Документ № 65 
Семибратова Анна Андреевна родилась в 1925 г в селе Рохмановка Пензенской области. Рассказ записал Бугаенко Борис в марте 1998 г.

Жили шесть братьев со своими большими семьями в большом, добротном доме. Было у нас три коровы, три лошади. Земли было достаточно. Выращивали рожь, просо, овощи. А еще был огромный яблоневый сад. Трудились от зари до зари. С ребятишками оставался старый дед Василий, который следил за ними, приучал к труду. Старая бабушка готовила на всю семью.
За стол садилось около сорока человек. Пища была простая, крестьянская. Но семья не голодала, так как все отличались трудолюбием. Выращивали лен, сами ткали холст (в семье был ткацкий станок). Из полученной ткани женщины шили одежду. У каждой женщины в семье была праздничная одежда из шелка: кофты, которые назывались "рукава", сарафаны, а у мужчин - сатиновые косоворотки, кафтаны, которые покупались от продажи излишеств хозяйства.
Жили спокойно, сытно. Но тут в тридцатые годы начались волнения, взрослые начали перешептываться. Мне было шесть лет, и я чувствовала, что что-то должно произойти. Затем я увидела, что пропали семьи дяди Василия и дяди Кирилла. Когда я спросила у мамы, куда они девались, она сказала, что уехали в город. На вопрос "почему?", она ответила, что пришла какая-то советская власть. К нам приходили наши соседи Манушкин и Российский и сказали, что всех будут раскулачивать. Поэтому братья и поразъехались.
Мой отец Андрей ночью всех нас тайно собрал, посадил в сани и увез на станцию. Мама сказала, что мы едем в Сибирь. Маленький братик Петя убежал назад в село. Его кое-как догнали. Я спросила у мамы, куда нас везут, она ответила, что не знает. А папаня сказал, что мы едем в Топки, и там у нас родня. Впервые увидели паровозы. Ехали долго, многое испытали.
Въехали в большую деревню Топки. Дошли до небольшого домика, постучали. Сказали, кто мы такие, и нас впустили. В домике была кухня, маленькая комната и печь. Багаж наш был беден, все несли в руках. Хозяйка усадила нас за стол и поставила большую чашку горячей картошки и соль. Мы начали есть. В этой семье мы прожили неделю, а потом нашелся более близкий родственник, который жил в просторной землянке, и принял нас десять человек.
Прожили в чужой землянке два года. Ели в основном картошку, которую выращивали в поле, овощи. За это время построили свою землянку, перебрались туда. Папаня стал работать на стройке. Образование у него было начальное, но трудолюбие и смекалка сделали свое дело, его поставили прорабом. Позже приобрели свой маленький дом, жить стало полегче. Старшая сестра пошла работать на почту.
Я в 1933 году пошла учиться в первый класс. Вначале учиться было трудно, так как я говорила на диалекте. Много было насмешек со стороны местных жителей, но к концу первого класса я стала одной из лучших учениц. Папаня наставлял нас, чтобы мы хорошо учились, "вышли в люди". Мы его слушались.
Так было до 1941 года. Однажды летом пошли в лес, настроение было отличное: хорошо отдохнули, набрали красивые букеты цветов. А когда вернулись, узнали, что началась война…
И без того трудная жизнь стала еще труднее. Хлеб стали продавать по карточкам, по 300 гр. на иждивенца. Питание было до того скудным, что еле таскали ноги. Я училась в восьмом классе. И нас постоянно гоняли в поля за мерзлыми овощами. Для того, чтобы не умереть с голоду, приходилось собирать мерзлую картошку, сушить ее, толочь в ступе и выпекать лепешки. Но учились с большим старанием, верили в будущее. Постоянно слушали радиосводки с фронта. До сих пор в ушах звучит голос Левитана. Все верили в победу, верили Сталину.
В 1943 году я окончила с отличием десять классов, и сразу пошла работать учителем младших классов. Учиться дальше я не могла, так как на иждивении у меня находилась мама и две сестры. Папани не было, он на фронте простыл и умер. Я сдала экстерном в педучилище Кемерово, и без экзаменов поступила в Кемеровский учительский институт на заочное отделение. После его окончания до пенсии проработала учителем русского языка и литературы.
