В середине 1920-х годов на крупных промышленных предприятиях участились случаи аварий, взрывов и пожаров.
По мнению руководства страны, это являлось следствием диверсионных действий, инициированных из-за рубежа,и преступной халатности граждан.
Первый крупный процесс вредителем был организован в 1928 году. В это время в стране на самом деле процветала бесхозяйственность. Материалы архивного уголовного дела свидетельствуют, что в период с 1918 по 1923 год шахты Донецкого бассейна находились в запущенном состоянии — одни разорены, другие затоплены, многие выработаны.
В обвинительном заключении по делу сказано, что в 1922-1923 годах буржуазные специалисты создали контрреволюционную вредительскую организацию в Шахтинском районе, тесно связанную с бывшими шахтовладельцами Донбасса. С 1925 года она действовала под непосредственным руководством так называемого Парижского центра.
Этот вывод был сделан в связи с рабочими волнениями в Александровск-Грушевске (Шахтинском округе) в ноябре 1923 года. Тогда шахтёры Власовско-Парамоновского рудника выступили с требованиями улучшения условий труда, повышения заработной платы, соблюдения правил техники безопасности, развития рабочего самоуправления. Прибывшие представители Всероссийского союза горнорабочих провели общее собрание с чтением доклада о сложном международном положении страны, делавшем невозможным немедленное удовлетворение требований рабочих. Этим всё и закончилось.
В 1925/26 хозяйственном году рост заработной платы рабочих каменноугольной промышленности в Шахтинском округе обогнал рост производительности труд; на 19,1 процента.
 Подсудимые Башкин, Бабенко,
Чернокнижников выходят из тюремного
автомобиля. 1928 г. РГАКФД.
За счёт максимальной эксплуатации устаревшего оборудования при сохранении низких расценок оплаты труда, стимуляции энтузиазма рабочего класса, что, в свою очередь, вело к росту травматизма и аварийности.
Несмотря на трудности, в 1927-1928 годах в общесоюзном тресте «Донуголь», куда входили два района — Шахтинский и Белокалитвенский — добыча угля достигла 2,5 миллиона тонн, что на 0,3 миллиона тонн превышало уровень 1913 года. Механизированная добыча угля по отношению ко всей добыче составляла в
стране 15,8 процента, в Шахтинско-Донецком округе — 45,4. Вряд ли можно было достичь таких результатов при массовом вредительстве.
Как видно из материалов Шахтинского дела, определённое количество специалистов, работавших на предприятиях каменноугольной промышленности при царском строе, не скрывали своего негативного отношения к политике новой власти, проводимой в отрасли. Многие подсудимые не отрицали своих связей с бывшими шахтовладельцами, эмигрировавшими после революции за границу, однако не признавались во вредительстве и передаче шпионских сведений.
Ещё 23 ноября 1920 года был принят декрет об общих экономических и юридических условиях концессий. Тогда же поступили документы о сдаче отдельных предприятий угольной промышленности Донбасса в концессию, что обосновывалось невозможностью средствами республики восстановить Донбасс к 1927 году, как это планировалось. Иностранцам предлагались 72 предприятия каменноугольной промышленности бассейна.
Первыми в Шахтинском округе были арестованы А. К. Колодуб, С. А. Бабенко, В. Н. Самойлов, Л. Б. Кузьма, Н. Е. Калганов, А. В. Детер, Н. Н. Березовский, П. И. Антонов, И. Г. Горлов, В. Т. Беленко и другие специалисты, работавшие на шахтах Донбасса. Многие из них виновными себя не признали, заявляя о необъективном ведении следствия и оговоре.
Признавать вину они начали после длительного пребывания под следствием и заключения в одиночных камерах.
В. С. Ржепецкий заявил: «Ужас как в одиночной камере, так и здесь преследует меня, не знаю, чем себя оправдать».
А. Я. Юсевич утверждал: «Я подписал признание по принуждению. Давно нахожусь в невменяемом состоянии».
