Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4728]
Русская Мысль [477]
Духовность и Культура [849]
Архив [1656]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 8
Гостей: 8
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    Елена Семёнова. Отмежевание (глава из романа "Претерпевшие до конца")

    Рождественский пост остался позади, когда отец Вениамин, наконец, добрался до Гатчины, куда собирался ещё по осени, да в наступившей круговерти так и не сподобил Господь побывать. После петроградских каменных лабиринтов здесь, в пригороде, дышалось легче. Правда, по сугробам здешним ковылять колченогому не без труда пришлось – взопрел изрядно. А от весёлого их сияния совсем некстати всколыхнулось в душе быльём поросшее, но так и не отболевшее – как с женой Алей, бывало, выезжали зимой в Павловск… Ни годы, ни отречение от суеты бренного мира, ни новое имя – ничто не способно излечить души от тяжёлой раны, доколе жива память, доколе сама душа не умерла. И пусть нет больше на свете Ростислава Арсентьева, а память его, а кровоточащее сердце его продолжает биться под грубой рясой смиренного иеромонаха Вениамина. И ни посты, ни молитвы не в силах помочь…

    По мере приближения к Павловскому собору дорога становилась всё более утоптанной и ровной. Отец Вениамин утёр испарину, размашисто перекрестился и свернул к небольшому деревянному домику по Багговутовской улице. Этот дом с некоторых пор стал местом паломничества многих ищущих утешения верующих. Здесь жила монахиня Мария, в миру – Лидия Александровна Лелянова. В шестнадцать лет она перенесла тяжёлую болезнь, после которой у неё стал стремительно развиваться паралич. Через несколько лет юная девушка, едва успевшая окончить гимназию, превратилась в совершенного инвалида. Полная неподвижность – такова была её участь на всю оставшуюся жизнь. Даже зубов не могла разжать она, и только глаза жили на окаменевшем лице. Чудесным образом, однако, Бог сохранил ей речь и за великое терпение наделил её даром прозорливости и утешения скорбящих.

    Матушку Марию почитали святой. Её фотографии распространялись, как иконы. Вокруг неё сложился кружок верующих девушек, ухаживавших за ней, молившихся, посещавших больных…

    Одна из этих послушниц отворила дверь отцу Вениамину и, проведя его в приёмную комнату, попросила обождать – у матушки кто-то был. Внимание иеромонаха сразу привлекли многочисленные фотографии, висевшие на стене. Среди них – портреты митрополитов Вениамина и Иосифа с дарственными надписями. Владыка Иосиф написал на своей карточке цитату из собственного сочинения «В объятьях отчих»…

    Полтора года назад Петроград с радостной надеждой встречал своего нового пастыря. После расправы над владыкой Вениамином город сиротствовал. Верующие не приняли на место любимого пастыря ни Алексия Симанского, ни Николая Ярушевича, замаранных связями с обновленцами, искренности покаяния в которых многие не верили. Симанского, снявшего запрещение с Введенского и поправшего тем самым память мучеников, петербуржцы простить не могли. Кровь убитого митрополита нерушимой преградой отделяла их от него.

    Идея о призвании на свободную кафедру ростовского архиепископа Иосифа, третьего заместителя митрополита Петра, принадлежала настоятелю храма Воскресения на Крови протоиерею Василию Верюжскому, который не раз приглашал владыку служить у себя, когда тот бывал в Петрограде. Верюжский лично встречался с владыкой Иосифом на квартире земляка последнего, купца Варганова, у которого архиепископ останавливался, бывая в городе, и уговаривал его принять управление епархией. Протоиерей Василий считал, что лишь это может положить конец наметившемуся сдвигу петроградского духовенства на прогрессивную платформу и розни между архиереями. Идея нашла поддержку многих. Архиепископ Ростовский пользовался большим уважением верующих.

