"Пока нам дорог хмель сражений,
Походов вьюги и дожди,
Ещё не знают поражений
Непобедившие вожди"!
Н.Туроверов

Занимаясь историей Гражданской войны, изучая истоки и смысл Белого движения, я с некоторой горечью убеждаюсь, что родная моя Калужская губерния не дала в тот период (1917 – 1921 гг.) ни одного более или менее заметного деятеля антибольшевицкого сопротивления. Если не считать, конечно, Николая Устрялова – известного публициста и соратника Колчака, ставшего в эмиграции на платформу национал–большевизма, да князей Евгения и Григория Трубецких, философов, выехавших на юг, в сферу действий Добровольческой армии, но их участие в Гражданской войне было по сути символическим. Поэтому я очень обрадовался, когда узнал, что один из легендарных героев "Лебединого стана", генерал–лейтенант Владимир Оскарович Каппель, уроженец соседней Тульской губернии, города Белёва. Пусть не калужанин, но почти земляк!

Помните эффектную сцену "психической" атаки из фильма "Чапаев"? По версии режиссеров картины, братьев Васильевых, – это шли каппелевцы. Соответственно, антипод Василия Ивановича, толстый и лысый белогвардейский полковник, затеявший жуткий марш на чапаевские позиции, – это и есть Каппель. Но отвлечемся от фантазий советских киношников! Настоящая статья посвящена одному из самых молодых Белых генералов и, без сомнения, одной из самых светлых личностей той кровавой эпохи.

1. Начало

Он родился в потомственной военной семье. До шестого колена – все офицеры, служившие ещё шведской короне. Дед и отец – георгиевские кавалеры, герои Крымской войны и скобелевских походов. Потому жизненный путь мальчика был определён заранее: кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище, Академия Генерального штаба, оконченная, кстати, по первому (высшему!) разряду. Затем – Мировая война, четыре года на фронте. Февральскую революцию встретил в чине подполковника. Казалось бы, – обычная карьера обычного офицера Императорской армии. Но было в характере Каппеля нечто необыкновенное, романтическое, то, что придавало особый ореол его словам и поступкам. Даже женился он совершенно в духе пушкинской "Метели", тайно обвенчавшись с любимой девушкой, увезённой ночью из родительского дома.

Вообще Каппель был способен на поступок, более того – умел подчинять себе людей. Под обаяние его личности попадали и вчерашние гимназисты и убелённые сединами старые вояки. Открытое русское лицо без малейшего гвардейского лоска, прямой, спокойный взгляд, невысокая, стройная, типично военная фигура вызывали мгновенную симпатию. Это чувство только усиливалось при личном общении. Каппель был блестяще образован, свободно владел немецким и французским языками. Вместе с тем ему была свойственна простота и естественность в отношениях с людьми – неизменный признак врождённой порядочности и светского воспитания. Он был даже по–своему красив, этот 35–летний подполковник Генштаба, кавалер четырёх боевых орденов, выехавший после развала фронта в Екатеринбург, на встречу с супругой и двумя маленькими детьми. Правда, увидеться Каппелям так и не довелось.

Поворотным пунктом в судьбе Владимира Оскаровича стала Самара. Восстание в мае 1918 года чехословацкого корпуса, растянувшегося в эшелонах по Сибирской железной дороге, привело к свержению большевизма на всей территории России к востоку от Уральских гор. Стала свободной и большая часть Поволжья. А в Самаре образовалась новая власть – Комитет членов Учредительного собрания (Комуч). Учреждение сие состояло сплошь из социалистов и либералов, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться тем, что имелось. Ведь большевики к тому времени уже показали себя во всей красе: массовые расстрелы, реквизиции, надругательства над святынями... "В Самаре на митингах, – вспоминал соратник Каппеля полковник В.О.Вырыпаев, – ультралевыми ораторами произносились речи о всемирной революции, о пожертвовании всей страной ради 3–го Интернационала, о классовой борьбе и т.п. А одна наиболее ретивая большевичка, товарищ Коган, настойчиво рекомендовала сейчас же начать классовую войну. Для этого она предлагала сорганизовать небольшие, хорошо вооружённые отряды по 12–15 красногвардейцев. Эти отряды, наметив себе буржуазные дома, должны были делать ночные налёты и истреблять всех, живущих в этих домах, включительно до грудных младенцев». В Самаре деятельность революционной фурии пресекло восстание офицеров и учащейся молодёжи. А сколько подобных особей орудовало тогда по городам и весям взбаламученной страны! И борьба с ними предстояла нешуточная.

Новое демократическое правительство приступило к созданию Народной армии и сразу же столкнулось с серьёзными трудностями. Старые, опытные военные кадры в войска идти не спешили. "Мы не хотим воевать за эсеров. Мы готовы драться и отдать жизни только за Россию", – говорили офицеры. Иной была позиция Каппеля: "Согласен. Попробую воевать, – сказал он в ответ на предложение пойти в Народную армию, – Я монархист по убеждению, но стану под какое угодно знамя, лишь бы воевать с большевиками". Парадокс, но встать ему пришлось под знамя красного цвета, – именно красный флаг признали поначалу своим деятели Комуча.

