«Подвешивали взрослых и детей, у беременных женщин разрезали животы»
«Карать как изменников заключением в концентрационные лагеря»
Один из известных случаев Русского Народного Сопротивления коммунистической оккупации связан с Уралом и Сибирью, где в самом начале 1920-х разразилось невиданное по числу участников и жертв народное, крестьянское восстание против Советской власти. В историю оно вошло как Ишимское.
Продразверстка появилась чуть раньше захвата власти большевиками в 1917 году. Этот факт в искажённом виде часто используют в пропагандистских, "оправдывающих" коммунистов текстах. Но на самом деле, это было обычным явлением вынужденного, но законного государственного регулирования на время войны. Усиление такого регулирования было во всех воюющих странах. Конечно, кроме названия "продразвёрстка", с большевицкой продразвёрсткой у решений правительства Империи не было ничего общего. Правительство приняло следующие решения: частично ограничить вывоз и свободную продажу продукции, и обязательно установить твёрдые и не опасные для крестьян закупочные цены на продовольствие.
Если Царское правительство вплоть до Февральской революции уповало на сознательность крестьян и добровольное исполнение ими повинности, то через три года у большевиков был совсем иной подход. Чтобы устоять, ленинцам кровь из носу надо было накормить себя, свою армию и города.
Взоры обратились за Уральский хребет – там, говорили, хлеба досыта, еще с прошлых урожаев, до сотни миллионов пудов, даже не обмолоченного. В июле 1920 года Совет народных комиссаров постановил: «1. Обязать крестьянство Сибири немедленно приступить к обмолоту и сдаче всех свободных излишков хлеба урожаев прошлых лет с доставлением их на станции железных дорог и пароходные пристани... 4. Виновных в уклонении от обмолота и от сдачи излишков граждан, равно как и всех допустивших это уклонение ответственных представителей власти, карать конфискацией имущества и заключением в концентрационные лагеря как изменников делу рабоче-крестьянской революции».
Карательные отряды, целое репрессивное войско, призванное обеспечить выполнение постановления, поначалу насчитывало 9000 штыков и 300 сабель. Совнарком и подумать не мог, что для решения этой задачи понадобится вовлечь гораздо больше военной силы - около 20 полков и дивизий, четыре бронепоезда, тяжелую артиллерию.
По сложившейся уже привычке рьяно и с жестокостью исполнять боевые приказы Москвы двинули сапогами в калитки свободолюбивых, не нуждавшихся ни в какой революции и не верящих ей «крепких хозяйственников» Урала и Сибири. И неожиданно получили столь яростный отпор, что в последующие советские годы предпочитали особенно не вспоминать: так, мол, кулацко-эсеровский мятеж. В действительности за вилы, топоры и берданки взялись больше 100 тыс. человек от Салехарда до Кокчетава, превзойдя по размаху и жестокости знаменитые Кронштадтский и Тамбовский мятежи. Образовался целый фронт, бушевала настоящая партизанская война. Погибнут тысячи красноармейцев, больше 50 тыс. повстанцев и мирного населения, в том числе женщин и детей. Методы этой войны будут крайне жестокими - с заложниками и массовыми казнями, стиранием с земли огнем и артиллерией целых деревень, обоюдными захватами многих крупных западносибирских городов, с последующими пожарами и разрушениями. В конце концов, Ленин с товарищами крепко задумаются о верности выбранного курса. И, в итоге, сменят его. Эхо той войны будет десятилетиями гулять по щедро политым кровью землям Зауралья и Западной Сибири.
«Будьте жестоки и беспощадны, уничтожайте железной рукой»
Зауральские крестьяне были далеки от политических интриг, социальных революций и реющих красных знамен, и запасы хлеба имели: земли хватало, но погода капризничала, случались и засухи, и приходилось подстраховываться излишками с хороших урожаев. Конечно, хозяйства по богатству были разные, но крайнюю нужду «непоротые» сибирские крестьяне видели редко.