На допросах следователи, искусно манипулируя сведениями о политическом прошлом арестованных, фактах аварий, затоплений на шахтах, об антисоветских высказываниях отдельных инженеров, добились от некоторых специалистов признания в существовании контрреволюционных вредительских групп в Донецко-Грушевском, Несветаевском, Власовском,Щербиновском и Горловском рудоуправлениях, в правлении треста «Донуголь» и ВСНХ СССР.
 Трудящиеся Москвы у Дома Союзов во время слушания Шахтинского дела.
1928 г. РГАКФД.
Подследственные показали,что руководили ими из-за границы бывшие акционеры угольной промышленности. На основе этих признаний были арестованы 58 специалистов.
Участники организации своими действиями якобы толкали рабочих на выступления против советской власти, вызывая волнения и забастовки, умышленно разрушали вентиляцию в шахтах, неправильно устанавливали расценки, плохо вели ремонт и новое строительство, нарушали правила техники безопасности, закупали за границей ненужное или некачественное оборудование. Так, Бабенко и Самойлов пустили в эксплуатацию ряд нерентабельных шахт, одну затопили, другую пытались взорвать. Березовский подтвердил получение денег из-за границы за проведение вредительской работы, направленной ни много ни мало на развал каменноугольной промышленности страны. Петров обвинялся в том, что задержал проходку центрального уклона, Организовал ремонт ненужного копра, занизил расценки работ, вызвав недовольство рабочих, и увеличил продолжительность рабочего дня. Следует отметить, что в конце 1920-х годов занижение расценок было обычным явлением на производстве.
Харьковский центр контрреволюционной вредительской организации, главным штабом которого, по мнению следственных органов, было Управление нового строительства Донбасса, состоял из дирекции треста «Донуголь».
На предварительном следствии С. П. Братановский сообщил о составе, структуре и задачах организации, содействовавшей сдаче рудников в концессию бывшим шахтовладельцам. Однако большинство обвиняемых эти показания не подтвердили.
Тем не менее 9 февраля 1928 года Г. Г. Ягода всё же доложил Председателю СНК А. И. Рыкову о выявлении контрреволюционной организации, которая в течение ряда лет занималась разрушением
донугольного хозяйства. Деятельность организации, по его словам, направлялась из Польши и Германии. «Задания» получали инженеры «Донугля», командируемые за границу, и инженеры германских фирм,
приезжающие в СССР, — Майер, Отто, Вегнер от фирмы АЕ6; Геслер от фирмы Ф. Зейферт; Костер и Байштыбер — от Кнаппа. Однако арестованные немецкие специалисты Майер и Отто категорически
отвергли все обвинения по организации аварий на производстве.
 Президиум суда. 1928 г. РГАКФД.
В Московском центре главными фигурами были Ю. Н. Матов, Н. И. Скорутто, Л. Г. Рабинович и С. Г. Именитов, давшие противоречивые показания и на предварительном следствии, и в судебном
заседании.
На процессе по Шахтинскому делу выступило много свидетелей-шахтёров, рассказавших о тяжёлых условиях труда, неправильном начислении заработной платы, бюрократизме инженерно-технического персонала, несоблюдении трудового законодательства, нарушении правил техники безопасности. Лишь отдельные случаи затопления шахт, аварии, порча механизмов отдалённо напоминали акты
вредительства.
О контрреволюционной вредительской организации обвиняемые дали противоречивые показания. Так, Березовский показал, что она возникла в конце 1922 — начале 1923 года, а затем заявил, что ещё в 1919 году перед ним якобы была поставлена задача сохранять рудники в интересах бывших шахтовладельцев. На предварительном следствии и в судебном заседании он признал получение от Г. А. Шадлуна денег для раздачи должностным лицам, якобы проводившим вредительскую деятельность в интересах бывших шахтовладельцев, а также получение от Н. Н. Горлецкого письма с директивными указаниями о
вредительстве. Однако Горлецкий не мог в указанный период совершать эти действия, так как в это время не работал в Донугле. С1920 по 1923 год он преподавал в горном техникуме, а затем трудился в
Югостале. Горлецкий виновным себя не признал и полностью отрицал предъявленное обвинение. Правдоподобность показаний Шадлуна также вызывает сомнения, поскольку его показания были даны в результате применения незаконных методов ведения следствия — ему не давали спать по десять суток1.
