«Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род Вселенна будет чтить».
Г.Р. Державин «Памятник»

Род Державиных восходит к одному из знатных татар, мурзе Багриму, в середине пятнадцатого века отъехавшему на службу к московскому князю Василию Темному. Один из его потомков получил прозвище «Держава», и от него-то и образовалась семейство Державиных. Род этот к началу восемнадцатого века обеднел – отец будущего поэта, Роман Николаевич, после раздела наследства остался всего с десятью крепостными. Супруга его – Фекла Андреевна – была ненамного «богаче», что обрекало семью на весьма скромное существование. Их первенец Гаврила появился на свет 14 июля 1743 в крошечном поместье близ Казани. Спустя год у Державиных родился второй сын Андрей, а немного позже дочь Анна, умершая в младенчестве. Любопытно, что Гаврила Романович родился недоношенным и, согласно обычаям того времени, был запечен в хлеб. Малютку обмазали тестом, положили на лопату и на короткое время несколько раз засунули в горячую печь. К счастью, после подобного варварского «лечения» младенец выжил, что, к слову, случалось далеко не всегда.

Роман Николаевич был человеком военным, а потому семья его вместе с Оренбургским пехотным корпусом постоянно меняла место жительства. Побывать им довелось и в Яранске, и в Ставрополе Волжском, и в Оренбурге, и в Казани. В 1754 отец Гаврилы заболел чахоткой и вышел в отставку в чине подполковника. Умер он в ноябре этого же года. Никакого состояния Роман Николаевич не оставил, и положение семьи Державиных оказалось отчаянным. Мелкие казанские имения не приносили дохода, а полученные 200 гектаров земли в Оренбуржье нуждались в освоении. К тому же соседи, пользуясь запущенностью землеустройства в Казанской губернии, присвоили себе немало державинских пастбищ. Фекла Андреевна пробовала с ними судиться, однако ее хождения по инстанциям с малолетними детьми окончились ничем. Чтобы выжить, ей пришлось отдать одному из купцов часть земель в вечную аренду.

Несмотря на это Фекла Державина сумела дать мальчикам начальное образование, позволявшее дворянским недорослям поступить на военную службу. Поначалу ребят обучали местные дьячки – по воспоминаниям Гаврилы Романовича, читать он научился на четвертом году жизни. В Оренбурге он посещал школу, открытую бывшим каторжанином, немцем Иосифом Розе. Там будущий поэт овладел немецким языком и обучился каллиграфии. Большой удачей для него явилось открытие гимназии в городе Казани. Занятия там начались в 1759, и Фекла Андреевна немедля определила сыновей в учебное заведение. Однако качеством преподавания это подразделение созданного тремя годами ранее Московского университета не могло похвастаться – учителя вели занятия как попало, а директор был озабочен лишь пусканием пыли в глаза начальству. Тем не менее, Гаврила сумел попасть в число первых учеников, и нередко директор брал его себе в помощь в разных делах. В частности, юноша участвовал в составлении плана Чебоксар, а также в собирании древностей у крепости Булгар.

Однако доучиться в гимназии Державину не дали. Еще в 1760 он был записан в Петербургский инженерный корпус. Туда ему надлежало выехать по завершении обучения, однако в столице произошла путаница, и в феврале 1762 Гаврила получил из Преображенского полка паспорт, обязывавший юношу явиться в часть. Делать было нечего, и матушка, с трудом добыв необходимую сумму, отправила старшего сына в Санкт-Петербург. Исправить свою ошибку начальство отказалось, и восемнадцатилетний Державин был зачислен в мушкетерскую роту рядовым. Поскольку Гаврила Романович был очень беден, он не мог снимать квартиру и был поселен в казарме. Очень скоро грамотный юноша приобрел среди солдат немалый авторитет – он сочинял для них послания домой, охотно давал в долг небольшие суммы. Караульная служба, смотры и парады отнимали все его время, а когда выпадала свободная минутка, молодой человек читал книги и сочинял стишки. Ничего серьезного у него тогда не выходило, однако подобные опусы, зачастую скабрезного содержания, в полку имели определенный успех. Стоит отметить, что начало службы Гаврилы Романовича совпало с роковым моментом в истории страны – летом 1762 силами гвардейских полков был произведен переворот, поставивший у руля власти Екатерину Алексеевну. Во всех этих событиях посильное участие принял и «мушкатер» Державин.

