КУПИТЬ
С.В. Марков. Покинутая Царская Семья
В Петербурге за время войны я был впервые. Странное скверное впечатление произвел он на меня.
Пройдя вечером на Невский, залитый морем света, я увидел его еще более оживленным, чем в мирное время. Шикарные туалеты дам, последние модели из Парижа, соболя, котиковые манто, крупнейшие бриллианты, переливавшиеся всеми цветами радуги из-под шляп прелестных обладательниц, смешивались с серозеленой военной толпой, запрудившей Невский на всем его протяжении. Штатских почти не было видно. Казалось, что весь Петербург, или, по новому наименованию, Петроград мобилизован до последнего жителя и готов ежесекундно выйти на фронт, чтобы сложить головы на поле брани. Но пристальнее всматриваясь в сновавшую мимо меня военную толпу, я был поражен сравнительно малому количеству в ней офицерства. Все остальное "защитное", проносившееся мимо меня, звеня шпорами, сверкая золотыми и серебряными погонами, напоминало не военных, а ряженных масленичной недели.
Наличность солдатских шинелей, погон, шашек, шпор с малиновым звоном отнюдь не придавали ей военного вида. Это были штатские в военной форме. Форма всей этой молодежи с их неведомыми для меня отличиями в виде красных крестов, топоров, лопат, якорей и еще, Бог его ведает чего, на погонах были совершенно новы и непонятны!
- Это что еще за герои? - спросил я моего спутника по прогулке по Невскому.
- Что? Да разве вы не знаете? Это - земгусары и гидроуланы...
Я ахнул: "Как, - говорю, - да вы бредите, повторите еще раз", - и мой спутник мне объяснил, что все это уполномоченные, особо уполномоченные, начальники и служащие в общественных организациях, работающих на оборону, как-то: Земского союза или "Земсоюза" или "Союза Городов", что вместе и называется "Земгор", формирующий санитарные отряды, поезда, бани, отряды гидротехников по выкачиванию воды из окопов и т. п., и которых досужие петербуржцы прозвали "гидроуланами" и "земгусарами" за их любовь подделываться под "кавалеристов". Словом, это были все те, которые, нарядившись в балаганную военную форму, на законном основании уклонялись в тылу от службы на фронте, а впоследствии сделались главными агитаторами и растлителями нашей могучей армии, изнемогавшей в тяжелой борьбе. К ним присоединились махровым цветком распустившиеся "земсоюзы", "земгоры" и другие организации, сокращениями испакостившие русский язык и уготовившие путь будущим "совдепам",
"совнаркомам", "комбедам", "профсоюзам" и прочей дряни...
Было противно и больно наблюдать все это. Около здания городской Думы стояла толпа народа, и слышались какие-то крики. Я захотел посмотреть, в чем дело, но мой спутник заупрямился.
- Не стоит, надоело! Это один из очередных сборов.
Но я все же потащил его к толпе. Глазам моим представилась удивительная картина. На тротуаре было устроено подобие павильона с громадной надписью: "Артист - солдату" и из него слышался дикий вопль. Кто-то дрожащим, как будто предсмертным голосом, кричал:
- Х-х-хоо-ло-дно в о-о-копах! Ух, как холодно, жертвуйте, граждане, жертвуйте! Хо-о- олодно в о-к-опах!
Оказывается, производился сбор артистами в пользу нашего брата.
Впечатление получилось отвратительное. Гнусавый голос какого-то шута производил впечатление полного нашего провала на фронте; впечатление сбора на нищую, босую и оборванную армию, потерпевшую непоправимое поражение, и создавал унылое настроение толпы, вносившей пятаки и гривенники.
Говорят, что эти же артисты устраивали какие-то летучие концерты, но я их не слышал. Много проще и разумнее было бы поднять настроение толпы хорошим боевым маршем оркестра и сказать:
- Православные! Вы только что слышали лихой марш, но помните, что там, на фронте, защищая нашу родину, в холод и стужу идут в атаку наши отцы, мужья, сыновья и братья! Так неужели мы не поможем им?
А вместо этого по Невскому кто-то дико вопил: "Хо-о-о-лодно в о-о-копах! Ух, как х-о- о-олодно!"
Таково было положение и настроение толпы на Невском. А театры, как я убедился, делали битковые сборы, рестораны процветали, и вино в них, несмотря на запрещение, лилось рекой.
И всюду, везде и во всем все напоминало пир во время чумы! Настроение того общества, в котором я вращался, да и вообще всего петербургского общества снизу доверху, за редким исключением, было далеко не боевое.
То, что я наслушался в Петербурге в нескольких гостиных, где я бывал, все было по- старому. Отсутствие некоторых завсегдатаев, уехавших на фронт, мало замечалось, французская речь по-прежнему перемешивалась с английской, но по некоторым русским фразам все же можно было иногда вспомнить, что находишься в России. Различные "тант Зизи" и "кузина Мини" с весьма серьезными лицами обсуждали внешнюю и внутреннюю политику России, критиковали положение на фронте. Все это было настолько отвратительно и глупо, что я более трех дней в Петербурге не выдержал и, окончательно сбитый с толку, больной душевно и нравственно, уехал в Зегевольд, а оттуда не фронт.
Распутин! Это имя было самым модным и самым боевым на светском и политическом горизонтах Петербурга. Чего только я не наслушался о Распутине за эти дни, начиная с категорических уверений, что Государыня сделала Распутина "придворным лампадником", создав эту новую "должность", дабы дать ему возможность переселиться во дворец.
Положим, как по секрету сообщали некоторые, это совершенно излишне, так как Распутин и без того днюет и ночует во дворце!
- А Вырубова? Бедная Анна Александровна, она окончательно тронулась, сойдясь с этим мужиком! - можно было слышать в салонах, где я помню, кто-то заметил:
- Государыня - игрушка в руках Вырубовой, а Государь - нуль по сравнению с Распутиным. Можно Россию поздравить с Императором Григорием I и Императрицей Анной!
И гнусные сплетни венчались слухами "о регулярном спаивании Государыней Государя при участии Распутина"...
Я не собираюсь на страницах моих воспоминаний разбивать по пунктам все эти обвинения и клевету на несчастных Венценосцев, мерзость всех этих сплетен и их абсолютная вздорность и так ясна читателю из ранее мною написанного. Я вспомнил об этой гнусной лжи и провокациях, свивших прочное гнездо в русском обществе задолго до революции, только для того, чтобы показать, до какого морального и нравственного упадка дошло в те годы наше общество. |
