КУПИТЬ

С.В. Марков. Покинутая Царская Семья

Через несколько дней после знаменитого думского заседания я навестил в Царском свою сводную сестру, Нину Кологривову. Недалеко от казарм 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка, где она жила, я встретил ее мужа, прикомандированного к Собственному Его Величества Сводному полку, несшему охрану Александровского дворца.

Костя, муж Нины, возвращался с дежурства во Дворце. Он был весь под впечатлением встречи с Государем во время обхода постов в парке.

• Я совершенно неожиданно столкнулся с Государем, когда Он с Великой Княжной Татьяной Николаевной выходил из одной боковой аллеи, - сказал он мне, и глаза его сияли счастьем.
• Государь и Великая Княжна улыбнулись, видя мою растерянность, и Государь спросил меня:
• Вы проверяли посты? Если да, то я пойду домой, вы тоже?
• Мы вместе дошли до Дворца, причем всю дорогу Государь расспрашивал меня про полк, рассказал мне последние полковые новости с фронта... Ты не можешь себе представить, Сережа, насколько прост Государь в обращении с нами!!!

Дома после обеда около камина, в котором весело потрескивали дрова, я рассказал Нине и Косте свои переживания последних дней. Кологривов сидел в кресле, подперев голову руками.

• Только чудо может спасти нас от революции! - прервал он мой рассказ о думском заседании, чествующем Пуришкевича.

Чья-то невидимая рука гонит нас на край пропасти! Ты только послушай, что делается у нас в гарнизоне! Вопреки всем приказам, наши запасные части укомплектованы не крестьянами, а фабричным людом и подонками больших городов... Офицерский состав - прикомандированные к полку г.г. из народных учителей, почтовых чиновников и других "сознательных" интеллигентов, которые командуют ротами, а то и батальонами. Посмотри на солдат - разве это Гвардия? Гвардии больше нет! Она легла костьми на полях Восточной Пруссии, Польши и Галиции... Теперешний гвардейский солдат - это ряженый, с манерами фабричного рабочего с Выборгской стороны! Не так давно Арцыбушев,¹ обходя караулы, зашел в караульное помещение тракторных батарей² и нашел караул спящим. Сам понимаешь, что произошло... Он растолкал спящих, а когда выходил из помещения, то в него швырнули камнем.

г-----------------------------------------------------

1. Штабс-капитан 4-го Стрелкового полка.
2. Тракторные 12-дюймовые батареи были расположены в Царском Селе, где они формировались.

L

Я ушам своим не верил, до того все это было кошмарно, дико и ново для меня.

• Ты удивлен, потрясен, дорогой мой! Да, все это ужасно, но это пустяки. Месяцев шесть тому назад прихожу я в нашу полковую канцелярию. Не успел я войти в комнату, как в нее влетел сверхсрочный унтер-офицер, которого я давно знал. Трясущийся, бледный, как полотно, он спросил, где командир полка? Полковника Колотинского¹ не было. Я попытался узнать о причине его волнения, но он отказался мне что-либо сказать и только причитал:
• Уж прямо-таки и сказать не могу, Ваше Высокоблагородие... Десять годов служу, а такого со мной еще не бывало... Ужасти! одно слово!!

г-----------------------------------------------------

¹ Гв. полк. Колотинский командовал Запасным полком 1-го Стрелкового Имп. Фамилии полка в Царском Селе.

L

Вскоре пришел Колотинский. Через несколько минут он вызвал меня и передал сущность доклада унтер-офицера. Оказалось, что последний, проходя мимо столовой в офицерском собрании, был позван туда несколькими прикомандированными к полку прапорщиками, спросившими его:

• Бьют ли офицеры в полку солдат?

Получив от изумленного таким вопросом унтер-офицера категорический ответ: никак нет, Ваше Благородие, у нас в полку этого не бывает! - один из прапорщиков заметил:

• Ну, а если кто и попробует, то гони ему, братец, штык в пузо!

От такого совета старый служака обомлел окончательно и стремглав бросился доложить об этом командиру. Понятно, что прапорщик этот был немедленно вызван в канцелярию. Он был нещадно изруган Колотинским и с места отправлен в Петербург, на главную Гауптвахту.

Естественно, что ему грозил военный суд со всеми последствиями ввиду военного времени!