Большинство дворянских детей, поступая на службу, сразу становились офицерами. Даже дети бедных дворян, определенные подобно Державину солдатами, довольно быстро продвигались по службе, получая через год или два вожделенный офицерский чин. С будущим поэтом все происходило иначе. У командиров он был на хорошем счету, однако не имел ни связей, ни влиятельных покровителей. Весной 1763, осознав тайные пружины карьерного роста, он, превозмогая себя, отправил графу Алексею Орлову прошение о пожаловании ему очередного воинского звания. В результате будущий поэт стал капралом и, обрадованный, выбил себе годовой отпуск на родину. Погостив в Казани, он отправился в Тамбовскую губернию в город Шацк с целью вывести оттуда крестьян, доставшихся матери по наследству, в оренбургское имение. Во время путешествия Державин едва не погиб. Во время охоты он наткнулся на стадо диких кабанов, один из которых бросился на молодого человека и почти оторвал ему икру. Гаврила Романович, к счастью, успел пристрелить вепря, а оказавшиеся неподалеку казаки оказали первую помощь. Практически весь отпуск Державин лечил рану, полностью затянувшуюся только через год.

Летом 1764 молодой человек вернулся в полк и поселился вместе с унтер-офицерами. Это – по собственному признанию Державина – оказало дурное влияние на его нравственность, пристрастив к выпивке и картам. Тем не менее, былая склонность Гаврилы Романовича к стихотворству только усилилась. Молодой человек с азартом принялся постигать теорию стихосложения, беря за основу труды Ломоносова и Тредиаковского. Увлечение это сыграло с ним злую шутку. Как-то раз Державин сочинил довольно непристойные стихи о полковом секретаре, волочившемся за женой одного капрала. Произведение имело в полку большой успех и дошло до ее главного героя, который обиделся и с того времени неизменно вычеркивал фамилию Гаврилы Романовича из списков на повышение. Поэт служил капралом до тех пор, пока место полкового секретаря не занял будущий тайный советник Петр Неклюдов. Петр Васильевич, напротив, отнесся к Державину с симпатией. В 1766 будущий поэт стал сначала фурьером, потом каптернамусом, а на следующий год (заочно) сержантом.

Сам молодой человек, к сожалению, делал все возможное, дабы затормозить свой карьерный рост. В 1767 Гаврила Романович снова получил отпуск и отправился домой в Казань. Через шесть месяцев, посвященных хлопотам по обустройству небогатых имений, он вместе с младшим братом выехал в Санкт-Петербург через Москву. В первопрестольной будущий поэт должен был оформить на одну из деревень купчую, а после – пристроить брата в свой полк. Так как бюрократическая машина функционировала медленно, Державин отправил Андрея Романовича к Неклюдову, а сам задержался в Москве и... проиграл все матушкины деньги в карты. В итоге ему пришлось заложить не только купленное село, но и еще одно. Дабы выйти из затруднения молодой человек решил продолжить игру. С этой целью он связался с компанией шулеров, действовавших по четко отлаженной схеме – новичков сначала притворными проигрышами вовлекали в игру, а затем «раздевали» до нитки. Однако вскоре Державину стало стыдно, и он, поссорившись с компаньонами, оставил это занятие. Вернуть долг он так и не успел и из-за этого вновь и вновь посещал игорный дом. Фортуна была изменчива, и, когда дела шли совсем плохо, картежник закрывался в доме и сидел один в полной темноте. Во время одного из таких самозаточений было написано стихотворение «Раскаяние», ставшее первым проблеском, показавшим истинную силу малообразованного поэта.

Через полгода после загула Державина над ним возникла реальная угроза быть разжалованным в солдаты. Однако вновь выручил Неклюдов, приписавший стихотворца в московскую команду. Тем не менее, кошмар молодого человека продолжался и длился еще полтора года. В один момент Державин побывал в Казани и покаялся матушке, однако затем возвратился в Москву и взялся за старое. В конце концов, весной 1770 он, по сути, бежал из города, добравшись до Санкт-Петербурга не только без денег, но даже без написанных за это время стихов – в карантине их пришлось сжечь. В полку Гаврилу Романовича ждала страшная весть – его брат, подобно отцу, подхватил чахотку и уехал умирать домой. Сам Державин продолжил службу и в январе 1772 (в возрасте двадцати восьми лет) получил низший офицерский чин прапорщика.