    Выходец из мещанской семьи новгородской губернии, он принял постриг двадцати девяти лет от роду. Два года спустя удостоился степени магистра богословия и был утверждён в звании доцента, а через некоторое время - назначен экстраординарным профессором и инспектором Московской Духовной Академии. Более десяти лет будущий митрополит был епископом Угличским, викарием Ярославской епархии и одновременно настоятелем Спасо-Иаковлевского Димитриева монастыря в Ростове Великом. Известность в среде верующих ему принесла книга духовных размышлений «В объятиях Отчих. Дневник инока».

    В Двадцатом году за противостояние изъятию церковных святынь владыка был впервые арестован. Тогда специальная комиссия вскрыла мощи Ростовских Чудотворцев в Успенском соборе, Спасо-Иаковлевском Димитриевом и Авраамиевском монастырях. Архиепископ Иосиф организовал и возглавил крестный ход с выражением протеста против этой варварской, незаконной даже в свете советских декретов акции. За это последовал арест по обвинению в антисоветской агитации. Три недели владыка находился в Ярославской тюрьме, а в это время в Ростове собирались тысячи подписей верующих за его освобождение. В итоге архиепископ Иосиф был освобожден, но постановлением Президиума ВЧК приговорен к одному году заключения условно с предупреждением о неведении агитации.

    Следующий арест произошёл в двадцать втором году. После него владыка был вынужден дать подписку «не управлять епархиею и не принимать никакого участия в церковных делах и даже не служить открыто», но негласно всё же продолжал осуществлять управление, отвергая всякий диалог с обновленцами. Категорическое неприятие их принесло преосвященному Иосифу уважение и народную любовь. Верующие всячески поддерживали своего архипастыря. Его авторитет был столь высок, что с ним считались даже советские служащие.

    На этого-то просвещённого, строгого и стойкого в вере пастыря устремил Петроград полный надежд взор. О его назначении ходатайствовали виднейшие священнослужители. Далеко не все знали владыку лично, но симпатия к нему развивалась от отзывов о нем людей, видевших и говоривших с ним. Об архиепископе Ростовском говорили, как о ревностном монахе, горячем молитвеннике, глубоком аскете и при этом очень добром человеке, отзывчивом к людским нуждам и горестям. Такого-то человека и нужно было Петрограду, человека, обладающего авторитетом, который обязывает к послушанию, отклоняет от противления, научает к порядку, дисциплинирует одним взглядом – таково было мнение большинства духовенства.

    Архиепископ Иосиф предложение принял, оговорив лишь, что именоваться желает митрополитом Петроградским, а не Ленинградским – употребление имени почившего коммунистического вождя в собственном титуле, по-видимому, чересчур коробило владыку.

    Заместитель местоблюстителя Сергий, к которому Верюжский специально ездил в Нижний Новгород, также дал добро на назначение, и в августе 1926 года владыка Иосиф был возведён в сан митрополита Петроградского.

    Живо вспоминался отцу Вениамину редкий радостный день – день встречи петербуржцами нового пастыря. Его встречали с исключительной любовью. На первой литургии верующие заполнили не только собор, но и площадь перед ним. Истосковавшимся без отеческой заботы душам хотелось увидеть нового пастыря. Настроение среди богомольцев было самое умилённое и восторженное: лица прихожан светились, возносились Господу благодарственные молитвы.

    Да и сам отец Вениамин чувствовал в ту ночь небывалый духовный подъём. Новый митрополит располагал к себе уже одним своим обликом. Ему не было ещё пятидесяти пяти лет, но белоснежная окладистая борода вкупе с нависшими бровями старила его, придавая сходство со старцами-аскетами древних времён. При этом в фигуре владыки не было ни намёка на дряхлость. Лёгкая сутуловатость не уменьшала его высокого роста, природной стати. Лицо митрополита казалось строгим, почти суровым, но из-под небольших очков светло и ласково смотрели мудрые, ясные глаза. Владыка обладал мягким голосом, богослужение вёл просто и молитвенно безо всякой вычурности. И от этого безыскусного, но глубоко искреннего служения, от всего облика святителя тепло и спокойно становилось на сердце, словно и в самом деле явился отец к сиротствовавшим чадам…

    Но недолгой оказалась та радость. После первой же своей службы владыка Иосиф выехал из города за вещами, а назад ГПУ его уже не пустило, запретив въезд в Ленинград и отправив снова в Ростов. Митрополиту пришлось осуществлять управление епархией через временного управляющего.

