Террористические воззрения Лациса постоянно транслировались его подчинёнными. В августе 1919 г. киевская чекистская газета «Красный меч» в своём единственном выпуске опубликовала статью работника Секретного отдела ВУЧК С.С. Шварца «Да здравствует красный террор!» В ней выкрикивалось: «..Мы должны уничтожить наших противников всех не потому, что хочется мести, а для того чтобы отбить у всех у них охоту поднимать руку на рабоче-крестьянскую власть. <…> ..Наше неуместное „великодушие“ каждый раз для нас вреднее англо-французских штыков. Это необходимо запомнить раз и навсегда нашим партийным товарищам, возбуждающим ходатайства об освобождении того или иного „интеллигента“. Стоит лишь арестовать за вредную деятельность какого-нибудь профессора, военспеца, спекулянта, как со всех сторон сыплются десятки прошений. Нам твердят, что уничтожением этих элементов мы идём по пути регресса. Пусть так, пусть мы на время отстаём, но зато уверены, что элементов, ставящих под угрозу само существование власти трудового народа, нет, что весь мусор чисто выметен красной метлой. Если для утверждения пролетарской диктатуры во всём мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитала, то мы перед этим не остановимся. Малодушные, прочь с дороги!»

Сам же Лацис в этом же «Красном мече» от 18 августа 1919 г. самодовольно изрекал, претендуя на литературность: «Нам всё разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч. во имя раскрепощения от гнёта и рабства. Жертвы, которых мы требуем, жертвы спасительные. Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет серо-бело-чёрный штандарт старого разбитого мира». В самодельных чекистских вершах того же «Красного меча» говорилось о мировом масштабе палаческой работы:

«И будет день,

Звездой благословенный,

Когда единый в Мире будет только Красный Свет,

И чрез Совдепы и Наркомвоены

ВУЧКа даст миру свой ответ"[40].

Даже по очень сомнительным данным Лациса, Киевская ЧК в 1918—1919 гг. расстреляла 825 человек, в то время как ВЧК — 781 человек[41]. Повсеместные жестокости украинских чекистов были невероятными, давая массу случаев откровенного садизма. Исполняя решения партийных властей, Одесская губчека в начале июля 1919 г. начала массовые расстрелы «буржуазного элемента». Во дворе здания ЧК на Екатерининской площади казнили в гараже до 50 арестованных за ночь. По воспоминаниям бывшего коменданта здания ЧК Н.Л. Мера, расстрелами занимались практически все сотрудники чрезвычайки, дежурившие по ночам. Приговорённых по заведённому гнусному обычаю раздевали донага, причём одежду сортировали на мужскую и женскую, верхнюю и нижнюю, затем партиями по 10−12 человек заводили в гараж, где и расстреливали[42]. Один из легендарных одесских палачей М.М. Вихман позднее вспоминал о своей работе в 1919 г.: «Лично мною были арестованы и расстреляны военный министр Украинской Рады — [А.Ф.] Рогоза и министр Коморный и еще много сотен врагов Советской власти расстреляны моею собственной рукой, точная цифра коих записана на моем боевом маузере и боевом карабине»[43]. Вихман входил в число рекордсменов, но конкурентов у него среди украинских чекистов было немало.

Арестованных подвергали изощрённым издевательствам и мучительным пыткам; глумились и над трупами. Белая «сводка сведений о злодеяниях и беззакониях большевиков» (26 августа 1919 г., № 110 195, Ростов-на-Дону) гласила: «Одесса. <…> В подвалах одесской „Чрезвычайки“ найдены орудия пыток, много трупов замученных. Среди орудий пыток обращают внимание особые приспособления [в виде] цепей для растягивания конечностей. Английское командование привело в застенки „Чрезвычайки“ команды своих кораблей. Орудия пыток произвели на английских матросов тяжелое впечатление». После захвата Одессы белыми появились описания того, что обнаружилось внутри здания губЧК: «У входа в Чека валялись трупы китайцев, палачей Чека, с рассеченными казацкими шашками головами. Толпа в ужасе сторонилась от них и бросалась дальше в широкий двор и темные подвалы. Везде кровь, везде запах разлагающихся трупов! Под навесом у каменной стены застывшие в ужасе трупы мучеников, последние жертвы большевиков. В яме, едва прикрытой землей, валялись части человеческих тел. На стенах подвалов запекшаяся кровь и застывшие мозги»[44].