Несмотря на достижение давней цели, молодой человек хорошо понимал, что продолжение службы в полку не обещает ему никаких перспектив. Нужно было что-то менять, и палочкой-выручалочкой для Державина стало восстание Пугачева, вспыхнувшее на реке Яик осенью 1773 и быстро охватившее хорошо знакомые ему места – Поволжье и Оренбургский край. Вскоре Гаврила Романович попросил зачислить его в специально созданную комиссию по расследованию пугачевского бунта. Однако ее штат уже был сформирован, и глава комиссии, генерал-аншеф Александр Бибиков, выслушав настырного прапорщика, поручил Державину сопровождать войска, отправленные на освобождение от Пугачева города Самары. По дороге прапорщику надлежало разузнать о настроениях войск и народа, а в самом городе на Волге найти зачинщиков его добровольной сдачи бунтовщикам. Державин не только успешно справился с этими заданиями, но и сумел выяснить примерное местонахождение Емельяна Пугачева, скрывшегося после поражения под Оренбургом. Согласно полученным данным пользовавшийся у староверов громадным авторитетом зачинщик мятежа уехал к раскольникам на речку Иргиз к северу от Саратова. В марте 1774 Гаврила Романович отправился в деревеньку Малыковку (сегодня город Вольск), расположенную на Иргизе и там с помощью местных жителей принялся организовывать, говоря нынешним языком, агентуру с целью изловить Пугачева. Все хлопоты оказались тщетными – на самом деле Пугачев от Оренбурга уехал в Башкирию, а затем на Урал. Генерал Бибиков, простудившись, умер, и никто из начальства не знал о секретном задании Державина, которому в свою очередь надоело находиться в стороне от настоящих дел. Он попросил у новых начальников – князя Федора Щербатова и Павла Потемкина – разрешения вернуться, однако они, довольные его отчетами, велели оставаться на месте и держать оборону на случай приближения Пугачева.

Опасность эта, к слову, была вполне реальной. Предводитель народного восстания летом 1774 едва не взял Казань – подоспевший со своим корпусом Иван Михельсон сумел спасти горожан, засевших в кремле. После этого Пугачев ушел к Дону. Слухи о его приближении взволновали малыковское население. Дважды дом, где жил поручик Державин (повышение он заработал по ходу войны), пытались поджечь. В начале августа 1774 войсками Пугачева был легко захвачен Саратов. Гаврила Романович, узнав о падении города, отправился в Сызрань, где стоял полк генерала Мансурова. В этом же месяце силы Ивана Михельсона нанесли мятежникам окончательное поражение. Назначенный командующим Павел Панин постарался сделать все возможное, дабы заполучить Пугачева в свои руки. Под его начало, получив чрезвычайные полномочия, прибыл сам Суворов. Однако глава Следственной комиссии Потемкин также желал отличиться и дал Державину приказ доставить предводителя мятежников к нему. Схваченный своими сообщниками Пугачев в середине сентября был доставлен в Яицкий городок и «достался» Суворову, который никому не собирался его уступать. Гаврила Романович оказался меж двух огней – в нем разочаровался Потемкин, его невзлюбил Панин. Первый, будучи непосредственным начальником, приказал ему – будто бы для поиска и поимки уцелевших повстанцев – возвращаться на Иргиз.

В этих местах весной 1775 Державин устроил сторожевой пункт, откуда вместе с подчиненными наблюдал за степью. Свободного времени у него было предостаточно, и начинающий поэт написал четыре оды – «На знатность», «На великость», «На день рождения ее величества» и «На смерть генерал-аншефа Бибикова». Если третья из од была чисто подражательной, то «поэтическое надгробие» генералу оказалось весьма необычным – «эпистолу» Гаврила Романович писал белым стихом. Однако самими значительными явились первые два сочинения, ясно обозначившие мотивы последующих работ, снискавших ему славу первого отечественного поэта восемнадцатого века.