    Между тем, в Ленинграде «прогрессивное» духовенство стало группироваться вокруг Алексия Симанского. Это духовенство выдвинуло митрополиту Иосифу перечень требований, по-видимому, составленный в ГПУ: владыка должен был выбирать викариев, приемлемых для власти, соблюдать нейтралитет среди противоборствующих групп, оставить викарием Симанского и именоваться «Ленинградским». Владыка Иосиф выставленных условий не принял.

    Против обновленческого крыла объединилось консервативное петроградское духовенство, во главе которого стали епископы Димитрий Гдовский и Григорий Шлиссельбургский. Вскоре к ним примкнул и владыка Сергий Нарвский…

    Отец Вениамин не без волнения ожидал решения своего духовного наставника. С давних пор у владыки Сергия сложились дурные отношения с епископом Григорием. Тот был против возведения архимандрита Сергия в епископы, выхлопотанного друзьями последнего ещё у Патриарха Тихона. Против хиротонии, совершённой самим Святейшим, выступил в 1924 году весь Епископский совет Петроградской епархии. Впоследствии петроградские архиереи долгое время игнорировали епископа Сергия, не сослужили с ним, никуда не приглашали. Всё это больно ранило мягкого, и без того побитого жизнью владыку, но он продолжал смиренно служить в своём храме на станции Сергиево, кротко снося оскорбления от собратьев.

    Епископ Григорий долго не признавал его сана, не принимал лично и открыто считал «деревенщиной», называл невеждой. Такое отношение к кроткому молитвеннику, наставнику великокняжеских детей могло говорить разве что о чрезмерной гордости Григория. Когда же многие епископы оказались в заключении, епископу Шлиссельбургскому пришлось признать владыку Сергия. Ему было дозволено служение в различных храмах, и отныне Григорий стал командировать старика-епископа в отдалённые уголки, куда самому ему ехать не желалось. Такое положение также было смиренно принято владыкой Сергием. Он был рад уже самой возможности служения. И, как дитя, радовался, когда привелось служить в полковом соборе Измайловского полка, шефом которого был незабвенный для него Великий князь Константин Константинович…

    Между тем, с епископом Николаем (Ярушевичем) владыка находился в добрых отношениях. Однако, личные симпатии и антипатии были оставлены перед лицом попираемой истины. Христова истина была для кроткого епископа Сергия единственным мерилом, перед которым в ничто обращались личные обиды и огорчения. И, защищая эту истину, стал он в ряды своего вчерашнего гонителя.

    За этот выбор многострадальному владыке Сергию пришлось расплачиваться новой обидой. Ярушевичу, поставленному временно управляющим епархией, требовались свои епископы. Попытки добиться рукоположения своего человека, однако, не увенчались успехом. Тогда епископ Николай решил добиться увольнения на покой одного из своих противников. Выбран для этого был, разумеется, самый беззащитный из всех – владыка Сергий. Указом Сергия Страгородского он был уволен за штат, несмотря на ходатайства за него других епископов.     

    Между тем, в Русской Церкви нарастали события судьбоносные. В начале 1927 года, когда подавляющее большинство архиереев находилось в заключении, митрополит Сергий был неожиданно отпущен на свободу и получил право свободного жительства в Москве. Кое-кто питал иллюзии, что «власть сдалась», но люди дальновидные насторожились сразу. Следующий же шаг заместителя местоблюстителя многократно усугубил эту настороженность. В мае Сергий собрал на совещание нескольких архиереев, составивших Временный Патриарший Священный Синод, разрешение на деятельность которого было дано НКВД. В состав Синода вошли бывшие обновленцы архиепископ Сильвестр и Алексий Симанский, бывший сектант-беглопоповец архиепископ Филипп, давний сотрудник ГПУ митрополит Серафим (Александров), с давних пор прозванный верующими «лубянским»…

    Плодом совещаний данного беззаконного органа стало обращение митрополита Сергия к пастырям и пастве, в котором провозглашалось: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не только из страха, но и по совести», как учил нас Апостол (Рим. 13, 5)».

