"На трудодень приходится 30 копеек, хлеба не выдают"
Если марксисты-теоретики любили говорить и писать, что свобода — это осознанная необходимость, то марксисты-практики на шестнадцатом году советского строя осознали, что несвобода для крестьянства — необходимое условие существования их власти. Окрепшие в середине 1920-х годов крестьяне-собственники не желали слепо подчиняться указаниям свыше, прокатывали выдвиженцев большевиков на местных выборах и грозили стать серьезной экономической и политической силой, несмотря на принудительные изъятия урожая, в каких бы формах они ни проводились.
Проведенная на рубеже 1930-х годов коллективизация крестьянских хозяйств привела к результатам, совершенно противоположным тем, которые хотели увидеть руководители партии и правительства. Вместо того чтобы дружно работать на благо государства, крестьяне сопротивлялись раскулачиванию, переставали трудиться на земле, продавали или резали скот. В докладах ОГПУ в январе 1931 года описывалась удручающая картина. О Центрально-Черноземной области говорилось:
"Хищнический убой и распродажа скота (особенно мелкого и молодняка) за последние 2-3 месяца приняли широкие размеры, возрастая из месяца в месяц. В некоторых селах за одну ночь убивалось до 700 голов овец (Дросковский район)".
Началось массовое бегство крестьян в города. Московский пенсионер Евдоким Николаев 9 июня 1931 года записал в свой дневник:
"На улицах Москвы очень много появилось сравнительно молодых и крепких деревенских парней, обутых в лапти и одетых в домотканые армяки. Некоторые из них с сумками. Все они, исхудалые и тощие-грязные, оборванные, жалобно просят милостыню. Я некоторых порасспросил, откуда они. Они назвали свои местожительства, преимущественно из степных губерний — Орловской, Брянской, Калужской и др. Все они убежали из своих родных мест, так как, они говорят, жизнь у них стала невмоготу. С двух часов утра в колхозе выгоняют их на работу, а кончают в одиннадцать часов вечера. Труд равносилен каторжному, так как заставляют вырабатывать норму, причем ничего не дают, да ничего и нет, совершенный голод, так что в этих губерниях, кроме страшного свирепствования большевиков, еще свирепствует голодный тиф, или, как его теперь зовут, "вшивый тиф", люди мрут ежедневно, так что всех объял ужас, и многие бегут в леса и разбегаются в разные стороны от этих колхозов, как от чумы. И так по всей и во всей России".
Массовое бегство крестьян пытались остановить с помощью введения паспортов . Попутно предполагалось выселить из городов обосновавшихся там бывших колхозников. Паспорта, впрочем, не выдавали не только им, но еще и недругам советской власти, лишенным избирательных прав, неоднократно судимым уголовникам, а также всем подозрительным и социально чуждым элементам. Отказ в выдаче паспорта означал автоматическое выселение из режимного города, и за первые четыре месяца 1933 года, когда проходила паспортизация двух столиц, в Москве убыль населения составила 214 700 человек, а в Ленинграде — 476 182. В 1935 году из-за огромного количества нарушителей паспортного режима рассмотрение их дел перенесли из Особого совещания НКВД СССР в "тройки" на местах. А к 1937 году процесс очистки городов и закрепощения крестьян в НКВД сочли завершенным и докладывали в Совнарком:
"1. По СССР выданы паспорта населению городов, рабочих поселков, районных центров, новостроек, мест расположения МТС, а также всех населенных пунктов в пределах 100-километровой полосы вокруг гг. Москвы, Ленинграда, 50-километровой полосы вокруг Киева и Харькова; 100-километровой Западно-Европейской, Восточной (Вост. Сибирь) и Дальне-Восточной пограничной полосы; эспланадной зоны ДВК и острова Сахалина и рабочим и служащим (с семьями) водного и железнодорожного транспорта.
2. В остальных сельских не паспортизованных местностях паспорта выдаются лишь населению, уходящему на отходничество, на учебу, на лечение и по другим причинам".
