Все представленные книги можно приобрести в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/
Несравненно больший вес имели иные факторы, которые возможно считать основанием причин неудачи белых. К ним я теперь и перейду.
Я начну с характеристики тех, кого белые называли тогда «союзниками» и надежду на которых принято, быть может и не без основания, ставить в упрек белым...
Генерал Деникин в своем труде называет политику держав Антанты своекорыстной. Мне кажется, что это и есть самое правильное определение этой политики. «Союзников» нельзя, конечно, считать предателями, ибо в конце концов они, после мира в Бресте, ничего реального России, как таковой, не обещали; а наши русские национальные интересы были им совершенно чужды, и они расценивали их не высоко. Они были действительно своекорыстны, т. е. они соблюдали только свои собственные интересы и далее этого не шли.
Всем хорошо памятна роль «союзников» в Сибири: вся «помощь», вся поддержка белым длилась только до тех пор, пока державам Согласия угрожали германцы и пока надо было во что бы то ни стало создать хотя бы только угрозу восстановления русско-германского фронта. На этом-то фронте и оказались — и чехословаки, сыгравшие впоследствии такую плачевную роль в ликвидации фронта адмирала Колчака, и японцы, и американцы, поляки, юго-славяне, и даже французы с их генералом, санкционировавшим впоследствии предательство по отношению к русскому вождю...
И на северном фронте, как и на Волге за чехословаками, формировались русские силы за англичанами и французами; и там так же, как и в Сибири, «союзники» оставались лишь до тех пор, пока события на полях Франции не сделали русский фронт просто излишним... Тогда англичане ушли; правда, они предложили русским уйти вместе с ними, но, когда те, стремясь к освобождению Родины, естественно отказались, то англичане перед уходом, вместо того, чтобы передать запасы и снаряжение русским, утопили все в море... И после их ухода снабжение северного фронта велось со дна .моря... Легко себе представить, в каком виде море возвращало все то, что оно получило от «союзников».
Нельзя не вспомнить также роль английского флота при наступлении белых на Петроград, — когда русские силы при атаке Красной Горки были оставлены ими без всякой поддержки... Нельзя не вспомнить также «первую Одессу» и «первый Крым»; внезапно оставленные «союзниками» в нелепый и ничем не вызываемый 48-ми часовой срок! Не надо забывать и той психологической загадки, что первые танки были получены большевиками под Березовкой у Одессы от французов, бежавших перед красными потому, что, по их сведениям, в рядах большевиков оказались немецкие инструктора, т. е. те самые враги, победу над которыми «союзники» как раз в то время праздновали на западном фронте!..
Достаточно вспомнить те обещания, которые давали от лица своего правительства французский консул Энно в Одессе и французский офицер Эрлиш в Екатеринодаре... Теперь многое тайное стало уже явным. В «Архиве русской революции»*) напечатана секретная сводка сношений главного командования на юге с командованием французским: где же те «дивизии», которые были обещаны французами на смену уходивших с Украины немцев? Вся «помощь» ограничилась только снабжением, данным англичанами, которые, однако, в то же время не преминули поддержать враждебные Деникину кавказские новообразования...
*) Т. XVI.
Политика «союзников» была именно своекорыстной: им была нужна противогерманская Россия; а потом?.. Есть основания предполагать, что они продолжали «поддержку» лишь в силу того, что российская неразбериха была просто выгодна для них...
Вспомним и Крым последнего периода, периода командования генерала Врангеля. Англичане закончили свое «содействие» уже в Новороссийске. А французы... Если считать «помощью» словесное «признание» и присылку комиссара Мартеля, то, конечно, они помогли. Но если в помощи видеть что-либо более реальное, то она бесспорно была миражем.
Вывод ясен: «союзники» работали на себя и «помощь» их белым была далеко не так реальна, как это принято изображать.
Однако, говоря так о «союзниках», я считаю себя обязанным вспомнить тех англичан, которые были с нами в самом пекле боевых линий. Так, в Киеве, в конце 1919 года, я помню англичан, которые, зная по-русски только одно слово «ура», ходили в атаку с русскими ротами, оставшимися без офицера. Они поняли, что такое большевики; но убедить в этом своих соотечественников, оставшихся на родине, они не могли. Нельзя не вспомнить и тех французов, которые, будучи на месте действия, не смогли отказать в помощи белым при эвакуации Крыма... Быть может их изменило то, что они увидели в России? Но вопросы помощи решались не на местах боя, а в Лондоне и Париже, в министерствах иностранных дел.