О том, какой террор царил в Киеве, свидетельствуют воспоминания современников, в том числе и некоторых чекистов. ВУЧК заняла на углу Елизаветинской и Екатерининской улиц большой четырёхэтажный особняк Попова. В нём был подвал, в котором, по воспоминаниям современников, «..происходили убийства. Крики и стоны убиваемых слышны не только в местах заключения, но и в зале, где заседали следователи, разносились по всему дому Попова»[45]. Центральный комитет российского Красного Креста в феврале 1920 г. сообщал в свой международный центр, что в Киеве с февраля по август 1919 г. действовавшие в городе ЧК расстреляли около трёх тысяч человек. Как отмечалось в докладе, чекисты «щеголяли друг перед другом своей жестокостью»[46]. И это не являлось полемическим преувеличением со стороны противников большевиков.

Согласно воспоминаниям бывшего следователя Киевской губчека Михаила Болеросова, попавшего в руки к белым, «..чекисты в это время производили обыски и аресты, неприкрыто грабя население. Особенной любовью пользовалось у них золото, бриллианты и спирт. Служба превратилась в беспредельный кутеж, сопровождаемый и изнасилованием женщин, и истязанием арестованных». По данным комиссии белого генерала Рерберга, производившей расследование преступлений ЧК в Киеве, гараж губернской ЧК выглядел так:

«Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в десять метров длины. Этот желоб был на всём протяжении доверху наполнен кровью. В саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни… Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы… Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… ..Лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза, и в то же время их головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами. Мы нашли труп с вбитым в грудь клином. У нескольких не было языков. В одном углу могилы мы нашли некоторое количество только рук и ног. ..Одна женщина была связана веревкой со своей дочкой, девочкой лет восьми…»[47]

Другой мемуарист описал этот гараж как бетонированный сарай, «..стены которого хорошо заглушали звуки выстрелов. Сарай этот был оставлен ушедшими большевиками в самом кошмарном виде. Пол был залит кровью, по углам валялись куски человеческих мозгов»[48]. Конечно, расстрельные подвалы губернских чека выглядели устрашающе не только в губерниях Украины. Жуткое впечатление произвёл пыточный подвал Енисейской губЧК в Красноярске на заместителя председателя Сибревкома В.Н. Соколова, в июне 1920 г. отметившего, что его перед проверкой успели подчистить: «Кровь так и стоит огромными чёрными лужами, в землю не впитывается..»[49] А после «киевлянина» А.В. Шишкова, совсем недолго проработавшего в Новониколаевске (будущем Новосибирске), его сменщик С.Л. Пупко обнаружил весной 1920 г. в сарае во дворе Новониколаевской (Томской[50]) губчека «следы крови на полу, стенах и лестнице, ведущей в подвал..»[51]

Реальная контрразведка недавно созданных чрезвычаек отдавала кустарщиной даже в губернских центрах. Иван Бунин в дневниковой записи 9 июня 1919 г. отметил: «В первый раз в жизни увидел не на сцене, а на улице, среди бела дня, человека с наклеенными усами и бородой. Так ударило по глазам, что остановился как поражённый молнией»[52]. Скорее всего, это был агент из службы наружного наблюдения Одесской губЧК, поскольку белые заговорщики наверняка маскировались умнее. В августе 1919 г. деникинским войскам внезапным ударом удалось захватить Одессу, причём на помощь белому десанту пришли одесские офицеры, сумевшие организовать вполне серьёзное подполье. Этот факт говорит о том, что многочисленным одесским чекистам, увлечённым ограблением и истреблением «буржуев», не удалось как следует справиться со своими обязанностями по безопасности власти.

