Институт заместителей начальников политотделов по работе ОГПУ-НКВД в МТС и совхозах Сибири в середине 1930-х гг. // Урал и Си-бирь в сталинской политике. – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. С. 173–185*.
* публикуется с исправлениями

Крайне болезненный процесс перевода деревни на обобществленный труд при-вел к созданию особой властной надстройки в деревне. 5 августа 1932 г. Сталин напра-вил в Политбюро письмо с предложением реорганизовать Наркомзем, МТС и другие органы управления сельским хозяйством. В январе 1933 г. пленум ЦК ВКП(б) довел эти предложения до оформления института политотделов при МТС, которые, распола-гая огромными правами, должны были стать особым и чрезвычайным органом власти в деревне. Карательная система получила внушительное подспорье, поскольку в штате политотделов оказались так называемые «вторые заместители» начальников политот-делов (ЗНПО) – кадровые чекисты, мобилизованные в новую структуру из краевых ап-паратов ОГПУ, оперсекторов и райотделов. Для их подготовки при полпредствах ОГПУ были организованы специальные оперкурсы.
Как несколько месяцев спустя подытожил глава полпредства ОГПУ по Запсиб-краю Н. Н. Алексеев, «тов. Сталин предложил создать в деревне – в МТС, совхозах – политические отделы, эту боевую организацию, которая должна была поднять там на высшую ступень нашу партийную работу – воспитать новые парткадры и деревенский актив, повести борьбу с классовым врагом». В авангарде борьбы с врагом оказались именно «вторые заместители»1.
Политотделы стали весьма оригинальным звеном управленческой структуры тех лет, объединяя в себе репрессивные, пропагандистско-политические, администра-тивные и хозяйственные функции. Полный штат политотдела (укомплектованный обычно далеко не полностью) предусматривал должности начальника, заместителей по партийно-массовой, чекистской, комсомольской работе, а также ставки женорганизато-ров и редакторов создаваемых при политотделах газет. Но в рядовых политотделах у начальника нередко было не более двух заместителей, а то и один-единственный. ОГПУ оказалось самым дисциплинированным ведомством – его работники прибывали в политотделы с весны 1933 г., нередко даже до назначения начальников политотделов, и сразу включались в привычную агентурно-оперативную работу. Например, недавний особист Ф. И. Личаргин в конце марта 1933 г. был назначен ЗНПО по оперработе Куз-нецкой МТС Сталинского района ЗСК и сразу по приезде в МТС вскрыл две «вреди-тельские группы». ЗНПО А. В. Гуржий прибыл в Тюменцевскую МТС в апреле 1933 г., а начальник политотдела – 28 мая 1933 г.; ЗНПО Я. Ф. Трейлиб приехал в Усть-Сосновскую МТС Топкинского района 11 апреля 1933 г., а начальник политотдела – 11 мая 1933 г.
Таким образом, политотделы МТС и совхозов фактически были дубликатами райкомов ВКП(б) и одновременно филиалами райотделов ОГПУ. Такое единство в двух лицах политической власти и политической полиции, по мнению Сталина, должно было наиболее эффективно помочь завершению коллективизации. Репрессивная со-ставляющая была в деятельности политотделов главной. В основных производствен-ных центрах сельской местности, коими являлись МТС и крупные совхозы, происходи-ло выявление и уничтожение «социально-чуждых элементов» и расхитителей (как под-чёркивал один из начальников политотделов, воровство в колхозах было главным эле-ментом сопротивления классового врага), подбирались кадры на руководящие должно-сти в колхозах, производился прием в партию механизаторов, бригадиров и рядовых колхозников, контролировалась деятельность сельских партячеек. Создание политот-делов было приурочено к началу весенних полевых работ и началось в апреле 1933 г. С 1933 г. интенсивно формировались политотделы и в совхозах. Система строилась и ук-реплялась до того самого момента, когда нужда в политотделах отпала.
Руководство политотделов, в том числе и «вторые заместители», утверждались решениями Оргбюро ЦК ВКП(б). Им, как и начальникам политотделов, придавали очень большое значение – чекисты-политотдельцы котировались как начальники рай-аппаратов и среди них встречались нерядовые работники. Это начальники крупных райотделов ОГПУ – Тарского (С. В. Тимофеев) и Славгородского (М. А. Ива-нов), начальник отдела полпредства ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю С. В. Шки-тов (бывший комендант Енисейской губЧК, отвечавший там за массовые расстрелы), Н. А. Барков, в 20-е годы работавший заместителем начальника Якутского облотдела ОГПУ. Ради наполнения политотделов опытными оперативниками ПП ОГПУ по Вос-точно-Сибирскому краю пошло на то, чтобы ослабить ведущее контрразведывательное подразделение – Особый отдел ВСВО (также активно занимавшийся разведкой в Китае и Монголии) – и направить в МТС особистов из Иркутска и Читы. Среди ЗНПО оказа-лось много бывших начальников и оперработников райаппаратов ОГПУ, в первой по-ловине 30-х годов активно принимавших участие в расстрелах осуждённых. Один из таких чекистов, И. В. Тарсуков, позднее вспоминал, как он в своё время «баржами то-пил» ссыльных крестьян2.