Далее события развивались так. На собрании офицеров Генерального штаба обсуждался вопрос, кому же надо возглавить формируемые части? Желающих вести в бой вчерашних студентов и гимназистов не находилось. А выхода не было: красные наращивали силы, готовились взять реванш. Хотели уже тянуть жребий… Но тут раздался голос Каппеля: "Раз нет желающих, то временно, пока не найдётся старший в чине, разрешите мне повести части против большевиков". В этот миг Владимир Оскарович сделал, наверное, самый важный жизненный выбор, вписав своё имя в историю Белой борьбы.

2. От Самары до Казани

Вот только под рукой у нового командующего оказалось... всего 350 добровольцев да два артиллерийских орудия. Цель же стояла ни много ни мало – взятие Сызрани, что в ста верстах от Самары. Красных было в десятки раз больше, но Каппель совершил обманный манёвр, создав иллюзию окружения города, и Сызрань пала. Каппелевцы же погрузились на пароход и отправились вверх по Волге к городу Ставрополю (нынешний Тольятти). Отряд численно вырос, обзавёлся пулемётами. Но всё же весьма походил на партизанскую часть, тем более, что ни погон на плечах, ни кокард на фуражках чины Народной армии не носили. Эсеровское правительство видело в старых воинских атрибутах признак реакции, и никак не хотело их восстанавливать. Офицеров это возмущало, но Каппель успокаивал: "Погоны мы себе вернём. А пока есть задачи поважнее".

Вслед за Сызранью пал и Ставрополь. Каппелевцы подходили к Симбирску. Красный гарнизон ощетинился в сторону Волги жерлами орудий, крутой берег казался неприступным. Только Каппель, усадив бойцов на крестьянские подводы, совершил глубокий обход и ворвался в город с тыла. Красные в панике бежали, оставив всю свою артиллерию. Вот тут большевицкое руководство забило в набат. Троцкий отдельным приказом назначил за голову Каппеля премию в пятьдесят тысяч рублей. Но впереди была еще большая катастрофа – падение Казани!

Оборону там держали два полка латышских стрелков, – дрались отчаянно, знали – им, наёмникам и карателям, пощады не будет. Каппелевцы в уличных боях перебили латышей. Казань стала свободной. По выражению Троцкого, "это была самая низкая точка революции". От Казани не только открывался прямой путь на Москву, там в руки Белых попал золотой запас России (650 миллионов рублей: слитки золота и платины, ценные бумаги...) и золотой фонд Русской Армии – Академия Генерального штаба с большей частью слушателей и преподавателей, руководил которой генерал А.И.Андогский, бывший учитель Каппеля. Да, это была победа!

Ну, а в красном лагере наркомвоен Троцкий осатанел совершенно. В дрогнувших и отступивших от Казани частях он провёл децимацию – расстрел каждого десятого. Награда за голову Каппеля была увеличена втрое. Из Москвы и Петрограда прибыли свежие рабочие дивизии, начинённые идейными большевиками. На фоне этих приготовлений жалкими и смешными выглядят меры эсеровского правительства по укреплению Народной армии. Собственно, и мер-то никаких не принималось. Деятели Комуча всё больше грызлись между собой да пуще большевиков страшились "правого" переворота со стороны презиравшего их офицерства. Участие в свержении эсеровской власти было однажды предложено и Каппелю. Он ответил отказом, не пожелав нарушить данного им слова о лояльности к Комучу.

В то же время ситуация на фронте складывалась уже не в пользу белогвардейцев. Части, измотанные бесконечными боями, не получали пополнений. Мобилизацию в освобождённых районах самарские "учредиловцы" благополучно провалили. Группа Каппеля, произведённого в полковники, перебрасывалась с участка на участок –
от Казани к Свияжску, от Свияжска к Симбирску, – ликвидируя новые и новые очаги опасности.

Крайне досадным было и то обстоятельство, что господа демократы не сумели или не захотели найти общий язык с восставшими против большевизма рабочими Ижевска и Воткинска. А это была целая армия стойких, убеждённых бойцов, на своей шкуре изведавших прелести «коммунистического рая». Позже они стали гордостью Белых формирований. Ну, а на первом этапе борьбы сражаться им пришлось по собственному разумению, почти без офицеров и опять же – гримаса революции! – под флагом кровавого цвета.

