[1] Великое — большое торговое село на юго-восток от Ярославля. По мнению ряда исследователей, недалеко от этого села начиналось действие поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: именно в него направлялся один из семи странников, «старик Пахом» («Пахом соты медовые / Нёс на базар в Великое...»). См.: Попов А.В. Топография поэмы «Кому на Руси жить хорошо» // Литература в школе. 1946. № 2. С. 40—42. Ср. впечатления от этого села И.С. Аксакова: «В прошедшую субботу ездил я с графом Стенбоком и Оболенским в Великое Село, на выставку сельских произведений и ярмарку, верстах в 25 от Ярославля. Это село принадлежит помещикам Яковлевым и подлинно Великое Село. В нем 600 домов, из которых 200 каменных. Оно знаменито производством полотен и холстов. Действительно, великосельские полотна считаются лучшими, и государь приказал покупать для себя только эти полотнах..> Это село, с одной стороны, производит приятное впечатление своим богатством и бодрою, умною деятельностью, с другой стороны, поражает вас неприятно отсутствием всякого сельского характера и фабричным нарядом крестьян. После недавно бывшего пожара село стало строиться по плану, и каменные дома построены точно так, как в Петербурге, т.е. дом к дому. В селе несколько улиц и площадей и 3 церкви. Оно замечательно также красивостью своих обитателей. Великосельские женщины считаются типом ярославской женской красоты» (Письмо И.С. Аксакова к родителям от 11 сентября 1850 г. //Аксаков И.С. Письма к родным. 1849-1856. М, 1994. С. 168-169).

[2] Русский княжеский род Репниных (ведущих род от князя Михаила Черниговского) прекратился в 1801 г.; последний его представитель, военачальник и дипломат Н.В. Репнин, действительно получал за отличия в первой Русско-турецкой войне земли и крестьян в Ярославской губернии. Однако князь Петр Иванович Репнин (1673—1739) жил до указанных событий.

[3] Откупом называлось предоставление государством частным лицам (с уплатой в казну определенной суммы) права взимания в свою пользу государственных доводов — в данном случае от питейных заведений.

[4] Собакин С.Я. (Яковлев; 1712—1784) — заводчик и откупщик. В 1762 г. получил потомственное дворянство.

[5] Демидовы — русский дворянский род, происшедший из тульских кузнецов. В начале XVIII в. основали на Урале железоделательное производство. Вероятно, речь идет об одном из представителей третьего поколения этого рода — сыновей Акинфия Никитича Демидова (1678-1745).

[6] Десятина — русская поземельная мера площади; в 1753 г. была установл «казенная десятина»: 80 х 30 или 60 х 40 сажен — 2400 кв. сажен, или 1,09 га.

[7] Имеется в виду реформа русской православной церкви, проведенная в середине XVII в. патриархом Никоном (1605—1681) и приведшая к расколу. Ярославские деревни были одним из центров раскола.

[8] Имеется в виду рассуждение о «видении зверя» в «Откровении Святого апостола Иоанна»: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое число его шестьсот шестьдесят шесть» (Откр. 13:18).

[9] И.С. Аксаков, специально исследовавший формы раскола в Ярославской губернии (в 1849—1851 гг.), свидетельствовал об их относительной «безобидности»: «...это старообрядчество состоит в употреблении двуперстного креста, старых икон и т.п. и только...» (Аксаков И.С. Указ. соч. С. 14).

[10] В связи с бедностью крестьяне занимались дополнительными промыслами -извозом, изготовлением полотен, плотничеством и т.д.

[11] Бурмистр — управляющий помещичьим имением или староста, назначенный помещиком из крестьян.

[12] Пурлевский неточно приводит начало «Песни веселых» (1791) Н.М. Карамзина, получившей популярность в демократической среде:
Братья, рюмки наливайте!
Лейся через край, вино!
Всё до капли выпивайте!
Осушайте в рюмках дно!

[13] Русская народная песня, включенная в народную драму «Лодка»; по современной классификации включается в раздел «разбойничьих песен» (см.: Пропп В.Я. О русской народной лирической песне// Народные лирические песни. Л., 1961. С. 35).

[14] Неточно цитируется 3-я строчка «Песни веселых» Карамзина; см. примеч. 12.