Правда, срок действия этих паспортов был ограничен, и крестьяне, если не удавалось закрепиться в новом месте и получить другой паспорт, волей-неволей возвращались домой. Сходство с крепостным правом усиливали и методы, применявшиеся в некоторых местах для улучшения производительности крестьянского труда. Некоторые регионы, например Чувашия, где избиения колхозников были массовыми и повсеместными, удостоились специальных постановлений партийных органов. Но несколько лет спустя, когда в 1940 году комиссия Совнаркома РСФСР поехала в республику, чтобы проверить исполнение постановления, оказалось, что колхозников бьют по-прежнему:
"Привлечено к судебной ответственности и осуждено за избиение колхозников в 1939 году по республике 39 человек,— говорилось в отчете комиссии.— С 1 января по 1 декабря с.г. привлечены к судебной ответственности должностные лица за избиение колхозников по республике 34 человека. За 1940 год имели место факты избиения колхозников в 18 районах".
"Принуждают их к продаже личного скота"
Результат работы по восстановлению крепостных порядков оказался весьма плачевным: всеми правдами и неправдами колхозники продолжали бежать из колхозов. В 1937 году колхозник А. Е. Кирпичников из Сибири писал Калинину и Сталину:
"Люди работают словно принудительно, большинство уходят из колхозов в город, совершенно не интересуются жить в колхозе, обзаводиться семейной жизнью и терпеть нужду. В такой жизни многие интересуются работать только на себя, т. е. не иметь детей. Уходят люди и на производство: дескать, там порядки лучше. Взять, к примеру, лучшее доказательство: красноармеец, отслуживши срок службы в РККА, очень редко прививается к колхозу, а большинство разузнают, чем в колхозе пахнет, и сматываются на производство в город. Много колхозов, вернее колхозников, живут полуголодными и голодными, оборванными, очень жалко питаются (хлеб да картошка), мяса не видят, так как вырастить лишнюю скотину, прокормить ее очень трудно. Трудно живется колхозникам (рядовым), имеющим по пять-шесть детей. Такое положение наблюдается во множестве колхозов нашей Восточно-Сибирской области".
Несмотря на все усилия властей, аресты председателей колхозов, выселения в отдаленные места жителей деревень, уклоняющихся от работы в колхозах, ситуация не менялась годами. В ноябре 1952 года бывший секретарь Владимирского обкома Г. Н. Пальцев писал Сталину, что обстановка в Московской области ничем не лучше, чем в его прежнем регионе:
"В Московской области, как и в других областях, имеются и слабые, отсталые колхозы. Это они, наименее обеспеченные из колхозов, так щедро теряют и разбрасывают свой урожай. Наличие слабых, отсталых колхозов — такое же несомненное свидетельство крупнейших упущений и недостатков в руководстве сельским хозяйством со стороны партийных и советских организаций районов и областей. При этом следует заметить, что некоторые руководители областей и районов допускают, мягко выражаясь, "неточность", когда говорят об отсталых колхозах как "отдельных отсталых колхозах" (см. отчетный доклад Н. С. Хрущева на X Московской областной партконференции). Если провести строгую объективную проверку, то она покажет, что отсталые колхозы далеко не отдельные. Люди в таких колхозах живут не столько доходами от использования общих средств производства, сколько за счет личного приусадебного хозяйства, и поэтому отсталый колхоз скорее напоминает не коллективное социалистическое хозяйство, а скопление мелких единоличников, прикрывшихся колхозной крышей. Скот в отсталых колхозах содержится в условиях, находящихся в вопиющем противоречии с элементарными требованиями зоотехники. Зимой скот просто нередко голодает. И вообще-то в отсталых колхозах поражает какое-то тупое равнодушие, с которым колхозники относятся к гибели общественного добра и упадку хозяйства... Из отсталых колхозов молодежь бежит в города, а из деревень, объединяемых такими колхозами, люди нередко целыми хозяйствами переселяются в различные поселки".
Но бросить хозяйство и уехать могли только те колхозники, которые имели паспорта. Остальные, как и прежде, жили при советском крепостном праве. В докладе отдела партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам, подготовленном в 1960 году, говорилось:
"Во многих областях и республиках отдельные должностные лица — председатели сельских советов, председатели и бригадиры колхозов, работники милиции и некоторые другие — допускают нарушения социалистической законности и произвол в отношении советских граждан, принуждают их к продаже личного скота колхозам, насильственно изымают продукты сельского хозяйства, проводят незаконные обыски в домах, необоснованно налагают штрафы, производят аресты и привлекают граждан к судебной ответственности, избивают колхозников и т. п. Местные же партийные органы, зная о таких фактах, в ряде случаев не только не принимают мер по пресечению подобных нетерпимых явлений и привлечению к ответственности нарушителей советских законов, но нередко проходят мимо них, не дают им должной политической оценки или принимают либеральные решения".