На ноябрь 1933 г. в шести совхозах ЗСК политотделы состояли из двух человек – начальника и его «второго» заместителя. На 5 января 1934 г. в ЗСК было 194 МТС, в 135 из них существовали политотделы, а чекистов в них насчитывалось 116. Тогда же в Восточной Сибири имелось 59 МТС, политотделов было 49, а ЗНПО по оперработе – 42 чел. (для сравнения – в Северо-Кавказском крае к началу 1934 г. было создано 319 политотделов на 326 МТС, причём чекисты были в 302 из них). Сибири было далеко до такого охвата. К 20 апреля 1934 г. политотделов было 197, а сотрудников ОГПУ в них – только 142. И только к концу 1934 г. Западная Сибирь была в основном охвачена сетью чекистов-политотдельцев. В конце существования политотделов МТС (на 4 ноября 1934 г.) их было 221 при потребности в 245 политотделов, а работников НКВД в них – 1763.
Появление института «вторых заместителей» увеличило общее количество ра-ботников госбезопасности, чья численность стремительно росла в течение всей первой половины тридцатых годов. Эта разновидность чекистов имела двойное подчинение. В оперработе ЗНПО руководились оперсекторами ОГПУ-НКВД, являясь райаппаратом в миниатюре. Но также ЗНПО были обязаны вести политическую работу (исполнять от-дельные поручения пропагандистского характера не в ущерб агентурной работе) и держать руководство политотделов в курсе своей деятельности, информируя их о по-ложении в колхозах. Естественно, в такой ситуации ведомственные трения проявились сразу и очень сильно влияли на взаимоотношения между работниками политотделов.
Чекисты всемерно избегали партийных поручений и далеко не всегда ставили в известность начальников политотделов относительно своих действий. Нередко они начинали следить за самими партработниками; в свою очередь, те тщательно фиксировали промахи «вторых заместителей» и постоянно сообщали о них в краевые инстанции. С точки зрения партийцев, чекисты вели себя слишком неза-висимо, уклонялись от партийных нагрузок и признавали над собой только свое собст-венное начальство. Политотдельцы пользовались возможностью насолить оперативни-кам с помощью давления на местные власти, которые обеспечивали работников полит-отдела жильем, а также постоянно жаловались на чекистов краевым властям. Оперра-ботники, оторванные от аппаратов райотделов и оперсекторов НКВД, в бытовом (и частично служебном) отношении зависели от расположения местной власти. Так, че-кист Е. Е. Липцер жаловался в УНКВД ЗСК, что директор Болотнинской МТС не даёт ему лошадь, «что отражается на оперативной работе». Зачастую меркантильные и лич-ностные конфликты перерастали в затяжные многомесячные склоки (столь характер-ные для внутренней жизни партийно-советских организаций), изредка заканчиваясь переводом оперативников в соседние политотделы. В Новой МТС Купинского района ЗНПО М. М. Портнягин внутри политотдела образовал группу «обиженных» в лице ответственного за комсомольскую работу, женорга и директора МТС, устроивших сва-ру с руководством из-за неправильного распределения продуктов и иных благ. Началь-ник политотдела сообщал в Новосибирск, что его заместитель «держит себя замкнуто и не информирует начальника о своей работе, не участвует в общей политотдельской ра-боте… пишет бесконечное количество жалоб и донесений во все концы…» Портнягин, впрочем, не щадил и коллег, утверждая в своих доносах, что работники Купинского райаппарата ОГПУ – «не состав, а просто компания ничего не делающих склочников».
Сплошь и рядом начальник политотдела яростно обвинял своего зама по опер-работе в недостаточной разворотливости или нежелании как следует бороться с врага-ми, норовил вмешаться в его специфические функции. Обычно в таких конфликтах ру-ководитель политотдела оказывался сильнее своего заместителя, которому плохо помо-гали жалобы чекистскому начальству.