[15] Имеется в виду русская тяжелая лошадь, выведенная от скрещивания крестьянских кобыл с голландскими и датскими производителями на конных заводах братьев Масоловых в селе Шукавки Воронежской губернии на реке Битюг (отсюда название породы — битюг).

[16] Сохранная казна (позднее: Государственный заемный банк) была учреждена в 1772 г. для приема вкладов и выдачи ссуд под залог недвижимости; упразднен конце XIX в.

[17] Действительный статский советник — гражданский чин, приравнивавшийся воинскому чину генерал-майора.

[18] Красный товар — тканый материал, покупаемый на меру длины.

[19] Равендук — толстая парусина; тонкий посконный равендук назывался фламским полотном; тик — полотняная ткань для тюфяков и перин.

[20] Часовник (часослов) — книга с церковными «часовыми» молитвами: утренней, вечерней и полунощницей; часто использовалась в обучении грамоте.

[21] В день пророка Наума (1 декабря по старому стилю) детей, по обыкновению, начинали учить грамоте. Более удобного времени, чем зима, крестьянину не найти к тому же сам покровитель этого дня по имени напрямую связывался с учением: «Пророк Наум наставит на ум».

[22] Титло — надстрочный знак, означающий пропуск букв, сокращение в церковнославянском языке.

[23] Звательство — звательный падеж в церковнославянском языке, применяемый при обращении к другому лицу; для обозначения «звательности» использовалось особое титло. То обстоятельство, что ребенка учили «знаку звательства», свидетельствует о том, что учил его старообрядец: в никоновских книгах этот знак был отменен.

[24] То есть выученное прежде.

[25] Кафисма (кафизма) — раздел псалтыри; в данном случае имеется в виду начало псалма 37.

[26] Имеются в виду журнал «Вестник Европы» (1801—1830), основанный Н.М. Карамзиным, ежемесячное издание «Почта духов» (1789), издававшееся И.А. Крыловым, и «Живописец, еженедельное на 1772 год сочинение», сатирический журнал Н.И. Новикова.

[27] Имеются в виду следующие книги: «Сочинения» Карамзина (Т. 1—11. М., 1803—1815), «Кадм и Гармония. Древнее повествование» — историко-нравоучительный роман М.М. Хераскова (М., 1789), «Луция Апулея платонической секты философа превращение, или Золотой осел», перевод с латинского Е.И. Кострова (М., 1780—1781).

[28] Пурлевский приводит названия лубочных сказок, имевших широкое распространение в крестьянской среде.

[29] То есть около 180 см.

[30] Ферязь — старорусская верхняя одежда, длинная, без воротника; позумент — крученая пряжа определенной формы, обмотанная золотой и серебряной нитью.

[31] Штоф — плотная шелковая ткань.

[32] То есть из китайки — плотной хлопчатобумажной ткани желтого (реже: синего) цвета.

[33] Повойник — женский головной убор, повязка под платок.

[34] Карновичи — дворянский род выходцев из Украины; потомки Степана Ефимовича Карновича, генерал-майора при Петре III, жили в с. Лупандине близ Ярославля. Его внук, Ефим Степанович, стал передовым сельским хозяином, одним из основателей Ярославского общества сельского хозяйства (1843); его правнук, Евгений Петрович (1823—1885) — известным историком и беллетристом.

[35] Куль — мера сыпучих тел, приравнивавшаяся к 8 или 9 пудам.

[36] С начала XIX в. в России дефицит бюджета покрывался выпуском ассигнаций — и перед Отечественной войной 1812 г. возникли два внутренних курса рубля: «на ассигнации» и «на серебро». 1 рубль серебром стоил примерно 4 рубля ассигнациями.

[37] Воспоминания писались в 1860-х гг.

[38] То есть молоко в разных видах: сметана, сливки, творог, масло, сыр и т. д.

[39] Имеется в виду эпидемия холеры в 1830 г.

[40] Имеется в виду ключ из-под камня, по народному поверью возникающий от удара грозы.

[41] Опекунский совет был учрежден в 1786 г. с целью принятия в заклад от помещиков крепостных крестьян и выдачи владельцам их соответствующей ссуды под проценты.

[42] Имеется в виду поземельная собственность лесных участков, некогда пожалованных предкам помещика.