«Заточение», к счастью, длилось недолго – летом 1775 вышел указ всем гвардейским офицерам возвратиться в расположение полков. Однако поэту это принесло одни разочарования – никаких наград или чинов он не получил. Гаврила Романович оказался в сложном положении – статус гвардейского офицера требовал весомых средств, а их у поэта не имелось. Принадлежавшие матушки имения в ходе войны были полностью разорены и не давали дохода. Помимо этого Державин несколько лет назад по глупости поручился за одного своего приятеля, оказавшегося несостоятельным должником и пустившегося в бега. Таким образом, над поэтом навис чужой долг в тридцать тысяч рублей, выплатить который он не мог никак. Когда у Гаврилы Романовича осталось пятьдесят рублей, он решил прибегнуть к старому средству – и внезапно выиграл в карты сорок тысяч. Погасив долги, воспрянувший духом поэт отправил прошение перевести его в армию с повышением в звании. Но вместо этого в феврале 1777 его отправили в отставку.

Державину это пошло только на пользу – довольно скоро он завел связи в чиновничьем мире и подружился с князем Александром Вяземским, бывшим генерал-прокурором Сената. Тот устроил поэта исполнителем сенатского департамента госдоходов. Материальные дела Гаврилы Романовича существенно улучшились – кроме немалого жалования он получил шесть тысяч десятин в Херсонской губернии, а также забрал себе имение «приятеля», из-за которого едва не «погорел». По времени эти события совпали с женитьбой Державина. В апреле 1778 он обвенчался с Екатериной Бастидон. В семнадцатилетнюю Катю – дочь португальца, оказавшегося волею судеб на русской службе, – Державин влюбился с первого взгляда. Убедившись, что избраннице своей он «не противен», Гаврила Романович посватался и получил положительный ответ. Екатерина Яковлевна оказалась «девушкой бедной, но благонравной». Скромная и трудолюбивая женщина она не пыталась как-либо влиять на своего мужа, но при этом была весьма восприимчивой и имела хороший вкус. Среди товарищей Державина она пользовалась всеобщим уважением и любовью. В целом период с 1778 по 1783 был одним из лучших в жизни поэта. Не имея необходимых знаний, Державин с необыкновенной серьезностью взялся изучать тонкости финансовых дел. Также у него появились новые хорошие друзья, среди которых выделялись поэт Василий Капнист, баснописец Иван Хемницер, поэт и архитектор Николай Львов. Будучи образованнее Державина, они оказали начинающему поэту огромную помощь в шлифовке его работ.

В 1783 Гаврила Романович сочинил оду «К премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице», в которой представил образ умной и справедливой правительницы, противостоящей алчным и корыстным придворным вельможам. Ода была написана в шутливом тоне и имела множество язвительных намеков на влиятельных особ. В связи с этим она не предназначалась для печати, однако, показанная паре приятелей, стала расходиться в рукописных списках и вскоре дошла до Екатерины II. Узнавший об этом Гаврила Романович всерьез опасался наказания, но ода, как оказалось, царице очень понравилась – автор верно уловил те впечатления, которые она хотела производить на подданных. В знак благодарности Екатерина II прислала Державину золотую табакерку, усыпанную драгоценностями и наполненную золотыми монетами. Несмотря на это, когда в том же году Гаврила Романович, узнавший о том, что генерал-прокурор Сената утаивает часть доходов, выступил против него, то был отправлен в отставку. Императрица прекрасно знала, что поэт прав, однако еще лучше понимала, что бороться с коррупцией, разъедавшей госаппарат, для нее небезопасно.

Впрочем, Державин не пал духом и стал хлопотать о месте губернатора Казани. Весной 1784 Гаврила Романович внезапно заявил о желании обследовать земли под Бобруйском, полученные после оставления военной службы. Добравшись до Нарвы, он снял комнату в городе и несколько дней писал там, не выходя на улицу. Так появилась ода «Бог» – одно из выдающихся произведений отечественной литературы. Как сказал один критик: «Если бы из всех работ Державина до нас дошла только эта ода, то одна она стала бы достаточным основанием считать ее автора великим поэтом».

Казанским губернатором Державин так и не стал – по воле царицы ему досталась недавно учрежденная Олонецкая губерния. Посетив оренбургские владения, поэт поспешил в столицу и после аудиенции у Екатерины осенью 1784 отправился в столицу новоиспеченной губернии, город Петрозаводск. Здесь он на собственные средства начал строить губернаторский дом. Для этого Гавриле Романовичу пришлось влезть в долги, заложить драгоценности жены и даже дарованную ему золотую табакерку. Поэт был преисполнен самых радужных надежд, решив осуществить на вверенной ему территории губернскую реформу Екатерины II, призванную ограничить на местах произвол чиновников и упорядочить систему управления. Однако на беду Державина курировал его архангельский и олонецкий наместник Тимофей Тутолмин, поселившийся в том же Петрозаводске. Этот весьма заносчивый и крайне расточительный человек ранее служил губернатором в Екатеринославе и в Твери. Оказавшись в качестве наместника, этот человек, вкусивший прелести практически неограниченной власти, вовсе не желал ее уступать нижестоящему губернатору.

