КУПИТЬ

С.В. Марков. Покинутая Царская Семья

Через несколько дней после того, как я сжег свое письмо к Императрице, я по телефону узнал, что Костя К. вернулся из Дворца домой.

Я уже знал, что Государь 9 марта перед обедом вернулся в Царское Село и со станции Александровка прямо проехал во Дворец, в котором была охрана уже от 1 - го Запасного Стрелкового полка, сменившего по приказанию генерала Корнилова Сводный полк.

Костю я нашел в ужасном настроении. Постаревший за это время на добрые десять лет, похудевший, изможденный сидел он перед тем же камином, перед которым мы каких-нибудь три недели тому назад обсуждали нараставшие события, полные надежд на лучшее будущее... Теперь же события завершились! Первый акт трагедии Императорской Семьи кончился... Государь со Своей Семьей сделался узником в своем любимом Дворце! Я засыпал К. вопросами.

• Ты просишь меня рассказать, как все это произошло? Трудно мне после всего пережитого собраться с мыслями, и ты уж не осуди, если рассказ мой будет не особенно складным! Уже 24 или 25 февраля командир просил нас не покидать Царского, а оставаться дома или находиться в расположении полка. Из Петербурга известия приходили все более и более тревожные... 28-го мы как ни в чем не бывало ужинали в полковом собрании, как нас по тревоге вызвали ко Дворцу. Тревога прошла блестяще, и батальон бегом, в половину меньше назначенного срока, был уже во Дворце. Семь рот мирного состава,¹ в среднем по 110-120 человек, согласно инструкции, заняли свои места вокруг Дворца, имея около двух сотен конвоя в резерве. Ворота закрыли, и моя рота стала непосредственно за Главными Воротами. Так при двадцатиградусном морозе мы простояли до утра! Никто не жаловался. Все знали свой долг. Было неизмеримо тяжело и грустно. Этой ночи я никогда не забуду! Все угрюмо молчали и ждали... а чего ждали, никто не знал; одно было ясно, что вокруг нас происходило что-то небывалое, безпримерное...

г-----------------------------------------------------

¹ 8-я рота батальона была в Петербурге на охране Зимнего Дворца.

L

Рано утром 1 марта Государыня вышла к нам в сопровождении Великой Княжны Марии Николаевны.

• Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! - было нашим ответом на Ее приветствие.

Государыня спокойно обошла все роты, разговаривала с солдатами и здоровалась с офицерами. Она поразила всех нас Своим хладнокровием и, действительно, царственным величием. Бледная, как полотно, с впавшими от безсонных ночей глазами, Она тихим, спокойным голосом говорила с нами, совершенно не обращая внимания на безпорядочную стрельбу, доносившуюся из города и смешивавшуюся с дикими криками и пьяными воплями солдатских толп, бродивших по соседним улицам.

Государыня, поздоровавшись со мной, сказала:

• Вы знаете, Кологривов, что я получила печальное известие о смерти барона Розеншильд-Паулин...¹ Он, бедный, погиб в одном из последних боев... Мне очень жаль его... Он был такой милый!

г ¹ Барон Розеншильд-Паулин был офицером лейб-гвардии Преображенского полка.

L

Я был опечален этим известием. Розеншильд был моим другом. Он пошел снова на фронт, несмотря на то, что был признан инвалидом, потеряв руку в начале войны. Я и стоявшие около меня были поражены такой выдержке, такому невероятному спокойствию Государыни!

В такие минуты Она еще помнила о посторонних вещах, об офицерах на фронте, вспоминала о бедном Розеншильде...

По личному приказанию Государыни шесть рот были сняты с караула и оставлена только дежурная часть. Остальные же солдаты были уведены в обширные подвалы Дворца. Императрица пожалела солдат, стоявших всю ночь на морозе! Добрая, хорошая Государыня! Она и сейчас не подозревает, что этим Своим желанием, желанием разместить солдат у Себя в доме Она выдала их преступной агитации со стороны Ее же придворной челяди!

