Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4872]
Русская Мысль [479]
Духовность и Культура [908]
Архив [1662]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 8
Гостей: 7
Пользователей: 1
yezel0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    С.Х. Карпенков. Из воспоминаний

    Моя малая и большая родина – деревня Вощанки Кормянского района Гомельской области. Здесь я родился в 1945 году, и на этой благодатной земле белорусской прошли мои детство, отрочество и ранняя юность. Здесь я ходил босиком в начальные классы Вощанской семилетней школы. Здесь же в родительском доме жил вплоть до поступления в Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Сюда, на родину приезжал каждый год и не один раз в юные годы, будучи студентом и аспирантом, и в более зрелом возрасте, чтобы помочь родителям в полевых работах, заготавливать дрова и сено. Здесь, на родной белорусской земле я был и школьником, и пастухом, и начинающим столяром. Профессиональному столярному делу учился в Литвиновичской средней школе, куда поступил в восьмой класс с аттестатом о семилетнем образовании. В эту школу, расположенную в восьми километрах от моего дома, сначала ходил пешком, а потом ездил на велосипеде. Особенно трудно было добираться до школы ранней весной и поздней осенью, когда просёлочная дорога становилась почти не проходимой из-за тающего снега и затяжных осенних дождей. Но для меня ни плохая дорога, ни проливные дожди, ни трескучие морозы не были помехой – на занятия я ходил в любую погоду даже тогда, когда в сильную метель всю дорогу полностью заносило снегом, что ни пройти ни проехать.

    Учился в Литвиновичской школе четыре года. После её окончания с золотой медалью я получил аттестат о среднем образовании с отличными оценками по всем предметам и свидетельство столяра четвертого разряда. Такой высокий разряд за профессионально выполненную работу был присвоен в виде исключения мне одному в классе, а остальным выпускникам – только второй. Практические и теоретические знания столярного дела пригодились мне в дальнейшем, когда, учась в университете, я работал лаборантом и механиком и участвовал в разных научных геофизических экспедициях и, когда, будучи аспирантом, проводил самостоятельно сложнейшие экспериментальные исследования. Да и в повседневной жизни, в быту и на даче такие знания тоже оказались не лишними. Трудовые навыки и опыт важны и нужны в любом деле и особенно в домашней работе. Поэтому с уверенностью могу сказать, что трудовое обучение во всех классах школы – это очень важная и необходимая составляющая образования.

    Мои родители вырастили и воспитали шесть детей: у меня три брата (два старших и один младший) и две сестры, старшая и младшая. Все мы закончили Литвиновичскую среднюю школу и потом получили разные профессиональные образования. У каждого из моих братьев и сестёр своя интересная биография.

    Мой отец, Карпенков Харлан Корнеевич (1908–1990), как и его родители, знал в совершенстве крестьянское дело, всем сердцем и душой любил землю, которая отчасти кормила нашу многодетную семью. Кроме того, он был опытным плотником, и его, как лучшего мастера плотницкого дела, приглашали строить бревенчатые хаты односельчане. В совершенстве и превосходно владел он столярным и бондарным ремеслом. Уделял много времени пчеловодству, которое было вторым после земледелия значимым делом в его жизни. Все эти дела, основные и неосновные, как и каждодневная крестьянская работа от темна до темна в своём небогатом хозяйстве, помогали нашей большой и дружной семье худо-бедно сводить концы с концами, при этом выплачивая непомерно большие налоги, значительно превышавшие годовой доход, и выжить в трудные годы.

    К моему отцу очень часто приходили за разными хозяйскими советами крестьяне, учителя и лесники. Особенно часто бывали у нас дома начинающие пчеловоды, которые задавали разные вопросы: что нужно делать, чтобы пчелиные семьи были сильными и больше приносили мёда и чтобы они слишком часто не роились? Ответы на эти и другие вопросы могли длиться не один час, несмотря на неотложные работы и большую занятость отца в своём хозяйстве.

    Учась в церковно-приходской школе, мой отец хорошо изучил элементарную математику, легко и с удовольствием решал школьные задачи и помогал нам в начальных классах в самостоятельном освоении азов устного счёта и арифметики. Он свободно читал не только на русском, но и на старославянском языке, и в понимании Библии, к которой регулярно обращался, чаще всего по церковным праздникам, он не испытывал затруднений.