"Хуже, чем крепостное"
Колхозники все активнее начинали требовать восстановления равноправия с остальными гражданами СССР. В справке приемной председателя Президиума Верховного совета СССР, подготовленной в ноябре 1961 года констатировалось:
"Среди поступающих в Президиум Верховного Совета СССР писем по вопросам сельского хозяйства особой остротой отличаются письма, в которых содержатся просьбы о выходе из колхозов. В течение 1956-60 годов по этому вопросу поступило более 11 тысяч писем, в том числе за последние два года — более 5 тысяч. За первые десять месяцев с. г. с подобного рода просьбами обратилось 1234 человека. Подавляющее большинство — 1094 письма — поступило из Российской Федерации, и главным образом из Вологодской, Ивановской, Калининской, Кировской, Новгородской, Псковской, Ярославской и некоторых других областей европейской части РСФСР".
Сотрудники приемной проверили факты, приводившиеся в письмах, и все полностью подтвердилось. К примеру, колхозник Александр Ложкин писал:
"Товарищ Брежнев Леонид Ильич! Я колхозник колхоза "Родина" Кирово-Чепецкого района Кировской области. Посоветуйте, как жить дальше — или жить в колхозе, или его бросить, как многие другие. Я еще молодой, с 1927 г. рождения, имею троих детей, старшему 8 лет. Работаю один, жена не работает, некуда определить детей. Яслей в колхозе нет, няньку держать средств не имеем, а мой заработок не больше 25 руб. в месяц. Смогут ли пять человек прожить на 25 руб.? Да еще из заработка удерживают 30 процентов ввиду низкой урожайности, а сейчас уже как три месяца совсем не выдают заработную плату. Нет в колхозе денег. Я думал жить в колхозе постоянно, выстроил дом, а видимо придется оставить все, бросить. Так жить невозможно. Тов. Брежнев, Вы не подумайте, что я какой-нибудь лодырь или хапуга. Мне помощи не надо. Я только хочу узнать правду. У нас многие говорят, что Москва всего не знает. Может наши депутаты скрывают от Вас? Мол, все хорошо, а колхоз разваливается, люди разъезжаются. Кто будет крепить колхозы без людей? Может от того, что наши земли плохие, низкоурожайные, доходы от наших колхозов малые, и не обращают на нас никакого внимания? Но мы, колхозники, считаем, что делаем большое дело — общее и очень полезное людям. Вы меня можете упрекнуть, что я работаю рядовым колхозником, потому и мало зарабатываю. Но если не я, так кто-нибудь другой должен выполнять разные работы. Я не скрывался за чьей-нибудь спиной и делаю что нужно. Тов. Брежнев, я написал Вам всю правду, можете проверить. Мы, колхозники, надеемся, что нас в беде не оставят, будет полный порядок в нашем колхозе".
При проверке письма, как говорилось в справке, выяснилось:
"Не только семья Ложкина находится в таком положении. И в других семьях есть трудности,— сообщил по телефону председатель колхоза "Родина" т. Смирнов В. Н. Колхоз с августа с. г., 3 месяца не может рассчитаться с колхозниками. Нет денег. Не выполнена доходная часть бюджета, поэтому из заработка колхозников (28-30 руб. в месяц) удерживаем 30%. В феврале 1960 г. колхоз укрупнили. После этого из него ушло более 900 человек. В настоящее время в колхозе числится пока 2200 человек, в основном это престарелые. Молодежи нет. Из армии вернулся только 1 человек. Не хватает даже кадров механизаторов".
Как показывала справка, некоторые председатели колхозов, чтобы получить лишнюю пару рабочих рук, были готовы на попрание прав людей, не состоящих в колхозе:
"Федорова М. И. (Новгородская обл., Окуловский район, д. Березна, колхоз "Красная Нива"):
"Я молодая, хочу работать на производстве, а местные власти мне не дают документы. Помогите мне устроиться на производство, где я смогла бы учить и воспитывать своего братишку. Я в колхозе не состою, а мать была членом колхоза. Несмотря на то что она работала хорошо, ко мне относятся очень плохо, даже с угрозами, как колхоз, так и сельский Совет, а район все слагает на них".
Председатель Окуловского райисполкома т. Михайлов сообщил по телефону, что заявление Федоровой рассматривалось на райисполкоме, в удовлетворении просьбы отказано, ей предложено работать в колхозе дояркой (заработок доярок 40-50 руб. в месяц). Федорова от работы в колхозе отказывается. Бухгалтер колхоза "Красная Нива", членом которого является Федорова, т. Бубин сообщил по телефону, что в колхозе 187 трудоспособных колхозников. Молодежь после армии в колхоз, как правило, не возвращается. Колхоз слабый. На трудодень приходится 30 коп., хлеба не выдают".
Колхозники писали, что их судьбами и судьбами их детей, как помещики в прежние времена, распоряжаются председатели колхозов. В справке приводилось следующее письмо:
"Соколов М. Е. (Калининская обл., Кимрский р-н, с. Белая, колхоз им. Сталина):
"Я со всей семьей добросовестно работаю в колхозе с 1931 года. 17 лет был бригадиром, а сейчас 7 лет на такой работе, на которую никто не идет,— овчаром. Работа тяжелая — все вручную. У меня в семье трое детей. Но нам за работу правление колхоза не платит с апреля ни одной копейки. Чем же я могу жить? Вот выросла дочь, окончила 7 классов, и нам хотелось послать ее учиться в ремесленное училище. Председатель колхоза отпустил, а председатель сельсовета отобрал справку и сказал: "Работай в колхозе". Почему нет дороги молодежи? Мы задали председателю сельсовета вопрос: "У нас же не крепостное право". В ответ услышали: "Хуже, чем крепостное""".
Председатель колхоза им. Сталина (село Белый городок) т. Копылова П. А. по телефону сообщила:
"Дочери Соколова М. Е. мы отказали в выезде из колхоза для учебы в школе ФЗО. Но договорились, что направим ее учиться в школу механизации на 1 год. В колхозе 230 человек. Но трудоспособных всего 80 человек. Молодежи нет. Она ушла в гор. Кимры, Белый городок и спецсовхоз, расположенные вблизи колхоза. Не хватает даже трактористов — на 7 тракторов есть только 3 тракториста".
Попавшие в подобные ситуации колхозники писали и о своих нарушенных конституционных правах. К примеру, В. И. Карелкин из деревни Стройково Вышневолоцкого района Калининской области сообщал:
"Сын окончил 10 классов и подал заявление для продолжения учебы и получения специальности в железнодорожное училище N1 г. Волхова. Его зачислили на учебу, но в райисполкоме в получении паспорта отказали, ссылаясь на то, что он сын колхозника и должен учиться в сельскохозяйственном техникуме или институте. Считаю, что председатель райисполкома неправильно поступает. Советский гражданин имеет право учиться в любом учебном заведении".
А в другом письме поминалась только что принятая Программа КПСС:
"Герасимов Т. И. (Рязанская обл., Кораблинский р-н, колхоз "40 лет Октября"):
"Я решил отдать свою дочь в это училище учиться на ткачиху, но председатель колхоза справку не дает. Я пошел в райисполком, там мне заместитель председателя райисполкома ответил: "Мы в колхозные дела не вмешиваемся, сочтет нужным председатель колхоза Кондрашин дать справку — он ее даст, а не сочтет, мы заставить его не можем". Я тогда обратился к прокурору. Тот сказал: "Будет вызов, тогда скажем председателю колхоза, чтобы выдал". Дождался я вызова, пришел к прокурору и опять у меня получилась осечка. Прокурор сказал: "Завтра будем у вас в правлении, приходите часов в 10, там вопрос уладим". Пришел я на другой день к 10 часам, подождал 2 часа и ушел без всего. Больше никуда не пошел. Решил написать Вам. Прошу разъяснить, почему такие права дали председателю колхоза? В колхозе не платят и учиться не дают. А ведь в проекте Программы Коммунистической партии записано: не может быть разницы между городом и деревней. А в нашем колхозе проучился 10 классов, иди 2 года поработай в колхозе, тогда дадут справку, можешь учиться дальше. А я свою дочь не хочу учить до десяти классов, а желательно, чтобы она получила специальность ткачихи. Не одна моя дочь задержана, а сплошь. Сейчас все колхозные дела решает один председатель Кондрашин, с колхозниками не советуется".
Председатель колхоза т. Кондрашин по телефону сообщил, что в колхозе мало молодежи. "Недалеко от колхоза есть ветшкола. Колхоз отпустил туда на учебу членов артели. Они окончили школу, каким-то путем добились направления в другие места, а в свой колхоз не вернулись. В колхозе не хватает 4-х доярок. В колхоз входит 210 дворов, но всего трудоспособных 70 человек. За первое полугодие 1961 года колхоз выдал на трудодни по 1 кг зерна"".
"Выплачивает пенсию в размере 2 руб."
Как следовало из писем, председатели колхозов шли на любые нарушения, лишь бы получить хотя бы одну дополнительную пару рабочих рук. А потому не отпускали из колхозов даже больных стариков:
"Тихомирова М. И. (Ивановская обл., Приволжский р-н, д. Салтаниха):
"После войны я с дочерью приехала в д. Салтаниху и работала там в колхозе. Теперь дочь окончила Кинешемский плановый техникум и работает в г. Плес Ивановской обл. Дом, в котором я живу, требует капитального ремонта, а ремонтировать я его не в силах. Здоровье у меня плохое. Я подала заявление в правление колхоза о переезде к дочери в г. Плес, но меня из колхоза не отпускают, к разбору заявления подошли формально. Прошу помочь мне переехать к дочери".
По сообщению председателя колхоза "Дружба", в сельхозартели не хватает рабочих рук. В колхозе всего 200 человек. В связи с засухой в этом году в город стремятся уйти больше, чем в прошлые годы. Самовольно выехали из колхоза 3 человека, ставят вопрос о выезде человек 10. Плохо со строительными материалами. Поэтому помочь Тихомировой в ремонте дома нет возможности. Правлением ей отказано в выезде".
Колхозы не отпускали даже тех стариков, которым не могли платить пенсию:
"Кузнецов Н. В. (Калужская обл., Дзержинский р-н, колхоз им. Калинина):
"Дальше в колхозе работать не позволяет здоровье, а главное, хата наша стала ветхая, требует капитального ремонта. Я это сделать не мог. В колхозах нашего района престарелым пенсию не платят, и я решил переселиться к сыну. Председатель колхоза разрешения на выезд не дает. Прошу помочь мне хоть дожить до смерти в теплом углу".
Председатель колхоза им. Калинина т. Чураков сообщил по телефону, что Кузнецов и его сын выехали из колхоза, не имея на то разрешения. В этом году самовольно ушли из колхоза около 20 человек. С разрешения колхоза отпущена только одна колхозница. Всего в колхозе 160 трудоспособных (считая престарелых, которые еще могут работать). На трудодень выдали по 40 коп.".
А размеры пенсии там, где их все-таки платили, не могли не поражать. В ответе Верховному совету из Новгородской области говорилось:
"Престарелым одиноким колхозникам колхоз выплачивает пенсию в размере 2 руб. в месяц".
Многие из тысяч писем посвящались и еще одному аспекту жизни беспаспортных колхозников. Из-за сопротивления председателей колхозов в стране возникло немалое число разделенных семей. В справке говорилось:
"Скворцов М. В. (Костромская обл., Межевский р-н):
"Я вступил в брак. Супруга имеет паспорт и проживает по прописке в пос. Голыши Шарьинского района Костромской области. Я паспорта не имею, был ранее колхозником. Просил правление колхоза, чтобы меня отпустили из колхоза, но правление колхоза отказало. Мне кажется очень странным, что из-за отсутствия паспорта я должен с женой расторгнуть брак".
Председатель колхоза "Заря" т. Овчинников сообщил, что в колхозе 419 колхозников, из них только 30 чел. молодежи. Молодежь уходит на учебу, в армию. После окончания учебы и службы в армии в колхоз не возвращается. В 1961 г. самовольно уехали из колхоза 5 человек. Некоторые престарелые просят о выходе из колхоза с целью перейти в другой колхоз, где оплата выше. Колхозникам на трудодень в колхозе "Заря" выдали по 30 копеек. Скворцову в его просьбе о выходе из колхоза отказано...
Кузьмина Е. П. (Дагестанская АССР, г. Кизляр, колхоз "Вперед"):
"Мой муж в январе 1961 г. уехал из колхоза и работает в г. Волжском электросварщиком. Я хочу переехать к нему с дочуркой. Но из колхоза меня не отпускают. Председатель говорит: "Живи здесь, он сам к тебе приедет". А председатель исполкома т. Шандыбин посоветовал выйти замуж за другого. Прокурор сказал, что колхоз сам хозяин. Помогите, чтобы мы жили семьей".