В общем, в разрозненных Белых частях, действовавших в Поволжье и пред Уралом, Каппель являлся тогда едва ли не единственным подлинным полководцем. А ведь нельзя сказать, что высокообразованных, опытных военачальников в приволжских городах не было вовсе. Были! Но каждый делал свой выбор. И большевики тоже, – только не выбор, а отбор. Они под угрозой пули в лоб или раздачей высоких званий залучали на командные посты бывших офицеров–генштабистов, нередко однокашников Владимира Оскаровича. И вот уже недавние "их высокоблагородия" планировали для красных боевые операции по всем правилам мировой военной мысли и по законам Гражданской войны. У бывших офицеров, мобилизованных в красные войска, семьи брались в заложники. За переход к Белым жёны и дети, матери и отцы расстреливались как родственники изменников. Позже, когда Белые отступили за Урал, в положении заложников оказалась и семья Каппеля.

По рассказу одного из свидетелей, "красные раз намекнули, что если бы Каппель ослабил по ним свои удары, то жена его могла бы быть освобождена. Каппель ответил: "Расстреляйте жену, ибо она, как и я считает для себя величайшей наградой на земле от Бога – это умереть за Родину. А вас я как бил, так и буду бить". Увы, дальнейшая судьба Ольги Сергеевны Каппель схожа с судьбами тысяч и тысяч жён русских офицеров: тюрьмы, лагеря, высылки... Лишь в одном из рассекреченных ныне архивов обнаружено её письмо, посланное мужу на красно–белый фронт: несколько слов там написано детской рукой – привет от сына.

3. Я – генерал Каппель!

Летом 1918 года на просторах Поволжья Каппелю противостоял Тухачевский, будущий красный маршал. Под Симбирском он был разбит вдребезги, но с помощью Троцкого оправился и, получив тройной перевес в силах, стал давить серьёзно. В начале октября красные взяли Самару. Комуч эвакуировался в Уфу, следом двинулись беженцы. Отход прикрывала добровольческая бригада Каппеля. Во время похода через Урал случилось так, что Каппель узнал о готовящемся восстании шахтёров. Подогреваемые провокаторами, они собирались ударить в спину белогвардейцам. Чтобы избежать кровопролития, Владимир Оскарович вновь принял неожиданное решение: в одиночку пошёл на ночной шахтерский митинг. Далее – рассказ очевидца:

"Одетый в английскую куртку и кавалерийскую фуражку, от времени походившую на кепку, он прошел вместе с рабочими незаметно вперёд. И когда кончил речь предыдущий оратор, Каппель попросил слова. Председательствовавший рабочий разрешил, не разглядев просившего (в шахте было довольно темно). Обратившись к толпе в 250 – 300 человек, Каппель заявил: "Здесь вчера было постановлено чинить проходящим войскам препятствия и произвести нападение на меня. Я – генерал Каппель (за арьергардные бои под Уфой Каппель стал генерал–майором – авт.) и пришёл поговорить с вами, как с русскими людьми...".

Не успел он докончить фразу, как увидел, что чуть не вся толпа стала быстро разбегаться по тёмным проходам шахты. С большим трудом Каппелю удалось успокоить оставшихся, убеждая их в том, что им нет оснований его бояться, как и он не побоялся прийти к ним без охраны. Понемногу рабочие стали возвращаться. В кратких словах Каппель обрисовал, что такое большевизм и что он с собой принесёт, закончив свою речь словами: "Я хочу, чтобы Россия процветала наравне с другими передовыми странами. Я хочу, чтобы все фабрики и заводы работали, и рабочие имели бы вполне приличное существование". Рабочие пришли в восторг от его слов и выразили свою готовность оказывать всяческое содействие".

Это лишь один случай из биографии Каппеля, но вполне характерный для Владимира Оскаровича. Немаловажно и его отношение к пленным красноармейцам, – обезоруженные, они неизменно отпускались на все четыре стороны.

"Каппель был первым и, может быть, единственным тогда из военачальников, который считал Гражданскую войну особым видом войны, требующим применения не только орудий истребления, но и психологического воздействия. Он полагал, что отпущенные красноармейцы могли стать полезными как свидетели того, что Белые борются не с народом, а с коммунистами", – писал в эмиграции Георгий Гинс, ставший в конце 1918 года одним из министров Временного Всероссийского правительства. Правительство это образовалось в Омске. А после свержения офицерами его эсеровской верхушки, напоминавшей своей политикой пресловутый Комуч, Верховным правителем России был провозглашён адмирал Александр Васильевич Колчак

4. В тылу. Каппель и Колчак.

Каппелевцы, измотанные до последней степени, вышли в глубокий тыл на переформирование и отдых. Наступило краткое затишье. Оно, впрочем, напоминало затишье перед бурей.