    Моему отцу очень нравилась поэзия русских поэтов. Некоторые стихи Николая Некрасова и Алексея Кольцова он знал наизусть ещё со школьных лет и иногда в редкие свободные минуты читал их. Для чтения художественной литературы у него не хватало времени. Регулярно выписывал газеты и журналы. С большим вниманием изучал книги по пчеловодству и сельскому хозяйству. Изложенные в книгах практические советы и рекомендации он использовал в своих земных делах.

    Моя мать, Карпенкова Ева Прокофьевна (1911–1977), как и её предки, родилась в деревне Вощанки на земле белорусской. На её плечах держались домашнее хозяйство, в котором круглый год работ невпроворот. Летом она, кроме того, работала в поле, а зимой пряла нитки и ткала полотно. И все в нашей большой семье были всегда сыты и одеты, хотя питались и одевались весьма скромно, но все ходили в чистой и опрятной одежде. Да и в хате всегда были чистота и порядок. Мать знала русские народные сказки и в свободные от неотложных дел минуты, чаще всего в воскресные дни, рассказывала их нам.

    Поздней осенью, когда заканчивались полевые работы, моя мать из снопов обмолоченного льна с помощью ручной мялки готовила волокно, освобождая его от костры. Из очищенного и расчёсанного тонкого волокна с бледно-серебристым отливом зимними долгими вечерами при тусклом свете керосиновой лампы она пряла нитки. При этом под монотонное жужжание самопрялки иногда пела песни, в основном грустные, о несчастной женской доле. А потом ближе к весне отец вносил в хату и выставлял кросны, на которых моя мать из льняных ниток ткала полотно. И так повторялось каждый год. Гораздо реже ткались одеяла с разноцветными рисунками и скатерти с витиеватыми узорами. Такие нарядные одеяла и скатерти бережно хранились в сундуке и застилались только в большие церковные праздники.

    Готовое сотканное полотно сероватого цвета ранней весной выносили в огород, расстилали на чистом искристом снегу, и под ярким солнцем оно белилось. Из отбеленной льняной ткани родители сами шили одеяла и рушники для повседневного пользования. Шили и верхнюю одежду из предварительно окрашенной ткани. Обычно эта непростая работа, требующая особого мастерства, выполнялась к Пасхе. К этому великому православному празднику всё в доме готовили заранее и основательно – белили стены и печь, очищали от сажи печную трубу, обновляли соломенные матрасы, считавшиеся целебными, убирали в хате, мыли тщательно и до блеска дощатые полы, пекли в русской печи пасхальный пирог, красили яйца и готовили другие яства для праздничного стола. В этой предпраздничной работе участвовали все – и стар и млад. Каждый в нашей семье выполнял свою посильную работу, но больше всех трудились, конечно же, родители. В канун Светлого Воскресения освящали пасхальный пирог с золотистой коркой и тёмно-красные яйца, окрашенные в настое из луковой шелухи. Пасху мы каждый год встречали с благоговением в молитве перед праздничной трапезой и с великой радостью в обновленном нарядном одеянии – одежде, сшитой руками наших родителей из самотканого льняного полотна.

    Моей многодетной матери, родившей и воспитавшей шесть детей, по моему запросу из Москвы была вручена правительственная награда «Медаль материнства I степени» незадолго до её смерти.

    Родители приучали всех нас с самого раннего детства к труду благородному и добросовестно относиться к любому делу. Воспитывая на добрых православных традициях, они научали отличать добро от зла, каждый день и всякий раз напоминая о том, что обижать кого-то грешно, что сквернословить и обзывать кого-либо тоже грешно и что большой грех не слушать родителей.

    Мои родители похоронены на местном кладбище в Вощанках, где среди вечнозелёных сосен, елей и белеющих берёз покоятся их близкие и дальние предки. Памятник на их могилах изготовлен из гранита по моему заказу в Москве. Он выполнен опытными московскими мастерами в виде прямоугольной плиты с высеченным изображением отца и матери. Я привез и установил его вскоре после смерти отца.