Две сестры пошли по моим стопам, но я их учила в Кемеровском пединституте уже на дневном отделении. Профессия учителя пользовалась огромным авторитетом у населения. Каждый, даже пожилой человек, идя по улице, снимал головной убор и кланялся. И не думала, что доживу до таких времен, когда учителя будут вынуждены бастовать.
Сегодняшнее правительство не думает ни о детях, ни о стариках, ни об интеллигенции.
Даже в послевоенные годы жизнь улучшалась день ото дня. Отменили карточки, цены на продукты и товары снижались, все стало доступно. Люди много смеялись, пели, танцевали. Вера в Сталина была святой. Его смерть стала потрясением, шоком. Ни одному советскому вождю народ не верил так, как ему. И только после его смерти, после разоблачения культа личности, стало ясно о его "политике", лагерях, ссылках.
Добровольное бегство нашей семьи в Сибирь - это та же ссылка.
Невозможно равенство, к которому вели революционеры. Тунеядец и пьяница! - Живи плохо! Но если ты всю жизнь учился, честно работал, но живешь не совсем хорошо, то это неправильно. Каждое поколение в нашей многострадальной стране после революции говорило: "Наши дети будут жить иначе, лучше".
Я прожила много лет. И пришла к выводу, что ни одно поколение у нас не жило достойно.

Документ № 66 
Кузьмина Зинаида Петровна родилась в 1925 г. в Алтайском крае. Рассказ записал Байгушев Станислав в ноябре 1999 г.

В нашей семье были отец, мать, три сестры и два брата. Отец работал пастухом, мать содержала большое домашнее хозяйство. Ленивых тогда не было. Отец с братьями рубили лес, ходили в поле, а мать с дочерьми следила за домашним хозяйством.
Само слово "коллективизация" я услышала от соседки - молодой девушки. Для меня она вспоминается всеобщим хаосом и беспределом.
Детские впечатленья - массовый грабеж. Люди прятали овощи с огорода, резали скотину. Мать постоянно не спала по ночам. Помню ее горькие слезы по вечерам и слова о будущей гибели. Отец постоянно метался, часто не ночевал дома. Где он был, не знаю. Папка и мамка, начиная с коллективизации, не знали спокойной жизни. Часто они после того, как уложат детей спать, долго разговаривали и спорили. Иногда эти споры длились всю ночь.
Если сравнивать семьи до коллективизации, то наше хозяйство не такое уж большое. Мать всегда равнялась на соседку, у которой удой лучше, а та, в свою очередь, на другую соседку, и так далее. Так вот и жили, следя за своим хозяйством и поглядывая на чужое. Ну а после раскулачивания совсем бедные все стали.
Самого процесса раскулачивания я не помню. Знаю о множестве каких-то бумажек у матери в шкатулке, про которые та говорила, что когда-нибудь получит обратно своих коров и птиц. Нам мать объяснила исчезновение домашней живности просто: к соседке завела, у них стайка теплее.
Но даже после раскулачивания в деревне оставались зажиточные крестьяне, которые как-то откупились, или уже после успели нажить отданное, не знаю. Все завидовали им, и поэтому проклинали и всяко ругали их.
Деревня до коллективизации просто цвела. Как началась коллективизация, природа словно обозлилась на людей Земли, "дрожала и выла". Даже воздух накалялся от этой суеты и хаоса. Начались перебои с урожаем. А уже после земля успокоилась, и люди почувствовали это.
Землю у нас отобрали и выдали маленький участок с плохой землей, и опять же, глядя на других, у которых земли вообще не было, мы радовалась и этому. А если крестьянин отказывался участвовать в коллективном хозяйстве, у него забирали последний скот и землю. Поэтому люди шли, боясь голода и позора. Тех, кто до последнего настаивал на своем, просто наказывали. Приходили вечерами в дом, и уводили скотину, забирали картошку, оставляя только на семена. Существовала норма количества ведер семенной картошки на одного человека.
Но было и самое ужасное наказание - смерть. Тогда, будучи ребенком, я просто чуствовала исчезновение какого-либо человека, потом забывала его. Как впоследствии я узнала, не подчиняющегося установленному порядку крестьянина ночью будили и уводили из дома. А наутро все уже понимали, что за неподчинение и их ждет эта участь.
С самого начала смело вступали в колхоз молодые семьи. Таких людей, идущих постоянно по течению, другие обитатели деревни осуждали и ругали, а через некоторое время сами шли за ними, и уже взгляды на колхозы менялись. А, может быть, не взгляды на колхозы менялись, а страх перед наказанием.