Костя, тяжело вздохнув, прибавил:

• Вот тебе два примера из жизни запасных частей Гвардии, расположенных здесь, в Царском... Мы же держимся бодро, дисциплина у нас отличная... Солдаты - молодец к молодцу, но теперь к нам чувствуется какое-то недоверие... Больно говорить об этом!

У меня невольно сорвалось:

• Как недоверие... Этого быть не может! Неужели Их Величества вам не доверяют?..
• К сожалению, это так... После смерти Распутина Императрица сделалась очень замкнутой и молчаливой, и как будто какой-то холодок прошел между Ней и нами, офицерами Сводного полка. Теперь все идут разговоры о приходе в Царское Село нам на помощь батальона Гвардейского Экипажа... До сего дня мы ни в чьей помощи не нуждались. Все шло и идет отлично. Службу мы несем образцово. Известие о приходе Гвардейского Экипажа, если хочешь, оскорбило нас, а недавно приехавший из ставки генерал Гроттен, вновь назначенный помощником Воейкова,¹ успокоения в дворцовую жизнь не внес ни своим "фронтовым" видом, в папахе и полушубке, поминутно проверяя посты, ни пытаясь экзаменовать нас, офицеров, в знании наших обязанностей во время дежурства во Дворце! Его "защитный" вид совсем не гармонирует с дворцовой обстановкой... Ведь мы дежурили в кителях при одной шашке и даже револьвер берем просто в карман... А тут ходит какая-то фигура, чуть ли не в боевой амуниции... Недавно мы просили командира объяснить причину такой перемены отношения к нам. Ресин² собрал нас в собрании и в краткой речи, со слезами на глазах, сказал нам:

г-----------------------------------------------------

1. Свиты Его Вел. ген.-майор Воейков был Дворцовым комендантом и находился в Ставке с Государем.
2. Ген.-майор Свиты Его Величества Ресин был командиром Сводного полка.

L

• Да, господа, нам не верят... Гвардейский Экипаж придет в Царское помогать нам нести караульную службу.

На наш вопрос: что же нам делать, - Ресин ответил:

• Нам на деле остается доказать преданность Их Величествам.

Мы просили командира передать Его Величеству наши самые верноподданнические чувства и с тяжелым сердцем разошлись из собрания.

Мы еще долго просидели с Кологривовым у камина, обсуждая назревавшие события, всеми ощущаемую нервность, а главным образом, начавшиеся безпорядки на заводах, работающих на оборону.

Морально угнетенный и разбитый физически, я вернулся к себе в лазарет, где узнал, что меня неоднократно вызывал по телефону мой однополчанин, корнет Ш., просивший немедленно приехать к нему по срочному делу в Петербург. Я с первым же отходящим поездом выехал из Царского.

То, что сообщил мне однополчанин, было настолько чудовищно, настолько невероятно и подло, что я несколько минут совершенно ошеломленный просидел в кресле, не будучи в состоянии произнести ни звука...

Ш. утром узнал от одного своего приятеля, служившего в Министерстве Иностранных Дел, лица, заслуживающего полного доверия, что на Государыню Императрицу Александру Феодоровну в конце февраля или начале марта готовится покушение. Лицу, согласившемуся исполнить этот адский замысел, обещалась крупная награда.

Бедный Ш. был страшно взволнован и нервно ходил по кабинету. Что делать? Как быть? Эти вопросы огненными буквами стояли перед нами. После долгих переговоров мы решили просить аудиенции у Ее Величества, так как оба собирались ехать на фронт, и доложить Императрице все, что нам было известно. Это решение немного успокоило нас.

Когда я вернулся к себе в лазарет, меня схватила лихорадка. Несколько часов я пластом пролежал в кровати. Провел я почти безсонную ночь и только утром, после горячей молитвы, забылся в полусне, полном кошмаров.

События в Петербурге назревали и предупредили наше решение. Начиная со 2 февраля, я почти каждый день бывал в Петербурге. Тревожное настроение чувствовалось в, казалось, праздной толпе, наполнявшей Невский. Всякие слухи о том, что город останется без хлеба, таинственные россказни о каких-то необыкновенных приготовлениях полиции, о движении на Петербург войск, снятых с фронта, росли и ширились, будоража жизнь петербургского общества.

25 февраля я, не найдя на вокзале ни одного извозчика, отправился пешком по Загородному на Невский. Повсюду встречались наряды полиции и войск.