Но только в 1920-21 годах война и череда неурожайных лет выкосили в западной части страны 5 млн человек. Еще летом 1920 года, в время восстаний в Алтайской, Томской и Семипалатинской губерниях, были убиты тысячи недовольных. У западных сибиряков все еще было впереди. Хлеб и еще 36 наименований продуктов, вплоть до рогов и копыт, предписывалось собрать по максимуму и в кратчайшие сроки: делиться надо, даешь! Ослушаться Москвы новым губернским начальникам нельзя – а как «достать» в таежной и степной глуши мужика, по характеру сродному медведю? И пошла коса на камень.
"Продразверстка - это когда до последнего зернышка, без надежды на выживание"
Из телеграмм советского руководства Тюменской губернии всем уездным комитетам РКП(б), исполкомам советов, продкомам и продконторам: «Широко оповестите население, что продажа продуктов мешочникам и спекулянтам приведет лишь к сокращению своей собственной нормы, ибо данные государством разверстки уменьшаться не будут. Разверстка дана, не допускать никаких переучетов, поправок и прочее. До выполнения 60% [разверстки] председателей волисполкомов, сельсоветов, сознательно задерживающих разверстку и вообще пассивно относящихся к ее выполнению, арестовывать и препровождать [в] губчека и партийных [в] губком... Обяжите членов волисполкомов, сельсоветов, хозяев-коммунистов первыми сдавать разверстку. [У] населения, упорствующего [в] сдаче продуктов, реквизировать все, не оставляя нормы. У сознательно скрывших — продукты арестовывать, конфисковать имущество в пользу государства для передачи неимущему населению, тем, которые полностью выполнят сто процентов всякого рода [разверсток]. [Сведения об] арестах широко опубликовывайте в печати... Будьте жестоки и беспощадны [ко] всем волисполкомам, сельсоветам, которые будут потворствовать невыполнению разверсток. Давайте определенные боевые письменные задачи волисполкомам и к невыполнившим применяйте, помимо ареста [работников] волисполкомов, конфискацию всего [их] имущества. Уничтожайте целиком в пользу обществ хозяйство тех лиц, кои будут потворствовать невыполнению разверстки. Уничтожайте железной рукой все тормозы, дезорганизующие вашу работу».
«Чем должна существовать Россия, если вы разоряете среднее хозяйство?»
Нормы, по которым у крестьян оставалось хоть что-то себе, сразу обозвали «голодными» - их хватало только на жизнь впроголодь, а крестьянский труд тяжел. За утайку не сдавших положенного зимой могли посадить полураздетыми в амбар, бить сапогами и прикладами. В мороз стригли овец – и животные околевали без шерсти. Отнимали конные подводы для доставки конфискованного добра, заставляли валить лес. И все равно вскоре осознали, что к установленному сроку - 1 декабря 1920 года – с исполнением наказов из Москвы не поспеть: излишки оказались весьма скудными. Тюменский губпродкомиссар Г.С. Инденбаум распорядился наплевать на нормы и забирать все, что можно, вплоть до семян. Это означало неминуемый голод, сибирская земля застонала, предвидя собственные муки.
Характерная жалоба того времени властям: «Вами был конфискован весь скот у моего мужа, Романа Федотовича Олькова, и теперь наше имущество разрушилось безвозвратно. Спрашивается: чем же мы должны продолжать наше существование? Неужели я должна нести наказание за своего мужа? У меня шестеро детей при себе и седьмой - в Красной Армии. К чему он теперь придет домой и за что примется? Что же я должна делать с шестью детьми и к чему их пристроить, не зная никакого ремесла? Да ведь и что-то я делала в продолжение 28-летнего проживания в замужестве. Что, прикажете мне проситься в богадельню, на ваш хлеб? Чем же должна существовать советская Россия в будущем, если вы сейчас в корень разоряете среднее хозяйство, которое является оплотом республики? Подумайте, тов. Гуськов, серьезно об этом. И я в свою очередь категорически прошу вас сделать распоряжение об отложении конфискации, так как разверстку мы выполнили сполна, хотя и в ущерб себе, а на сем заявлении прошу меня уведомить соответствующей резолюцией о вашем решении. К сему заявлению Марфа Олькова. За неграмотную по личной просьбе расписалась Е. Елисеева».