Война между Державиным и Тутолминым разгорелась вскоре после официального открытия губернии в начале декабря 1784. Первое время Гаврила Романович пытался договориться с Тимофеем Ивановичем по-хорошему, а потом прямо сослался на распоряжение Екатерины II от 1780 года, воспрещавшее наместникам выносить свои собственные постановления. С жалобами друг на друга оба олонецких начальника обратились в Санкт-Петербург. В итоге, князь Вяземский – генерал-прокурор Сената, против которого в недавнем прошлом выступил Державин – прислал распоряжение, отдававшее ведение дел во всех губернских учреждениях под полный контроль наместника. К лету 1785 положение Державина стало невыносимым – практически все чиновники взяли сторону Тутолмина и, открыто смеясь над губернатором, саботировали его приказы. В июле поэт отправился в поездку по Олонецкой губернии и в пути получил провокационное распоряжение наместника – двигаться на крайний север и там основать город Кемь. К слову, летом туда добраться по суше было невозможно, а морем – крайне опасно. И все-таки губернатор исполнил поручение Тутолмина. В сентябре он возвратился в Петрозаводск, а в октябре, забрав жену, выехал в Санкт-Петербург. В это же время поэт придал окончательный вид произведению «Властителям и судиям» – переложению 81-го псалма, в котором он «прокомментировал» петрозаводское поражение.

Избегавшая крайностей Екатерина не наказала ни Державина за самовольный отъезд, ни Тутолмина за нарушение законов. Более того Гавриле Романовичу был предоставлен еще один шанс – он был назначен тамбовским губернатором. В Тамбов поэт прибыл в марте 1786 и сразу же активно взялся за дело. Наместник Иван Гудович при этом жил в Рязани, а потому на первых порах не мешал Державину. За первые полтора года губернатору удалось добиться больших успехов – была налажена система сбора налогов, учреждено четырехклассное училище, обеспеченное наглядными пособиями и учебниками, организовано строительство новых дорог и каменных домов. В Тамбове при Державине возникли типография и больница, сиротский дом и богадельня, открылся театр. А затем повторилась петрозаводская история – Гаврила Романович решил пресечь махинации, совершавшиеся влиятельным местным купцом Бородиным, и выяснил, что за ним стоят секретарь наместника и вице-губернатор. Чувствуя свою правоту, Державин несколько превысил свои полномочия, дав тем самым в руки врагов крупные козыри. В возникшем конфликте Гудович выступил против поэта, и в декабре 1788 губернатор был предан суду.

Решаться дело Гаврилы Романовича должно было в Москве, а потому он уехал туда, оставив супругу в гостях у проживавших неподалеку от Тамбова Голицыных. Судебное решение в подобных случаях зависело больше не от истинных прегрешений подсудимых, а от наличия у них влиятельных покровителей. В этот раз Державину при поддержке Сергея Голицына удалось заручиться помощью самого Потемкина. В результате суд – к слову, вполне справедливо – по всем пунктам вынес оправдательный приговор. Разумеется, не получили наказание и гонители Гаврилы Романовича. Обрадованный Державин отправился в столицу в надежде получить новую должность, однако Екатерина II на этот раз ничего ему не предложила. Целый год поэт тяготился вынужденным бездельем, пока, наконец, не решил напомнить о себе, написав прекрасную оду «Изображение Фелицы». Однако вместо работы он получил доступ к новому фавориту Екатерины Платону Зубову – императрица таким способом намеревалась расширить кругозор своего недалекого возлюбленного. Большинство царедворцев могло лишь мечтать о такой удаче, однако поэт был расстроен. Весной 1791 в Санкт-Петербург с юга прибыл Потемкин с намерением избавиться от Зубова, и Гаврила Романович согласился написать несколько од для грандиозного праздника, задуманного супругом императрицы. Уникальное представление, прошедшее в конце апреля, стоило князю (а фактически российской казне) полмиллиона рублей, однако цели своей не достигло. Противостояние Зубова и Потемкина завершилось внезапной смертью последнего в октябре 1791. Узнавший об этом Державин сочинил посвященную этому яркому человеку оду «Водопад».