Множество новых людей пребывало в деревню для создания колхозов. Они сами не становились председателями, а выбирали самых активных коммунистов среди населения деревни и назначали их. И даже если эти люди не хотели выделяться, желание небедной жизни и положения брало верх. Сначала никто не доверял колхозам, и предпочитали личное хозяйство. Каждый старался посадить небольшой огородик где-нибудь в глуши, за лесом. И тех людей, которые как-то втянулись в эту активную жизнь, занимали какие-то посты, люди осуждали и проклинали.
"Врагах народа" в разное время были разные. На протяжении коллективизации "враги народа" менялись местами. Когда-то он разоблачал "врагов", а потом сам стал таким "врагом". Когда самые настойчивые и упрямые в своей позиции все еще продолжали заниматься частным хозяйством, их стали называть врагами народа, ставили на колени.
Несмотря на такую сложную жизнь, родители не сломались. Потому что главным для крестьян во все годы была спокойная жизнь его семьи.

Документ № 67 
Шарапова Мария Федоровна родилась в 1925 г. в с. Чайинка в Новосибирской области. Живет в Барабинске. Рассказ записал Воронкин Михаил в марте 1997 г.

Раскулачивание - это, не дай Бог, (перекрестилась) никому. Сами мы жили скромно и небогато. Я плохо помню то время. Имею о нем представление больше по рассказам более взрослых, чем я, людей: родителей и близких. Но эти рассказы у них часто бывали сбивчивы и противоречивы. Многое осталось непонятным.
Но для меня ясно, что вместе с теми, кто жил, ничего не делая, получив наследство от родителей, раскулачивали и честных, трудолюбивых людей. Они не обязательно были богатыми. Просто имели 2-3 коровы, 5-10 свиней и жили в добротных домах. Но ведь они сами их заработали! Много, очень много средних хозяйств было раскулачено. Среди кулаков было мало плохих, злобных и жадных людей. Часто это были образованные или наделенные природной хваткой и неутомимой энергией люди.
Те, кто был неудачлив жизнью и испытывал недовольство своей судьбой, кто ничего не умел и не имел, входили в отряды по раскулачиванию. Часто туда входили любившие выпить.
Большинство отрядчиков были горожанами. Но в деревне у них всегда были свои помощники. Это те, кто указывал на соседей как на кулаков. Так что отрядчики верили нечестным людям, часто проходимцам, врунам и пьяницам. Такие люди были заинтересованы в раскулачивании. Они получали часть добра из раскулаченных хозяйств. Это добро они отвозили к родственникам в другие деревни, прятали в лесу. Они ездили туда, где их не знали, и продавали, полученные таким нечестным путем, вещи.
Раскулачивали в любое время, но чаще всего ночью. Никакие мольбы и уговоры не действовали. Приходили, отбирали, высылали. А некоторых людей эти отрядчики убивали только из-за их красивых жен и дочерей. Ничего и никого отрядчики не боялись. Перед ними крестьяне были совершенно беззащитны.
Отряд по раскулачиванию обычно состоял из 10-15 человек. У них имелось 3-5 винтовок, наган, подводы. На подводы грузили отобранное у кулаков добро: муку, хлеб, крупы. Животных забивали, а мясо грузили на те же подводы. Часть кулацкого инвентаря забирали с собой, а часть оставляли в деревне. С собой забирали и людей, которых никто, никогда больше уже не видел.
После того, как кого-то раскулачили, члены отряда пьяными ходили по деревне. В эти моменты вся деревня дрожала от страха. Не дай Бог, этот пьяный отрядчик зайдет к тебе в дом и убьёт твоего мужа, сына, или изнасилует дочь, жену.
Раскулаченных люди жалели. Кто, чем мог, помогал им. Но это было опасно для них самих. Тех, кого отрядчики не выселяли из деревни, люди селили к себе. Обидно было смотреть, как человек живет у чужих, а его собственный дом стоит пустым. Кулацкий инвентарь бросали под дождем. Он никем не использовался и пропадал: ржавел, гнил. Дома гнили и заваливались. Заборы падали. Земли кулаков зарастали сорняком.