    Впервые Церковь была открыто заявлена, как сторонница политики богоборческой и человеконенавистнической власти. Признание ударом для Церкви убийства палача Царской семьи Войкова не оставляли сомнений, о каких «радостях» и «горестях» идёт речь. В государстве, где тысячи исповедников гибли и терпели всевозможные лишения в тюрьмах и ссылках, церковь объявляла о сорадовании радостям их палачей, отрекаясь от них и от Того, за Кого они страдали.

    Декларацию Сергия надлежало огласить во всех храмах. Однако, многие священники, возмущённые ею, отказались. Так, духовный сын владыки Сергия, иерей Сергий Тихомиров, служивший в церкви Воскресения Христова на Петроградской стороне, сложил с себя благочиние, а Послание отослал назад Ярушевичу. Попытка же другого иерея зачитать и обсудить документ вызвала шквал возмущения верующих.

    До станции Сергиевской, где служили владыка Сергий и отец Вениамин вести доходили не сразу. О содержании Декларации рассказал им срочно приехавший Тихомиров. Бедный отец Сергий был словно в лихорадке от потрясения, вызванного прочитанным Посланием.

    - Это погибель, погибель для Церкви! – повторял он, расхаживая по комнате. – Страгородский – предатель Церкви и Иуда, продавший Христа! Отныне с ним нельзя иметь никакого общения! Своей декларацией он душой и телом сливает верных с антихристовой властью! Подчиняет ей Церковь! Ни один истинно-православный человек не может принимать радости Соввласти за радости Церкви и успехи Соввласти за наши успехи!

    Владыка Сергий мягко заметил, что такие решения нельзя принимать сгоряча и без соответствующего обсуждения, что митрополит мог быть вынужден издать такой документ. Он был заметно взволнован и подавлен. Кое-как удалось утишить праведный гнев Тихомирова. Втроём решили дождаться реакции духовенства и дальнейшего развития событий.

    Ждать долго не пришлось. В середине августа духовник митрополита Иосифа протоиерей Александр Советов, епископ Гдовский Димитрий, схимонахиня Анастасия (Куликова) и другие представители духовенства северной столицы отправили митрополиту Иосифу послание с выражением своего несогласия с политикой Заместителя Патриаршего Местоблюстителя. А в начале сентября на заседании Временного Синода под председательством митрополита Сергия, «по соображениям большей пользы церковной», решено было перевести владыку Иосифа на Одесскую кафедру.

    Чуть меньше года назад, когда был арестован митрополит Сергий, владыка Иосиф занял его место, понимая, что и ему недолго оставаться на свободе. Как раз в ту пору стали ходить слухи о якобы готовящихся тайных выборах патриарха. В Петроград по этому делу приезжал епископ Павлин (Крошечкин), позже вышедший на свободу одновременно с Сергием. Слухи эти немало встревожили отца Вениамина. Бывший офицер, он и в монашеском чине не утратил никогда не изменявшего ему чутья на врага. И разговоры о том, что подобные приготовления ведутся втайне от ГПУ, не могли вызывать у него ничего, кроме болезненной усмешки. В государстве, где всё опутано паутиной ГПУ, где даже у стен есть глаза и уши, в сфере, находящейся под наиболее плотной опекой ГПУ, проходит серьёзнейшее мероприятие – тайно от этого самого ГПУ. Чистые и светлые душой люди, каковыми являлись мудрые святители, вовлечённые в эту игру, могли поверить такой конспирации, но бывший полковник Белой армии, познавший глубины самой чёрной ненависти и отчаяния, почувствовал опасность сразу. И потому последовавшая волна арестов, захватившая и владыку Иосифа, не стала для него неожиданностью.