Останавливаясь на взаимоотношениях с иностранцами, я должен сказать, что в политике белых тоже не все было благополучно и удачно; и в такой борьбе, когда надо было пользоваться всем, быть может даже пренебрегая известными последствиями, мы не умели привлечь и использовать всю иностранную помощь — и великодержавную, и окраинную...
Так, нельзя не пожалеть, что наши старые дипломатические представители, сохранившие на местах свое положение и располагавшие прежними средствами, порою признавали русские белые фронты и силы лишь с оговорками, «постольку — поскольку», неудачно применяя эту формулу проклятия, порожденную революцией!
Но и в сношениях с лимитрофами было много промахов. Так непризнание адмиралом Колчаком или же просто генералом Юденичем — фактически уже осуществленной самостоятельности Финляндии и Эстонии, быть может было основной причиной неудачи белых на западном фронте; непризнание же поляков генералом Деникиным сделало их постоянными противниками белых. Возможно, что несколько иначе следовало разговаривать и с «украинцами». Я говорю, конечно, не о Петлюре, ибо мало кто возьмется определить, где кончалось «украинство» Симона Петлюры и где начинался большевизм Льва Троцкого. Но «украинцев» гетмана было целесообразно признать...
И опять, переходя к очередному заключению, я должен повторить, что взаимоотношения с «союзниками», при наличности их своекорыстия и наших упущений, все-таки нельзя рассматривать, как основную причину неудачи вооруженного выступления белых.
Гораздо ближе можно подойти к этим основным причинам, остановившись на изучении тыла белых, к чему я и перейду.
Достаточно только одного беглого взгляда, чтобы бросилось в глаза то, неблагоприятное для белых, обстоятельство, что если, у красных тылом, районом снабжения, неисчерпаемым источником людского резерва, столь необходимого на войне, была вся Россия, — то тыл белых почти неизбежно свешивался в море, только временами, во время успехов белых, отходя от него. Таким образом белым до самого конца приходилось добывать свои пополнения как когда-то первым добровольцам свои первые патроны и снаряды, — отбивая их у противника.
Следовало бы подробно остановиться на устройстве тыла белых, так как, быть может, это привело бы ближе к цели моего исследования. По мере возможности я и постараюсь это сделать.
Если красные, для урегулирования своего тыла, прибегали к очень простому, но действительному средству, то есть к террору, к пулемету, которые всегда и на всякий тыл действовали отрезвляюще, то белые должны были применять иные меры, более подходящие к той закономерности которую они неизбежно несли с собою. У белых были губернаторы; между ними были и плохие, и хорошие; но не было стражников, то есть верхи тыловой администрации просто лишены были исполнителей, ибо все то немногое, что было в распоряжении белых вождей по части людского материала, конечно, в первую голову поглощалось боевой линией... И, как следствие, получалось — что при полном произволе в тылу красных, там царил относительный порядок, а при полной законности в тылу белых — тыл их был безусловно далек от порядка...
Я не могу останавливаться на подробном рассмотрении всего того, что делалось в белом тылу — я не могу перечислять все меры по аграрному вопросу, финансовому и иным законодательствам; — каждый из участников вооруженной борьбы белых может по своей специальности дать немало материала для разработки этих вопросов; я лично хочу остановиться только на обстоятельствах, непосредственно влиявших на положение белого тыла, и на том, почему это было так, а не иначе. Последнее вытекает уже из моих указаний на методы сторон в этой напряженной борьбе.
Были восстания, но в этом отношении оба тыла, обе стороны были в одинаковом положении — восстания были и тут и там; и в этом отношении образцом может служить разбойник Махно, который, несмотря на все свое моральное тяготение к красным, с одинаковым увлечением дрался и против них, и против белых.
Был бич тыла тиф — но был он и тут, и там. И белые, и красные, занимая районы расположения противника, натыкались на бесконечное количество трупов, на мертвые поезда, не имевшие в своем составе ни одного живого человека...
Бичом белого тыла была красная пропаганда. В этом вопросе красные преобладали, так как он был поставлен у них лучше, чем у белых, да и надо признать, что лозунги, проводившиеся ими в жизнь, были всегда бесконечно более заманчивыми для массы, чем то, что могли предложить ей пропагандисты белого фронта... Дальше чем «грабь награбленное», «все дозволено» и настоятельного обещания рая на земле, все равно идти было невозможно!
Пропаганда была могучим фактором, разрушившим белый тыл; восприимчивость к ней толпы, имевшей свой рупор в городских базарах, была поразительна; но на толпу эту — и не только на толпу, но и на так называемые общественные круги в белом тылу — не меньше красной пропаганды действовала и другая работа — работа русской интеллигенции отчасти и несоциалистического толка, но, конечно, главным образом работа самих социалистов...