Начальник политотдела Ильинской МТС Хабаровского района А. С. Зубарев 3 июня 1934 г. в специальном приказе поставил на вид своему «второму заместителю» С. М. Ермишкину за то, что тот не информировал политотдел о своей работе. Зубарев ви-дел в Ермишкине просто политотдельца и загружал его хозяйственной и пропагандист-ской работой. В июле 1933 г. Ермишкина послали в Омск принимать комбайны, а затем обязали читать лекции (22 часа) для трактористов. Ещё Ермишкин должен был выезжать в девять колхозов – на два дня в каждый. Начальник политотдела начал обвинять своего заместителя в защите кулаков и скрытии кулацкого происхож-дения (Ермишкин, оформивший весной 1934 г. дело на семь участников «хищнической группы», был против незаконного решения Зубарёва о выселении всех единоличников из колхоза), а также заявил ему, что он, Зубарев, «руководит всем», и ЗНПО обязан да-же в агентурно-оперативной работе действовать исключительно по его указаниям. До-ведённый до нервного расстройства Ермишкин просил перевести его в другой район, но козни Зубарева дали свой эффект – чекиста вскоре осудили на три года лагерей за скрытие происхождения и отправили в Бамлаг НКВД, откуда, впрочем, он быстро вер-нулся4.
ЗНПО Гальбштадтской МТС В. И. Ткаченко летом и осенью 1933 писал Н. Н. Алексееву жалобы на начальника политотдела (и бывшего чекиста!) И. С. Крылова и просил откомандирования из района: «Если бы я не имел бы свою сеть, я был бы пол-ностью изолирован от политической жизни МТС». Ткаченко жаловался, что Крылов «в работе со мной не делится», подрывает авторитет, отказался привезти из города пишу-щую машинку, которой не было в райаппарате ОГПУ… В 1934 г. Крылов (его характе-ризовали как нервозного и вспыльчивого человека, старавшегося всё делать самостоя-тельно и увлекавшегося голым администрированием) работал в Сростинской МТС, и тамошний ЗНПО П. С. Голдырев жаловался, что Крылов, встретив его на улице, в при-сутствии секретаря райкома ВКП(б) накричал на оперативника: «Ты когда будешь ра-ботать! Кругом контрреволюция, ты никого не садишь! Не хочешь работать? Иди к … матери из МТС!» Но и Голдырев был хорош – появлялся на работе пьяным, собирал сведения о личной жизни политотдельцев (и занимал у них при этом деньги), а в нояб-ре 1934 г. был исключён из партии и пошёл под трибунал за пьянство и дачу револьве-ра бригадиру трактористов, из которого тот ранил рабочего. Начальник политотдела Красноярской МТС Омского р-на Сафонов постоянно использовал ЗНПО Г.С. Никули-на на партийно-массовой работе в ущерб основной, а 1 декабря 1934 г. чекист был даже ненадолго исключён из партии за допущение директором МТС снижения урожайности.
Хватало и противоположных примеров. Так, ЗНПО Кипринской МТС Тюмен-цевского района А. П. Черемшанцев на просьбу исполнявшего обязанности начальника политотдела Л. Д. Шайды прийти к нему (в связи со случившимся убийством колхоз-ника) ответил матерной бранью, подытожив ее словами: «И пусть больше ко мне не вязнет!» Естественно, марксистско-ленинской учёбы колхозников Черемшанцев не проводил ни разу… С. В. Юрин из Шарчинской МТС Ребрихинского района ЗСК 5 апреля 1934 г. заявил начальнику политотдела Воронцову, что «совершенно не считает нужным счи-таться» с его предложениями. Юрин не информировал Воронцова о работе, не сообщал сведений о настроениях населения, из-за занятости по службе категорически отказы-вался от партийной работы5.
Начальники политотделов желали выглядеть «святее папы римского» и посто-янно обвиняли чекистов в слабой борьбе с классовыми врагами. Начальник политотде-ла Алексеевской МТС Мошковского района в октябре 1934 г. сообщал краевым вла-стям о пассивности И. П. Прахова, который большей частью сидел дома. В Зырянов-ской райМТС о ЗНПО Е. И. Шашкове 21 мая 1934 г. секретарь РК ВКП(б) и начальник политотдела МТС говорили, что он «крайне слаб как практический оперативный ра-ботник». Начальник политотдела Шарчинской МТС Ребрихинского района в ноябре 1934 г. сообщал, что чекист А. И. Овцин никаких результатов в работе не показал и «12 чел. осуждены за хищения хлеба, саботаж, падёж свиней по материалам самого началь-ника политотдела». В январе 1935 г. начальник политотдела Комарихинской МТС По-кровского района Д. Ласкин жаловался в УНКВД на леность Н. М. Куртукова, якобы совсем прекратившего работу «по специальности». Глава политотдела Титовской МТС Топкинского района Никифоров критиковал чекиста В. М. Старосельникова за то, что тот дал возможность скрыться явным вредителям, а нового «второго заместителя» Б. С. Новичкова, напротив, хвалил за «упорную работу». Нередко сотрудники политотдела слаженно выявляли «врагов колхозного строя»: например, в 1933-34 гг. политотдел Ов-чинниковской МТС Косихинского района ЗСК с помощью чекиста В. К. Буряка каж-дый месяц в колхозах «Гигант», «Искра», «Первое августа», «Память Ленина» вскры-вал «группы социально-чуждых элементов»6.