"В один из вечеров подобралась компания из каппелевцев, и мы засели ужинать в отдельном кабинете, – вспоминал сослуживец Владимира Оскаровича, ротмистр В.А.Зиновьев, – За окном дико ревела вьюга... Много пили... Говорились тосты... Сам Каппель, вопреки своей обычной жизнерадостности, был задумчив. На его лице появились новые чёрточки усталости и какой–то внутренней грусти, чего я раньше не замечал. Его жена при взятии нами Перми была уведена оттуда большевиками в качестве заложницы. Всё это он узнал недавно. Поздно ночью появился какой–то артист "под Вертинского" и стал петь. Все притихли. В комнате было душно от бесконечного курения и винного пара... "Я не знаю, зачем и кому это нужно, кто послал их на смерть недрожащей рукой..." – слышались слова на фоне каких–то больных, истерических звуков... Каппель отошёл в сторону и, прислонившись к стене, задумчиво смотрел в одну точку. Я к нему зачем–то подошёл. На глазах у него стояли слезы...".

Теперь, пожалуй, стоит упомянуть о взаимоотношениях адмирала Колчака и Каппеля.
Поначалу они не складывались. Недоброжелателей в Омской Ставке у Владимира Оскаровича было достаточно. Министры Сибирского правительства и штабные стратеги побаивались растущей популярности молодого генерала. Колчаку заочно представили героя боев в Поволжье как завзятого эсера, склонного к партизанщине и неограниченному лидерству. Трудно, наверное, придумать образ более далекий от истины! И велико же было удивление Верховного правителя России, когда при личной встрече с Каппелем он увидел перед собой спокойного, уравновешенного офицера с великолепным оперативным мышлением, начисто лишенного бонапартистских амбиций, глубоко преданного идее Белого движения. Беседа Колчака и Каппеля длилась более трех часов. Из кабинета Верховного правителя они вышли вместе. Взяв своего собеседника под руку (что случалось крайне редко, – адмирал был сдержан в проявлениях симпатий) Александр Васильевич представил членам правительства и чинам Ставки нового командующего стратегическим резервом.

Близилась весна 1919 года. Сибирские белые войска начинали решительное наступление, пытаясь переломить фатальный вектор истории.

В полный рост, господа, в полный рост –
По февральскому талому снегу...
Жребий ваш беспощаден и прост,
Белый стан ваш подобен ковчегу,
И сулит вам мерцание звезд
Роковую свинцовую негу.

Твёрже шаг, господа, твёрже шаг!
Здесь, над старой сибирской равниной,
Адмиральский полощется флаг,
И колчаковский профиль орлиный
Озаряется вихрем атак,
Дуновением славы былинной.

На века, господа, на века
Стынет доблесть пред Божеским ликом.
И с последним ударом клинка,
И с прощальным, надорванным криком
Ваши души взлетят в облака,
Растворятся в просторе великом.

Ни за что, господа, ни за что
Не замедлить мгновения эти.
Но когда–нибудь, лет через сто,
Вам поклонятся русские дети
За высокую честь и за то,
Что вы всё–таки были на свете!

5. Так сражалась контрреволюция

Части Каппеля, преобразованные в 1–й Волжский корпус, стали стратегическим резервом Колчака. Вот только пополнены они были уже не добровольцами, а пленными красноармейцами. Каппель надеялся успеть обучить личный состав и создать крепкое соединение, настоящую ударную группу. Для этого требовалось хотя бы четыре месяца. Но в апреле 1919 года развёрнутое было общее наступление колчаковских армий на пространстве от Полярного круга до Каспия стало выдыхаться. Каппелевцев бросили на фронт, к городу Белебею. Тогда же близкий к Колчаку генерал А.П.Будберг записал в своем дневнике: "Не нравится мне, что в составе этих частей много пленных красноармейцев, из которых, уверяют, Каппель сделал хороших и надёжных солдат; не верю в такие чудеса; не сомневаюсь, что взятые в ежовые рукавицы красноармейцы прикинулись паиньками и будут таковыми... до первого подходящего случая. Кто раз хватил хмельного, всегда может опять напиться".
"Подходящий случай" не замедлил представиться. Прибыв на фронт, Волжский корпус оказался буквально в огненном кольце: красные шли в прорыв на широком участке. И, под пулями выгружаясь из эшелонов, каппелевцы тут же вступали в бой, неся значительные потери. Один из вновь сформированных полков не выдержал, сдался. Для Каппеля это был удар. Отныне, чтобы поднять настроение в частях, Владимир Оскарович (уже генерал–лейтенант) нередко сам шёл в атакующих цепях. И страшны были эти каппелевские атаки! Зарисовку одной из них, происходившую на глазах у самого адмирала Колчака, дал писатель Владимир Максимов в романе "Заглянуть в бездну" – одном из лучших о Гражданской войне: ". ..Чем короче становилось расстояние между атакующей цепью и селом на взгорье, тем явственней обозначался в фокусе адмиральского бинокля облик наступающих: жёсткие, без кровинки лица, напряжённо откинутый немного назад корпус, руки, судорожно слипшиеся с прикладом и ложем винтовки у плеча, – знак смерти на гимнастёрке. В двух шагах впереди цепи, словно возглавляя парадный строй, вышагивал подбористый, саженного роста офицер, и, остановив на нём окуляры, адмирал сразу узнал его: Каппель. "Будто сам смерти ищет, – горько отложилось в нём, – не к добру это".

