 За ходом сплошной коллективизации в начале тридцатых годов прошлого века и её проведением в немыслимо сжатые сроки пристально и неусыпно следили большевицкие вожаки во главе с Иосифом Сталиным, усатым «отцом всех народов». С этой целью они организовывали и посылали на места различные чрезвычайные комиссии, возглавляемые высокими партийными служаками. И если в деревнях, сёлах или станицах не выполнялись безумные планы стопроцентной коллективизации и грабительских хлебозаготовок, то сами председатели райисполкомов, сельсоветов и колхозов подвергались жестоким репрессиям вплоть до лишения свободы на многие годы и даже расстрела. Под репрессивное окровавленное колесо попадали в первую очередь вовсе не партийные грабители, отнимавшие последних хлеб у крестьян, обрекая их на голодную смерть, а те местные чиновники, у которых проснулась совесть и которые, опомнившись, осознали, что арестовывать, расстреливать и лишать свободы ближних своих не только греховно, но и преступно.
Одна из высоких партийных комиссий была направлена в Поволжье для проверки темпов сплошной коллективизации на местах. Её возглавлял секретарь центрального комитета партии Павел Постышев, вошедший в историю не только как советский партийный деятель, но и как один из организаторов сталинских репрессий, позднее ставший их жертвой. Эта комиссия постановила изъять все запасы хлеба у крестьян, не вступивших в колхозы (их обзывали единоличниками), и весь хлеб, заработанный колхозниками. Под угрозой репрессий председатели сельсоветов и колхозов вынуждены были принять неотложные меры по полному изъятию всего хлеба, произведённого и запасённого крестьянами, вынося тем самым им смертный приговор. Такие смертные приговоры, хотя и не выносились официально в судебном порядке, но были прямым следствием тех преступных постановлений, принимаемых согласно решению комиссии, предписывавшему изымать последних хлеб у обездоленных нищих крестьян.
Подобные негласные смертные приговоры были вынесены после работы ещё двух чрезвычайных комиссий, организованных партийными вожаками в октябре 1932 года. Одну из них возглавлял Вячеслав Молотов, и она была направлена на Украину, а другую – Лазарь Каганович, партийный деятель и один из главных организаторов сталинских репрессий. Очевидно, что соучастниками массовых репрессий были не только их организаторы, не только председатели комиссий, но и их члены, и многочисленные местные исполнители репрессий с винтовкой в руках.
Все чрезвычайные комиссии действовали решительно и нагло по одному и тому же сценарию, заранее разработанному и предписанному Сталиным, «гениальным вождём, который всё мог». Например, после прибытия комиссии во главе с Кагановичем (в следующем месяце после её организации) в Ростов-на-Дону было срочно созвано совещание всех секретарей парторганизаций Северо-Кавказского края, на котором была принята следующая резолюция: «В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых, заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж». Для некоторых районов, внесённых в чёрный список, были приняты следующие репрессивные меры: возврат всей продукции из магазинов, полный запрет торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение высокими налогами, арест всех саботажников, всех «социально чуждых и контрреволюционных элементов» и суд над ними по ускоренной процедуре, которую должны были обеспечить местные чекисты, вооружённые борцы с «контрреволюцией» и «чуждыми элементами». В случае, если саботаж будет продолжаться, населению многих станиц грозила массовая депортация – выселение из родных мест проживания.
Принятые репрессивные преступные резолюции, тщательно выверенные и изложенные на бумаге, не залеживались подолгу в партийных кабинетах без исполнения – только в ноябре 1932 года более пяти тысяч сельских коммунистов Северного Кавказа, обвиненных в «преступном сочувствии» и «подрыву» кампании хлебозаготовок, были арестованы и получили разные меры наказания вплоть до лишения свободы и расстрела, а вместе с ними такой же незаслуженной каре было подвергнуто ещё не менее 15 тысяч колхозников. На этом преступные злодеяния обезумевших партийных вожаков и их служак не закончилась – в следующем месяце, несмотря на трескучие декабрьские морозы, когда заботливые хозяева не отваживаются выгонять даже скотину во двор, началось массовое чудовищное выселение казачьих многодетных семей вместе с немощными стариками и малолетними детьми из их родных станиц, где они и их предки-крестьяне проживали веками. Масштабы выселения немыслимо огромны – только из трёх северо-кавказских станиц было выселено более 45 тысяч человек. Их выселили в отдалённые холодные места, не пригодные для жизни, обрекая на медленную мучительную смерть.