Около Владимирского собора довольно большая толпа народа что-то жарко обсуждала. На Владимирской улице я увидел необычно большое скопление публики, она все прибывала со стороны Невского, и вскоре вся улица была запружена толпой. Я с трудом протискался дальше. Дойдя до угла Владимирской и Невского, я увидел поразительную для меня, конечно, в те дни картину:

Невский, в сторону Адмиралтейства, был почти очищен от публики. По улице галопом, развернутым строем, проносились казаки 1-го Донского Его Величества полка и взводы конной полиции. Немногие прохожие, задержавшиеся в этой части Невского, пугливо жались к стенам домов. Со стороны же Николаевского вокзала медленно двигалась сплошной стеной толпа, на мой взгляд, достигавшая до тысячи человек. Вдруг над ней заколыхались красные тряпки, надетые на палки. В задних рядах послышалось нестройное пение Марсельезы. Вот она совсем близко от меня... В невольном бешенстве я сделал к ней несколько шагов. В этот момент из ее передних рядов выскочил какой-то мальчишка лет семнадцати, определенно семитского типа, в форме коммерческого училища с криком: Товарищ! Долой войну!

Меня взорвало. Я выхватил из кармана своего полушубка маузер и, направив на него, не своим голосом крикнул:

• Я тебе... такую "долой войну" покажу, что ты своих не узнаешь! Жидовская морда!

Я совершенно озверел в этот момент. Револьвер мой зловеще щелкнул, но выстрела не последовало. Сгоряча я забыл его передернуть, а в стволе не было девятого патрона.

С пронзительным воплем коммерсантик схватился за голову руками и в ужасе шарахнулся на Владимирскую. В наседавшей толпе послышались угрожающие крики:

• Офицер! Стрелять хочет. Бей его!
• Ну, кончено! - подумал я и судорожно сжал в руке револьвер.

Меня спас взвод казаков, налетевших в это мгновение на толпу, она дрогнула и бросилась врассыпную.

Быстрыми шагами пошел я по Невскому к Гостиному Двору и почти по безлюдным улицам добрался до знакомых.

27 февраля я опять приехал в Петербург. Положение значительно ухудшилось и стало крайне обостренным. В нескольких местах воинские части и полиция применяли оружие против демонстрантов. Фабрики и заводы бастовали. Началось брожение в частях гарнизона, а некоторые части, например Волынцы, хотя и не целиком, перешли на сторону восставших.

Через несколько дней после знаменитого думского заседания я навестил в Царском свою сводную сестру, Нину Кологривову. Недалеко от казарм 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка, где она жила, я встретил ее мужа, прикомандированного к Собственному Его Величества Сводному полку, несшему охрану Александровского дворца.

Костя, муж Нины, возвращался с дежурства во Дворце. Он был весь под впечатлением встречи с Государем во время обхода постов в парке.

• Я совершенно неожиданно столкнулся с Государем, когда Он с Великой Княжной Татьяной Николаевной выходил из одной боковой аллеи, - сказал он мне, и глаза его сияли счастьем.
• Государь и Великая Княжна улыбнулись, видя мою растерянность, и Государь спросил меня:
• Вы проверяли посты? Если да, то я пойду домой, вы тоже?
• Мы вместе дошли до Дворца, причем всю дорогу Государь расспрашивал меня про полк, рассказал мне последние полковые новости с фронта... Ты не можешь себе представить, Сережа, насколько прост Государь в обращении с нами!!!

Дома после обеда около камина, в котором весело потрескивали дрова, я рассказал Нине и Косте свои переживания последних дней. Кологривов сидел в кресле, подперев голову руками.

• Только чудо может спасти нас от революции! - прервал он мой рассказ о думском заседании, чествующем Пуришкевича.

Чья-то невидимая рука гонит нас на край пропасти! Ты только послушай, что делается у нас в гарнизоне! Вопреки всем приказам, наши запасные части укомплектованы не крестьянами, а фабричным людом и подонками больших городов... Офицерский состав - прикомандированные к полку г.г. из народных учителей, почтовых чиновников и других "сознательных" интеллигентов, которые командуют ротами, а то и батальонами. Посмотри на солдат - разве это Гвардия? Гвардии больше нет! Она легла костьми на полях Восточной Пруссии, Польши и Галиции... Теперешний гвардейский солдат - это ряженый, с манерами фабричного рабочего с Выборгской стороны! Не так давно Арцыбушев,¹ обходя караулы, зашел в караульное помещение тракторных батарей² и нашел караул спящим. Сам понимаешь, что произошло... Он растолкал спящих, а когда выходил из помещения, то в него швырнули камнем.