Кологривов, видя мое изумление, заметил:

• Что, невероятно?.. Не правда ли?!.. Но это так! Какие-то посудники, конюхи и другой низший персонал Дворца к вечеру того же дня были замечены офицерами в расположении солдат, причем были услышаны разговоры вроде:
• Ну, и чего вы тут, как собаки, на соломе валяетесь?!.. Тоже охота ночами на морозе стоять! - и т. д.

Было приказано подобных типов арестовывать, но дело было уже сделано, и ядовитое семя пропаганды брошено в солдатскую массу, сбитую с толка всем происходившим!

Единственным светлым лучом был приход к нам гвардии капитана Лучанинова с несколькими офицерами. Мы с радостью их приняли во Дворец. Солдат же, которых они привели с собой, командир наш побоялся ввести во Дворец, сомневаясь в твердости их настроения. Они были размещены в казармах 4-го Стрелкового полка и вскоре не избегли общей участи: они были очень быстро деморализованы окружавшими их товарищами.

Днем 1 марта приезжал во Дворец Великий Князь Павел Александрович. Взволнованный, он быстро поднялся по ступенькам Собственного подъезда, где стояло несколько офицеров Сводного полка и Конвоя и в ответ на наши вопросы, каково положение, что делается в Петрограде, он ответил:

• Господа! Одна последняя надежда на вас!.. Тогда только мы поняли весь трагизм положения!.. Последняя надежда на нас!

- Понимаешь ли ты, что это значило?!..

Я отлично понял Костю. Это значило умереть у ног Императрицы...

С той же мыслью я сам пробивался во Дворец в памятное для меня утро 4 марта. Я посмотрел на Кологривова. Глаза его были полны слез...

• Мы должны были умереть, защищая Дворец от толпы!.. - продолжал он дрогнувшим голосом. - Да! Это мы бы и сделали, все - как офицеры, так и солдаты! В этом я глубоко убежден! Сделали бы так, как сделала Швейцарская гвардия... Но нам Императрица не позволила сложить наши головы у Своих ног... Я тебе еще расскажу об этом... А пока что еще сказать тебе?.. Об измене Гвардейского Экипажа?.. Это известие едва не убило несчастную Императрицу, и без того больную сердцем, измученную переживаниями последних дней!..

Батальон Гвардейского Экипажа под командой капитана первого ранга Мясоедова- Иванова за несколько дней до революции, действительно, пришел в Царское и был расквартирован в Екатерининском дворце. Охраны он не нес.

Утром 2 марта к нам в дежурную комнату, где находились почти все свободные от наряда офицеры Сводного полка, как бешенный ворвался один из офицеров Гвардейского Экипажа и бледный, как полотно, крикнул:

• Все кончено!.. Матросы бросили Дворец!..

Мы буквально остолбенели от неожиданности... Придя немного в себя, он рассказал нам, что едва спасся из Екатерининского дворца от собственных матросов, которые хотели взять его с собой. Он бегом, с разгону, перепрыгнул саженую ограду и укрылся от них в расположении Александровского дворца... Выяснилось, что рано утром матросы решили бросить Царское и во что бы то ни стало проехать в Петербург, в Думу, на соединение со своими товарищами, бывшими уже там.

Офицеров же они хотели силой взять с собой. Видимо, у них была связь в Петербурге с батальоном, совершившим поход в Думу под начальством Великого Князя Кирилла Владимировича.

Бросив на произвол судьбы знамя, а по дороге на вокзал и свои пулеметы, матросы дикой ватагой устремились в Петербург. Измена Гвардейского Экипажа произвела на нас впечатление разорвавшейся бомбы! Капитан Мясоедов-Иванов был вне себя. Печальную миссию доложить о случившемся Ее Величеству взял на себя нашего полка полковник Лазарев, так как Мясоедов-Иванов был настолько убит изменой вверенной ему части, что едва мог говорить.

