Въ церкви Никола Большой Крестъ былъ очень старый, извѣстный своей непоколебимой стойкостью противъ большевиковъ и открыто возстававшій противъ Сергія и его декрета О. Валентинъ Свѣнцицкій. Церковь при его служеніи бывала такъ полна, что стояли не только на лѣстницѣ, но и во дворѣ массы людей. Большевики его, конечно, замучали бы въ ссылкѣ, если бъ онъ не заболѣлъ и не умеръ своей смертью.
Слава о немъ пронеслась далеко, и большевистской власти, гдѣ цѣль оправдываетъ средства, нужно было дискредитировать его обычной ложью передъ вѣрующими. Онъ умиралъ безъ сознанія, а они напечатали во всѣхъ газетахъ письмо, якобы написанное имъ передъ смертью, гдѣ онъ обращается ко всѣмъ прихожанамъ, прося послѣдовать ему, онъ якобы приноситъ покаяніе въ своемъ заблужденіи, понявъ его въ послѣднія минуты. Проситъ послѣдовать митрополиту Сергію и признать декретъ и поминовеніе. Подъ письмомъ подложная подпись.[Точно также было инсценировано т. н. "завещание" патр. Тихона - ужасное по своему косноязычию, и ошибкам даже на внешний взгляд, однако охотно цитируемое всеми врагами прав. церкви. Прим. публ. сего.] Большевики устроили ему грандіозные похороны. Многіе изъ прихожанъ были введены въ заблужденіе и перешли въ Сергіанскія церкви, но одаренные умомъ поняли новую дьявольскую хитрость въ подложной подписи.
Время это было страшное, невообразимое. Отказавшихся отъ поминовенія и не согласныхъ подписать требованія, связанныя съ декретомъ, стали немедленно арестовывать и разстрѣливать, не стѣсняясь численностью. Какъ передавали въ то время на ухо другь другу, въ теченіе одного мѣсяца было въ Москвѣ разстрѣляно до 10-ти тысячъ человѣкъ, начиная съ митрополитовъ и кончая псаломщиками, а міряне по всей Россіи разстрѣливались милліонами, заточались въ тюрьмы и ссылались въ ужасные условія концлагерей Сѣвера и Сибири. Лубянка въ Москвѣ стала мѣстомъ массоваго мученичества. Прохожіе старались избѣгать проходить около дома смерти ГПУ, т.к. стоялъ на далекое пространство нестерпимый трупный запахъ. Трупы увозились по ночамъ, это старались дѣлать какъ можно скрытнѣе, но не успѣвали съ вывозомъ.
Не все отказавшееся духовенство было арестовано немедленно. Нѣкоторыхъ, извѣстныхъ своей стойкостью, съ цѣлью оставляли при ихъ храмахъ, несмотря на проповѣди ихъ, призывающіе къ неповиновенію. Это была политическая цѣль. ГПУ слѣдило и отмѣчало всѣхъ, кто посѣщалъ эти храмы, и постепенно люди эти арестовывались или просто исчезали, какъ и священники, обвиненные по 58 ст., п.10 какъ контрреволюціонеры. Первое время духовенство, признававшее Сергія, оставлялось на мѣстахъ, но какъ только улеглась первая волна арестовъ и разстрѣловъ, стали выбирать и изъ среды ихъ тѣхъ, въ комъ сатанинская власть чувствовала вѣру въ Бога, но подчинившихся по малодушію или недомыслію. Въ глубинѣ сути всѣхъ гоненій, конечно, стояла борьба слугъ антихриста съ вѣрой въ Бога, а обвиненіе въ контрреволюціи оправданіемъ этихъ гоненій.