В книгах по коллективизации, написанных до перестройки, была показана нереальная картина по раскулачиванию. В этих книгах кулаки описывались только плохими людьми. А, вот, те, кто их раскулачивал, всегда рисовались работящими и честными людьми. В книгах после перестройки все зажиточные изображались умными, хорошими и душевными людьми. И то, и другое неправда! Одна крайность сменила другую. Среди кулаков были такие, которые у бедняка выгребали последний хлеб за долги. Правда и то, что только кулак мог убить человека из-за угла. Но зато старые фильмы о колхозах правдивы. Они мне очень нравятся.
Во время раскулачивания была одна правда. Правда - человека с оружием! К моему брату пришли и потребовали отдать всю муку, пшеницу и лошадей. Брат отказался. Его жестоко избили, а муку, пшеницу и лошадей всё равно забрали.
Если хозяин был стоек и, несмотря на избиения, не говорил, где у него и что спрятано, избивали его жену, сжигали постройки. Отряды по раскулачиванию заходили в дома в любое время и даже не просили хозяина убрать собаку. Они её просто убивали. Люди всё не могли взять в толк, - почему они должны бесплатно отдавать всё то, что заработали честным трудом, "потом и кровью". Да и кому отдавать?! Тому, кто не приложил абсолютно никакого усилия для того, чтобы это иметь, не работал, а получил. Многие не понимали, - почему с такой жестокостью и бессердечием их избивают за своё же добро. Все, кто сопротивлялся отрядчикам, были убиты, или жестоко избиты.
Однако сопротивление было только в самом начале коллективизации. Очень скоро все поняли, что лучше отдать всё, но сохранить свою жизнь и жизнь близких. Всё равно ведь всё отберут! Мы знали, что в соседних деревнях убивали целые семьи, а трупы увозили неизвестно куда.
Страх сковал людей. Люди стали меньше говорить. Стали бояться за каждое сказанное слово. Страх - очень сильное чувство! Страх - это ощущение того, что ты можешь навсегда потерять своих близких. Страх был нам привит новой властью и жестким контролем каждого жителя деревни друг за другом. Страх - это неясность завтрашнего дня, боязнь, что ты всё время делаешь что-то не то, и тебя за это накажут.
До раскулачивания в доме было масло, молоко, творог, мед, яйца, хлеб. Всё это было с небольшим избытком. После раскулачивания мы стали мясо есть только по выходным, а творог и мед - только по праздникам. Хлеба было в обрез. Стали чаще ходить по грибы и ягоды, собирать березовый сок. Мужики - охотиться, раков ловить, рыбачить. Складывалось впечатление, что один человек работал, а голодная, злая, ничего не имеющая и неумеющая толпа, только и ждет, чтобы отнять у него кусок.
У нас в деревне были переселенцы из тех мест, где уже прошла коллективизация. Они рассказывали о том, как ехали к нам в ссылку аж из-под Ростова. После раскулачивания им оставили подводу, лошадь, мешок муки, немного хлеба и овощей. И было указано направление, в котором они должны были ехать. Ехали они очень долго, встречая по дороге множество людей. Люди шли от раскулачивания как навстречу, так и за ними. Многие люди умирали в дороге: пищи было мало, дороги разбитые. Часто их грабили разбойничьи банды.
Переселенцев наша деревня сначала встретила холодно. Затем, увидев, что приехали работящие и умные люди, крестьяне стали обращаться к ним за советом. Трудолюбивых людей всегда уважали. Но были и те, кто к нам попал в поисках легкой жизни. Эти люди ничего не делали, их не уважали. Жили в самых плохих домах и не спешили разводить скотину. Очень часто именно эти люди и входили в отряды по раскулачиванию. Конечно, их не любили.
Тех, кто хотел уехать из деревни, всегда ждала неудача. Начальство не отпускало. Да люди и не особенно стремились, так как в городе трудно найти работу и было голодно. Переход на другую работу в колхозе не был нашим правом. Складывалось ощущение, что тебя прикрепили к чему-то, и ты не в силах это изменить. Человек был свободен только по пути на работу и по пути с работы до дому. Нормально считалось, что все деревенские шли на работу с 14-15 лет.
Очень сильна была пропаганда. Люди сами себя забывали за громкими призывами и лозунгами. Органы внутренних дел были местом, которое все старались обходить стороной. Если ты туда попал за какую-то провинность, тебя могли лишить партийного билета, выгнать с работы. Если милиционер подходил к дому, все боялись и думали, что нарушили закон или сделали что-то не так. Считалось, что милиция очень быстро находит преступников, и никто не остаётся безнаказанным.