Иногда политотдельские конфликты осложнялись вмешательством районных властей. Козлом отпущения в политической интриге местного значения стал чекист А. Г. Сектарёв из Шипуновской МТС. Решением бюро Запсибкрайкома ВКП(б) он был снят за затяжку ареста группы кулаков в колхозе «Красный борец» (с. Начинаево), где еще в 1931 г. ОГПУ «разоблачило» контрреволюционную повстанческую группу «Про-снись, Украина!» Уполномоченный ЦК ВКП(б) Б. Е. Трейвас, обследовавший положе-ние дел в Шипуновском районе, прямо обвинил Сектарёва в том, что тот ничего не сде-лал для уничтожения якобы поднявших голову остатков этой мифической «организа-ции». Особенно взбесило руководство райкома ВКП(б) выступление Сектарёва на со-вещании работников политотдела, где он заявил, что в колхозах, обслуживаемых МТС, нет кулаков. За явный оппортунизм его потребовали исключить из партии как «переро-дившегося», так что Р. Эйхе пришлось успокаивать секретаря райкома и напоминать ему, что крайком здесь ограничился постановлением переместить проштрафившегося ЗНПО на менее ответственную работу. В. Ф. Коротков, ЗНПО по оперработе маслосовхоза № 230 в Солонешенском районе ЗСК, в 1936 г. получил парт-выговор от райкома «за отсутствие сигналов в РК ВКП(б) о работниках политотдела совхоза».
Е. И. Малыгин – ЗНПО маслосовхоза № 301 им. Новосибирского горсовета – 20 декабря 1934 г. был исключён из партии Новосибирским горкомом ВКП(б) за органи-зацию склоки в совхозе и потерю классовой бдительности. А делом Я. И. Паршукова, работавшего в совхозе № 234 Любинского района, занимался непосредственно Запсиб-крайком, исключивший его в декабре 1933 г. из ВКП(б) за «антипартийный, клеветни-ческий выпад против руководства партии»7.
Провокация и очевидные нарушения закона были и оставались основным ору-жием чекистов в борьбе за максимальное создание контрреволюционных организаций. Нередко надзорные органы пытались противостоять наиболее очевидным нарушениям законности, вроде арестов без санкции прокурора или долгого необоснованного содер-жания под стражей. Иногда они вмешивались и в святая святых чекистской работы – агентурную деятельность: так, прокурор Павловского района ЗСК в январе 1934 г. ин-формировал политотдел МТС о том, что «агентурная сеть по оперативной части в на-шем кусте работает неправильными методами». П. В. Хорошко – ЗНПО по оперработе Краюшкинской МТС Тальменского района ЗСК – в январе 1934 г. обвинялся краевой прокуратурой в том, что забирал к себе для расследования дела из милиции, задержи-вал их и, соответственно, заключённых, которые находились под арестом без санкции прокурора. Был у Хорошко конфликт и со своим гражданским начальником Мезиным, который потребовал у чекиста назвать источника информации о недостатках в работе МТС и требовал предварительного просмотра собранных Хорошко материалов. Власти рекомендовали чекисту более полно информировать политотдел, а Мезину указали на необходимость урегулировать отношения с заместителем.
Чекист Г. Д. Планкин в Маховской МТС Алейского района занимался откро-венными провокациями. В январе 1934 г. в тамошних колхозах были выявлены две группы расхитителей из 24 человек, организаторами которых оказались осведомители Планкина; недостача в колхозе «Великий перелом» составила полторы тысячи центне-ров зерна. Планкин «официально дал своим осведомителям задание участвовать в во-ровстве колхозного хлеба. В результате эти люди с маленького воровства под защитой политотдела перешли на массовое». Только что демобилизованный красноармеец Пе-тухов, замеченный в неумеренном пьянстве, заявил политотделу, что пьёт по заданию Планкина, «чтобы кое-чего выявить». П. А. Костенко в Курьинской МТС Покровского района ЗСК был обвинён в том, что организовал слежку за одним из заместителей начальника политотдела Глазановым, сдерживал (под видом опасности срыва вёдшейся агентурной разработки) попытки политотдела «само-стоятельно вскрыть безобразия в отдельных колхозах и разоблачить их виновников». В связи с этими обстоятельствами 10 апреля 1934 г. начальник политотдела просил снять чекиста с работы и привлечь к партийной ответственности8.