Украинская большевистская власть была некомпетентной, нетрезвой и криминализированной, а также воспринималась большинством населения в качестве чужеродно-еврейской, что предопределило сокрушительное поражение красных летом 1919 г.[53] В августе 1919 г. знаменитый чекист Я.Х. Петерс был назначен комендантом Киевского укреплённого района и начальником гарнизона, но и это не помогло: фронт под ударами Деникина и Петлюры рухнул, так что красным властям, включая Лациса с Петерсом, пришлось бежать сначала в Гомель, а потом в Россию. За собой отступавшие большевики оставляли разруху и следы повсеместного террора. Когда части Кавказской Добровольческой армии генерала Врангеля в июне 1919 г. вошли в Царицын, командующий столкнулся с исключительными трудностями в организации гражданского управления освобождённым краем, так как «была уничтожена подавляющая часть местных интеллигентных сил… всё мало-мальски состоятельное или интеллигентное население было истреблено»[54]. Террор большевиков в 1919 г. лишил Украину, как и другие подсоветские территории, огромной части самого квалифицированного населения.

М.Я. Лацис с сентября 1919 г. по сентябрь 1920 г. занимал последний свой пост в ВЧК, являясь начальником её ведущего отдела — Секретно-оперативного (затем — Секретного). Пытаясь усилить своё влияние, он боролся с сепаратизмом военных чекистов, желая подчинить Особый отдел своему собственному. На 4-й конференции ВЧК в феврале 1920 г. Лацис высказал ряд фактов и важных соображений, доселе не публиковавшихся. Сначала он напомнил, что вся работа ВЧК выросла из борьбы со спекуляцией, охватив к 1920 г. уже «все отрасли государственной работы». Касаясь деятельности антисоветских сил, Лацис уверял, что каждая из девяти имеющихся враждебных большевикам политических партий создаёт подпольные организации, которые ныне якобы объединены в единый заговорщицкий блок. В губернских ЧК уже была осуществлена специализация наблюдения за этими партиями: уполномоченные и их помощники отдельно разрабатывали партии социалистической ориентации, отдельно — так называемые правые партии (от кадетов до монархистов)[55].

Говоря о работе против церкви, Лацис констатировал необходимость серьёзных тактических перемен: «Попа, который получал от патриарха приказание предать анафеме сов. сотрудников[,] мы расстреливали. Но[,] считаясь с тем, что большинство наших крестьян и рабочих продолжают посещать церковь и этого попа колдуна слушать[,] мы решили изменить нашу тактику. <…> Если в темных уголках деревни имеются слепые верующие люди, спрашивающие благословения[,] отправляясь на фронт, то в наших интересах[,] чтобы поп это благословение дал. ..Если этот крестьянин услышит от попа, что и эта власть от бога, то нам, не придется иметь дело с теми крестьянскими восстаниями, которые происходят. Например, в Киевской губернии в местечке Триполь[е], восстали исключительно лапотники бедняки, даже не средняки, а бедняки и восстали на почве [ограничений в исповедовании] религии». Имея в виду массовое заагентуривание священнослужителей, обязанных подпиской к доносительству, Лацис отметил: «Я от многих комиссий получил доклад, что этот перелом произошел и попы сделались нашими сотрудниками и подписались под квитанцией[,] после чего они уже не имеют возможности отступления»[56].

Касаясь принципов организации негласной работы, Лацис указал на необходимость строгого разграничения функций агентуры и соблюдения конспиративности в этой работе. Агенты наружного наблюдения (разведчики) должны получать задания и передавать результаты через специальных лиц, официально никак не контактируя с ЧК. Секретные агенты должны находиться на связи у уполномоченных губЧК и так, чтобы их знал только этот уполномоченный. Что касается осведомителей, то они являлись обычно коммунистами или советскими служащими, которые на платной основе[57] информировали о работе своих учреждений. В среднем на губернию таких осведомителей насчитывалось, по словам Лациса, к началу 1920 г. примерно по 200 чел., поскольку в каждом учреждении и кооперативе «нам нужен свой глаз». Осведомители в чекистском штате не состояли, подчёркивал Лацис, и содержались за счет «особых секретных сумм»[58]. Для работы внутри враждебных партий и организаций следовало иметь конспиративных сотрудников внутреннего наблюдения, лучшие из которых — работающие на идейной основе и происходящие из лиц, разочаровавшихся в данной партии. Однако необходимо было искать и просто платных агентов: «Война есть война и нам брезговать подобными способами не приходится. А напротив[,] приходится подчас иметь и эти нечестные способы, чтобы знать, что делается в той или другой соц. партии». Здесь Лацис всё еще именовал пользование платными агентами «нечестным» способом работы, и указывал, что основная работа по осведомлению должна быть направлена против социалистических партий[59].