г-----------------------------------------------------

1. Штабс-капитан 4-го Стрелкового полка.
2. Тракторные 12-дюймовые батареи были расположены в Царском Селе, где они формировались.

L

Я ушам своим не верил, до того все это было кошмарно, дико и ново для меня.

• Ты удивлен, потрясен, дорогой мой! Да, все это ужасно, но это пустяки. Месяцев шесть тому назад прихожу я в нашу полковую канцелярию. Не успел я войти в комнату, как в нее влетел сверхсрочный унтер-офицер, которого я давно знал. Трясущийся, бледный, как полотно, он спросил, где командир полка? Полковника Колотинского¹ не было. Я попытался узнать о причине его волнения, но он отказался мне что-либо сказать и только причитал:
• Уж прямо-таки и сказать не могу, Ваше Высокоблагородие... Десять годов служу, а такого со мной еще не бывало... Ужасти! одно слово!!

г-----------------------------------------------------

¹ Гв. полк. Колотинский командовал Запасным полком 1-го Стрелкового Имп. Фамилии полка в Царском Селе.

L

Вскоре пришел Колотинский. Через несколько минут он вызвал меня и передал сущность доклада унтер-офицера. Оказалось, что последний, проходя мимо столовой в офицерском собрании, был позван туда несколькими прикомандированными к полку прапорщиками, спросившими его:

• Бьют ли офицеры в полку солдат?

Получив от изумленного таким вопросом унтер-офицера категорический ответ: никак нет, Ваше Благородие, у нас в полку этого не бывает! - один из прапорщиков заметил:

• Ну, а если кто и попробует, то гони ему, братец, штык в пузо!

От такого совета старый служака обомлел окончательно и стремглав бросился доложить об этом командиру. Понятно, что прапорщик этот был немедленно вызван в канцелярию. Он был нещадно изруган Колотинским и с места отправлен в Петербург, на главную Гауптвахту.

Естественно, что ему грозил военный суд со всеми последствиями ввиду военного времени!

Костя, тяжело вздохнув, прибавил:

• Вот тебе два примера из жизни запасных частей Гвардии, расположенных здесь, в Царском... Мы же держимся бодро, дисциплина у нас отличная... Солдаты - молодец к молодцу, но теперь к нам чувствуется какое-то недоверие... Больно говорить об этом!

У меня невольно сорвалось:

• Как недоверие... Этого быть не может! Неужели Их Величества вам не доверяют?..
• К сожалению, это так... После смерти Распутина Императрица сделалась очень замкнутой и молчаливой, и как будто какой-то холодок прошел между Ней и нами, офицерами Сводного полка. Теперь все идут разговоры о приходе в Царское Село нам на помощь батальона Гвардейского Экипажа... До сего дня мы ни в чьей помощи не нуждались. Все шло и идет отлично. Службу мы несем образцово. Известие о приходе Гвардейского Экипажа, если хочешь, оскорбило нас, а недавно приехавший из ставки генерал Гроттен, вновь назначенный помощником Воейкова,¹ успокоения в дворцовую жизнь не внес ни своим "фронтовым" видом, в папахе и полушубке, поминутно проверяя посты, ни пытаясь экзаменовать нас, офицеров, в знании наших обязанностей во время дежурства во Дворце! Его "защитный" вид совсем не гармонирует с дворцовой обстановкой... Ведь мы дежурили в кителях при одной шашке и даже револьвер берем просто в карман... А тут ходит какая-то фигура, чуть ли не в боевой амуниции... Недавно мы просили командира объяснить причину такой перемены отношения к нам. Ресин² собрал нас в собрании и в краткой речи, со слезами на глазах, сказал нам:

г-----------------------------------------------------

1. Свиты Его Вел. ген.-майор Воейков был Дворцовым комендантом и находился в Ставке с Государем.
2. Ген.-майор Свиты Его Величества Ресин был командиром Сводного полка.

L

• Да, господа, нам не верят... Гвардейский Экипаж придет в Царское помогать нам нести караульную службу.

На наш вопрос: что же нам делать, - Ресин ответил:

• Нам на деле остается доказать преданность Их Величествам.

Мы просили командира передать Его Величеству наши самые верноподданнические чувства и с тяжелым сердцем разошлись из собрания.

Мы еще долго просидели с Кологривовым у камина, обсуждая назревавшие события, всеми ощущаемую нервность, а главным образом, начавшиеся безпорядки на заводах, работающих на оборону.