Полковник Лазарев с рыданиями в голосе рассказывал нам о своей аудиенции у Ее Величества:

• Государыня приняла меня в красной гостиной, милостиво поздоровалась и спросила о целях моего прихода.
• Ваше Величество, я пришел к Вам, к великому сожалению и горю, с очень печальным известием!

Мне было трудно говорить, и я на секунду запнулся. Государыня посмотрела на меня Своими добрыми глазами и спросила:

• В чем же дело?!
• Ваше Величество! Гвардейский Экипаж без офицеров только что бросил Екатерининский дворец и ушел в Петроград!!!..

Императрица вздрогнула, судорожно схватилась за близ стоявший стул, и мертвенная бледность покрыла Ее лицо. Глаза Ее расширились, и дрогнувшим, хриплым голосом Она спросила меня:

• Что же теперь будет?!.. Кто же остался?!!!..
• Всегда верный своему долгу, Престолу и Родине Сводный Ваш полк! - ответил я.
• Ах!.. Если бы Я это знала раньше!.. - ответила Государыня и отпустила меня.
• Ведь подумай, Сережа, какой это ужас!.. Какой позор!.. - Костя от волнения не мог говорить, и мы несколько минут молчали.
• Государыня за этот день заметно поседела, - прервал молчание Кологривов, - а за изменой Гвардейского Экипажа несчастную Царицу ожидал другой удар!.. В этот же день, после обеда, генерал Гроттен взял меня с собой к новому, революционному коменданту Царского, к которому он решил поехать для выяснения создавшегося положения.

Новое комендантское управление помещалось в Ратуше. Мы поехали в автомобиле, и я провел генерала до комнаты, где помещался комендант. Во что обратилась Ратуша в эти дни, ты и сам видел... Гроттен оставался у коменданта несколько минут и вышел из кабинета в сопровождении двух растерзанного вида солдат. Я бросился к нему со словами:

• Ваше Превосходительство, куда вы?!.. Гроттен смог только ответить:
• Не надо!.. Оставьте!.. Все равно!.. - и безнадежно махнул рукой.

Я инстинктивно без стука ворвался прямо в кабинет к коменданту и увидел..., - голос у Кости задрожал, и он на минуту запнулся... - Увидел за столом, заваленном бумагами, моего однополчанина Императорского стрелка полковника фон Вейса!.. Он был первым революционным комендантом Царского. От волнения я едва мог произнести:

• Господин полковник! Что с генералом?.. Что прикажете доложить Ее Величеству!..

Вейс совершенно спокойно посмотрел на меня, и я услышал безразличный, спокойный ответ: - Передайте Государыне, что я арестовал генерала Гроттена!

- И больше ничего?!..

• И больше ничего! - послышался мне тот же спокойный ответ.

Я машинально повернулся на каблуках и как в полусне вышел из проклятой комнаты...

Мне самому теперь непонятно, как я смог уйти из Ратуши, не разделив участи Гроттена.

На Ее Величество арест Гроттена произвел ужасное впечатление!.. Это был первый сигнал к началу того, что случилось неделей позже, когда нас сменили, а Царская Семья оказалась арестованной!

Вспоминается мне, что мы, несколько офицеров, стояли в вестибюле Собственного подъезда и шепотом разговаривали... Одеты мы были не так, как привыкли видеть нас эти стены. В полной боевой амуниции, в солдатских шинелях, револьверы в кобурах... Открывается дверь на собственную половину... Входит Великая Княжна Мария Николаевна, глаза заплаканы... милое... дорогое личико... Я подхожу к Ней и стараюсь успокоить Ее.

Мария Николаевна оживляется, расспрашивает о том, что делается в Петербурге и, видимо, успокоенная, убегает... Бедные, несчастные Дети... Великие Княжны Мария и Анастасия до последней возможности оставались около Матери, и только сильнейший жар заставил Их лечь в кровать!

Государыня осталась одна со Своими несчастными Страдальцами... Болезнь Их Высочеств действовала на нас угнетающе и, безусловно, вносила в наши ряды замешательство... Дворец обратился в лазарет!..