"Голод вспыхивал все первые советские десятилетия: в начале 1920-х, 1930-х, 1940-х"
Реакция власти понятна по содержанию и тону приказа уполномоченного Ишимского уездного продкомитета А. Браткова по Локтинской волости: «Приказываю весь хлеб, который причитается по разверстке, в срок 60 часов с момента получения сего приказа свести на ссыпной пункт в гор. Ишим... Ни на один фунт ни в каком обществе разверстка уменьшаться не будет. Если какое-либо общество не исполнит сего приказа в вышеуказанный срок, я с вооруженной силой - 200 чел. пехоты, 40 чел. кавалерии и четырьмя пулеметами - заберу весь хлеб до единого зерна у всех граждан общества, не оставлю ни на прокорм живым душам, ни на прокорм скотине, ни на посев. У тех граждан, которые будут агитировать против сдачи и вывоза хлеба, мною с вооруженной силой будет забрано все имущество, дом будет спален, а гражданин, замеченный в вышеуказанном преступлении, будет расстрелян. Всему обществу приказываю сейчас же доносить мне, если появится гражданин, агитирующий против выполнения разверстки. Если же общество будет укрывать тех негодяев, а они будут нами пойманы, то все общество так же строго будет наказано, как вышепойманный негодяй - контрреволюционный агитатор. Приказ считаю первым и последним. Больше предупреждать не стану».
Особый разгул насилия – по причине совершенно неподъемных продзадач - пришелся на Ишимский и Ялуторовские уезды. Сами секретари райкомов Ишимского уезда признавали бессистемность и редкую жестокость продовольственных органов. Замначальника милиции 5-го района Ишимского уезда Мелихов писал в декабре 1920 года: «Творится что-то невероятное, чуть ли не хуже того, что делал Колчак и опричники Ивана Грозного... В зимнее время стригут овец, забирают последние валенки, рукавицы, обстригают шубы, конфискуют скот крестьянина, разувают детей-школьников… Зачем же мы, коммунисты, говорили, что мы защитники трудящихся?.. Жены красноармейцев плачут от непосильной разверстки, детям не в чем ходить в школу: их одежду отдали в разверстку. Что скажут дорогие товарищи красноармейцы, которые бьются за наше светлое будущее, когда они услышат от своих родных, что у них забрали, конфисковали лошадей, коров и все прочее, оставили их семейство без хлеба и пытают холодом?»
Советская власть брала в заложники даже своих: попробуй не выполнить план - расстреляем
Но поставленные Центром задачи не предполагали проявлений гуманности и критического подхода к исполнению. Любой советский работник мог быть обвинен в пресловутом «противодействии разверстке» и жестоко наказан, такое случалось нередко. Председателя Чуртановского волисполкома Ишимского уезда Г. И. Знаменщикова арестовали, посадили в холодный подвал с другими арестованными, в это время имущество и рабочий скот конфисковали без соблюдения всяких правил, выгребли весь хлеб, включая семенной, не оставив семье даже нормы, не обратив внимания на грудных детей. Потому неудивительно, что в рядах тюменских повстанцев и их руководителей часто встречались бывшие работники местных советских и военных органов.
«Подходим к полосе массовых крестьянских восстаний»
Из книги «Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины»: «Хлебофуражная разверстка в Ишимском уезде, основанная на насильственно-приказных методах, была выполнена 5 января 1921 г. На следующий день тюменский губпродкомиссар Инденбаум телеграфировал в Наркомпрод об ударном выполнении Тюменской губернией государственной разверстки хлеба и зернофуража на 102 процента (6600 тыс. пудов) 6 января в 2 часа дня. Разверстку масличных семян перевыполнили - 150 процентов. 130 наиболее отличившихся продработников губернии премировались костюмами». (При этом нередко отобранный хлеб смерзался, гнил, горел).