Писатель – настоящий писатель, художник слова! – всегда обладает непостижимым свойством восстанавливать характеры, мысли, события. Ему, может быть, более чем иному историку, открывается порой истинный дух эпохи. В этом смысле любопытен эпизод из названной выше книги, слова генерала Каппеля: "Вы спрашиваете, Александр Васильевич, стоит ли командующему самому подставляться под пули? – В выпуклых глазах его проступила сдержанная ярость. – Не знаю, может быть, и не стоит, но только мне с ними, – он кивнул куда–то за спину себе, – на одной земле не быть, а единственное, что у меня есть в обмен на это, – моя жизнь".
Тогда же, весной 1919 года схлестнулись каппелевцы и с 25–й дивизией В.И.Чапаева. Однако плотными колоннами (как показано в знаменитом фильме) на пулемёты бойцы Каппеля никогда не ходили: рассыпались цепью и шли волна за волной, в полный рост, не останавливаясь. На место убитых тут же вставали другие – из резервного батальона. У противника возникало ощущение неуязвимости Белых, начиналась паника. Каппелевцы же, дойдя до красных позиций, бросались в штыки. Знамён с черепами и костями, чёрных мундиров с аксельбантами, оглушительных барабанов и т.п. – у каппелевцев не имелось. Как не было и элитного офицерского полка, подобного тем, что существовали в Белых войсках на юге России. Вообще офицерский состав колчаковских соединений был относительно невелик. Из семнадцати тысяч офицеров Колчака лишь десятая часть была кадровой, прочие же принадлежали к ускоренному военному выпуску. В Белых частях Сибири преобладали те же крестьяне, рабочие да городская интеллигенция (ну, и казаки, разумеется). О полках, состоявших сплошь из офицеров, даже мечтать не приходилось. И хотя при Колчаке погоны в армию вернулись, как вернулись русские ордена и знамёна, но всё же не хватало самого главного – Божьей воли для победы Белого дела.

6. За други своя!

Действительно, в годы Гражданской войны жертвенный порыв русской молодёжи, отчаянных корнетов и поручиков типа Говорухи–Отрока из повести Б.Лавренева «Сорок первый», оказался на видимом уровне безрезультатным. Победа Белых была в духовном плане и – в исторической перспективе. Хотя это само по себе немало!

Широкие коридоры
Зданья, что на Моховой, –
Привели тебя на просторы,
Где кипел долгожданный бой.

В двуколке, что там, в овражке,
Шопенгауэр, Бокль и Кант...
Но на твоей фуражке
Голубой отцветает кант.

Так писал поэт–белогвардеец Борис Волков в стихотворном цикле «Пулемётчик Сибирского правительства». Отцветали канты на оброненных студенческих фуражках, а их владельцев (тех, кто всё же уцелел в мясорубке Гражданской войны) десятилетия потом выявляли, убивали, морили в лагерях ГУЛАГа творцы нового, «самого справедливого в мире» общества.

А ещё, чтобы понять причины поражения Белых войск вообще и в частности – в Сибири, важно учитывать численную разницу противоборствовавших сил. Нельзя не согласиться с мнением Владимира Солоухина, высказанным в книге "Камешки на ладони": "Яркая сцена в кинофильме "Чапаев", как полк каппелевцев идет в "психическую" атаку и как Анка–пулемётчица из–под куста этот полк в упор расстреливает. Улюлюкаем, ликуем, аплодируем. И не приходит в голову, что Чапаев командовал дивизией, а шёл против неё один офицерский русский полк. Приблизительно такое соотношение было и вообще на всех фронтах Гражданской войны". К слову о Чапаеве, – разгром его штаба в сентябре 1919 года осуществили не каппелевцы, а уральские казаки, совершив дерзкий рейд вглубь расположения красных. Что было – то было.

Каппель же, в свою очередь, тоже планировал кавалерийский рейд по красным тылам. И вовсе не из склонности к авантюризму. Осенью 1919 года, когда Белые войска медленно откатывались до реки Тобол, а затем к Омску, Владимир Оскарович, командовавший уже 3–й Западной армией, попросил Ставку подчинить ему собранные "в кулак" конные части, чтобы стремительным ударом в тыл большевиков перевернуть всю красную стратегию. Риск был велик. В сущности, Каппель предлагал себя в жертву общему делу. Нашлось и множество охотников идти с ним в отчаянную операцию. Но из Омской Ставки последовал отказ.