Я слышала слово КГБ, знала, что это очень страшное слово, но не знала, как оно расшифровывается. Если в деревню приезжали люди в военной форме, все знали, что приехали кого-то забирать. Людей в военной форме боялись больше, чем милиционеров. Их боялись все - начиная от скотника и кончая самым главным человеком в деревне. В органы шли работать самые сильные парни, и никто из них об этом потом не жалел.
Мой отец уже после войны, в 1947 году, построил дом из шпал: он работал на железной дороге. До этого мы жили в двухкомнатном доме, а в новом доме построили четыре комнаты. Отец сделал мебель, которая до сих пор нам служит. Вся деревня гуляла на нашем новоселье. Новый дом очень редко появлялся в деревне.
Мама моя работала учительницей. Она всё время была в школе. Приходила домой и что-то делала. Но нам казалось, что мама заботится о своих учениках больше, чем о нас, своих родных детях. Маме было сложно перестроиться с того материала, который давали в царской школе на тот, что надо было давать в советской. Из-за этого у мамы были сложности с начальством.
В 30-е годы был голод. Он был вызван неурожаем и нежеланием зажиточных крестьян сдавать хлеб, так как они могли заплатить государству с других доходов. (1) Тех, кто не отдавал хлеб, расстреливали. Цены на хлеб резко возросли. В городе ввели карточки. В деревнях происходил массовый забой скота. Резко увеличилось число заболеваний и смертность. Так, я вспоминаю, и так говорили родители.
В те годы было много расстрелянных за то, что они пытались унести хлеб с поля. Да и уносили-то они его в колосках, а не мешках. Во время войны тоже был голод. Но этот голод был совсем другим. Здесь человек знал, почему он недоедает. Он понимал, что продукты нужны для победы. Мы очень хотели победить, много трудились. Работа во время войны в колхозе была очень трудной. Люди падали от усталости.
Люди жили и работали тяжело. Но часто собирались на праздники вместе. Ели, пили самогонку, танцевали. А утром расходились по домам. Анекдоты не любили. Мы имели мало, но и этим малым были рады.
В 50-е годы стали питаться хорошо. Каждый год происходило снижение цен. В 60-е годы питались продуктами со своего участка: овощи, молоко, мясо. В магазинах стали появляться товары народного потребления, фрукты. В 70-е годы на 24 средних зарплаты можно было легко купить автомобиль. Студент мог позволить себе через день варить суп из курицы. (2) В 80-е годы - есть деньги, нет товара, всё нужно доставать. В 90-е годы на улицах появились спекулянты, товары по карточкам.
Сталин - это отец всех народов, наш рулевой, умный и жесткий человек, сумевший вывести СССР на первое место в мире. Ведь тогда в вопросах политики все боялись Советского Союза.
Сталин - это человек, который делал всё правильно! С ним СССР смог победить в войне и восстановить хозяйство. Он навел порядок в послевоенном государстве. Иосиф Виссарионович был всегда рад видеть свой народ, всегда говорил о новых достижениях в технике. Под его руководством СССР стал выплавлять стали и чугуна намного больше европейских стран и США.
Коммунистическая партия - это ведущий образ человека (так в тексте - Ред.). Партия была тем, что сближало людей и делало их равными. Партия давала гарантии бесплатного лечения и образования и о том, что получивший образование найдет работу. Это была гарантия того, что все предприятия будут работать, все будут получать свою зарплату и пенсию, на улице будет порядок, банки не будут обманывать людей, старики смогут достойно провести свою старость и умереть, зная, что их похоронят.
Власть это структура, способная принимать решения в форме закона, исполнять эти законы и сравнивать действия человека с этими законами. Против власти выступали враги народа, изменники, люди, преступившие закон, кулаки, противящиеся советской власти. До недавних пор я не знала о ГУЛАГе, но уверенна, что все, кто там был, своё получили по заслугам.
Сама я не была в лагерях заключения. Не слышала я и рассказы тех, кто там был потому, что большая часть из них оттуда не вернулась. Если человек побывал в лагере, вернулся и рассказал о нем, то за ним приезжали на следующий день, и уже его никто, никогда не видел. Если человека забирали органы, то его оплакивали, как умершего.