Тюменский губисполком тогда не посчитал положение критичным. 21 января 1921 года, всего за 10 дней до начала массовых крестьянских выступлений, его президиум счел уместным отправить в Москву ходатайство об отмене давнишнего, еще со времен Колчака, военного положения. Дескать, кампанию провели успешно, без особых репрессий. Стремление приукрасить, самонадеянность, уверенность в своих малых, как окажется, силах дорого обойдутся многим советским «патронам».
Массовая семенная разверстка в конце января, якобы с целью сбора, учета и последующей раздачи по дворам весной, стала последней каплей крестьянского терпения. Селянин не смог смириться с тем, что за него решали - что, сколько и когда ему сеять. Если до этого репрессии еще хоть как-то сносили, то изъятие семенного фонда привело к тому, что ненависть полилась наружу. Начальник милиции 3-го района Ишимского уезда Жуков предупреждал 27 декабря 1920 года: «Уполномоченные продорганов приказали вывезти весь хлеб, как семенной 21-го года, так и продовольственный. Граждан страшно волнуют такие приказы ввиду голода. Настроение района очень резкое. Хлеб вывозится до зерна... Последствия будут очень серьезные, предвещая возможные восстания… Серьезное восстание неизбежно» (цитата по: Лара Кольт, «Мы, крестьяне Великой Сибири»).
Из информационной сводки Тюменской губернской ЧК за январь 1921 года: «Настроение населения губернии за истекший период изменилось в худшую сторону... Крестьяне по-прежнему остаются темны, им по-прежнему чужды и непонятны идеи коммунистов, а партия, в этом отношении делая все, что от нее зависит, не может бросить в деревни агитаторов за неимением таковых... Повод к различным явлениям дает и неумелый подход к государственной разверстке... Крестьяне не так возмущались первой разверстке, как проведением второй, семенной, и вывозом семенного хлеба на ссыппункты... Особое волнение заметно в Ишимском и Ялуторовском уездах... К коммунистической партии крестьяне относятся враждебно». 31 января представительство ВЧК по Сибири направило всем подчиненным ему комитетам телеграмму, в которой говорилось: «Имеются признаки, что в Сибири мы подходим к полосе массовых крестьянских восстаний».
Локальные вспышки гнева вырастали в беспощадный русский бунт, который, в основном вблизи заготконтор и железнодорожных станций, принимал порой уродливые формы. Где-то представителей власти просто разоружали и сажали под замок, выдвигая «оппозиционные» требования, а где-то коммунистов и членов их семей беспощадно вешали, вспарывали им животы, заполняли зерном и крепили таблички «Продразверстка выполнена».
«Мы поднялись против прожигателей жизни, именующихся рабоче-крестьянской властью»
31 января в селе Чуртанском Ишимского уезда разъяренная толпа крестьян встала на пути экспроприаторов драгоценного семенного фонда. Красноармейцы открыли огонь, убили двух человек. Жители села, взяв числом, прогнали продотряд ни с чем. Из книги «Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг.»: «В этот же день стало известно о восстании крестьян в Ларихинской волости - в деревнях Песьянское, Старо-Травнинское, Ново-Травнинское, Нижне-Травное. 1 февраля губернские власти получили информацию по линии войск внутренней службы (ВНУС) - о восстаниях в селах Абатское и Викулово. Позднее, 5 февраля 1921 г., по линии ЧК поступили донесения из Ялуторовского уезда о восстаниях в Слободо-Бешкильской, Ингалинской, Петропавловской волостях. В других уездах, где не было продотрядов или войск, в январе происходило накапливание сил повстанцев... [Они] на три недели парализовали движение по обеим линиям Транссибирской железнодорожной магистрали - Сибревком свое обещание, данное Ленину, не выполнил. В период наибольшей активности восставшие захватывали уездные центры: Петропавловск, Тобольск, Кокчетав, Березов, Сургут и Каркаралинск, вели бои за Ишим, угрожали Кургану и Ялуторовску, подходили к Тюмени на расстояние нескольких десятков верст... К середине февраля восстание в короткий срок охватило большинство волостей Ишимского, Ялуторовского, Тобольского, Тюменского, Березовского и Сургутского уездов Тюменской губернии, Тарского, Тюкалинского, Петропавловского и Кокчетавского уездов Омской губернии, Курганского уезда Челябинской губернии, восточные районы Камышловского и Шадринского уездов Екатеринбургской губернии. Оно затронуло также пять северных волостей Туринского уезда Тюменской губернии, Атбасарский и Акмолинский уезды Омской губернии. Повстанческая территория весной 1921 г. охватывала огромный район от Обдорска (ныне - Салехард) на севере до Каркаралинска на юге, от станции Тугулым на западе до Сургута на востоке». И население в 3,4 млн человек.
Территория Ишимского восстания - современные Омская, Курганская, Тюменская, Свердловская области, Ханты-Мансийский АО
Уже через месяц после начала восстания повстанческое войско насчитывало 100 тыс. бойцов. Даже винтовки были не у всех: ружьишки, пики, вилы, дубинки - но сопротивлялись ожесточенно. Разбирали железнодорожное полотно, жгли мосты, захватывали и пускали в ход пушки и пулеметы. Организовывали фронты и штабы, начали координироваться, держа связь между собой, набирали рекрутов – опыта в военном деле за Первую мировую и Гражданскую войны сильно прибавилось.
К крестьянам примкнули бывшие казачьи войска. Из воззвания повстанцев Кокчетавского уезда: «Крестьяне и красноармейцы, мы знаем, что вы относитесь недоверчиво к движению, поднятому нами против наших общих врагов: коммунистов и жидов. Напуганные действиями наших высших офицеров и генералов, вы теперь тоже, вероятно, думаете, что казаки поднялись для восстановления колчаковского произвола. Нет, братья, нам не нужно того, что отброшено историей. Колчак пал потому, что не понял духа свободолюбивого сибирского крестьянина и казака. Нам, братья, как и вам, не нужны золотые погоны. Нам их, простым казакам, не носить; мы дети одной с вами трудовой семьи. Ваше горе горько и нам. Нам в Сибири с вами делить нечего. Земли у нас хватит на всех, и мы имеем общих врагов. Мы поднялись все, как один человек, против кучки жидов и их наймитов, заграничных прожигателей жизни, нагло именующих себя рабоче-крестьянской властью».
«Они еще считают, что народ не способен восстать на защиту своих прав»
Свои Советы, только без коммунистического правления. Никаких политических доктрин, никакой тяги к диктатуре. Просто жить, работать на своей земле, как они хотят, управлять, как считают нужным, вольно торговать. Просто оборонялись от гнета, голода и разрухи, уходить было некуда.
Из воззвания Тобольского штаба повстанцев 25 марта 1921 года: «До сих пор все-таки коммунисты никак не хотят понять или с умыслом пишут, что восстал не народ, которому невтерпеж стало жить, а будто бы восстали какие-то генералы, офицеры-золотопогонники, меньшевики и эсеры. Они до сих пор скрывают, что восстал весь народ, который они считают серой безответной скотиной. Коммунисты все еще считают, что народ можно только обирать, грабить и расстреливать и что народ не способен восстать на защиту своих человеческих прав. Мы добиваемся настоящей советской власти, а не власти коммунистической, которая до сих пор была под видом власти советской. Мы хотим, чтобы всем свободно дышалось, чтобы все могли свободно жить, чтобы каждый мог исполнять свободно ту работу, какую он хочет, чтобы каждый мог свободно распоряжаться своим имуществом, чтобы никто не имел права отбирать то, что нажито тяжелым трудом, чтобы каждый мог свободно распоряжаться тем, что он заработал своими трудовыми руками. Мы хотим, чтобы каждый человек верил, как хочет: православный - по-своему, татарин - по-своему, и чтобы нас всех не заставляли силком верить в коммуну. Одним словом, мы хотим свободной жизни, без всяких стеснений и насилий, без разверсток, «пятерок» и других выдумок».