    Про взаимоотношения моих родителей с властями можно написать отдельный рассказ в назидание подрастающему поколению. Какими бы их не считали местные партийные власти того времени и как бы их не называли, они относились к разряду тех крестьян-тружеников, которые, работая в поле с раннего утра до позднего вечера, добывали и добывают в поте лица хлеб насущный. Таких земных тружеников во всем цивилизованном мире называли и называют фермерами, и на их благородных трудах держится продовольственная безопасность.

    Взаимоотношения с односельчанами были нейтральными, деловыми, а со многими и дружескими, но никогда не были враждебными. Отношения со стороны властей были всё же разными в разное время, но тоже не враждебными, иначе моих родителей и отца прежде всего без всяких оснований могли бы арестовав, лишить свободы либо сослать, как поступали с великим множеством честных, безвинных крестьян-тружениками и, в частности, как жестоко и несправедливо обошлись с моим близким родственником Поляковым Малахом Ивановичем, мужем моей тётки Марьяны по линии отца. Его арестовали весной 1930 года за то, что он своими руками и за свои средства построил ветряную мельницу в соседней деревне Берёзовка Кормянского района, и дальнейшая судьба его до сих пор не известна. Говорят, что после жестоких издевательств его расстреляли местные изверги-чекисты. Спустя более полувека, в 1989 году его полностью реабилитировали. Очевидно, реабилитация, какой бы она не была справедливой, не воскресит многие миллионы жертв чудовищного самовластия прошлого века. Да и от подобных реабилитаций, пусть и официально объявленных государством, не становилось и не становится легче родственникам, потерявших по воле партийных самозванцев своих родных и близких. Тем не менее признание безвинности жертв и, следовательно, вины наёмных исполнителей – это некое покаяние властей. Однако такое покаяние вынуждены делать совсем другие люди, люди другого поколения, которые к совершенным ранее варварским преступлениям не имеют никакого отношения…

    Нейтральные отношения местных властей к моим родителям сразу же сменились на доброжелательные и даже покровительственные после моего поступления в Московский государственный университет в 1963 году. О поступлении узнала вся деревня Вощанки после получения моими родителями почтовой открытки с их поздравлением в связи с зачислением меня студентом первого курса физического факультета МГУ.

    Вспоминается один интересный эпизод из моей юности. Во время учёбы в университете я каждый год в разное время приезжал к родителям в деревню Вощанки, дабы помочь им в домашних работах и сходить на кладбище, чтобы убрать могилы родственников, и вспомнить с родителями о том, как своим благородным трудом они поднимали на ноги своё трудолюбивое поколение. Однажды летом, когда я приехал в деревню (был тогда я аспирантом), в хату к нам зашёл незнакомый человек в форме капитана милиции. Моя мать предложила ему сесть за стол и спросила, что хотел бы он покушать. В нашем доме всегда соблюдалась добрая православная традиция: любого незнакомого человека, вошедшего в хату, в том числе и нищего, пришедшего за подаянием, всегда принимали за гостя, и даже в тяжёлые времена находили, чем угостить. Но капитан милиции отказался от угощения, но сел за стол. Достав из планшета какие-то бумаги, он стал задавать мало понятные для родителей вопросы, и делал он это в не совсем корректной форме. И мне об этом было слышно – в то время я находился в дальней комнате. Я вынужден был выйти к милиционеру. Поздоровавшись с ним, я спросил, почему он не представился. Он, покраснев и немного застеснявшись, предъявил мне удостоверение, по которому я понял, что это был сотрудник органов безопасности (КГБ). По-видимому, незнакомый гость в погонах выполнял предписанное ему сверху задание в связи с моим участием в научных исследованиях с грифом секретности. В результате той и всех других проверок в то время не было никаких помех и препятствий со стороны КГБ в моей почти десятилетней учёбе в университете. Не было помех и в дальнейшем, когда я был научным руководителем важнейших научно-исследовательских работ, выполняемых совместно с оборонными отраслями промышленности СССР. Каких-либо ограничений и препятствий я не испытывал при поездке за рубеж на международные научные конференции.

     

    Карпенков Степан Харланович,

    профессор, лауреат Государственной премии

    и премий Правительства РФ

     

    Москва, 29.12. 2017 г.

     

    Категория: История | Добавил: Elena17 (30.12.2017)
    Просмотров: 637 | Теги: мемуары, степан карпенков
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2055

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru