КУПИТЬ

С.В. Марков. Покинутая Царская Семья

Вторично Их Величества приехали в Ливадию в 1911 году и поселились уже с полными удобствами в только что отстроенном новом Дворце.

Архитектор Краснов, известный строитель принадлежащего Великому Князю Петру Николаевичу дворца в имении Дюльбер около Алупки, могущего считаться образцом изящества линий и форм, а также поразительно точной передачей мавританского стиля, побил, кажется, все русские рекорды в области строительства, построив новый дворец в Ливадии, гофмаршальский дом и огромное свитское здание с целым городком служб и электрической станцией, оборудованной по последнему слову техники, и все это в короткий срок полутора лет!

Дворец построен из крымского белого камня известняка, добываемого где-то около Судака, в идеально выдержанном стиле позднего итальянского ренессанса, на месте старого Дворца, и своим коротким фасадом с двумя башнями выходил к морю, а уличным с прелестными галереями нижнего этажа выходил на площадку с цветочными клумбами. Дворец был расположен на обрыве, и под ним расстилался плантаж из 2000 кустов и штамбовых роз. Старая глициния местами была пощажена, и очень скоро она стала покрывать стены нового Дворца вместе с ползучими розами. В период цветения роз Дворец был красив до волшебства. Внутреннее расположение комнат было строго выдержано по плану, лично составленному Их Величествами. Дворец, как и вся Ливадия, был залит морем электрического света.

Их Величества на этот раз приехали с большим штатом как свиты, так и прислуги и с большим количеством автомобилей, для которых был построен особый гараж.

Государь, как и вся Царская Семья, очень любил прогулки на автомобиле, и часто Они разъезжали по окрестностям Ялты, причем Государь, в особенности, когда бывал один, несмотря на горные дороги, требовал от своего шофера, француза Кегресса, действительно идеально правившего машиной, самой быстрой езды, которую Он обожал. Эта быстрая езда очень волновала моего отчима, и он отдал в газете строгий приказ, карающий суровыми наказаниями и штрафами лиц и шоферов, ездивших с непозволительной быстротой. При докладе у Государя он напомнил Его Величеству об этом приказе и полушутя, полусерьезно сказал, что он будет вынужден оштрафовать как шофера Кегресса, так и владельца машины, ездившего вдобавок без номера, за нарушение обязательного постановления.

Государь рассмеялся и просил отчима не безпокоиться за Него, сказав, что постарается исполнить приказание строгого Главноначальствующего. Но страсть к быстрой езде взяла верх, и Государь продолжал бешеным ходом ездить на своем любимом открытом Делонэ-Бельвиль.

Одновременно с постройкой Дворца был перестроен и дом, где жила моя мать, находившийся при въезде в Ливадию в расположении казармы 1-й роты 52-го Виленского полка, постоянно квартировавшей в Ялте, и выходивший на ротный плац. Дом был полутораэтажный, был построен у обрыва, лицом к морю. Этой перестройкой дом предназначался для ротного командира и был очень тесен для такой большой семьи, как моего отчима, но последний не терпел никакой пышности, не требовал красоты обстановки, довольствовался спартанской простотой одной комнаты в казарме, где и жил до свадьбы с моей матерью, и только ради нее согласился переехать в новое помещение. Под ее же влиянием он согласился и на надстройку одного этажа. В обоих этажах были огромные открытые террасы, обвитые глициниями. Вид с них открывался на всю Ялту и был поразительно красив, в особенности вечером, когда Ялта блистала тысячами мерцавших огоньков, отражая их в глубине зеркально тихого залива, по которому ярко скользил красной полоской то тухнувший, то снова загоравшийся свет маяка на конечности мола. Но все же от перестройки дом моей матери не сделался ни дворцом, ни даже хорошей виллой, а был, как снаружи, так и внутри, более чем скромным и вполне гармонировал с укладом жизни семьи моего отчима.

ГЛАВА VIII

Во время пребывания моего у матери и приездов Царской Семьи я впервые близко столкнулся с Крымским Ее Величества полком, как с офицерами, приходившими с эскадронами на охрану Ливадии, так и с солдатами, так как после ухода батальона 16-го стрелкового полка в Одессу на место постоянной стоянки конный конвой моего отчима был заменен всадниками Крымского полка.

Я почти все время ездил верхом в сопровождении одного из ординарцев, татар и вообще к гневу матери, что называется, пропадал в расположении ординарческих казарм, а главным образом, конюшен. Благодаря близости нашего дома от казарм, я невольно ознакомился во всех мелочах как с бытом, так и с жизнью русского солдата, с ним самим, с его мыслями, стремлениями и желаниями. Эти знания очень пригодились мне впоследствии, во время моей последующей службы в этом полку.