По словам инспектора артиллерии генерала В.Н.Прибыловича, "...многие чины штаба открыто были против этого плана, говоря: "Разреши Каппелю этот прорыв– он заберётся в красные тылы, возьмёт Москву и организует каппелевское правительство. А о нас забудет или просто туда не пустит...". Приведённая фраза показывает, что даже в глазах омских штабных стратегов (увы, мудрыми замыслами они блистали не часто!) Владимир Оскарович выглядел подлинным боевым вождём. Что уж говорить о войсках, боготворивших своего командира! Капелевской именовалась теперь целая армия. А вскоре после падения Омска, 3 декабря 1919 года, адмирал Колчак назначил Каппеля Главнокомандующим войсками всего Восточного фронта. Но столь высокий пост для 36–летнего генерала стал отнюдь не честью, а тяжким крестом. Начинался Великий Сибирский Ледяной поход от Иртыша к Забайкалью длиной в 3000 вёрст.

7. Сибирский поход

"Узенькая, как бесконечный коридор, полоска дороги, и по этой дороге тянется многовёрстный обоз... Здесь были все слои общества, все ранги и чины, все профессии рабочих,– представители всех классов, "племён, наречий, состояний". Эта пестрая толпа – усталых, голодных, замёрзших и больных людей, гонимых собственным народом, называлась армией адмирала Колчака, белыми, а позднее, просто – каппелевцами..»" – так вспоминал современник о том беспримерном, трагическом исходе Белой России. Положение усугублялось действиями "союзных" частей Чехословацкого корпуса, оседлавших Сибирскую железнодорожную магистраль. Двадцать тысяч вагонов (по одному на двух легионеров) протянул на Дальний восток командовавший чехами генерал Ян Сыровой. Его легионеры давно уже избегали фронтовых операций, рассматривая войну в России не более, чем способ обогащения. Ни сил, ни возможностей обуздать этих "славянских братьев" у Колчака не было. Да и сам Верховный правитель России оказался вскоре их заложником. Глава союзной военной миссии французский генерал Жанен деликатно "умыл руки", узнав о намерении чехов выдать адмирала большевикам в обмен на свободное продвижение к Тихому океану.

Каппель, отступая со своей замерзающей, голодной, многотысячной массой солдат и беженцев, в ответ на бесчинства чехов и понимая, что предательство ими Верховного правителя России неизбежно, послал генералу Сыровому вызов на поединок. "...Я, как главнокомандующий Русской армии, в защиту её чести и достоинства, требую от вас удовлетворения путем дуэли со мной", – отстукивал телеграфист текст каппелевского послания. Кто–то из стоявших рядом выразил сомнение в том, что Сыровой примет вызов. Каппель вспылил: "Он офицер, он генерал – он трусом быть не может". Ответа от Сырового не последовало.

Судьба Александра Васильевича Колчака была предрешена. В ночь на 7 февраля 1920 года он был расстрелян чекистами на окраине Иркутска, тело сброшено в речную прорубь. Но незадолго до этого случилось несчастье и с генералом Каппелем. Путь его армии, выведенной из окружения под Красноярском, пролегал по руслу реки Кан, порожистой и местами (не смотря на январь) ещё не замёрзшей. "Генерал Каппель, жалея своего коня, часто шёл пешком, утопая в снегу так же, как другие. Обутый в бурочные сапоги, он случайно утонув в снегу, зачерпнул воды, никому об этом не сказав. При длительных остановках мороз делал свое дело. Генерал Каппель почти не садился в седло, чтобы как–то согреться на ходу. Но тренированный организм спортсмена на вторые сутки стал сдавать. Пришлось усадить его в сани. Он требовал везти его вперед. Сани, попадая в мокрую кашу из снега и воды, при остановках моментально вмерзали, и не было никаких сил стронуть их с места. Генерала Каппеля, бывшего без сознания посадили на коня, и один доброволец, огромный и сильный детина на богатырском коне, почти на своих руках, то есть поддерживая генерала, не приходившего в себя, на третьи сутки довез его до первого жилья, таежной деревни Барги" (из воспоминаний полковника В.О.Вырыпаева). За два с половиной дня каппелевцы прошли по льду Кана 90 верст. Но их вождь был уже безнадёжно болен.

"Вносят Каппеля в избу, снимают валенки. До самых колен ноги твердые, как дерево, не гнутся. Несколько пар рук оттирают их снегом. Но часть пальцев уже умерла – спасти их нельзя. "Ампутировать немедленно",– говорит врач. Но чем? Все его инструменты пропали где–то в пути. Простой кухонный нож обжигают на огне, протирают спиртом... На другое утро генерал пришел в себя. "Доктор, почему такая адская боль в ногах?" И, услышав ответ, закрывает глаза. Но сознание очистилось от бреда – он слышит, как за окном скрипят сани, слышит чьи–то голоса. "Коня", – бросает он. "Опять в бреду", – шепчут окружающие, но властно и отчетливо повторяет Каппель: "Коня!" Все знают, что редко звучат такие нотки в голосе главнокомандующего, но когда они начинают слышаться, то все понимают, что воля Каппеля – закон, Под руки выводят на улицу, садят в седло. Рядом, на всякий случай, великан-доброволец. Каппель трогает коня – на улице все те же люди, верящие в него. Они идут, прорываясь на восток. И, забыв о жгучей боли в ногах, о том, что ноет каждый сустав, Каппель выпрямляется в седле и подносит руку к папахе...", – так описывал последние дни жизни Владимира Оскаровича писатель–эмигрант А.А.Федорович в книге, созданной по воспоминаниям сибирских белогвардейцев. Главнокомандующий по–прежнему вёл свои войска, вырываясь из смертельного, морозного плена.