Впрочем, и у ЦК ВКП(б) не было уверенности в существовании такой организации. В записке М. П. Томскому 2 февраля 1928 года К. Е. Ворошилов писал:
«Миша, скажи откровенно, не вляпаемся мы при открытии суда в Шахтинском деле. Нет ли перегиба в этом деле местных работников, в частности краевого ОГПУ».
На что Томский ответил: «По Шахтинскому и вообще по угольному делу такой опасности нет. Это картина ясная. Главные персонажи в сознании. Моё отношение таково, что не мешало бы ещё полдюжины коммунистов посадить»2.
Первые материалы по Шахтинскому делу из ОГПУ в Политбюро ЦК ВКП(б) поступили 28 февраля. К этому времени следствие велось уже полгода. Реакция Политбюро была однозначной: продолжать следствие для более тщательной проработки. Для доклада по данному делу из Ростова-на-Дону в Москву выехал полномочный представитель ОГПУ Е. Г. Евдокимов.
В Политбюро была организована комиссия в составе А. И. Рыкова, Г. К. Орджоникидзе, И. В. Сталина, В. М. Молотова и В. В. Куйбышева, которая стала заниматься Шахтинским делом. В Политбюро уже существовала Комиссия по политическим делам, но Шахтинскому делу, по-видимому, придавалось особое значение. Молотов и Сталин в записке членам Политбюро писали, что «дело может принять интереснейший оборот, если организовать соответствующее судебное разбирательство к моменту выборов в Германии»3.
В этот же день Политбюро ЦК ВКП(б) решает послать кандидату в члены Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Андрееву следующую телеграмму: «Считаем необходимым разбирательство дела шахтинских специалистов в судебном порядке, о чём дадим в ближайшие дни конкретные указания».
Но Куйбышев посчитал это преждевременным, так как нити этого дела вели в «Донуголь», «а с передачей дела в руки судебных органов мы много не сумеем узнать».
 А. Я. Вышинский за чтением приговора.
1928 г. РГАКФД.
2 марта Политбюро ЦК ВКП(б) предоставляет созданной комиссии право окончательного решения срочных вопросов от имени Политбюро, а 13 марта вводит в её состав Ворошилова4.
В письме от 2 марта Молотов и Сталин сообщили членам Политбюро о заслушанном сообщении сотрудников ОГПУ Ягоды, Евдокимова, Зотова о специалистах-контрреволюционерах Шахтинского региона. «Доклад выяснил наличие контрреволюционной группы из бывших шахтовладельцев и их служащих — специалистов, ставящих себе целью разрушение нашей строительной работы по линии Донугля и добившихся уже значительных результатов. Группа связана с русскими контрреволюционерами в эмиграции, с немецкими капиталистами и польскими контрреволюционерами. Показания арестованных не оставляют никаких сомнений в серьёзности этого дела. Для полного раскрытия дела необходим арест ряда инженеров как в Москве, где имеется центр контрреволюционеров, так и в Харькове»5.
Но для того чтобы показать связь вредителей, проходящих по Шахтинскому делу, с немецкими капиталистами, нужно было найти какую-то конкретную связь.
Учитывая то обстоятельство, что на шахтах работали иностранцы, 5 марта Политбюро ЦК ВКП(б) решило арестовать замешанных в Шахтинском деле немцев, англичан же решили не трогать — отношения с Англией и без того были непростыми.
12 марта заместитель наркома иностранных дел М. М. Литвинов из Берлина информировал Сталина и Чичерина о негативной реакции промышленных кругов в связи с арестами немецких инженеров
в СССР, предостерегая об ухудшении отношений не только с Германией, но и с американским промышленным миром. Он предложил создать авторитетную комиссию для определения вины арестованных немцев, гарантируя присутствие при допросах представителя Народного комиссариата иностранных дел.