Личность митрополита Сергія была самая низкая, пресмыкающаяся передъ властями. Многіе задавали другъ другу вопросъ: "Неужели митрополитъ Сергій принимаетъ участіе въ гоненіяхъ и разрушеніяхъ храмовъ?" Нѣкоторые не допускали, чтобъ онъ принималъ активное участіе въ этомъ, но, къ сожалѣнію, это было такъ. Онъ всецѣло продался сатанѣ. Я могу привести лично мнѣ извѣстный примѣръ, подтверждающій его фактическое участіе въ этихъ дѣлахъ.
Въ церкви Никола Большой Крестъ пѣла въ хорѣ молодая дѣвушка, очень скромная и симпатичная. Вся ея семья была религіозная, и слѣдовательно, не признавали Сергіанской церкви. Мы познакомились, и я съ Андрюшей ѣздила не разъ къ нимъ на дачу подъ Москвой. Вѣрочка служила на главномъ почтамптѣ въ Москвѣ, она была привѣтливая и миловидная. Въ ея отдѣлъ приходилъ по дѣламъ службы какой-то начальникъ изъ ГПУ, онъ увлекся ей, сталъ съ ней заговаривать, къ ужасу ее и ея семьи, спросилъ ихъ адресъ. Перепугавши, конечно, всѣхъ, онъ пріѣхалъ неожиданно на дачу. Вѣдь намѣреній этихъ страшныхъ людей никогда нельзя было узнать. Поздоровавшись, вынулъ коробку пирожныхъ, что въ то время простому смертному было недоступно, и отдалъ Вѣрочкѣ, прося принять его какъ гостя. Сталъ пріѣзжать часто и ухаживать за ней. Навѣрное, всѣ подъ платьемъ потихоньку крестились, прося избавить отъ такого гостя, но дѣлать было нѣчего. Одинъ разъ онъ засталъ меня съ Андрюшей у нихъ. На видъ ему было лѣтъ 30 и довольно интересной наружности. Почти сейчасъ же пошли гулять, кромѣ отца и матери Вѣрочки, и мы съ Андрюшей поспѣшили ретироваться. Вѣрочка говорила, что онъ могъ бы ей и понравиться, но одна мысль, что онъ не только начальникъ отдѣла ГПУ, но, какъ онъ самъ сказалъ, завѣдующій церковными дѣлами, ее отталкивала и приводила въ ужасъ. Онъ сдѣлалъ предложеніе. Она отказала. "Какъ могу я быть Вашей женой, когда Вы не только не вѣрующій, а гонитель Церкви, и никогда и ни за что я не могу на это согласиться". Во время разговоровъ онъ старался ее всячески оторвать отъ вѣры въ Бога, но она была непоколебима, тѣмъ болѣе, что была одной изъ любимыхъ духовныхъ дочерей замученнаго о. Александра. Онъ не отставалъ, грозилъ застрѣлить ее и себя, причемъ одинъ разъ даже вынулъ револьверъ и направилъ на нее. Навѣщать продолжалъ. Положеніе семьи было ужасно. Ни сонъ, ни ѣда не шли на умъ. Только одинъ разговоръ, чѣмъ все кончится, местью или оставитъ въ покоѣ. Вѣрочка металась, какъ пойманная птичка, стараясь вырваться изъ когтей ястреба. Одинъ разъ во время службы (на почтѣ) ее вызываютъ и передаютъ повѣстку явиться немедленно въ ГПУ на Лубянку въ кабинетъ... Это оказался его кабинетъ. Онъ велѣлъ ей взять трубку телефона и, взявъ вторую, вызвалъ митрополита Сергія. "Слушайте разговоръ", — сказалъ онъ ей. Разговоръ шелъ о разрушеніи одного изъ храмовъ въ Москвѣ, причемъ Сергій не только не выражалъ протеста, а принималъ участіе въ этомъ страшномъ дѣлѣ, давая свое согласіе. "Вы слышали? — сказалъ начальникъ, — Вотъ какому духовенству Вы покланяетесь". Она отвѣтила, что этотъ разговоръ не можетъ поколебать ея вѣру въ Бога, а что митроп. Сергія она и прежде не признавала, а теперь убѣдилась, что не ошибалась въ немъ. Начальникъ сказалъ ей: "Мать моя была вѣрующая, и я до зрѣлыхъ лѣтъ молился, но одинъ случай, о которомъ не буду разсказывать, такъ на меня повліялъ, что привелъ къ безбожію". Въ сердцѣ этого человѣка все же гдѣ-то въ самой глубинѣ оставалось состраданіе, но, конечно, не ко всѣмъ людямъ, а къ Вѣрочкѣ, которую онъ, какъ видно, дѣйствительно любилъ. Онъ ее оставилъ. Прошелъ годъ и она арестована не была, дальнѣйшей судьбы ея точно не знаю. Какъ говорили, вышла замужъ за другого.
