъ собою». «Чапаевъ плѣнныхъ брать не приказывалъ ни казачишка. «Всѣхъ, -- говоритъ, -- кончать подлецовъ!»…» Иначе говоря, любимый герой Фурманова стремится не побѣдить, а именно уничтожить, вырѣзать независимыхъ уральскихъ казаковъ (за что и былъ, въ концѣ концовъ, ими убитъ). И авторъ его въ этомъ полностью одобряетъ. Фурмановъ покинулъ Уралъ еще до разгрома казаками чапаевскaго штаба и вскорѣ былъ направленъ въ Семиречьѣ какъ уполномоченный Реввоенсовета Туркестанскаго фронта. Онъ получилъ особый мандатъ за подписью Куйбышева и порученіе контролировать всѣ партійныя организаціи Семиреченской области (то есть слѣдить за благонадежностью товарищей по партіи). Въ іюнѣ 1920 г. возсталъ противъ большевиковъ гарнизонъ г. Вѣрнаго (Алма-Аты) -- около 5 тысячъ бойцовъ Красной арміи. Возставшіе обратились къ арміи съ воззваніемъ: «Товарищи красноармейцы! За кого вы бились два года? Неужели за тѣхъ каторжниковъ, которые работаютъ теперь въ особомъ отдѣлѣ и разстрѣливаютъ вашихъ отцовъ и братьевъ? Посмотрите, кто въ Семиречьѣ у власти: Фурманы…». Естественно, что Фурмановъ, отнесенный самими красноармейцами къ каторжникамъ, лично взялся за ликвидацію возстанія, которое описалъ въ своемъ романѣ «Мятежъ» (1925). Онъ велъ съ возставшими переговоры, которые намѣренно затягивалъ, выигрывая время до подхода преданныхъ коммунистамъ войскъ (тѣ, въ свою очередь, тоже были обмануты: имъ внушили, будто возставшіе красноармейцы подкуплены изъ-за границы). Въ своемъ романѣ Фурмановъ откровенно восхваляетъ ложь и лицемѣріе какъ надежныя орудія власти. Онъ учитъ, какъ нужно обращаться съ несогласными: «… парализуй ихъ вначалѣ, спрысни ядовитой желчью, выклюй имъ глаза, вырви языкъ, обезвредь, ослѣпи, обезглавь, разберись въ этомъ вмигъ и, понявъ новое состояніе толпы, живо равняйся по этому ея состоянію». Ликвидація мятежа считалась «безкровной». На дѣлѣ же послѣ капитуляціи гарнизона предсѣдатель военсовета Фурмановъ издалъ приказъ: предать зачинщиковъ «суду военнаго времени»: «Съ провокаторами, хулиганами и контрреволюціонерами будетъ поступлено самымъ безпощаднымъ образомъ…». Одни повстанцы были разстрѣляны, другіе арестованы, хотя сами они, несмотря на всѣ угрозы комиссарамъ въ своихъ воззваніяхъ, реально никому вреда не причинили. Послѣ Гражданской войны Фурмановъ занялся наведеніемъ «партійнаго порядка» въ литературѣ: работалъ политредакторомъ Госиздата, а потомъ секретаремъ Московской ассоціаціи пролетарскихъ писателей (МАПП). «Надо учиться ленинизму… иначе всѣмъ вашимъ писаніямъ будетъ грошъ цѣна», -- внушалъ Фурмановъ начинающимъ авторамъ. Онъ боролся противъ появленія въ печати «классово чуждыхъ произведеній», о чѣмъ писалъ въ 1925 г. въ своемъ дневникѣ: «Надо раздавить врага, вразъ раздавить, иначе оживетъ…». Врагами для него были всѣ, кто писалъ не такъ, какъ учитъ «простая и мудрая ленинская наука». Фурмановъ предлагалъ поддерживать «попутчиковъ» (то есть непролетарскихъ писателей, одобрявшихъ революцію), но «не отступая ни на йоту отъ пролетарской идеологіи». Былъ однимъ изъ авторовъ резолюціи ЦК ВКП(б) «О политикѣ партіи въ области художественной литературы» (1925), гдѣ подтверждалась неуклонность «классовой борьбы на литературномъ фронтѣ». Эта борьба поглощала всё его существо. Даже умирая, Фурмановъ изъ послѣднихъ силъ обратился къ очередной конференціи МАПП: «Привѣтствую чрезвычайную конференцію, собравшуюся рѣшить важные вопросы для обезпеченія правильнаго руководства пролетарской литературой. Требую полностью выполненія постановленія ЦК о литературѣ…». Какъ незаконченный романъ «Писатели» (по словамъ самого Фурманова, посвященный «роли партіи въ воспитаніи писательскихъ кадровъ»), такъ и завершенные «Чапаевъ», «Мятежъ», «Красный десантъ» -- это партійно-пропагандистскіе, а не художественные тексты. Какъ съ одобреніемъ писалъ А.В.Луначарскiй, Фурманову удавалось «никогда ни на минуту не отойти отъ внутренняго марксистскаго регулятора». Идеологія классовой борьбы, направленной на истребленіе всего чуждаго марксизму, исчерпываетъ содержаніе книгъ этого писателя. Память сего литературнаго комиссара по прежнему «священна» для властей РФ: его именемъ названы многіе населенные пункты, улицы и площади городовъ страны.