[43] Экономическая запашка — запашка, проведенная по распоряжению экономии — специальной сельскохозяйственной конторы, управления.

[44] Талька — здесь: моток ниток из фунта льна, надеваемый на ручное мотовило для крестьянской пряжи.

[45] «Странники», или «бегуны» — одна из раскольничьих сект, центром которой было село Сопелки Ярославской губернии.

[46] Явочное прошение — объявление о пропаже, покраже, побеге.

[47] Эта история упоминалась в литературе еще до появления воспоминаний Пурлевского: Н.А. Некрасовым в «Отрывках из путевых записок графа Гаранского» (1853), А.И. Герценом в заметке «По части помещичьего псолюбия» (1860). Однако именно рассказ Пурлевского стал источником аналогичного эпизода в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» (1880). Там его рассказывает Иван Карамазов в беседе с Алешей (кн. V, гл. «Бунт»), ссылаясь на то, что прочитал его «в одном из сборников наших древностей, в "Архиве", в "Старине", что ли». Финал трагического происшествия у Достоевского иной: «Мрачный, холодный, туманны" осенний день, знатный для охоты. Мальчика генерал велел раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть... "Гони его!" — командует генерал. "Беги, беги!" — кричат ему псари, мальчик бежит... Ату его!" — вопит генерал и бросает на него стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Генерала, кажется, в опеку взяли» (Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1976. Т. 14. С. 221).

[48] Упомянуты следующие лица: братья Баташевы — Андрей Родионович ( 1728 - 1799) и Иван Родионович (1741-1821) и генерал-лейтенант Дмитрий Дмитриевич Шепелев (1771—1841).

[49] Анна на шее — орден Святой Анны 2-й степени, которым награждались за успехи в гражданской службе.

[50] Антики — предметы старины.

[51] Кяхта, город в Забайкалье, на русско-китайской границе; до середины XIX был единственным перевалочным пунктом при торговле с Китаем. Через Кяхту шли основные поставки чая.

[52] То есть из Вереи, уездного города в Московской губернии.

[53] Московская коммерческая практическая академия — учебное заведение в Москве. основанное в 1772 г. П.А. Демидовым для получения коммерческого образования.

[54] Стряпчий — помощник прокурора и защитник интересов казны на казенных судебных процессах.

[55] Ср. наблюдения И.С. Аксакова над промыслом села Великое: «...в сущности, голландское полотно и дешевле и лучше. Самос лучшее великосельское полотно на 112 голландских рубашек стоит не дешевле 100 р. серебром, но оно никогда не имеет прочности голландского» (Аксаков И.С. Указ. соч. С. 168).

[56] Первый публикатор этих воспоминаний Н. Щербань далее писал: «К сожалению, именно на этих строках подлинная рукопись обрывается: смерть, постигшая автобиографа в 1868 году, не дозволила ему дописать повесть о своей жизни. Дальнейшая судьба нашего героя известна по устным рассказам его, переданным мне близко знавшими его людьми: излагаю ее вкратце, сожалея об отсутствии подробностей, которые, вероятно, были бы в высшей степени интересны.

Попавший по чужой вине и по вражьим проискам в немилость крепостной бурмистр Савва Дмитриевич Пурлевский, вошел в кабинет своего барина ни жив ни мертв. Сцена произошла грозная, заключилась строгим приказом: "сейчас отправляться назад в деревню, там ждать распоряжения".

Страшное слово "ждать распоряжения" ошеломило Пурлевского. Ему почудилась та расправа, которой он не раз был свидетелем, телесное наказание, может быть красная шапка, может быть Сибирь... Он, обыкновенно рассудительный, на этот раз потерял голову и тут же решился бежать. Куда? Об этом долго раздумывать нечего: куда чаще всего бегают раскольники, которые, вероятно, не раз ухаживали и из его села, где их довольно: за Прут, за Дунай!

В тот же день из Петербурга его и след простыл. Мучила его мысль, что внезапное удаление поставят ему в строку как доказательство его виновности, так чтобы не считали его беглым, а уход его — сознанием в вине и уклонением от заслуженно наказания, с дороги он послал господам по почте письмо, в котором обстоятельно излагал и материальную невозможность согрешить в деле, ходившем своим путем, мимо его рук, и те нравственные побуждения, которые заставили его, все бросив, поскорее искать спасения из боязни возможных последствий взведенной на него клеветы.