8 марта Политбюро ЦК ВКП(б) принимает предложенный Сталиным, Бухариным и Молотовым проект обращения ЦК ко всем организациям ВКП(б), всем коммунистам-хозяйственникам, всем ответственным работникам промышленности, ответственным работникам РКИ и ОГПУ «Об экономической контрреволю-
ции в южных районах углепромышленности». Его появление объясняет многое.
Прежде всего это была попытка борьбы с бесхозяйственностью. Экономические методы здесь не срабатывали, и Политбюро вспомнило о репрессивных мерах, некогда эффективных.
В это время Евдокимов из Ростова-наДону сообщал, что 31 гражданин СССР и пять немцев к процессу готовы. Каким образом велась эта подготовка, можно только предполагать. 15 марта Политбюро ЦК ВКП(б) в целях ускорения подготовки «Донбасского дела» для судебного разбирательства предложило Крыленко, ввиду возложения на него обязанностей обвинителя, ознакомиться со всеми имеющимися следственными материалами. В. Р. Менжинскому, Н. М. Янсону и Куйбышеву поручалось в недельный
срок ознакомиться со списком всех арестованных инженеров в Донбассе, разбить их на категории по степени виновности.
Впрочем, на заседании 23 марта решили освободить некоторых обвиняемых инженеров, необходимых для работы на шахтах, о чём проинформировали Сталина и Рыкова6.
Чтобы поскорее передать дело в Верховный суд СССР, в Ростов с группой подчинённых был командирован прокурор РСФСР Н. В. Крыленко. На всё про всё да
вался месяц. Его работе всяческое содействие оказывали ГПУ Ростова и Харькова.
28 марта группа Крыленко приступила к работе: трое оформляли дела, двое вели
допросы. Евдокимов докладывал в Москву, что уже отпечатаны девять томов дела,
и о проведённых очных ставках, которые прошли «хорошо»7.
В связи с тем, что в ходе следствия было установлено, что «Шахтинское дело» связано с делом «Донугля», было предложено объединить их в один процесс, ограничившись привлечением по делу верхушки «Донугля» и Щербиновскога рудоуправления. ОГПУ было предлоЖёНб направить в Москву к 20 апреля всех арестованных по материалам «Донугля».
30 марта состоялся пленум Северо-Кавказского комитета ВКП(б). Основным докладчиком на нём был полномочный представитель ОГПУ по СКК Евдокимов. В докладе он коснулся вопроса о разрыве в 1927 году отношений с Англией, связав это с участившимися поджогами, вредительством и прочими диверсиями.Было установлено, что наибольшее количество серьёзных фактов вредительства и аварий падает на участки производства, которыми руководят лица, по выражению докладчика, наиболее энергично вспоминающие «Боже, царя храни». Отмечалось, что за два месяца были опрошены более 600 рабочих, установлен умысел во всех авариях. Вредителями, по мнению ГПУ, оказались
бывшие шахтовладельцы. Установили, что члены этой организации в прошлом имели связь с царской контрразведкой.
На протяжении всей службы они не верили в перспективы развития отрасли при советской власти, предполагая вести в дальнейшем борьбу с ней. В прениях некоторые выступающие хвалили сотрудников ГПУ за работу («К нашему счастью, мы ещё имеем чекистов») и высказывались за усиление репрессий:
Иностранные корреспонденты во время
оглашения приговора. 1928 г. РГАКФД.
«В последнее время курс взят на смягчение репрессий... надо будет взять противоположный курс, и сейчас надо сказать прямо, что не расстрелявши несколько лиц, которые допустили грубейшие промахи, крупные растраты и бесхозяйственность, мы не достигнем соответствующих результатов в их искоренении»8.
Другие замечали, что Шахтинское дело принимает характер кампании: «Почему на каждом предприятии стараетесь найти «Шахтинское дело»?»; «Может быть, действительно стараются найти, выдумать, но надо посмотреть вокруг, и если не контрреволюционные, то отдельные головотяпства выправлять нужно»9.
Андреев поддержал докладчика:
«Одними своими руками построить социализм мы не можем, надо использовать специалистов... Я думаю, что есть у нас, у хозяйственников, внутреннее недоверие к нашим органам ГПУ, что, дескать, они увлекаются своими исканиями преступлений, перебирают и т. д.Такое недоверие есть. Я думаю, что это недоверие должно быть изжито. Это недоверие после того, какие успехи ГПУ имеет в деле раскрытия экономического контрреволюционного заговора, должно быть изжито и заменено большим вниманием ко всем указаниям этих наших организаций»10.
На совместном заседании Политбюро ЦК и ЦКК, проходившем с 6 по 11 апреля, слушали проект резолюции по Шахтинскому делу. В резолюции говорилось, что Шахтинское дело приобрело общесоюзное значение, вскрыв новые формы и методы борьбы буржуазной контрреволюции против СССР, против социалистической индустриализации. Подчёркивалось, что непосредственное руководство предприятиями сводилось к «общему руководству». Хозяйственники превратились в комиссаров плохого типа, не отвечающих за порученное дело. Партийное руководство сводится к декларациям.
Был сделан вывод, что вскрытые недостатки в Донбассе характерны для большинства промышленных районов и делают необходимым скорейшее проведение ряда практических мероприятий для их устранения. Ставилась задача усиления контроля за работой специалистов. Объединённый пленум предложил в ближайшие месяцы обратить внимание на проверку личного состава специалистов. На пленуме также обсуждались вопросы о выдвиженцах, о вовлечении масс в дело руководства производством, об улучшении условий труда и быта рабочих Донбасса11.
11 апреля члены комиссии Политбюро по Шахтинскому делу приняли предложение Крыленко об объединении дел в один процесс, ограничившись привлечением по делу руководства «Донугля» и Шербиновского рудоуправления.
Вновь был поставлен вопрос об арестованных немцах. Планировалось ещё раз обсудить вопрос о целесообразности привлечения к ответственности немецких инженеров Вегенера и Зебальда, так
как имелись материалы об их вредительской работе. Крыленко предложил ограничиться высылкой из СССР12. Только 19 июля Политбюро ЦК ВКП(б) обязало ЦИК принять решение о ликвидации дела
Зебальда и выслать его из СССР как нежелательного иностранца.
В связи с завершением следствия по Шахтинскому делу 17 апреля 1928 года комиссию по этому делу Политбюро ликвидировало. Однако была создана комиссия против вредительских организаций в СССР, а также в связи с процессом в Донбассе. В неё вошли Рыков, Молотов, Орджоникидзе.
26 апреля Каганович из ЦК КП(б)У писал Сталину, что контрреволюционные организации охватили ряд крупных трестов Украины: «Югосталь», «Химуголь», ЮРТ. Существовала таковая и в Москве, распространившая своё влияние на Сибирь, Кавказ и Центральный район СССР.
Кроме того, она была связана с польским и французским посольствами в Москве, польским генеральным консульством в Харькове, французским военным министерством, Бюро политической полиции
в Берлине. Поляки, по словам Кагановича, щедро субсидировали организацию, используя её для шпионской и диверсионной работы. «Мне кажется, тов. Сталин, что нельзя ограничиваться только
той резолюцией, какая была принята на пленуме ЦК. Резолюция совершенно и абсолютно правильная, но сейчас необходимо более глубоко и конкретно изучить все условия работы наших трестов и
хозяйственных организаций и провести такую реорганизацию не только структуры, но и самой работы хозяйственных учреждений, которая бы обеспечила нас от повторения подобных историй.
В частности, мне кажется, необходимо усилить роль ГПУ, примерно так, чтобы в крупных трестах были бы крупные работники, уполномоченные ГПУ, как вроде транспортных органов ГПУ. Эту реорганизацию надо провести под наблюдением и непосредственным руководством руководящих работников ЦК и ЦКК, иначе,
я боюсь, как бы у нас на деле в смысле структуры и методов работы не осталось по-старому»13.
В заключение Лазарь Моисеевич подчёркивал, что «выводы тов. Сталина в его докладе на Пленуме ЦК в отношении новых форм работы контрреволюции и подготовки интервенции получают фактическое подтверждение в материалах этого дела»14.