Схема работы карательного аппарата в 20-50-е годы была стандартной: с помо-щью агентуры выявляли недовольных, которых арестовывали и затем с помощью жё-стких допросов принуждали оговорить себя и других, «сознавшись» в принадлежности к какой-либо антисоветской организации: вредительско-диверсионной, повстанческой, националистической, шпионской. Вербовка агентурно-осведомительной сети была по-ставлена на широкую ногу: так, осенью 1933 г. руководители Тяжинского РО ОГПУ сообщали Томскому оперсектору ПП ОГПУ Запсибкрая, что контрольные цифры «на-саждения сети на мирное и военное время» (420 осведомителей и спецосведомителей, а также 42 резидента) слишком велики и выражали намерение добиться «насаждения» 313 осведомителей и 38 резидентов. Таким образом, на каждого кадрового сельского чекиста приходилось не менее 100 секретных агентов. Нагрузка на ЗНПО была заметно меньше: три-четыре резидента, каждый из которых обычно курировал примерно десять осведомителей. В Ададымском зерносовхозе (Томский оперсектор ОГПУ) агентурная сеть, к примеру, насчитывала 28 чел. Впрочем, чекисты всегда отмечали, что значи-тельная часть наспех завербованной чекистской агентуры является неработоспособной и уклоняется от дачи сводок либо сообщает малоинтересные сведения9.
Деятельность политотделов по масштабной чистке деревни оказалась достаточ-но эффективной и выполнила те политические задачи, которые перед ними ставились: с помощью «вторых заместителей» многие «классово-чуждые элементы» были изгнаны из колхозов, совхозов и МТС и осуждены; в результате во многих колхозах в 1933-34 гг. была изъята значительная часть трудоспособных мужчин. Так, в колхозах Сростин-ской МТС в 1933 г. было арестовано более 320 мужчин, из-за чего некоторые колхозы к посевной 1934 г. лишились до половины работников (следует учитывать, что такой «выдающийся» результат был достигнут в основном трудами Барнаульского оперсек-тора ОГПУ, интенсивно фабриковавшего пресловутые «белогвардейский заговор» и «заговор в сельском хозяйстве»). На апрель 1934 г. в Шебалинской МТС Бийского рай-она в сёлах Б. Угренёва, Бакол и Новиково «70-80% взрослого
населения судилось [на срок] от 1 года 4-5 раз», что, по мнению политотдела, подрыва-ло авторитет суда.
В помощь чекистам и милиции политотделы привлекали даже детей. В июне 1934 г. крайком ВКП(б) и политсектор МТС объявили краевое соревнование пионеров и детей колхозников на лучшее участие в охране урожая. В 28 политотделах МТС си-лами комсомольцев для детей построили 256 сторожевых вышек. Летом и осенью 1934 г. пионеры Закладной МТС Завьяловского района поймали 7 воров, в колхозе «Крас-ный восток» Зиминской МТС Ребрихинского района – 20, в четырёх других МТС – 9 расхитителей10. Среди осуждённых по материалам политотделов преобладают расхити-тели колхозной собственности, что говорит о присвоении политотделами чисто мили-цейских функций. В связи с крайне низкой квалификацией следователей тех лет и их политической тенденциозностью следует учитывать, что и в расследовании дел о хи-щениях могли допускаться грубые нарушения законности, особенно когда из «хищни-ческого элемента» создавались целые группы, обвинявшиеся в том числе и за антисо-ветскую деятельность (вредительство, саботаж).
Имеющиеся материалы дают достаточно много сведений для характеристики ЗНПО. Большинство чекистов-политотдельцев были молодыми людьми (до 30-35 лет), коммунистами с небольшим стажем, крестьянского происхождения и начальным обра-зованием. Среди них (как и среди начальников райотделов ОГПУ-НКВД Сибири) не было ни одной женщины.