Об отречении Государя, как это ни странно, мы впервые узнали от одного скорохода и старослужащего лакея после обеда 3 марта. Он шепотом сообщал нам эту ужасную новость... Не хотелось верить, что это так, но вечером Государыня вызвала генерала Ресина и официально сообщила ему об отречении Государя Императора в пользу Великого Князя Михаила Александровича...

Командир собрал нас и, едва сдерживая рыдания, приказал нам передать об этом солдатам... Я спустился в подвал и, как мог, сообщил им об этом акте Государя Императора... Солдаты угрюмо молчали... Некоторые из них плакали навзрыд... Я, как сейчас это помню, не успел еще докончить фразу о том, что Государь Император отрекся от Всероссийского Престола, как из фронта выскочил один из молодых солдат и остановился передо мной:

• Выше Вскблагородие! А что же теперь будет?!.. - пролепетали его побелевшие губы...

Я ответил, что Государь отрекся в пользу Брата Своего, Великого Князя Михаила Александровича, и что Он теперь будет царствовать.

• Ну! Слава Богу! - вырвалось облегченно у солдата, и он перекрестился... За ним последовали и остальные.

На следующий день мы узнали, что и Михаил Александрович отрекся, и что нами правит Дума, а несколько дней спустя мне пришлось увидеть воочию и представителей этой новой власти... Около полуночи, войдя в вестибюль Собственного подъезда, я в нем столкнулся с неизвестным мне генералом с красным бантом на груди в сопровождении каких-то штатских, тоже пышно разукрашенных красными тряпками.

Я услышал, как генерал громким голосом выразил желание видеть "бывшую Царицу"... Он почему-то обратился ко мне... Этого своего разговора я никогда не забуду... Я ответил генералу:

• Ее Величество почивает, и Их Высочества тяжело больны!

На это генерал резко мне ответил:

• Передайте Ей, что теперь не время спать!

Я с огромным трудом сдержался, чтобы не осадить зарвавшегося генерала, но, пересилив себя, также резко ответил:

• Ваше Превосходительство! А вы кто?!..

Генерал с явным недоумением посмотрел на меня и раздраженно бросил:

• Я генерал Корнилов!
• Мне лично о вашем приезде ничего не известно! Обратитесь к дежурному офицеру!

Он так и сделал. Как мне сказали, один из штатских, державшийся наиболее развязно, был Гучков, наш теперешний, с позволения сказать, военный министр.

Через скорохода Государыня приказала сказать приехавшим, что примет их в так называемой "липовой (кленовой - С. Ф.) гостиной".

Я пошел вслед за ними. В момент, когда Корнилов с Гучковым вошли в гостиную, из противоположной двери вошла в нее Государыня. Она была в пеньюаре. В эти безумно тяжелые минуты Она не потеряла Своего Царственного достоинства, Она осталась тем, чем была всю жизнь! Настоящей Русской Царицей! Твердыми шагами Она подошла в Корнилову и, не подавая руки, спросила:

• Что вам от меня нужно, генерал?

Мне было больно и противно смотреть на этих жалких себялюбцев и изменников...

Корнилов инстинктивно, под пристальным взглядом Императрицы, вытянулся в струнку, и до меня донеслись слова, произнесенные хриплым, прерывающимся голосом:

• Мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать... Вам не известно, что происходит в Петрограде... Для Вашей же безопасности я должен Вас... - тут он запнулся, будто ему не хватило воздуха.

Государыня прервала его, и Ее спокойный, твердый голос металлически резко разнесся по гостиной:

• Мне все очень хорошо известно! Вы приехали Меня арестовать?!

Корнилов еще более растерялся и мог только произнести:

• Так точно!
• Больше ничего?! - спросила Царица.
• Ничего! - пробормотал Корнилов.

Государыня еще раз пристально посмотрела на него и, не подавая руки, медленно повернулась и той же твердой, величественной, царственной походкой удалилась на Свою половину...

Кологривов смолк.