Решимость в борьбе за свободу и счастье выражалась в неслыханном насилии, победу вырывали любой, самой жуткой ценой. Жительница деревни Усть-Ламенская Анна Павловна Терещенко вспоминает: «Был такой Бердов в деревне Евсино. Он деревянным стежком убивал. Ему привезут коммунистов, а он убивает. Убийцей был. Может, тыщу убил, может, две, может, три. Потом коммунисты его убили». И проговаривается: «Сначала белые – коммунистов, потом коммунисты – белых, а потом коммунисты – коммунистов». Жутко смеется над своими словами… О Бердове в деревнях ходили легенды. «Многих арестованных отправляли к палачу М. Бердову, который хладнокровно, с методичностью зверя убивал их палкой, – вспоминал десятилетия спустя участник подавления крестьянского восстания Н.Т. Гаврилов. – В братской могиле покоятся более 20 замученных людей».
В аналитическом докладе командира 85-й бригады ВНУС Н.Н. Рахманова отмечалось: «В Омутинском районе повстанцы подвешивали взрослых и детей, у беременных женщин разрезали животы, и все это затем, чтобы в корне истребить семя коммуны». В докладе помглавкому по Сибири В. И. Шорину говорилось об уничтоженной коммуне (коммунары игнорировали вековой уклад, не верили в бога, во время продразверстки у них не выгребали последнее): «200 трупов крестьян были найдены в селе Ильинском… которые там валялись повсюду … в искалеченном виде, причем было видно, что погибшие были даже не расстреляны, а убиты палками и вилами, и среди них даже были мальчики и девочки до 15-летнего возраста».
«Во многих волостях члены партии поголовно уничтожены»
В марте тюменское большевистское руководство еще растеряно. Телеграмма в ЦК РКП(б), президиум ВЦИК и заместителю председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянскому: «В пределах Тюменской губернии не имеется в нашем распоряжении ни реальной силы, ни вооружения, ни обмундирования, ни огнеприпасов. Присланный из Казани полк оказался небоеспособным, частями переходит на сторону противника в полном вооружении. Положение становится серьезным, поскольку ликвидация беспорядков приняла затяжной характер: придется признать в этом году в губернии крах посевной кампании, лесозаготовительных работ, лишение центра России хлебозапасов, рыбы, пушнины и прочее. Настойчиво, решительно требуем от вас немедленного принятия всех необходимых мер для быстрейшей ликвидации беспорядков в смысле соответствующего воздействия на Сибирское военное командование, в смысле непосредственной помощи с вашей стороны. Нужны реальные силы, вооружение, обмундирование, огнеприпасы. Нужна помощь партсилами, партийносоветские аппараты разрушены, во многих волостях члены партии поголовно уничтожены, 75% всего состава профработников уничтожено… Без помощи центра все попытки наладить снова партсоветскую жизнь губернии безнадежны, неопределенность и неизвестность усугубляют тяжесть положения».
При Советской власти тюменская земля покрылась обелисками в память о погибших большевиках... об уничтоженных ими крестьянах никто не вспоминал.
Крупнейшее антиправительственное выступление за всю, как окажется, историю Советов - такой размах, действительно, требовал чрезвычайных мер: откол Сибири от России, возобновление восточного фронта и Гражданской войны - такое истощенному ленинскому режиму было явно не нужно. Опыт классовой борьбы у военачальников имелся колоссальный, да и бунт, при всей его ожесточенности, был плохо вооружен – что такие мятежники могли противопоставить неисчислимым регулярным войскам? Ситуацию исправят - перебросят мощные военные силы, станут брать заложников из местных жителей, за порчу железнодорожного полотна - выкашивать из пулеметов, бомбить из пушек целые деревни. За убитого коммуниста - расстрел 10 невинных, за пособничество - расстрел, за участие - само собой, и всей семьи в придачу.