Еще другой случай, характеризующій митроп. Сергія, могу привести, т.к. тоже лично слышала отъ очевидицы. Подругой моей старшей дочери была Маня Р. Это была дочь бѣднаго приказчика магазина. Родители ея были равнодушные къ религіи. Маня у насъ подолгу жила въ имѣніи лѣтомъ, и мы часто говорили съ ней. Она говорила такъ, какъ говорятъ милліоны сбитыхъ ученіемъ въ школахъ съ толку. "Я невѣрующая, но знаю, что что-то есть высшее, а Богь ли это, не знаю". Вотъ эта Маня разсказала мнѣ съ возмущеніемъ слѣдующее. Въ то время было уплотненіе квартиръ и ей приходилось ходить въ жилищный отдѣлъ, хлопотать о своей комнатѣ. "Сижу я въ пріемной и дожидаюсь очереди. Входитъ монахъ, уже старый, толстый. Я хоть ничего въ этомъ не понимаю, но все же поняла, что это не простой монахъ, кто-то повыше. Онъ подобострастно и униженно обращается къ служащимъ комсомольцамъ, называя ихъ товарищами. Мнѣ стало стыдно за него. (Комсомолкой Маня не была и презирала ихъ). Одинъ изъ нихъ говоритъ: "Сейчасъ позвоню по телефону". — "Дайте я самъ поговорю, зачѣмъ Вы, товарищъ, будете безпокоиться". Онъ хотѣлъ взять трубку, но тотъ не далъ. Вызвалъ кого-то и говоритъ: "Знаете, все же вѣдь какъ-то неудобно, что люди скажутъ? У телефона митрополитъ Сергій, замѣститель патріарха, нельзя ли устроить, чтобъ не уплотнятъ его комнаты и не вселять къ нему жильцовъ?" Отвѣтъ былъ благопріятный и митроп. Сергій съ поклонами ушелъ. Хотя я и не интересуюсь дѣлами Церкви, но мнѣ было стыдно за него", — сказала Маня.
Послѣ умершаго О. Валентина въ церкви Никола Большой Крестъ было еще два священника, но они какъ-то тайно исчезли. Пришелъ преддожить свое настоятельство О. Михаилъ Л. Сказалъ слово, подкупившее прихожанъ, и его просило о настоятельствѣ большинство. Два года онъ служилъ. Сумѣлъ многихъ расположить къ себѣ. Между прочимъ, мой Андрюша, какъ говорится, души въ немъ не чаялъ. Не нравилось, что внѣ службы ходилъ въ штатскомъ, волосы подстрижены, имѣлъ красивую наружность, службы онъ зналъ безъ ошибокъ, такъ что не былъ самозванцемъ въ священническомъ санѣ, но все же своей одеждой смущалъ. Нѣкоторые опытные люди предупреждали не довѣряться и быть осторожными. Въ началѣ 1932 г. церковь закрыли. О. Михаила видѣли въ военной формѣ ГПУ на улицѣ. Онъ оказался провокаторомъ и предалъ всѣхъ прихожанъ. Нѣкоторое время никого не арестовывали, и всѣ перешли въ Сербское подворье на Солянку.<...>