Для повседневной деятельности «вторых заместителей» характерен напряжён-ный график работы, связанный в первую очередь с постоянными выездами для встреч с агентурой и подготовкой новых вербовок. Передвижение по территории района осуще-ствлялось обычно на лошадях. Бытовые условия были нередко весьма сложными. Так, М. М. Портнягин ютился в крохотной квартирке, где его дети спали на полу, так как не было места для кровати. Чекист А. И. Овцин требовал жилье с дополнительной комна-той – для оперработы. Получив отказ, он десять дней не выходил на службу. Начальник политотдела жаловался на прогульщика в РО ОГПУ, но Овцин, пробастовав месяц, до-бился-таки квартиры предшественника, а заодно и лучшей лошади. Для улучшения жизненных условий чекисты не брезговали ничем: Е. С. Олейников – ЗНПО по оперра-боте Коробейниковской МТС Усть-Пристанского района ЗСК (активист, к октябрю 1933 г. арестовавший две «вредительские группы») – просто выдворил детей из яслей в с. Коробейниково и занял этот дом под своё жильё.
Большая часть чекистов от напряжённой работы становились неврастениками; нередко они страдали малокровием, туберкулезом и малярией, а квалифицированную медицинскую помощь могли получить только в крупных горо-дах. ЗНПО Ново-Егорьевской МТС Рубцовского района Л. С. Рохмистров болел тубер-кулёзом более полугода, и начальник политотдела сообщал в край, что «держать его здесь, в квартире, без всякой медицинской помощи, в течение ряда месяцев – преступ-но». А. А. Плотников (Залесовский район) в 1934 г. заболел психически, бредил и был отправлен на лечение в Томск, чтобы потом оказаться на работе в системе Сиблага11.
Для морального облика малограмотных и распущенных оперативников было характерно прежде всего повальное пьянство и крайняя грубость. На окружающих они смотрели как на потенциальных сексотов или подследственных, поэтому вели себя со-ответственно. Случалась и обычная уголовщина. ЗНПО по оперработе Курайской МТС ВСК Шердаков в марте 1934 г., разыскивая партбилет начальника политотдела МТС, допрашивал двух рецидивистов, якобы укравших билет. Не добившись возврата, Шер-даков участвовал в их избиении и самочинном расстреле. ЗНПО по оперработе Мало-Увальского маслосовхоза № 258 Татарского района ЗСК П. Н. Букреев за участие в пьяном застолье, закончившемся убийством, а также за самовольную конфискацию у одного из граждан 198 метров мануфактуры и 2.400 руб. был в марте 1936 г. осуждён на три года лагерей. А. М. Каменев, ЗНПО Камышловского племсвиносовхоза, 3 мая 1935 г. Омским обкомом ВКП(б) был снят «за хулиганские действия, выразившиеся в попытках… принудить к половому сожительству женщин-работниц совхоза». С. А. Певень – ЗНПО по оперработе Караканской МТС Сузунского района ЗСК – осенью 1934 г. был снят с должности за избиение четырёх колхозников12.
Для 1933-34 гг., как и для 1937-38 гг., характерно массовое участие оперработ-ников и милиции (а подчас и фельдъегерей) ПП ОГПУ ЗСК в расстрелах осуждённых. Правда, поскольку ЗНПО часто находились вдали от райцентров, они редко привлека-лись к казням. Но был и такой случай, когда А. Н. Филатов, ЗНПО по оперработе За-речной МТС Топчихинского района ЗСК, 17 октября 1934 г. вместе с уполномоченным РО НКВД А. С. Кюрсом присутствовал при расстреле начальником Топчихинского РО НКВД М. П. Бирюковым двух осуждённых, причём в акте о расстреле было особо ого-ворено, что Филатов и Кюрс только присутствовали. Возможно, они выполняли роль охранников, а может быть, таким образом оперативникам прививалась привычка не жалеть «врагов народа».
К середине 30-х годов в основном был завершен процесс коллективизации. Значительно выросла партийная прослойка на селе – низовая опора власти. К началу 1935 г. политотделы МТС были влиты в райкомы, а «вторые заместители» – в райотделы и краевой аппарат УНКВД. Однако «совхозные» чекисты были оставлены на своих рабочих местах. Политотделы в совхозах существо-вали до марта 1940 г., а ЗНПО в них – до октября 1936 г. Результатом деятельности за-местителей по оперработе были не только тысячи осуждённых, но и увеличение аген-турно-осведомительной сети в сельской местности.