К маю основные повстанческие очаги будут разгромлены, в июне 1921 года оперативные действия закончат полностью - война перетечет в стадию партизанской. Регион закономерно охватит голод. Из доклада уполномоченного Сибревкома А.П. Кучкина председателю Сибревкома И.Н. Смирнову: «На днях в Бердюжской волости собралось 600 баб и не давали вывозить хлеб, несмотря на угрозы штыками и выстрелы в воздух, требуя себе, как голодным, хлеба. Пришлось дать им тысячу пудов из 67 тысяч, и все успокоились. Хлеб энергично вывозится. Красноармейцы держались при натиске баб хорошо, готовые расстреливать их».
Телеграмма командующего советскими войсками Тюменской губернии Г.А. Буриченкова председателю Сибревкома И.Н. Смирнову, помглавкому по Сибири В.И. Шорину и Тюменскому губисполкому: «Крестьяне Ишимского уезда на почве голода собираются толпами и разграбляют хлебные ссыппункты. Часть крестьян, с которыми также идут рука об руку местные волостные исполкомы и партийные организации, категорически отказались от предоставления подвод на вывозку хлеба, требуя вначале удовлетворения голодных крестьян. И даже в некоторых пунктах были созваны специальные совещания крестьян, совместно с волисполкомами и комячейками, на которых выносились соответствующие постановления, и после чего самочинно раздавался хлеб голодающим. Попытка наших воинских отрядов взять хлеб силою не привела ни к чему, т. к. открытая демонстративная стрельба по толпам, которые обступили хлебные ссыппункты и пытались разграбить их, никакого действия не произвела, и крестьяне, наоборот, взяли своих жен и детей, совместно с которыми вновь обступили хлебные пункты, настоятельно требуя расстрелять их всех вместе с детьми и женами, и тогда лишь вывозить от них хлеб. Такое положение дел пагубно отзывается на наши части, так как красноармейцы, естественно, видя такие картины, открывать боевого огня по крестьянам не будут, и в конце концов для выполнения приказа центра, и для того, чтобы заставить крестьян отдать хлеб и красноармейцев взять таковой силою, придется произвести массу расстрелов как среди крестьян, так и среди красноармейцев. Доводя до вашего сведения о создавшейся обстановке, прошу срочно инструктировать меня, так как я для выполнения приказа центра вынужден буду открывать боевой огонь по той же советской власти, какой и принадлежу сам, то есть расстреливать волисполкомы, комячейки, крестьян, красноармейцев».
«Основная причина глубокого экономического и политического кризиса»
Подавив Ишимское восстание, Ленину придется во многом вернуться к капиталистическим принципам экономики, обозвав эту политику «новой», НЭПом: «...Мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по разверстке дадут нам нужное количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение... Разверстка в деревне, этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, мешала подъему производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы наткнулись весной 1921 года... Новая экономическая политика означает замену разверстки налогом, означает переход к восстановлению капитализма в значительной мере».
Через десятилетие после Ишимского восстания раскулачивание и массовый голод повторились
И только Сталин окончательно расправился с крестьянством, не пожалел и коммуны, согнал их в колхозы, тоже применяя испытанные меры устрашения. Страх, духоподъемность, энтузиазм - на этом с первого взгляда причудливом «цементе» он выстроит свою грозную империю. Ее кровавый запах мы до сих пор не можем вытравить из себя. Мы еще не пережили сталинского феодального отношения власти – к народу, диктатора – к оппозиции, людям – друг к другу. И тем более не изжили его из себя. «Громада двинулась и рассекает волны. Плывет. Куда ж нам плыть?».
По книге: П. Алешкин, Ю. Васильев «Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины», издательство «Вече», 2013 г. и материалам интернета.