В начале мая 1920 г. Дзержинскому, как вспоминал Лацис, стало «скучно» в Москве и он надолго уехал наводить революционный порядок на территории Украины, что снова усилило роль основных лубянских лидеров. Конкретная деятельность Лациса пришлась на самые кровавые годы ВЧК и заложила основы чекистского подхода к направлениям своей службы, а также к арестованным. Наш герой пояснял: «Она (ВЧК — А.Т.) уничтожает без суда или изолирует от общества, заключая в концлагерь. Мы всё время были чересчур мягки, великодушны к побеждённому врагу и недооценивали его жизнеспособность и подлость. В самом начале необходимо проявить крайнюю строгость, неумолимость, прямолинейность: что слово — то закон. <…> ..Работа ВЧК должна распространяться на все те области советской жизни, где вкоренилась контрреволюция… ВЧК должна смотреть за всем: за военной жизнью, за продработой, за народным просвещением, за всеми. хозяйственными организациями, за санитарией, за пожарами, за народной связью и так далее и так далее»[60].

Лацис и после ухода из «органов» всемерно способствовал повышению их имиджа. Защищая прежде всего себя, в мемуарах 1926 г., опубликованных журналом «Пролетарская революция», Лацис заявил о якобы фальсифицированных киносвидетельствах зверств чекистов Украины, которые активно распространялись белыми властями в 1919—1920 гг. Также он цинично объяснял размах преступлений в карательном ведомстве обилием властных полномочий, повторяя понравившийся образ «игры головами» из своей публицистики 1918 г.: «ВЧК играет головами граждан, в ее руках имущество населения. Разве трудно в таких условиях поскользнуться рядовому сотруднику? Ведь кругом искушения, а власть — почти безграничная»[61]. Отмечая 10-летие «органов», чекист вновь уверял, что чекисты никогда не зверствовали: «Сплошным лицемерием являются все вопли буржуазных писак об ужасах Чрезвычайки», ибо «пролетариат был чужд мести и не практиковал ни пыток, ни глумлений»[62]. Статистика чекистских репрессий, приводимая Лацисом[63], сильно занижена и может считаться только некоей минимальной оценкой жертв красного террора.

По своей натуре Лацис был кровожадным садистом, считавшим, что враг должен мучиться и в тюрьме, и перед смертью. Он выдвинул множество палачей, делавших затем удачную карьеру. Сам же после двух с половиной лет службы предпочёл уйти на гражданскую работу, как и множество крупных соратников Дзержинского. Пока неизвестно, был ли этот уход, санкционированный ЦК РКП (б), добровольным. Вполне возможно, заслуженный чекист просто устал от истребительной работы. Поскольку Лацис покинул ВЧК осенью 1920 г., его отставку неправомерно связывать, как это сделал один из историков, с подготовкой реформы чекистского ведомства в конце 1921 — начале 1922 гг.[64] По крайней мере, Лацис сохранил тесный контакт с Дзержинским, который более года держал за ним место в Коллегии ВЧК и именно Лацису в конце декабря 1921 г. поручил редактировать будущий «Отчёт ВЧК за все время ее деятельности. М., 1922». Дзержинский, обращаясь 27 декабря 1921 г. с этой просьбой к Лацису, предлагал ему широкий фронт деятельности и подчёркивал, что она не будет касаться оперативной работы: «Мы хотели предложить Вам быть нашим редактором и заняться исключительно отчетами, изданиями, статьями, политическими циркулярами и т. д. ..О нас никто ничего не знает. Надо издать официальный отчет за три года. Возьмитесь за это»[65]. В условиях, когда приближавшаяся реформа ВЧК должна была пройти не по сценарию Дзержинского, он хотел использовать для популяризации деятельности карательного ведомства руку матёрого чекиста-публициста Лациса. Бывший соратник отчёт подготовил, но под руку «железного Феликса» не вернулся.