Для примерно 500 сибирских ЗНПО середина 30-х годов стала серьёзной закал-кой в их самостоятельной чекистской работе и послужила для самых старательных хо-рошей ступенькой в дальнейшей карьере. Вот, например, послужной список Ф. В. Во-истинова (1904 – ?). С 1929 г. работал практикантом Славгородского окротдела ПП ОГПУ Сибкрая. С 1931 г. – райуполномоченный ПП ОГПУ ЗСК по Панкрушихинскому району, за раскрытие «ряда повстанческих организаций» награждён серебряными ча-сами. С октября 1932 г. – райуполномоченный ОГПУ по Коченёвскому району. С апре-ля 1933 г. – ЗНПО по оперработе Крутолобовской МТС Коченёвского района; в сен-тябре 1933 г. в колхозе «Светлый путь» «вскрыл антисоветскую кулацкую группу» (49 чел.), из числа участников которой арестовал 14 чел. и дела на них направил на рас-смотрение тройки ПП ОГПУ ЗСК. Награждён знаком «Почётный чекист» (1934). В 1935-36 гг. начальник Куйбышевского РО УНКВД ЗСК, с июля 1936 г. возглавлял сек-ретно-политическое отделение Барнаульского ГО НКВД, младший лейтенант госбезо-пасности. С декабря 1936 г. – помначальника и начальник особотдела НКВД 78-й стрелковой дивизии СибВО (Томск), «принимал активное участие в разгроме право-троцкистского подполья». В апреле 1939 г. утверждён Новосибирским обкомом ВКП(б) нач. особотдела НКВД в/с 6895, а в следующем году был переведён в Особый отдел УНКВД по Орловской области13.
Судьбы немалого количества чекистов-политотдельцев сложились весьма дра-матически. Значительная их часть была изгнана из НКВД в период непрерывных пар-тийных чисток (ещё до 1937) за неподходящее социальное происхождение, связь с чу-ждым элементом, службу в армии Колчака, пьянство и различные злоупотребления. Не менее 15 чел. в Западной Сибири были репрессированы в годы «большого террора, в том числе несколько расстреляны. После окончания «великой чистки» множество опе-ративников было тихо уволено из НКВД. За нарушения законности были осуждены не менее 10 чел.; большая их часть провела в заключении от 3 до 5 лет и менее. Так, пре-словутый А.Г. Луньков, осуждённый в 1939 г. за фабрикацию известного «детского де-ла» в г. Ленинске-Кузнецком на 7 лет лагерей, в начале войны был амнистирован, стал начальником штаба у известного партизана С. А. Ваупшасова, получил ордена и в 1949 г. был назначен заведующим отделом Томского ГК ВКП(б). Повезло и такой зловещей фигу-ре, как Г. Ф. Ренних. Он в 1937-38 гг. возглавлял 5-е отделение КРО УНКВД по Алтай-скому краю и, в частности, составил обвинительное заключение по делу на 298 чел. (из них 290 – немцы), осуждённых 29 декабря 1937 г. к расстрелу тройкой УНКВД. Также составил списки на арест 130 жителей Барнаула (большая часть – ударники предпри-ятий), осуждённых тройкой к расстрелу. Ренниха арестовали 6 ноября 1938 г. за нару-шения законности, но уже 4 августа 1939 г. освободили с прекращением дела14.
Немало чекистов оказалось в тюрьме за различные проступки, включая злост-ное хулиганство, нарушение конспирации и т. д. Оперработник В. С. Андрющенко с апреля 1933 г. работал ЗНПО Арлюкской МТС Болотнинского района ЗСК (с. Попе-речное), вскрыл «кулацкую группу» (осуждено 4 чел.), в сентябре 1934 г. вёл дело на 10 «вредителей» в колхозе «Новый мир». С декабря г. был начальником Локтевского РО УНКВД по Алтайскому краю; в ходе только одной из массовых репрессивных акций на рубеже 1937/38 гг. арестовал около 100 чел. С весны 1941 г. – начальник Змеиногор-ского межрайотделения УНКГБ по Алтайскому краю. С 19 июля чекист «беспрерывно пьянствовал» в сёлах Локтевского района, 25 июля 1941 г. «симулировал на него якобы произведённое нападение, разбросав по дороге одежду, вещи, секретные документы, партбилет и ключи от несгораемого шкафа. Прибежав в село Гилёво в квартиру гр-на Фетисенко, нанёс ему выстрелами из револьвера два ранения». За все эти безобразия заслуженный чекист угодил под трибунал. А вот В. П. Данилов, работавший начальни-ком 4-го отделения СПО УНКВД по Алтайскому краю, пострадал по иной причине: в 1942 г. его осудили на шесть лет лагерей за «разглашение совершенно секретных дан-ных». 15
Известно о трёх бывших ЗНПО, пропавших без вести на фронте. Несколько че-ловек в период войны и после нее сделали хорошую карьеру: С. В. Юрин возглавил УНКВД по Витебской области БССР, М. М. Портнягин стал заместителем начальника одного из отделов центрального аппарата НКВД СССР, И. Л. Сигарев – заместителем начальника УНКВД по Омской области. В целом же бывшие ЗНПО стали одной из ос-нов карательного аппарата 30-40-х годов, присутствуя во всех отраслях чекистской ра-боты: выявлявшей «антисоветских элементов», контрразведывательной, транспортной, тюремно-лагерной. А накопленные «вторыми заместителями» многочисленные ком-прометирующие материалы и агентурные разработки после ликвидации политотделов осели в аппаратах райотделов и управлений НКВД и впоследствии как следует послужили чекистам, осо-бенно в период «массовых операций» 1937 – 1938 гг.