Отправляясь в Петербург, Пурлевский взял с собою лишь незначительную сумму после петербургских издержек да траты на обратный проезд, и прибыл в Москву всего с пятьюдесятью рублями.

Двадцать из них, положенных в кошелек, у него украли... На остальные он кое-как дотащился до Киева, где и очутился без копейки. В Кишинев пришлось зажиточному крестьянину, домовладельцу и бурмистру странствовать уже пешком.

Отсюда до Прута рукой подать, только нет средств устроить удобную без риску переправу, какую обыкновенно налаживали пограничные евреи за приличную плату. Делать нечего, подобрался в темную ночь предприимчивый горемыка один-одинешенек к реке, нарезал камышу, связал пучок, лег на него, оттолкнулся ногой поплыл по течению.

Течением прибило его в Молдавию. Чрез несколько дней молодец очутился уже в Яссах, измученный, оборванный, голодный, решительно безо всяких средств. Здесь он нашел немало русских беглых, особенно скопцов, занимавшихся преимущественно извозом. Пурлевский к ним. Они приютили земляка, накормили, приняли к себе в услужение. Хозяин попал в работники, да и тому был рад.

Вскоре, впрочем, он пошел в гору: по своей честности и трудолюбию был отличен, получил экипаж на разъезд, жалованье, долю из выручки, начал обживаться и понемногу разживаться, так что мечтались ему в более или менее близком будущем свои собственные дрожки. Только слышит он раз ночью впросонках около себя разговор: "Парень хороший, надо бы его к нам..."

Искренний православный, Пурлевский и своих старообрядцев на селе никогда не одобрял, а то стать ему скопцом! А как слышал он, что скопцы частенько употребляют насилие, то шибко перепугался и при первой возможности скрыться бежал на Дунай, к некрасовцам, на рыбные промыслы.

Здесь жил он два года, был обласкан, всем доволен. Одно сокрушало: тоска по родине, по селу, по семье, от которой, хоть и посылал ей от себя весточки, не получалось никакого известия. И сильно подмывало возвратиться. Но как? ведь он беглый крепостной!

Некрасовцы очень интересовались тем, что делается в России, и выписывали газеты. Раз, чуть ли не в 1834 году, читают в "Одесском вестнике", что по представлению графа Воронцова всемилостивейше разрешено беглым, не учинившим уголовных преступлений, свободно явиться и приписаться в Новороссийском краю, где пожелают.

Пурлевский, собрав все накопленные гроши, тотчас в Одессу, в мещане. Определился половым в трактир, понравился хозяину и сделался приказчиком.

В трактир ходил один магистратский секретарь. Он очень полюбил Савву Дмитриевича, и это знакомство немного спустя очень пригодилось. Кто-то послал Одессы главноуправляющему донос, что находится здесь такой-то беглый крепостной Великого села. Контора и хотела было потянуть его, но благодаря секретарю, магистрат и Херсонская уголовная палата отстояли приписку в одесские мещане.

Между тем известные Яхненко и Симиренко начали свое сахарное производство. Магистратский секретарь приходился им племянником. По его рекомендации, Савву Дмитриевича пригласили в комиссионеры открывающегося дела. Первоначально не ладилось. Поехал он, например, в 1847 году в Астрахань всего с пятьюдесятью бочками, три месяца жил там и не продал ни одной. Собирался уже восвояси ни с чем, как приходит к нему местный торговец колониальных товаров И.И. Козлов и покупает все пятьдесят бочек.

С легкой руки этого покупателя комиссионерство пошло удачно и положение С.Д. Пурлевского окончательно упрочилось. Он приписался в купцы, до пятидесятых годов разъезжал по России, живя главным образом в Севастополе; в 1852-м переселился в Москву, где до самой смерти (1868) оставался комиссионером сперва Яхненски и Симиренки, потом заменившего их товарищества. В 1856 году он выкупил своего единственного сына за две тысячи пятьсот рублей серебром (мать и жена, кажется, задолго пред тем умерли). Когда последовало объявление манифеста об освобождении крестьян, старик, возвратившись от обедни, молча сел и залился слезами...

Из подобных слез и слилось неисчерпаемое море признательности вокруг престола Державного Преобразователя!»