    Митрополит был сослан в Николо-Моденский монастырь Устюженского района, где в это время обитало всего десять монахов, с запрещением покидать его. Это была настоящая ссылка. Но, обладая значительным авторитетом и решительным характером, преосвященный Иосиф продолжал управлять епархией через своих викариев.

    Указу о своём перемещении в Одессу владыка не подчинился, сочтя его противоречащим канонам, предписывающим смещать архиереев лишь в случае тяжкой болезни или серьёзных проступков. Де-факто таковое перемещение было ценой освобождения из ссылки. Точно таким же образом были переведены со своих кафедр и другие архиереи, не угодившие власти, что так же напрямую шло вразрез с канонами, не допускающими вмешательства внешних в дела церковные. О своём решении митрополит Иосиф известил Сергия Страгородского. Но тот не отменил своего указа.

    Посетивший ссыльного владыку епископ Димитрий Гдовский из первых уст узнал о развернувшейся между митрополитами полемике, в которой обозначилась главная линия разделения. Сергий убеждал преосвященного Иосифа, что подчиниться следует, так как того желает власть, протягивающая руку милости. Но владыка был не из тех людей, что принимали «милость» из руки лукавого, не зная или забывая цену оной. «Милости проси, а правды требуй», - этому девизу митрополит Иосиф был верен всю жизнь. И следуя ему, ответил Заместителю Местоблюстителя: «Конечно, следует всемерно быть признательным власти за эту и за всякую другую милость. Но надо же знать и границы не пересаливаемого угождения власти, провозгласившей вместе с отделением Церкви от Государства и другой, столь благоразумный и желательный для нас принцип – совершенного невмешательства в наши чисто церковные дела. Вы говорите – так хочет власть, возвращающая свободу ссыльным архиереям под условием перемены ими прежнего места служения и жительства. Но какой же толк и польза от вызываемой этим чехарды и мешанины архиереев, по духу церковных канонов состоящих в нерасторжимом союзе с паствой?»

    Весть о переводе митрополита Иосифа в Одессу и о его несогласии с этим всколыхнула Петроград. Нарождавшееся движение противников политики Сергия и его Синода обрело своё знамя, своего вождя, и это придало ему сил.

    В церковных кругах с молниеносной скоростью распространялись различные слухи. Возле храмов собирались группы прихожан, спорили, возмущались и сходились в том, что власть и продавшийся ей Синод желают ввести обновленчество, а владыка Иосиф стал помехой в этом. Оглашение в соборе Воскресения на Крови указа о его переводе вызвало глубокую скорбь верующих. Многие плакали.

    Идеологом оппозиции неожиданно стал не осторожный, привыкший соблюдать дисциплину Григорий Шлиссельбургский, а лишь недавно хиротонисанный в епископа Гдовского Димитрий Любимов.

    После издания указа о поминовении в качестве правящего архиерея Николая Ярушевича владыка Димитрий впервые, будучи совершенно здоров, не стал служить в храмовый праздник родной Покровской церкви, не желая поминать Николая и не имея возможности поминать Иосифа наперекор решению церковной власти и причта своего храма. Отныне епископ Гдовский служил большей частью в Лавре, где настоятельствовал Григорий, и где Николая не поминали.

    Между тем, положение становилось всё более грозным. Человек, вставший на преступный путь, редко может сойти с него, не дойдя до точки. Увяз коготок – пропала вся птичка. Так происходило с митрополитом Сергием. Может, и не рассчитывал он, когда писал своё Послание, как далеко придётся зайти ему по скользкой дорожке. Но став на неё, остановиться уже не мог.

    В октябре вышло сразу несколько роковых указов: о поминовении за богослужением богоборческой советской власти, о поминовении самого Сергия наряду с ещё живым главой Русской Церкви митрополитом Петром, об отмене поминовения всех епархиальных архиереев, находящихся в заключении. Они стали последней каплей, переполнившей чашу терпения верующих. Уже в конце октября в Троицком Измайловском соборе протоиерей Иоанн Никитин произнёс пламенную речь о новом походе обновленцев на Церковь, вызвавшую самую горячую поддержку прихожан, поднявших крик против Николая и в защиту владыки Иосифа. Отец Иоанн был немедленно запрещён в служении, но остановить движения было уже нельзя.