Если первые, то есть радикальные интеллигенты действовали порой просто бессознательно, повторяя старые зады и насвистанные годами теории, то вторые действовали, конечно, совершенно сознательно.
В своем дневнике, в записи относящейся к 10-му июня 1919 года И. А. Бунин рассказывает, как вся Одесса с замиранием в сердце прислушивалась к тому, что делается на фронте и нервно гадала, удастся ли добровольцам сломить сопротивление красных и занять город, или же Одессе суждено оставаться под красным игом: «Вечером я у Р... и опять: я ему об успехах добровольцев, a он о том, что они в занятых областях «насилуют свободу слова» — кусаться можно кинуться». Да, надо согласиться: разговаривать с этими людьми было невозможно!
Обращаясь к деятельности социалистов в белом тылу, надо раз на всегда установить следующее: лозунг Керенского и комп. «Ни Ленин, ни Колчак», при настойчивой работе социалистов против всякого личного и собирательного «Колчака», всегда говорил о работе на Ленина!
И в действительности, работая против Колчака, можно было помогать только его противнику; не сознавать этого не могли даже и социалисты!
Для наглядности обратимся к фактам. В Сибири почтенная работа социалистов, о которой с гордостью достойной лучшей участи прямо и открыто говорит в своей брошюре член Учредительного Собрания Солодовников*), велась по строго продуманной программе и, пройдя через открытое восстание, устроенное социалистами во Владивостоке, дошла до прямого предательства и выдачи адмирала Колчака и его министра Пепеляева в руки большевиков, конечно, на издевательство и на смерть....
*) «Сибирские авантюры и генерал Гайда».
Что мы видим на Севере? Конечно, постоянную борьбу за власть и всяческие попытки насаждения столь несвойственных здоровой армии и массе офицерства и добровольцев социалистических лозунгов. Нельзя винить престарелого и лично порядочного Чайковского за то, что ему, несмотря на нахождение его во главе правительства, вместе с его «министрами» типа Бориса Соколова и общественными деятелями образца Скоморохова, это насаждение не удалось... они сделали с своей стороны решительно все для разложения белого тыла и фронта и... для торжества красного противника.
То же самое происходило на Западе, с «работавшими» там Кирдецовым, впоследствии сменовеховцем, имевшим тогда несомненное влияние на белую прессу, с «министром» Ивановым и т. д.
И менее всего на Юге! Менее всего потому, что в этом случае на Юге определеннее всего высказались вожди. Я не могу до сего времени установить более или менее точно, действительно ли правильны сведения о том, что в 1917 году в Ростов приезжал и делал попытки проникнуть к генералу Алексееву пресловутый главковерх Керенский; быть может это и так; однако и он понял, что среди преданных им же на растерзание черни офицеров, — ему делать нечего. Но достоверно, что Савинков там был, и несомненно, что он делал шаги для того, чтобы быть принятым верхами белых в свой круг для «совместной работы»; вопрос был решен категорическим отказом генерала Деникина, тогда еще не главнокомандующего, не соглашавшегося даже присутствовать ла одном заседании с Савинковым.
Была и еще одна попытка, которая, как мне кажется, могла дать для социалистов положительные результаты в смысле возможности наложить руку на деятельность белого командования. Я имею в виду попытку группы членов учредительного собрания, выпустившей в Екатеринодаре газету «Родная Земля». Во главе группы был Григорий Шрейдер, который имел развязность начать говорить добровольцам о генерале Корнилове, о том, что, следуя его заветам, добровольцы должны идти влево и т. д. С этой провокацией пришлось бороться решительно: в один прекрасный день, когда Шрейдер разразился дифирамбами по адресу генерала Корнилова, — в газете «Россия» было просто перепечатано, без всяких комментариев, августовское воззвание городского головы Петербурга Григория Шрейдера, призывавшего петроградский пролетариат подняться на выступившего против Временного Правительства изменника Корнилова... Результат этого выступления был неожиданный — Шрейдер был выслан из пределов занятых Добровольческой армией, его газета закрылась и его группа потеряла всякое влияние.
Однако я слишком долго останавливаюсь на этом вопросе — вероятно слишком он наболел у каждого из нас, чтобы пройти мимо него...
Вывод один — социалисты были всегда естественными врагами белых и тем самым несомненно помогали красным, для которых они были во многих отношениях «своими»... |