Бедная, бедная Государыня! Образ Ее, как живой, стоял перед моими глазами... Высокая стройная фигура, вся в белом, казалось, протягивала мне Свои руки...

• Вы не волнуйтесь, не безпокойтесь... Помните, что мы не можем отвечать за завтрашний день!.. - слышались мне последние слова Императрицы...
• Ну, а теперь осталось немного рассказывать! - продолжал Костя. - После посещения нас Корниловым пошли разговоры о том, что нас снимут с охраны и заменят новыми "верными революции" войсками...

Целый день перед Первым подъездом толкались какие-то делегаты то из Петербурга, то из Царского и вели переговоры с полковником Лазаревым, который принял полк после генерала Ресина.

Мы их вовнутрь Дворца не пускали. Числа 7 марта я сидел в дежурной комнате, как в это время вошел в нее прикомандированный к 4-му Стрелковому полку прапорщик Гольм, которого я знал раньше по полку. Вместо приветствия я услышал развязно дружеское:

• А-а-а! Кологривов, и вы тут? Что вы здесь делаете? Нервы отказались служить, и меня прорвало: я вскочил, точно ужаленный, и дико крикнул:
• Как вы смеете!.. Я знаю, что здесь делаю!.. А тебе здесь не место!.. Вон отсюда, такой-сякой!

Он, как ошпаренный, выскочил из дежурной, а меня присутствовавшие остановили от дальнейшего преследования этого субъекта.

Оказалось, что Гольм приехал по приказанию прапорщика Аксюты, нового командира 1-го полка, для ознакомления с расположением охраны, т. к. 1-й полк должен был сменить нас.

Настроение у всех нас было подавленное, но мы все же надеялись, что нам разрешат остаться во Дворце до приезда Государя, ожидавшегося с часу на час, и мы хотели встретить Его, как встарь, с почетным караулом, с подобающими почестями... Мы надеялись, что, быть может, эта торжественная встреча отрезвит солдат и можно будет что-либо на "ура" сделать... Но товарищи пронюхали, видимо, про этот наш план, и за 4 часа до приезда Государя нас сменили части 1-го полка.

Когда пришли эти революционные стражники, чтобы заменить нас, "почетную охрану Дворца", батальон как один человек отказался впустить их за решетку Дворца и вместо ответа выкатил пулеметы... Еще минута, и было бы жарко. Но Царица попросила к Себе полковника Лазарева. Она не приказывала, Она просила, как мать, подумать о больных Детях... Просила преклониться перед судьбой...

• Не повторяйте кошмара французской революции, защищая мраморную лестницу Дворца!..

Это были Ее подлинные слова... Государыня не хотела, чтобы из-за Нее проливалась кровь Ее верных людей!.. Пришлось преклониться перед последним приказом-желанием несчастной Императрицы!..

Как сквозь туман вспоминаю я о последней своей аудиенции у Государыни! Она благословила меня маленьким образком, который был у Нее, сказав, что никогда не забудет моей верной службы... Конечно, я плакал, и по лицу Государыни струились слезы...

В полном порядке батальон был выведен из Дворца, было вынесено из кабинета Государя наше полковое знамя. Большинство из нас плакало в эти минуты прощания с родным нам Дворцом и Его Царственными Обитателями!..

Когда мы уходили, в парке раздались выстрелы. Батальон был страшно этим возбужден. Оказалось, что солдаты 1 -го полка, пришедшие нам на смену, начали расстреливать черных лебедей, плававших в пруду в парке, а также и мирно пасшихся газелей и коз...

Это была первая кровь, пролитая в расположении Дворца... Кровь любимых животных... Когда доложили об этом Императрице, у Нее вырвалось:

• Начинается!

Вот тебе, Сережа, безсвязный рассказ о том, что мне пришлось пережить за последнее время.

Императрица права: Началось! - Но что?!.. И где же конец?

Кологривов, тяжело вздохнув, вопросительно посмотрел на меня, но что мог я ему ответить?!..