Вопреки ожиданиям в опале поэт не оказался, а в декабре 1791 и вовсе был назначен личным секретарем императрицы. Екатерина II, намерившаяся ограничить полномочия Сената, доверила Гавриле Романовичу провести проверку его дел. Поэт, как всегда, отнесся к поручению со всей ответственностью и вскоре совершенно замучил царицу. Он приносил ей целые кипы бумаг и часами рассказывал о коррупции в высшей знати, включавшей и ее ближайшее окружение. Екатерина II это и так прекрасно знала и всерьез бороться со злоупотреблениями и казнокрадством не собиралась. Откровенно скучая, она прямо и косвенно давала Державину понять, что ей не интересно. Однако поэт не желал завершать расследование, нередко они яростно спорили, и Гаврила Романович, случалось, кричал на царицу. Это странное секретарство продолжалось два года, пока императрица не определила Державина сенатором. Но и на новом месте поэт не унимался, непрестанно нарушая полусонное течение собраний Сената. Тогда императрица в 1794 поставила его во главе коммерц-коллегии, намеченной к упразднению, потребовав при этом, чтобы он «ни во что не мешался». Возмущенный поэт в ответ написал резкое письмо, в котором просил уволить его. Екатерина в отставку стихотворца так и не отправила, и Гаврила Романович продолжил числиться членом Сената.

Необходимо отметить, что подобный срыв Державина объяснялся не только его горьким разочарованием в императрице. Имелась и другая, более серьезная причина. Его супруга, с которой поэт прожил душа в душу более полутора десятка лет, тяжело заболела и в июле 1794 скончалась в тридцатичетырехлетнем возрасте. Ее смерть стала страшным потрясением для Державина. Детей у них не имелось, и пустота, возникшая в доме, показалась Гаврилу Романовичу невыносимой. Во избежание худшего – «чтоб от скуки в разврат какой не уклониться» – он предпочел через полгода вновь жениться. Поэт вспомнил, как некогда непреднамеренно услышал беседу между своей супругой и тогда еще совсем молодой Дарьей Дьяковой – дочерью сенатского обер-прокурора Алексея Дьякова. В ту пору Екатерина Яковлевна хотела сосватать ее за Ивана Дмитриева, на что девушка ответила: «Нет, отыщите мне жениха, как Гавриил Романович, тогда я за него пойду и, надеюсь, счастлива буду». Сватовство Державина к двадцатисемилетней Дарье Алексеевне принято было благосклонно. Невеста, впрочем, оказалась очень разборчивой – прежде чем согласиться, она внимательно изучила приходно-расходные тетради Державина и, лишь убедившись, что хозяйство жениха находится в приличном состоянии, дала согласие выйти замуж. Все дела Державина экономического характера Дарья Алексеевна сразу взяла в собственные руки. Оказавшись умелой предпринимательницей, она вела передовое по тем временам крепостное хозяйство, прикупала деревни, заводила фабрики. При этом Дарья Алексеевна не была скупой женщиной, к примеру, каждый год она заранее включала в расходную статью несколько тысяч рублей – на случай, если супруг проиграется в карты.

В последнем десятилетии века Державин, уже имевший к тому времени звание первого поэта России, прослыл вольнодумцем. В 1795 он презентовал императрице ядовитые стихи «Вельможа» и «Властителям и судиям». Екатерина восприняла их очень холодно, и придворные из-за этого от поэта едва ли не шарахались. А в мае 1800 после смерти Суворова Державин сочинил посвященного его памяти знаменитого «Снигиря». Воцарение Павла I осенью 1796 принесло ему как новые надежды, так и новые разочарования. Вознамерившийся поменять стиль правления император крайне нуждался в честных и открытых людях, однако он еще меньше матери признавал право подданных на свое собственное мнение. В связи с этим служебная карьера Гаврилы Романовича при новом правителе получилась весьма занятной. Сначала он был назначен начальником канцелярии Верховного Совета, однако выразил по этому поводу неудовольствие и был отправлен обратно в Сенат с приказом сидеть тихо. Там поэт «сидел тихо» до конца восемнадцатого века, пока Павел неожиданно не сделал его членом Верховного Совета, поставив во главе казначейства.