Униженные обездоленные крестьяне, спасаясь от большевицкого нашествия, пытались, как могли, противостоять ему – в некоторых местах поднимались восстания против местных партийных властей, а в большинстве деревень, сёл и станиц терпеливые крестьяне, надеясь на помощь большевицких вожаков, писали жалобные письма кремлёвскому небожителю Сталину и в другие высокие инстанции.
Как производились репрессии на местах с издевательствами над беззащитными крестьянами подробно описано в письме, отправленном Сталину 4 апреля 1933 года и впервые опубликованном в «Правде» спустя долгих тридцать лет, после развенчания культа личности Сталина и выноса его праха из мавзолея.
Ниже изложены выдержки из этого письма с небольшими сокращениями.
«... Но выселение – это ещё не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 т хлеба:
1. Массовые избиения колхозников и единоличников.
2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» – «Нет». – «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия – январь, февраль, часто в амбары сажали целыми бригадами.
3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.
4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК, Плоткин при допросе заставлял садиться на раскалённую лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет – сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный), и, когда щёлкнул боёк, упал в обмороке.
5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и приказал не выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.
6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.
7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.
8. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказ бежать к хутору рысью.
9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 чел. демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику – подозреваемому в краже – во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашённый инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.
9. (Нумерация нарушена автором письма.) В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» – «Не зарывал, товарищ!» – «Не зарывал? А, ну, высовывай язык! Стой так!». Шестьдесят взрослых людей, советских граждан, по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял ещё становиться на колени.
10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.
11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.
12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.
13. В Колундаевском колхозе разутых добоса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу.
14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.
15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.
16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 чел., но колхозники были одни и те же… Собрание длилось без перерыва более суток.
Примеры эти можно бесконечно умножить. Это – не отдельные случаи загибов, это – узаконенный в районном масштабе – «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».
Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне»? Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причём, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.
Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особо-уполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 году.
… Обойти молчанием то, что в течение трёх месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».
С приветом М. Шолохов».
Из этого письма видно, до какого ничтожества может опуститься человек, одурманенный властью, попирающий внутренний нравственный закон и теряющий своё человекоподобие. Такой обезумевший ничтожный человек в своих преступных злодеяниях становится опаснее всяких животных, включая все виды самых ярых хищников, которые никогда и нигде не допускают зверских отношений к себе подобным одного и того же вида.
В этом письме в подробностях описаны вовсе не придуманные события, происходившие в только что созданных колхозах в начале тридцатых годов при воплощении в жизнь безумного сталинского курса сплошной коллективизации, и в нём не вымышленные персонажи, а реальные умопомрачительные злодеяния реальных лиц, местных извергов-партийцев, одержимых властью и потерявших всякий человеческий облик, которые упивались изощрёнными издевательствами над крестьянами, своими мозолистыми руками добывавшими хлеб насущный. В достоверности описанных бандитских злодеяний вряд ли приходится сомневаться. Во-первых, шолоховское письмо Сталину было опубликовано в центральной партийной газете, хоть и через десятилетия, но при жизни некоторых свидетелей, ставших жертвами вопиющего самосуда местных партийцев, совершавших бандитские преступные злодеяния и оставшихся в живых после полученного заслуженного возмездия. Во-вторых, это жалобное письмо «отцу всех народов» было опубликовано при жизни его автора, который вряд ли допустил какие-либо искажения фактов, изложенных в письме тридцать лет назад.
Живя среди крестьян, Михаил Шолохов, автор письма Сталину хорошо знал, как обращались партийные служаки с крестьянами не только во время сплошной принудительной коллективизации, но и гораздо раньше, когда в деревнях и станицах под видом продразвёрстки грабили крестьян, когда вовсю орудовали вооружённые продотряды, в одном из которых юный Михаил Шолохов принимал участие. Об этом времени он позднее вспоминал: «Я вёл крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом за превышение власти... Два дня ждал смерти... А потом пришли и выпустили...».