По сообщению председателя колхоза "Вперед" т. Фистова в колхозе 2500 человек. В текущем году до 30 человек, главным образом молодежи, самовольно уехали из колхоза. Более 15 человек отпущено на учебу. Сейчас человек 70 желают выехать на работу в город. Муж Кузьминой был отпущен колхозом на учебу, вместо этого он устроился на работу в г. Волжском. На общем собрании колхозников в выезде в город Кузьминой отказано".
"Ничем не обоснованная дискриминация"
Как следовало из того же документа, многие колхозники бежали из колхозов, почти как американские рабы XIX века от своих хозяев:
"Обращают внимание жалобы руководителей отдельных колхозов на то, что членов артели переманивают в другие колхозы или оформляют, в обход закона, на работу государственные предприятия, в том числе совхозы. Например, в Президиум Верховного Совета СССР обратились председатель правления колхоза им. Свердлова Решетиловского района Полтавской области т. Жорник и секретарь партийной организации этого колхоза т. Ковалев с жалобой на администрацию чайного совхоза (г. Очамчира Абхазской АССР), которая зачислила на работу шесть молодых колхозниц, самовольно ушедших из сельхозартели. В беседе по телефону т. Жорник сообщил, что помимо этих колхозниц без разрешения оставили колхоз еще 17 колхозников: ночью на грузовой машине их вывезли в один из совхозов Акимовского района Запорожской области. Т. Жорник сообщил, что в колхозе молодежи почти не осталось, из 1200 членов артели трудоспособных 550 человек. Колхоз по экономическим показателям занимает в районе среднее место. В 1961 году на трудодень авансом выдано по 2 кг зерна и по 30 копеек".
Однако самое примечательное заключалось в другом. Никаких радикальных мер по улучшению положения колхозников, несмотря ни на что, принимать никто не собирался. Высшее руководство страны, например, не прислушалось к предложению первого заместителя председателя Совета министров СССР, который в 1967 году писал:
"По данным Министерства охраны общественного порядка СССР, число лиц, проживающих сейчас в сельской местности и не имеющих права на паспорт, достигает почти 58 млн человек (в возрасте 16 лет и старше); это составляет 37 процентов всех граждан СССР. Отсутствие паспортов у этих граждан создает для них значительные трудности при осуществлении трудовых, семейных и имущественных прав, поступлении на учебу, при получении различного рода почтовых отправлений, приобретении товаров в кредит, прописке в гостиницах и т. п... Одним из главных доводов нецелесообразности выдачи паспортов гражданам, проживающим в сельской местности, являлось стремление сдержать механический рост городского населения. Однако проведенная в указанных выше союзных республиках и областях паспортизация всего населения показала необоснованность имевшихся на сей счет опасений; она не вызвала дополнительного притока населения из деревни в город. К тому же такой приток можно регулировать и при наличии паспортов у сельских жителей. Нынешний порядок паспортизации, ущемляющий права советских граждан, проживающих в деревне, вызывает у них законное недовольство. Они справедливо считают, что такой порядок означает для значительной части населения ничем не обоснованную дискриминацию, с которой надо покончить".
Решение об уравнивании колхозников в правах с остальными гражданами СССР приняли только в 1974 году. А процесс выдачи им паспортов в некоторых отдаленных местностях растянулся на многие годы.
Ничего странного в том, что разговоры о советском равноправии не имели никакого отношения к действительности, не было. Во все времена использовать подневольный труд крепостных, колхозников, заключенных или гастарбайтеров оказывалось проще и дешевле, чем иметь дело с самостоятельными людьми, с мнением которых нужно считаться.
Если марксисты-теоретики любили говорить и писать, что свобода — это осознанная необходимость, то марксисты-практики на шестнадцатом году советского строя осознали, что несвобода для крестьянства — необходимое условие существования их власти. Окрепшие в середине 1920-х годов крестьяне-собственники не желали слепо подчиняться указаниям свыше, прокатывали выдвиженцев большевиков на местных выборах и грозили стать серьезной экономической и политической силой, несмотря на принудительные изъятия урожая, в каких бы формах они ни проводились.