После воцарения Александра I Державин, в который раз, лишился полученных постов. Однако вскоре император затеял реорганизацию государственного управления, и поэт показал свой проект реформы Сената, предложив сделать его высшим распорядительным и судебным органом, которому подчинялся вновь формируемый кабинет министров. Царю план понравился, и Гавриле Романовичу было предложено занять место министра юстиции и генерал-прокурора Сената. Однако пребывание Державина на вершинах власти было недолгим – с сентября 1802 по октябрь 1803. Причина оставалась той же – Гаврила Романович был чересчур требователен, негибок и неуступчив. Высшим критерием для него являлись требования закона, и на компромиссы он не желал идти. Вскоре против поэта восстало большинство сенаторов и членов кабинета министров. Императору, привыкшему открыто не выражать свое мнение, «твердокаменность» Державина также ограничивала «маневр», и вскоре Александр I с ним расстался.

В шестидесятилетнем возрасте Гаврила Романович вышел в отставку. Первое время он еще надеялся, что его вспомнят и снова призовут на службу. Но напрасно – члены императорской семьи приглашали известного поэта лишь на ужины и балы. Державин, привыкший быть при деле, начал скучать – заниматься лишь литературной деятельностью ему было непривычно. Кроме того душевных сил на лирическую поэзию, как выяснилось, уже не хватало. Гаврила Романович сочинил ряд стихотворных трагедий, ставших самой слабой частью литературного творчества. В конце концов, поэт сел за мемуары и на свет родились откровенные и интересные «Записки». Наряду с этим в петербургском доме Державина на Фонтанке с 1811 стали проводиться заседания «Беседы любителей русского слова», организованной Александром Шишковым и выступавшей против засилья в среде российского дворянства французского языка. Державин не придавал этой полемике крупного значения, ему сама по себе нравилась идея проводить у него литературные вечера. Позже это дало литературоведам повод без должного основания причислить его к «шишковистам».

Последние годы жизни Гаврила Романович жил в Званке – своем имении, расположенном рядом с Новгородом. Стараниями Дарьи Алексеевны на берегу Волхова был выстроен добротный двухэтажный дом и разбит сад – одним словом, имелось все нужное для размеренной, спокойной жизни. Державин так и жил – размеренно, спокойно, с удовольствием. Про себя он говорил: «Старик любит все пошумнее, пожирнее и попышнее». Шума в доме, к слову, хватало – после смерти друга Николая Львова, поэт в 1807 взял на воспитание трех его дочерей – Прасковью, Веру и Лизу. А еще раньше в доме его поселились также оставшиеся сиротами двоюродные сестры Дарьи Алексеевны Прасковья и Варвара Бакунины.

Особое место в истории русской культуры занял экзамен в Царскосельском лицее в 1815. Именно там в присутствии престарелого Державина зачитал свои стихи юный Пушкин. Необходимо отметить, что отношение Александра Сергеевича к своему предшественнику, мягко говоря, было неоднозначным. И дело тут заключалось вовсе не в особенностях поэтического стиля Гаврилы Романовича. Встреча с прежде заочно обожаемым светилом поэзии Пушкина и его друзей страшно разочаровала – они так и не смогли «простить» Державину его старческую немощь. Кроме этого он им казался «шишковистом», а значит противником любимого молодежью Карамзина...

Наслаждаясь жизнью и созерцая окружающий мир, поэт все чаще стал задумываться о неизбежном. Неподалеку от Званки стоял основанный в конце двенадцатого века Хутынский монастырь. Именно в этом месте Державин завещал похоронить себя. За несколько дней до смерти он начал писать – мощно, как в самое лучшее время, – оду «На тленность»: «Река времен в своем стремленьи / Уносит все дела людей / И топит в пропасти забвенья / Народы, царства и царей...». Настал и его час – поэт скончался 20 июля 1816, и тело его упокоилось в одном из приделов Спасо-Преображенского собора Хутынского монастыря, позднее переосвященном по прошению жены во имя архангела Гавриила. В годы Великой Отечественной Хутынский монастырь оказался полностью разрушен, пострадала также могила великого поэта. В 1959 прах Державина перезахоронили в Новгородском кремле поблизости от Софийского собора. В годы перестройки Хутынский монастырь возродился, и в 1993 прах Гаврилы Романовича возвратили на прежнее место.

По материалам сайта http://www.derzhavin-poetry.ru/ и еженедельного издания «Наша история. 100 великих имен»