Сравнивая письмо Сталину и роман Михаила Шолохова «Поднятая целина», на первый взгляд может показаться, что их писали разные авторы. В письме отображена невымышленная реальная трагедия крестьянской жизни в начале тридцатых годов, а в первом томе «Поднятой целины», изданном в 1932 году (раньше, чем было отправлено письмо Сталину) яркими красками, в розовом цвете обрисована совсем другая картина – сплошная коллективизация, которая, по мнению «гениальных вождей», должна была стать фундаментальной основой социализма в деревне, строительству которого якобы мешала частная собственность, и если её изжить, как утверждали западные «мудрецы» и отечественные «вожди», то можно построить рай на земле, некое царство равенства и свободы. В письме Шолохова изложены реальные факты, свидетельствующие о том, какими бандитскими способами осуществлялось строительство «земного рая» в деревне, когда крестьян насильно загоняли в колхозы, когда их арестовывали, грабили, расстреливали, сажали в тюрьмы и выселяли целыми станицами.
Советский писатель Михаил Шолохов вопреки автору письма Михаилу Шолохову вольно иль невольно оказался в плену социалистического реализма, который был направлен на восхваление тоталитарного партийного режима и прославление «гениальных вождей» вплоть до безрассудного поклонения им. Под благовидной личиной лукавого соцреализма надёжно пряталась истина земная. При строгой партийной однонаправленности вымышленного реализма в советской литературе, да и в прессе не оставалось места для правдивого описания реальной жизни во всех её проявлениях. Жизнь трудового народа с каждым годом ухудшалась, а партийные вожаки с ехидной улыбкой на лице с высокой трибуны заявляли, что жизнь стала лучшей и что завтра будет лучше, чем вчера, и об этом писали и вещали везде и всюду советские графоманы. И всё это делалось якобы во имя «светлого будущего», а на самом деле способствовало укреплению партийного единовластия на все времена. Освободится от тяжёлых оков социалистического реализма признанный писатель Михаил Шолохов, вписавшийся в партийную систему и обласканный советской властью, так и не смог. А тех, кто пытался разорвать железные цепи социалистического реализма, далёкого от реалий жизни, он подвергал жёсткой критике.
Такой унизительной критики не избежали наши соотечественники, правдоискатели Андрей Синявский и Юлий Даниэль, позорное судилище над которыми длилось несколько месяцев. С высокой партийной трибуны съезда в 1966 году известный советский писатель Михаил Шолохов, лауреат Ленинской и Нобелевской премий, в резкой оскорбительной форме высказался о Синявском и Даниэле: «Попадись эти молодчики с чёрной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием... Ох, не ту меру наказания получили эти оборотни...». Это обличительное позорное выступление сопровождалось бурными продолжительными аплодисментами. За что же этих правдоискателей, пытавшихся вырваться из оков партийного реализма и показать всю горькую правду жизни, судили и подвергали нелицеприятной партийной критике с высокой трибуны? Только спустя десятилетия, стало очевидно всем благомыслящим людям, что они были жертвой той партийной тоталитарной системы, которая держалась на насилии и принуждении и при которой всякое инакомыслие жестоко преследовалось.
Через несколько лет, в 1973 году советский писатель Михаил Шолохов ещё раз проявил свою принципиальную приверженность соцреализму – выразил свое презренное отношение к другим правдоискателям, нашим соотечественникам, подписав разгромное коллективное письмо в центральную партийную газету «Правда» о Солженицыне и Сахарове. В этом письме, в частности, сделано ни чем не обоснованное заключение: «...Таких людей как Сахаров и Солженицын, клевещущих на наш государственный и общественный строй, пытающихся породить недоверие к миролюбивой политике Советского государства и по существу призывающих Запад продолжить политику «холодной войны», не может вызвать никаких других чувств, кроме презрения и осуждения».
Это позорное заказное письмо было опубликовано несмотря на то, что литературное творчество Александра Солженицына уже получило всенародное признание и было высоко оценено международным сообществом – в 1970 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе. Позднее, в 1975 году такой же высокой награды – Нобелевской премии мира был удостоен и другой «клеветник на государственный и общественный строй», академик Андрей Сахаров, известный во всём мире учёный и правозащитник.
Спустя менее двадцати лет после публикации разгромного письма в «Правде», когда рухнул коммунистический режим, все люди узнали, что Андрей Сахаров и Александр Солженицын, которых с высокой властной трибуны клеймили позором и обвиняли в клевете, будучи сами оклеветанными партийной властью и подвергнутыми незаслуженным гонениям и наказаниям, открывали истину земную, сокрытую от народа долгие десятилетия, и тем самым сыграли великую важнейшую роль в освобождения русского и братских народов от диктаторского партийного режима.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология. М.: Директ-Медиа, 2015. – 662 с.
Карпенков Степан Харланович |