Не держа обиды, Дзержинский в декабре 1922 г. на торжественном заседании в честь 5-летия ВЧК-ГПУ в следующих выражениях оценил перед подчинёнными знаменитую жестокость Лациса: «Мы знаем одного товарища нашего, которого называли погромщиком буржуазии и помещиков, тов. Лациса, который был страшной грозой на Чехословацком фронте, на Украине (аплодисменты), и Вы помните, товарищи, какие были тогда нарекания, что Лацис на Украине ведет себя слишком по-московски, что он не щадит и профессоров. Этот самый товарищ Лацис сейчас восстанавливает нашу соляную промышленность, торгует солью. с большим успехом (аплодисменты)..»[66] По сути, это был и призыв к чекистам действовать в острой обстановке так же решительно, как некогда действовал Лацис, и опровержение обоснованности всякой критики в его адрес. В кратком ответном слове Лацис, расхваливая и бывшего шефа как «рыцаря революции», и свою деятельность, заявил: «Наша работа, работа Чрезвычайной комиссии, была самой черновой работой революции. Мы работали, засучив рукава. В этой работе пройти чистой, не замаранной сумела Чрезвычайная комиссия лишь потому, что во главе ее был поставлен самый чистый благородный человек нашей революции тов. Дзержинский». Лацис пожелал, чтобы «он бессменно стоял на своем прежнем посту до той минуты, когда не нужна будет ВЧК и ее наследница ГПУ»[67]. А сразу после смерти Дзержинского Лацис уверял, что именно основатель ВЧК в 1922 г. обратился в правительство с просьбой ликвидировать своё детище и образовать ГПУ[68], хотя ныне известно, что Дзержинский был противником ликвидации ВЧК и вопрос этот решался, конечно, не правительством, а в Политбюро ЦК РКП (б)[69].

Лацис не смог занять в хозяйственной номенклатуре поста, аналогичного по значению своей былой чекистской работе; на партийные съезды после 1921 г. он также не избирался. С 1923 г. отставной чекист трудился на должностях среднего уровня, проявляя привычное жёсткое администрирование, но добиваясь весьма скромных результатов. После работы в Наркомземе РСФСР Лацис в 1928 г. был отправлен ответственным инструктором в аппарат ЦК ВКП (б), но не смог там задержаться и позднее подвизался в акционерном обществе «Скотовод» и «Союзрыбе», а в 1932—1937 гг. являлся директором Московского института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. Попутно он написал четыре агитационные пьесы. Кстати, не избежал Лацис и строгого партийного выговора в 1924 г. как поддавшийся эпидемии «хозяйственного обрастания» (арендовал дачу на льготных условиях)[70]. В конце ноября 1937 г. бывший чекист стал жертвой массовой «латышской операции» и был во внесудебном порядке 11 февраля 1938 г. расстрелян, а в 1956 г. — признан безвинной жертвой политических репрессий, реабилитирован и восстановлен в партии, которой верно служил.

Статьи, мемуары и интервью Лациса, его брошюры по истории ВЧК, а также тексты казанского журнала «Красный террор» и киевской газеты «Красный меч» поныне являются очень важным источником по истории советской политической полиции. Появившиеся в первое советское десятилетие, они отражали реальность хоть и крайне идеологизированную, но ещё не искажённую будущим кондовым сталинистским вмешательством, содержа факты и суждения, которые тогда не считались шокирующими своей откровенностью. Но уже вскоре эти документы стали запретными, а Лацис — врагом народа. Однако с 1950-х гг. основные теоретические положения Лациса о чекистах, чьи успешные жёсткие меры были исключительно ответными в связи с якобы гораздо более массовым белым террором, а руководимый коммунистами героический кадровый состав включал лучших партийцев страны, стали фундаментом историографии органов госбезопасности[71], оставаясь образцом и для целого ряда современных исследователей, особенно ведомственных [72].

Примечания:

https://rusk.ru/st.php?idar=67809