    Центром петроградской оппозиции стал кафедральный собор Воскресения на Крови. Его настоятель протоиерей Верюжский не выступал с громкими речами, подобно Никитину, он действовал тоньше и вернее: не поминал Николая, не сослужил ему, укреплял свои позиции в церковной двадцатке с целью создать в оной значительный перевес своих единомышленников над сторонниками Николая и Сергия. При помощи владыки Димитрия отец Василий ввёл в двадцатку новых членов, в результате чего сторонники Сергия остались в меньшинстве и вынуждены были уйти, а сам кафедральный собор оказался всецело в руках оппозиции.

    Тем временем к протесту присоединялись и другие приходы, отказывавшиеся приглашать к себе Николая Ярушевича. Немало верующих перестали посещать храмы, где поминали митрополита Сергия. Желая предотвратить надвигающийся раскол, Василий Верюжский от имени духовенства и мирян обратился к митрополиту Сергию с письмом, в котором указал меры, которые необходимо безотлагательно принять для исправления сложившегося положения:

    1) Отказаться от намеченного курса порабощения Церкви государством;

    2) Отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов;

    3) Поставить временный Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его утверждении в смысле совещательного органа, чтобы распоряжения исходили только от имени заместителя Местоблюстителя;

    4) Удалить из состава Синода пререкаемых лиц;

    5) При организации епархиальных Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917–1918 гг. и авторитет епископата;

    6) Возвратить на Ленинградскую кафедру митрополита Иосифа (Петровых);

    7) Отменить возношение имени заместителя Патриаршего Местоблюстителя;

    8) Отменить распоряжение об исключении из богослужения молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть.

    Обращение влияния не возымело. Недовольство росло и охватывало уже все без исключения епархии. С Соловков прозвучал голос запрещённых к поминовению мучеников: «Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства.

    Послание приносит правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам Православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви...

    Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь...

    Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. от 3/16 августа 1918 года, разъяснившее всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшее всех лиц, лишённых сана за политические выступления в прошедшем (Арсений Мацеевич, свящ. Григорий Петров).

    Наконец, мы находим послание Патр.Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным…»

    Из Вятки набатом грянуло отчаянное воззвание епископа Виктора (Островидова), пронзительное от сыновней боли писавшего, ещё недавно почитавшего Заместителя, как доблестного кормчего церковного корабля: «Души наши изнемогают, ужас созерцания того, что теперь кругом происходит в Церкви, подобно кошмару давит нас, и всех охватывает жуткий страх за будущее Церкви. – Там далеко задумал отложиться Ташкент, тут бурлит и возмущается Петроград, здесь стенает и вопиет к небу Вотляндия, и опять бунтует Ижевск, а там опять в скорби и недоумении приникли к земле Вятка, Пермь и пр. пр. города, а над всеми ими готовится вот-вот произнести свой решающий голос Москва. Ведь везде пошло лишь одно разрушение Церкви, и это в «порядке управления». – Что это такое? Зачем это? Ужели Святая Церковь мало еще страдала и страдает от «внешних»? И какая может быть польза от этих, разрушающих мир, гибельных распоряжений?

    …Владыка! Пощадите Русскую Православную Церковь – она вручена Вам, и от Вас много зависит не давать разрушать ее в «порядке управления». Пусть не подвергается порицанию всечестная Глава Ваша, и да не будет причин к расколам и отпадениям от Церкви. Если же этого не будет сделано-соблюдено, то, свидетель Бог и Ангелы Его, в Церкви произойдет великий раскол, от которого не спасет и предполагаемый Собор, который теперь сам уже заранее называется именем, которого лучше не произносить».  

    ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

    Категория: История | Добавил: Elena17 (17.01.2018)
    Просмотров: 678 | Теги: россия без большевизма, книги, церковный вопрос, Елена Семенова
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2031

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru