Около ст. Егоринской (железная дорога Батайск-Торговая) мы жгли и портили железнодорожное полотно, для того чтобы бронепоезд не мог подойти для обстрела станицы. Шпалы, снятые с пути, мы складывали в клетки и жгли, а рельсы через каждые десять саженей загибали в степь, то в одну, то в другую сторону.

В одной из станиц мы довольно долго снаряжались для нового похода. Генерал Романовский[1], начальник штаба армии, разработал план коротких ударов по большевистским опорным пунктам.

Всё же оказалось, что немцы действительно заняли Украину и каменноугольный бассейн с Ростовом. Большевики угоняли из занимаемых немцами районов, что могли. Владикавказская дорога была до отказа забита поездами со всяким артиллерийским, интендантским и инженерным добром. Наше командование решило вооружиться и снабдиться из этих складов. Операции проходили удачно, и армия приобрела всё необходимое.

Всё это опять-таки бралось с боем и стоило больших потерь. В Армию влился отряд полковника Дроздовского[2]. Этот отряд подошёл из Румынии к Новочеркасску как раз на Пасху и помог освободить донскую столицу. У казаков установился дружный контакт с немцами, которые вели себя весьма корректно. Украина тоже попала под немецкую эгиду.

Немецкая помощь и указка была везде и во всём, но русская душка жила по-прежнему везде и во всех, не обрастая лохматым сепаратизмом.

Мы же – наследники Русской армии – остались верны союзникам. А как вознаградится эта верность, мы увидим через три года. И тогда мы будем думать: почему сильные мира сего всегда морально и умственно так слабы. Эта слабость в национальном эгоизме, что когда-то являлось силой и что теперь уже слабость. Немцы по-прежнему были наши враги, хотя вели они себя лучше друзей.

Появился тыл. Открылись центры, откуда начался новый приток добровольцев, немцы этому не препятствовали.

Первый период борьбы за Россию и 1-й Кубанский поход закончился.

Цифр я не привожу, официально это известно.

Твёрдость принципов и бессмертие идей – прошли через поход укреплёнными и воздвигнутыми на высоту, ещё не бывалую. Товарищество получило новую форму, наверно, такой будет выглядеть религия будущего.

 Говорят, что человек начинается с горя. Здесь дети познали горе, прежде чем вырасти. И дети умирали просто и мужественно, как умирали и женщины, которым этого не надо было делать, но которых на это позвал их высокий национальный дух.

Итак, поход окончился. Им и символически, и фактически была сохранена российская государственность и выявлено гражданское лицо её защитников. Была воздвигнута белая идея – добровольчество – бескорыстное служение Родине, беспредельная любовь и жертвенность.

Ни политики, ни капиталисты, ни помещики, ни парламентарии и буржуи, ни интеллигенция, ни даже монархисты или социалисты были в рядах этих «первопоходников», а офицеры и учащаяся молодёжь.

Только они этот государственный щит, где была слава и история великого народа, почли выше личного и платили за него полной ценой. Ведь убивать не особенно весёлое занятие, тем более, когда враг – свой собрат, с которым у нас одна судьба и с которым мы единоутробны.

Добровольцы были слугами своего народа. И не сегодняшнего или вчерашнего, а исторического. Они это сделали, потому что сочли это нужным и правильным. Не выгоды – личные, групповые или партийные руководили ими, а национальная гордость и самосознание. Не кастовые, классовые или другие интересы и побуждения, а большое и любящее сердце гражданина, сына своей матери России.

Здесь был родовитый князь, здесь был и не менее родовитый крестьянин, свободолюбивый студент, гимназист, кадет, юнкер, богатый и бедный, учёный и неучёный, казак, иногородний, великоросс и белорус, латыш, грузин, армянин, черкес, словак, еврей, текинец и другие. Были российские граждане, не по имени своему только, а по содержанию и делаемому делу.

Борьба требует жертв. Под станцией Шаблиевской, уже после боя, шальной гранатой (как и Корнилов) был убит генерал Марков, наш легендарный командир-герой, «шпага Корнилова», как его называли.

Нет, конечно, слов, чтобы его достаточно хорошо и правильно охарактеризовать: всё будет мало и бледно для этого большого человека, с жертвенной солдатской душой, и, конечно, будет недостаточно слёз, чтобы оплакать эту утрату, с которой умерла и часть нас самих, нашего духа.

Корнилов был символом подвига, Марков – порыва.

В Гражданскую войну мы были связаны со своими вождями, как нитка с иголкой. Их смерть была смертью части наших героических свойств, части нас самих. Ведь вождь не только душа и разум, но и судьба наша.

 Потухает светильник – угасает и свет. Мы долго отходили, пока опять входили в «форму». Крепли и росли мы от оставленного нам большого и героического  имущества.