В 1912 году в моей жизни произошло большое событие. Я поступил в 4-й класс Одесского кадетского корпуса, а до того держал ежегодно экстерном экзамены сначала при митавской, а потом ялтинской гимназиях. Поступая в корпус, я не имел намерения в будущем служить в кавалерии, несмотря на то, что хорошо ездил верхом и любил лошадей. Моим страстным, но не сбывшимся желанием была служба во флоте. Я намеревался по переходе в пятый класс перевестись в морской корпус. Но моя мать категорически воспротивилась этому, и я, перейдя в следующий класс, перевелся в Николаевский Кадетский Корпус в Петербурге, куда должен был быть переведен мой отчим. Теперь я с удовольствием вспоминаю об этих двух годах корпусной жизни, но тогда, несмотря на всю привлекательность для меня ношения военной формы, благодаря своему свободному домашнему воспитанию, чувствовал гнет корпусного режима, и первые дни моего пребывания в нем были для меня очень тяжелыми.

Проводя летние каникулы у матери, я видел Наследника, резвящегося в Ливадии со своими Сестрами в парке и во время прогулок со своим гувернером Жильяром. Наследник был не по годам развитым мальчиком, очень серьезным и вдумчивым, и болезнь с ее неимоверными страданиями наложила на Него свой отпечаток. Будучи очень живым и экспансивным по натуре, Он никак не мог примириться с необходимостью беречь себя, и во время игр часто падал и ушибался, и каждый раз эти ничтожные для других детей удары и синяки вызывали у Него сильнейшие приступы болезни.

Занимался Он охотно, и науки давались Ему легко, но языков Он не любил, хотя и учил, и знал французский, а потом и английский языки. Немецкий Ему не преподавали. Заметив манеру Свиты и вообще Двора говорить между собою по- французски, а в последнее время по-английски, ставшим модным языком,

Наследник как-то сказал:

• Когда я буду Царем, то при моем Дворе будут говорить только по-русски.

Вообще Наследник еще в отроческие годы уже сознавал свое положение, и я помню, как мой отчим, вернувшись после завтрака во Дворце, рассказывал, что, когда все вышли из-за стола на внутренний министерский дворик Дворца, где Государь обыкновенно курил и разговаривал с приглашенными, Наследник задержался в столовой и, сидя за столом, что-то усиленно измерял на нем спичкой. В этот момент к нему подошел генерал Сухомлинов и поздоровался с ним. В ответ на его: Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество, - он услышал озабоченное: Здравствуйте,

• и Наследник, не обращая на него внимания, продолжал заниматься своим делом. Тогда генерал полушутя, полуобижено заметил:
• Нехорошо, Ваше Императорское Высочество, меня, старика, так обижать!

Тогда Наследник встал, протянул руку генералу и после вторичного:

• Здравствуйте, - нахмуренно прибавил:
• Но в следующий раз, когда я занят, прошу мне не мешать!

Обладая отзывчивой душой и поразительно добрым сердцем, Наследник был чрезвычайно чуток к чужому горю. Как-то, бегая около Дворца, Он заметил дневального, который украдкой плакал на посту и не заметил, как к нему подошел Наследник. Вытянувшись, как каменное изваяние, бедняга совершенно растерялся, когда Наследник стал расспрашивать его о причинах его горя. Солдат сначала мялся, но потом услышал:

• Я тебе приказываю сказать, почему ты плакал!

Он объяснил Наследнику, что получил из дому письмо, в котором сообщалось, что у его родителей пала последняя корова. Тогда Наследник приказал ему вызвать дежурного.

На свист дневального последний прибежал как одурелый, думая, что случилось несчастье, и окончательно растерялся, когда увидел Наследника.

По приказанию последнего он заменил пост, и Наследник буквально за рукав привел ошалевшего от неожиданности солдата во Дворец, прямо к Государыне, тоже в первый момент не понявшей, в чем дело. Наследник еще издалека, увидя Государыню, закричал Ей:

• Мама, мама, я привел тебе бедного солдатика! У него дома последняя коровка умерла, и ему надо помочь!

Когда все выяснилось, солдату, не помнившему себя от счастья, было выдано по приказанию Государя, насколько мне помнится, 300 рублей для пересылки родителям.

На новый 1913 год мой отчим был осчастливлен Государем зачислением в Его Свиту, и в качестве дежурного генерал-майора он принимал участие в юбилейных торжествах в память трехсотлетия царствования Дома Романовых. Моя мама сопровождала его в поездке в Петербург и Москву, где он дежурил при Государе.