1 Советское руководство. Переписка. 1928–1941 гг. М., 1999, с. 186; Папков С. А. Ста-линский террор в Сибири 1928 – 1941. Новосибирск, с. 63-67; ГАНО, ф. п-3, оп. 5, д. 300, л. 82.
2 ГАНО, ф. п-175, оп. 1, д. 139, л. 4, д. 220, л. 161; ф. 911, оп. 1, д. 201, л. 16; ЦДНИИО, ф. 123, оп. 1, д. 122, л. 135, 137; Нарымская хроника 1930–1945. Трагедия спецпересе-ленцев. Документы и воспоминания. М., 1997, с. 172.
3 ГАНО, ф. п-175, оп. 1, д. 10, л. 28, 35, 34-37, 38, д. 56, л. 4, 5, 22, 25, 44, 53.
4 ГАНО, ф. п-175, оп. 1, д. 61, л. 53 об., 54 об., 55 об.; ф. 911, оп. 1, д. 76, л. 14-15; ф. п-175, оп. 1, д. 113, л. 57, 59, 61, 62, 74, 67, 84, 85, 100.
5 ГАНО, ф. п-175, оп. 1, д. 96, л. 192, д. 132, л. 26 об., д. 125, л. 52, д. 231, л. 44, 84, 84 об.
6 Там же, д. 71, л. 29, д. 116, л. 4, 164, д. 112, л. 11, д. 79, л. 29, д. 206, л. 51, 61, д. 161, л. 225.
7 Там же, д. 234, л. 115, 116; РГАНИ, ф. 6, оп. 1, д. 270, л. 34; ЦДНИТО, ф. 206, оп. 1, д. 18, л. 170 об.
8 Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. 1931–1936. Т. 2. Барнаул, 1999, с. 302; ГАНО, ф. п-175, оп. 1, д. 134, л. 13, 14, 31, д. 153, л. 46, д. 144, л. 62.
9 ЦДНИТО, ф. 341, оп. 1, д. 21, л. 74; Папков С. А. Сталинский террор… с. 64.
10 ГАНО, ф. п-175, оп. 1, д. 189, л. 7 об., 14, 176, 185, 198, 201, д. 232, л. 79, д. 61, л. 85, 86.
11 Там же, д. 131, л. 65, д. 157, л. 16, д. 231, л. 238, 238 об., д. 158, л. 68, д. 80, л. 29-30.
12 РГАНИ, ф. 6, оп. 1, д. 776, л. 51; ГАНО, ф. 911, оп. 1, д. 201, л. 611-612, д. 238, л. 84; ЦДНИОО, ф. 14, оп. 2, д. 478, л. 110; ф. 17, оп. 1, д. 57, л. 11; ГАНО, ф. п-3, оп. 2, д. 576, л. 56 об.
13 ГАНО, ф. 1027, оп. 8, д. 31, л. 4; ф. п-175, оп. 1, д. 137, л. 47-49; ф. п-3, оп. 7, д. 294, л. 11; ф. п-4, оп. 18, д. 1910, л. 7, 8, 10; Жертвы политических репрессий в Алтайском крае... с. 366.
14 Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в 1936-1946 // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 21. СПб., 1997, с. 250, 257, 269, 283; ЦДНИТО, ф. 607, оп. 1, д. 150, л. 8, д. 1093, л. 11; РГАНИ, ф. 6, оп. 2, д. 541, л. 154;
15 ЦХАФАК, ф. п-1, оп. 5, д. 30, л. 2, 4, 4 об., 5 об., 11; оп. 18, д. 15, л. 241; Бруль В. И. Немцы в Западной Сибири. Т. 2. Топчиха, 1995, с. 19; ЦХАФАК, ф. п-1, оп. 18, д. 17, л. 39; д. 19, л. 171, д. 156, л. 205.