Въ iюнѣ 1917г. стало извѣстно всѣмъ жителямъ, что на слѣдующій день будетъ избіеніе всей интеллигенціи, причемъ цинизмъ этихъ обезумѣвшихъ отъ злобы людей дошелъ до того, что объ этомъ по всѣму городу вывѣшены были безграмотные объявленія: "Завтра днемъ приказъ собраться всѣмъ въ 12ч. въ домѣ, бывшемъ губернаторскомъ, для Варѳоломѣевской ночи, чтобъ избить, до послѣдняго, всѣхъ буржуевъ". Перспектива была не изъ особенно пріятныхъ. Всѣ, кто могъ, стали спасаться на поѣздахъ, пароходахъ и пѣшкомъ. Къ удивленію, большевики недогадались этому препятствовать. Мужъ мой въ этотъ день былъ дома и объявилъ мнѣ, что разъ онъ управляющій банкомъ, то не имѣетъ права его бросить и долженъ остаться. Всѣ служащіе, до послѣдняго, бѣжали. Моя жизнь была вся въ моихъ семерыхъ дѣтяхъ, дороже которыхъ не было у меня никого, но я думала, что, если убьютъ моего мужа, мой долгь быть при немъ.

Рано утромъ, на разсвѣтѣ этого дня я проводила дѣтей на пароходъ въ Николо-Бабаевскій монастырь за 25 верстъ. Въ то время у насъ спасалась графиня Т., бѣжавшая со всѣми дѣтьми изъ Царскаго Села. Ей я довѣрила все свое счастье въ жизни и благословила дѣтей, съ мыслью никогда ихъ больше не увидѣть. Уѣхала также вся наша прислуга, кромѣ одного лакея Николая, который былъ трогательно привязанъ ко мнѣ и который, несмотря на всѣ мои увѣщанія и просьбы, не поѣхалъ и остался, думая, что можетъ какъ-нибудь охранить меня. У него въ другой губерніи была жена и дочь, но онъ говорилъ, что если нужно, то умретъ, какъ преданный слуга. И такъ мы остались.

Ярославль. Дворянская улица.

Домъ банка былъ во дворѣ, а наша двухэтажная квартира выходила на набережную Волги. Въ городѣ была зловѣщая тишина. День былъ ясный, жаркій, безоблачный. Я смотрѣла на синее небо, такое Божественно чистое, и мысленно прощалась съ небомъ, съ дѣтьми и съ Волгой, по которой утромъ увезъ ихъ пароходъ въ монастырь для спасенія.

Чѣмъ ближе къ 12-ти часамъ подходило время, тѣмъ тяжелѣе и тревожнѣе становилось на душѣ. Губернаторскій домъ былъ тоже на набережной въ пяти минутахъ разстоянія. Я поставила на окнѣ гостинной образъ Свят. Николая, полученный мною при особыхъ мистическихъ обстоятельствахъ (о чемъ напишу далѣе), который неоднократно спасалъ меня и дѣтей отъ ь минуемой, казалось, смерти или несчастья. Лицом его поставила обращеннымъ въту сторону, откуда должна была двинуться толпа убійцъ, зажгла передъ ни лампаду. Никто изъ насъ троихъ не говорилъ ни слова. Что можно было сказать? — "Господи, спаси и помилуй". Минутъ за десять до двѣнадцати начался безобразный трезвонъ во всѣ колокола, и стали доноситься даже не крики, а какой-то вой обѣзумѣвшихъ отъ жажды крови людей.

Домъ губернатора (1820-e). Сейчас художественный музей.

Мы простились. Ревъ приближался и показалась толпа въ нѣсколько сотъ человѣкъ, но что это было, невозможно описать. Прошло 28 лѣтъ, и не могу писать, такъ бьется сердце, словно вновь я все переживаю.

Одѣтые большею частью въ красныя рубашки, съ засученными рукавами и красной краской выкрашенными руками, чтобъ напоминало кровь, съ ружьями, топорами, ножами они бѣжали къ нашему дому, т.к. изъ тѣхъ домовъ, что отдѣляли нась отъ губернаторскаго дома, всѣ скрылись изъ города. Съ утра мужъ мой заперъ тяжелые чугунные ворота, но развѣ это могло помочь!

Ярославль. Духовская улица.

Небо было все такъ же прекрасно, сине и безоблачно! Одинъ мигъ — и ворота, подавшись навалившейся на нихъ массѣ людей, раскрылись. До входной парадной двери нѣсколько шаговъ. И вотъ, когда первые изъ толпы съ крикомъ "Ломай двери!" коснулись ихъ, произошло непостижимое Божье чудо, Одному Милосердному Ему возможное. Онъ не далъ насъ этимъ людямъ. Но какъ! Все это, что случилось, было тоже однимъ мигомъ!

Ударилъ страшнѣйшій громъ и хлынулъ такой ливень изъ мгновенно почернѣвшаго неба, что, обезумѣвшіе сперва отъ звѣриной злобы, люди обезумѣли отъ ужаса и бросились вразсыпную спасаться по колѣно въ водѣ. Никогда нельзя себѣ было представить подобнаго ливня, это не былъ обычный земной дождь, это было Чудо Божіе, повторяю, явленное намъ по молитвѣ и предстательству Свят. Николая.

Княгиня Н.В. Урусова.

Разбѣжались люди, разсѣялисьтучи, снова освѣтило міръ яркое солнце, и новая картина открылась нашимъ глазамъ: по набережной текла рѣка воды, и нигдѣ ни звука, все опять погрузилось въ тишину, но уже не зловѣщую, а исполнившую наши, охваченные благодарностью Богу, сердца великою, непередаваемою радостью. Господи! Я не только жива, но увижу дѣтей и буду опять съ ними. Вотъ какую Милость Божію мы грѣшные испытали и пережили. Вѣдь подумать только! Озвѣрѣлые люди, настроенные на пролитіе крови, бѣжали въ паникѣ отъ дождя. Да! Дождя, состоящаго, какъ всегда, изъ небесной воды, но въ этой водѣ былъ фозный для преступниковъ и всемилостивый для насъ Духъ Божій. Когда стекла вода, не медля ни минуты, пошли мы на пристань и уѣхали въ монастырь съ первымъ отходящимъ пароходомъ. Пріѣхали поздно вечеромъ. Трогательна была встрѣча монаховъ. Весь монастырь былъ переполненъ бѣжавшими, но когда они узнали, кого мы ищемъ, то обрадовались несказанно, т.к. переживали горе моихъ дѣтей, которые убивались и плакали. Насъ повели въ верхній этажъ гостинницы, гдѣ на полу, на соломѣ, уже лежали мои дорогіе уставшіе дѣти, но они не спали. Не забуду я, до смерти, крика радости вскочившихъ и бросившихся къ намъ дѣтей. Какъ старшіе, такъ и самые маленькіе, не могли оторваться и плакали, а обо мнѣ и говорить не приходится. Утромъ мы вернулись въ Ярославль. О повтореніи Варѳоломѣевскаго избіенія не было больше рѣчи.