Очень распространено было доносительство. Страх сковывал языки людей. Люди могли задавать вопросы, но не получать ответы. И за свои вопросы могли быть сосланными в Сибирь или куда подальше. Человек, побывавший в лагере и вернувшийся оттуда, знал, как тяжело в лагере и представлял, как легко туда попасть и стать никому ненужным существом. Поэтому эти люди старались никому и никогда не рассказывать, где они были.
А люди и не желали знать много и жили спокойно. Каждый чувствовал, что есть грань между любопытством и шпионажем и эту грань очень легко нарушить. Например, все высшее руководство знало о лагерях, но упорно молчало. Никто не был защищен от всесильного секретаря Сталина.
Ленин очень умный, образованный и скромный человек. Он всех обеспечил работой и хлебом. Он поднял Россию и освободил её от засилия буржуев. Сталин - продолжатель дела Ленина, его ученик. Всё что сделал Сталин, всё было на благо народа. Он укрепил военную силу Советского Союза.
Хрущев - умный, близкий народу человек. Сделал жизнь крестьянина лучше. Он уменьшил налог с крестьянского двора. Во время его правления появилось много интересных журналов и книг. Люди стали знакомиться с ранее неизвестными стихотворениями. Музыка стала разнообразнее. На экране появилось много фильмом с реальными героями. Люди верили в то, что вскоре наступит социализм. Энтузиазм переполнял их. Это был человек, который был смелым в принятии решения и внесший очень много нового в нашу жизнь.
Во время правления Брежнева дисциплина была утрачена. Появилось большое количество пьяниц и прогульщиков. Никто не хотел работать. Складывалось ощущение, что вверху забыли о существовании народа, а были заняты лишь креплением звезд на костюмы.
Горбачев это человек, который говорит много и непонятно. Он не умел отстоять мнение СССР на международных встречах. Он не сумел обеспечить людей продуктами и всю страну порядком.
Ельцин - человек, дающий обещания всем, но не выполняющий их. Очень много пьет и по болезни не способен управлять государством, обворовывающий Россию и продающий её богатства за границу.
Черномырдин - нечестный человек, интересуется не судьбой России, а лишь зарабатывает свои деньги.
Кислюк - тот, кому нужна власть для самоутверждения и заработка грязных денег.
Примечание:
1) Голод 30-х годов не мог быть по причине нежелания зажиточных крестьян сдавать хлеб. Это объяснение можно принять для 1927 г., когда крестьяне действительно из-за низких закупочных цен не продали его государству. А в 30-е годы уже были колхозы.
2) Здесь явное преувеличение. Самый простой автомобиль "Жигули" стоил более 5 тыс. руб., а средняя зарплата во второй половине 70-х годов была в пределах 130 руб. в месяц. Студент получал стипендию 23-40 руб., а 1 кг. курицы стоил 1 руб. 65 коп. - 2 руб. 40 коп.


Документ № 68
Гладышева Мария Кузьминична родилась в 1926 г. в с. Красное Ленинск-Кузнецкого района Кемеровской области. Живет в Ленинск-Кузнецке. Рассказ записала внучка Гладышева Елена в марте 1999 г.

Мой отец - Кузьма Иванович (1904 г.р.) и моя мать - Клавдия Федоровна (1904 г. р.) имели троих детей: меня, Василия (1929 г.р.) и Юрия (1940 г.р). Мы с мужем тоже имеем троих детей: Александра (1947 г.р.), Надежду (1951 г.р.) и Сергея (1957 г.р.).
В село Красное наша семья переехала вместе с несколькими другими семьями из-под Уфы. Мы - переселенцы.
Отец был членом партии. Как рассказывала мама, вскоре после моего рождения, их послали в отдаленную деревню Тяжинского района на организацию колхоза. Там мы не прожили и года. Как говорила мама, жить было очень тяжело, а главное страшно. Не раз ночью стреляли в окна. Спать, поэтому, приходилось на полу. Не было ни родных, ни друзей. Сначала мы уехали в Красное вдвоем с мамой. А потом, бросив всё, уехал из той деревни и отец. За этого у него отобрали партийный билет. Но потом, правда, его в партии восстановили и сделали председателем колхоза в селе Красном.
Так что, в нашей семье отношение к колллективизации было как к чему-то неизбежному и нужному. Примерно также к ней относились и другие, считали это необходимым делом.