8. Гибель

Кровь темнела на льду
Сетью пролитых капель,
Слёзы льдинками стыли у глаз,
И метался в бреду
Умирающий Каппель,
Отдавая последний приказ.

И сжимались ряды,
И стремились к востоку,
За Иркутск, за тайгу, за Байкал.
И предвестьем беды
Вслед людскому потоку
Плавил стужу звериный оскал.

Видно, с древних времен
Не бывало исхода
Тяжелей и страшнее, чем тот,
Где без слов и имен
Пелась дикая ода
Про Великий Сибирский поход.

Где ни питерских дам
И ни омских министров
Не осталось в бредущей толпе,
Лишь метель по следам
Пролетала со свистом,
Замирая на волчьей тропе...

21 января 1920 года, понимая, что сил остается немного, Каппель собирает последнее совещание старших офицеров. Власть передаётся генералу С.Н.Войцеховскому, соратнику и другу Владимира Оскаровича. Сняв со своей груди, Каппель вручил ему и орден Святого Георгия. А жене, если она всё же жива, попросил передать обручальное кольцо. Последними словами Каппеля были: "Скажите войскам, что я любил Россию, любил их и своей смертью среди них доказал это".

Но даже мёртвый главнокомандующий продолжал путь со своей армией. Каппелевцы несли гроб своего вождя, завёрнутый в русское знамя, на плечах, понимая, что захоронение Каппеля оставлять большевикам нельзя. Те непременно надругаются над могилой, осквернят останки, как осквернили они в 1918 году прах Л.Г.Корнилова, как глумились над мощами православных святых. В сорокаградусный мороз, пронизанные леденящим ветром, люди упрямо несли свою скорбную ношу до последних российских рубежей.

...И казалось порой,
Что нельзя на пределе
Всё идти и идти в никуда,
Ледяною корой
Покрывались недели
И терялись средь вечного льда.

А когда в стороне
Пред людьми засверкала
Меж высоких кедровых стволов
В белоснежной броне
Гладь седого Байкала,
То уже без имен и без слов

Зазвучала не ода,
А нечто иное –
То ли плач, то ли стон, то ли крик.
И двадцатого года
Кольцо ледяное
Вдруг распалось, исчезло на миг.

И тогда над Байкалом
От края до края,
Согревая сердца и тела,
Ослепительно алым
Видением рая
Богородица тихо прошла.

10. Каппелевцы

Отступив в Забайкалье, каппелевские части влились в войска атамана Г.М.Семенова, получившего от Колчака всю полноту военной и гражданской власти на территории Российской Восточной окраины. «К этому времени (к весне 1920 года – авт.) в Восточном Забайкалье, в Дальневосточной Русской армии оказалось около тридцати тысяч колчаковских солдат и офицеров, постоянно конфликтовавших с семёновцами. Каппелевцы среди них были цементом Белой гвардии и считали себя истинными наследниками Российской державы, сталкивались с атаманцами Семенова вплоть до массовых драк, стрельбы. Среди каппелевцев было много студенчества, интеллигенции с либеральными идеями, а ижевские, воткинские рабочие всё никак не могли привыкнуть принимать национальное трёхцветное знамя своим, потому как вплоть до весны 1919 года ходили в атаки против красных под красным же знаменем» (из книги В.А.Черкасова–Георгиевского «Вожди белых армий»).

В октябре–ноябре 1920 года каппелевцы, объединённые в два армейских корпуса, участвовали в тяжелейших боях с войсками красной Дальневосточной республики. На них обрушился полумиллионный вал регулярных советских частей и собранных со всего Дальнего Востока партизанских бригад и дивизий.

Сибирские белогвардейцы сражались упорно. В память о своем вожде формировали они именные полки и отряды, соответственно их обмундировывая. Чины 1–го Волжского генерала Каппеля стрелкового полка носили, к примеру, на чёрных кителях алые погоны с вензелем «ВК». Те же буквы, выписанные славянской вязью, сверкали на знаменах каппелевских соединений – наиболее стойких в боевом отношении, словно бы презревших само понятие животного страха. Отрицание большевизма было у них предельным. «Большевики отвергают Бога – и, заменив Божью любовь ненавистью, вы будете беспощадно истреблять друг друга, – пророчески говорилось в обращении каппелевцев «К населению Забайкалья», – Спросите наших солдат, и они расскажут вам, что заставило их – двадцать пять тысяч рабочих и крестьян – идти плохо одетыми в суровое зимнее время почти без продовольствия много тысяч вёрст через всю Сибирь за Байкал, чтобы только не оставаться под властью коммунистов».