Получался эффект сообщающихся сосудов. Стоило Сталину сделать выводы о новых формах работы контрреволюции, органы тут же находили подтверждение этому. Сталин же в своих выводах о контрреволюционной деятельности в СССР опирался на докладные записки ОГПУ.
Интересно отношение к фальсифицированному процессу лиц, живших в то время. Так, инженер Борис Сысоев, работавший в 1928 году в «Коксобензоле», покончил жизнь самоубийством. В своём предсмертном письме, которое кандидат в члены Политбюро В. Я. Чубарь 29 июня 1928 года переслал Сталину, он писал, что Я. В. Ротайчик обозвал его контрреволюционером, шахтилцем и хочет отдать под
суд: «Но я знаю, что при желании можно обвинить и невинного — сейчас момент такой. Я не хочу позора, не хочу безвинно страдать и оправдываться, предпочитаю смерть позору и страданиям. Я безгранично страдаю за будущее, неужели дело Ленина погубят?
Судить меня — это рубить тот последний сук, на котором всё держится...»15
Сталин попросил разослать это письмо членам и кандидатам в члены Политбюро.
Заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР по
Шахтинскому делу состоялось летом 1928 года под председательством Вышинского.
Одни подсудимые признали часть предъявленных обвинений, другие полностью их отвергли. Впрочем, были и те, кто признал свою вину. Суд оправдал четверых из 53 подсудимых, четверым определил
меры наказания условно. Девять были приговорены к заключению от одного до трёх лет, большинство осуждены на cpoк от четырёх до десяти лет. 11 человек были приговорены к расстрелу (пять из них
расстреляли, шести ЦИК СССР смягчил меру наказания).
В связи с «успешным» окончанием дела Андреев, Орджоникидзе и Микоян обратились в Политбюро с предложением наградить Евдокимова и Зотова орденом Красного Знамени16. Затем список увеличился до 15 человек. Президиум ЦИК СССР 11 января 1929 года отклонил предложение о награждении сотрудников ОГПУ Евдокимова, В. А. Балицкого, А. А. Слуцкого, А. Б. Иксарова, Г. Е. Проофьева и других за расследование Шахтинского дела. По-видимому, это было связано с явно неудавшимся процессом
Судебное заседание выявило огрехи в следствии. Виновность обвиняемых была под сомнением.
В настоящее время Генеральная прокуратура Российской Федерации опротестовала решение Специального присутствия Верховного суда СССР 13 мая — 5 июля 1928 года. Был сделан вывод о том, чт
«в деле нет достаточных доказательств обвиняемых в подрыве каменноугольной и иных отраслей промышленности, трансорта, совершённых в контрреволюционных целях в интересах бывших собственников или иных заинтересованных зарубежных организаций, в передаче
за границу каких-либо шпионских сведений, а равно получении за указанные
действия денежного вознаграждения, также организационной деятельности
направленной к подготовке или coвершению террористических актов или иных
контрреволюционных вредительских действий, а равно участия во вредительской организации».
Лица, проходившие по так называемоу Шахтинскому делу, реабилитированы.
____
Примечания
1. Центральный архив (ЦА) ФСБ РФ. № Н-5088.
2. Архив Президента Российской Федерации (АП РФ). Ф. 26. On. 1. Д. 88. Л. 4.
3. АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 328. Л. 5.
4. Там же. Л. 4,168.
5. Там же. Л. 5.
6. Там же. Л. 172,199.
7. ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. On. 6 Д. 54. Л. 244.
8. Архив Ростовского областного центра документации новейшей истории. Ф. 7. On. 1. Д. 290. Л. 49.
9. Там же. Л. 60.
10. Там же. Л. 112, 116-117.
11. АП РФ. Ф. 3. On. 58. Д. 331. Л. 183-197.
12. Там же. Д. 329. Л. 10-12.
13. Там же. Л. 28-31.
14. Там же. Л. 32-37.
15. Там же. Л. 143-144.
16. Там же. Д. 330. Л. 17
Опубликовано: Журнал "Родина", №7,2008 - с.105-110
|