По воспоминаниям родителей, бедняками были те люди, которые или не хотели работать с утра до ночи, или люди с большими семьями, или люди, пострадавшие из-за болезней и эпидемий. Но в колхоз зашли не только они. Зашли все. Хотя у них забрали всю скотину и излишки зерна. Про раскулаченных сама я ничего не помню, а родители не рассказывали.
Открытого протеста колхозам со стороны людей не было.
Активистами колхозов (председателями, бригадирами и др.) становились в основном грамотные или партийные люди. О роспуске колхозов никто и не думал, так как считали, что они пришли навсегда, да и люди надеялись, что будут жить всё лучше и лучше.
С началом коллективизации быт в деревне, конечно, изменился. Если раньше крестьянин делал то, что считал нужным для своего хозяйства, то теперь он должен был работать там, куда его поставили работать. В колхозе, особенно в летнее время, крестьяне работали от зари до зари. За работу им начислялись трудодни. По трудодням потом получали зерно. Заинтересованности у людей не было. Поэтому хозяйство в колхозе строилось кое-как.
Воровать в колхозе, не воровали. Ведь в доколхозной деревне даже на замки ничего не закрывали. Никому и в голову не приходило, что их могут обворовать. Колоски на полях собирали школьники. Но не самовольно. Они организованно их сдавали в колхоз. Самовольно никому не разрешалось их подбирать: ругали, наказывали.
В 1937-1938 гг. из нашего колхоза забрали трех-четырех человек. Это были обычные крестьяне. Толком никто не знал, за что их забрали. Просто этих людей объявили врагами народа и всё! О политике в деревне говорили мало. В основном обсуждали то, что писали в газетах. Выборы в Советы и выбираемых депутатов воспринимали как должное.
Голода у нас не было. Вдоволь была картошка. А колхоз давал хлеб и крупы. Кроме того, у всех было свое хозяйство. Справно жили те, у кого была возможность хорошо работать в своем личном хозяйстве, а также те, кто имел какое-то ремесло и мог дополнительно заработать: катал валенки, варил дёготь.
Пенсионеров в колхозе я что-то не припомню. Работали все. Паспортов нам не давали. Это потому, чтобы люди не могли уехать в город. Но мы с мужем в 1953 г. всё равно самовольно, без паспортов уехали в леспромхоз на заработки. У нас тогда уже было двое детей. Братья мои тоже уехали в г. Ленинск-Кузнецкий. Уехали потому, что в городе было легче прожить и дать детям образование. Люди оставались в деревне из-за привычки работать на земле, из-за привычки к скотине, из-за надежды на лучшую жизнь, из-за родных и близких, живущих рядом.
Когда началась война, люди охотно шли на фронт. Некоторые даже обманывали при медосмотре, скрывали свои болезни для того, чтобы лишь бы их взяли на фронт. На фронт ушло много молодых девушек. У отца был белый билет да ещё бронь. Но он всё равно ушел на фронт. Вернулись с фронта единицы. Совсем немногие остались живы!
Учились в довоенной и послевоенной деревне все, даже взрослые. Людям хотелось быть грамотными. Учителей в деревне уважали, отношение к ним было самое хорошее. Им выделяли дрова и еду за счет колхоза.
Церковь у нас в селе была до тридцатых годов. Потом её попытались сломать: сняли купола, стали ломать стены. Но не смогли. Просто закрыли её на замок. Это я знаю по рассказам. Воспитывалась в атеистической семье, поэтому в Бога, особенно в молодые годы, не верила. Попов не помню. Но клубы и избы-читальни, конечно, помню. Они были для колхозников, особенно для молодежи, местом отдыха в зимние вечера. Там можно было попеть, поплясать, посмотреть кино.
После войны в деревне стало жить несколько легче, чем в войну. Но были большие налоги. А в 60-е годы ввели ограничения на содержание скота в личном хозяйстве.
Деревня всегда жила в нищете и выбраться из неё не может до сих пор. Да разве только деревня? Мы, например, шифоньер смогли купить только в 1962 г., телевизор - в 1966 г., холодильник в 1972 г. На курортах не отдыхала ни разу.
А в годы реформ - однозначно, стали жить хуже. Мы никому не нужны. Во всем этом виновата война, правительство, как коммунистов, так и демократов.
Все они слишком много экспериментировали над деревней и простыми людьми.