Но Россия, крестьянская, рабочая Россия, хлебнувшая в феврале семнадцатого бунтарской вседозволенности, к концу двадцатого года была уже плотно взята в ежовые советские рукавицы. Силы гражданского сопротивления иссякли.

11. Под небом Китая

Поздней осенью 1920 года отступающие белогвардейцы пересекли границу Манчьжурии, унося на китайскую территорию гроб с прахом своего вождя. Последним пристанищем легендарного полководца стал город Харбин, называвшийся тогда «русским Харбином» из–за осевшей в нем массы российских беженцев. Там, в ограде Иверского храма до 1955 года находилась могила В.О.Каппеля, словно бы символ не покорившейся большевизму России.

"На белом фоне наружной стены церковного алтаря резко вычерчивал свой профиль чёрный гранитный крест. Терновый венок обвивал подножие креста, а ниже, на бронзовой доске, буквы сливались в имя, которое носили многие тысячи тех, кто шёл когда–то, безотказно веря в того, кто лежал теперь под гранитным крестом", – это строки из книги писателя Русского зарубежья А.А.Федоровича "Генерал Каппель", там же содержится и горький рассказ об уничтожении каппелевской могилы.

«Многие годы жарким июльским днем во Владимиров день молчаливые люди стояли у креста. Единственное в мире панихидное пение, православное, русское, плыло над этими людьми; чуть видными клубами дымился ладан кадильный. Спасенные молились о душе спасшего их. Потом у креста вдруг стали появляться новые люди. В военной форме с погонами на плечах, они внимательно осматривали памятник и качали головами. – «Так вот он где», – задумчиво говорили они. Но пока они были в городе, они, враги, ни разу не оскорбили памятника и того, кто под ним лежал и когда–то боролся с ними. Может быть, им как военным, импонировала военная слава и легенды, крепко связанные с именем спящего под гранитным крестом. Но и они ушли. А вскоре около креста появилась группа одетых в штатское платье людей. Они громко смеялись, тыкали в надпись на доске палками. Уходя один из них бросил: «Завтра же». И завтра утром ломы, топоры и кайлы рабочих–китайцев вонзились в тело памятника. Расколотый на куски упал гранитный крест, рассыпалось сплетение тернового венца, и пинком ноги отбросил далеко китаец бронзовую доску. На доске надпись: «Генерального штаба генерал–лейтенант Владимир Оскарович Каппель».

Могила В.О.Каппеля была уничтожена китайцами по указке из Москвы. Даже мертвый Белый вождь был страшен своим врагам.

12. Бессмертие

Но прошли годы. Многое изменилось в России и в мире. Изменилось и отношение к событиям давней Гражданской войны, к личностям ее Белых и красных героев. Победителей не судят только их современники, потомки же судят и, порой, беспощадно. Ну а побеждённые, напротив, пройдя сквозь время, торжествуют свою победу, – победу над мировым злом, над дьявольской ложью и человеческой слабостью. Победу в области духа! – ту, которую всё–таки утвердил своей жизнью и смертью русский офицер и патриот Владимир Оскарович Каппель.

В наши дни герою этого очерка посвящаются глубокие и объективные исторические исследования, в феврале 2003 года издательством «Посев» в серии «Белые воины» был выпущен в свет фундаментальный том воспоминаний и архивных документов – «Каппель и каппелевцы». На месте гибели полководца стараниями иркутских казаков установлен памятный крест. «Каппелевскими» именуют себя некоторые военно–исторические клубы России. В 10–серийном художественном фильме «Конь белый», снятом в середине 1990–х годов режиссёром Гелием Рябовым, впервые в отечественном кино образ генерала Каппеля показан ярко и достоверно, равно как и образы адмирала Колчака и вообще русских офицеров–белогвардейцев.

И как знать, быть может, не далек тот день, когда в России вместо памятников разрушителям–революционерам появятся монументы рыцарей Белой идеи. Тогда, конечно же, достойным образом будет увековечена и память генерала Каппеля. Хочется верить, что время это всё же настанет.
 

2004 г.

P.S. 14–го декабря 2006 года останки В.О.Каппеля, перезахороненные в Харбине, были обнаружены инициативной группой в составе протоиерея Димитрия Смирнова, китаеведа Дмитрия Непары, судмедэксперта С.А.Никитина, продюсера «Первого канала» А.В.Кирисенко и руководителя информационного агентства «Белые воины» А.Н.Алекаева. Останки были перевезены в Москву для перезахоронения. 13–го января 2007 года прах генерала Каппеля был погребён на кладбище Донского монастыря – у южной его стены – рядом с могилами генерала А.И.Деникина и И.А.Ильина. 1–го сентября 2007 года на могиле Владимира Оскаровича Каппеля был открыт памятник.