Морально угнетенный и разбитый физически, я вернулся к себе в лазарет, где узнал, что меня неоднократно вызывал по телефону мой однополчанин, корнет Ш., просивший немедленно приехать к нему по срочному делу в Петербург. Я с первым же отходящим поездом выехал из Царского.

То, что сообщил мне однополчанин, было настолько чудовищно, настолько невероятно и подло, что я несколько минут совершенно ошеломленный просидел в кресле, не будучи в состоянии произнести ни звука...

Ш. утром узнал от одного своего приятеля, служившего в Министерстве Иностранных Дел, лица, заслуживающего полного доверия, что на Государыню Императрицу Александру Феодоровну в конце февраля или начале марта готовится покушение. Лицу, согласившемуся исполнить этот адский замысел, обещалась крупная награда.

Бедный Ш. был страшно взволнован и нервно ходил по кабинету. Что делать? Как быть? Эти вопросы огненными буквами стояли перед нами. После долгих переговоров мы решили просить аудиенции у Ее Величества, так как оба собирались ехать на фронт, и доложить Императрице все, что нам было известно. Это решение немного успокоило нас.

Когда я вернулся к себе в лазарет, меня схватила лихорадка. Несколько часов я пластом пролежал в кровати. Провел я почти безсонную ночь и только утром, после горячей молитвы, забылся в полусне, полном кошмаров.

События в Петербурге назревали и предупредили наше решение. Начиная со 2 февраля, я почти каждый день бывал в Петербурге. Тревожное настроение чувствовалось в, казалось, праздной толпе, наполнявшей Невский. Всякие слухи о том, что город останется без хлеба, таинственные россказни о каких-то необыкновенных приготовлениях полиции, о движении на Петербург войск, снятых с фронта, росли и ширились, будоража жизнь петербургского общества.

25 февраля я, не найдя на вокзале ни одного извозчика, отправился пешком по Загородному на Невский. Повсюду встречались наряды полиции и войск.

Около Владимирского собора довольно большая толпа народа что-то жарко обсуждала. На Владимирской улице я увидел необычно большое скопление публики, она все прибывала со стороны Невского, и вскоре вся улица была запружена толпой. Я с трудом протискался дальше. Дойдя до угла Владимирской и Невского, я увидел поразительную для меня, конечно, в те дни картину:

Невский, в сторону Адмиралтейства, был почти очищен от публики. По улице галопом, развернутым строем, проносились казаки 1-го Донского Его Величества полка и взводы конной полиции. Немногие прохожие, задержавшиеся в этой части Невского, пугливо жались к стенам домов. Со стороны же Николаевского вокзала медленно двигалась сплошной стеной толпа, на мой взгляд, достигавшая до тысячи человек. Вдруг над ней заколыхались красные тряпки, надетые на палки. В задних рядах послышалось нестройное пение Марсельезы. Вот она совсем близко от меня... В невольном бешенстве я сделал к ней несколько шагов. В этот момент из ее передних рядов выскочил какой-то мальчишка лет семнадцати, определенно семитского типа, в форме коммерческого училища с криком: Товарищ! Долой войну!

Меня взорвало. Я выхватил из кармана своего полушубка маузер и, направив на него, не своим голосом крикнул:

• Я тебе... такую "долой войну" покажу, что ты своих не узнаешь! Жидовская морда!

Я совершенно озверел в этот момент. Револьвер мой зловеще щелкнул, но выстрела не последовало. Сгоряча я забыл его передернуть, а в стволе не было девятого патрона.

С пронзительным воплем коммерсантик схватился за голову руками и в ужасе шарахнулся на Владимирскую. В наседавшей толпе послышались угрожающие крики:

• Офицер! Стрелять хочет. Бей его!
• Ну, кончено! - подумал я и судорожно сжал в руке револьвер.

Меня спас взвод казаков, налетевших в это мгновение на толпу, она дрогнула и бросилась врассыпную.

Быстрыми шагами пошел я по Невскому к Гостиному Двору и почти по безлюдным улицам добрался до знакомых.

27 февраля я опять приехал в Петербург. Положение значительно ухудшилось и стало крайне обостренным. В нескольких местах воинские части и полиция применяли оружие против демонстрантов. Фабрики и заводы бастовали. Началось брожение в частях гарнизона, а некоторые части, например Волынцы, хотя и не целиком, перешли на сторону восставших.