Приобрести книгу "Терское казачье антибольшевистское восстание" в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15495/

В далеком уголке необъятной Родины, окруженные со всех сторон мрачными горами, мы Терцы, были вечными и верными стражниками в защите русской территории от турецко-персидской опасности. Но никто, как мы насаждали здесь среди туземных племен русскую культуру и русскую государственность.

Все наши надежды, все помыслы, всегда неслись туда, где Русь святая, ибо не быть казачеству без России, как не существовать Кавказу без России, без казачества.

                    М. Звягин

К началу революционных потрясений 1917 года территория Терской области составляла—6,6 миллиона десятин (более 72 ты­сяч кв. километров). Население области составляло немногим более 1,3 миллиона человек. Примерно половина его—670 тысяч — это гор­ские народы: на юго-востоке, около Дагестана, кумыки (35 тысяч; ныне эта часть Терской области входит в состав Республики Дагестан), затем чеченцы (270 тысяч), ингуши (60 тысяч), осетины (130 тысяч), кабардинцы (105 тысяч), балкарцы (35 тысяч). На северо-востоке, на миллионе гектаров степных пустынных просторов, кочевали калмыки и ногай­цы (35 тысяч). Также на территории области проживало много армян (27 тысяч), немцев (20 тысяч), грузин (10 тысяч), евреев, персов и других представителей, коренных и пришлых народов — всех в общей сложности до 120 тысяч человек.

Славянское население в Терской области к этому периоду составляло 540 тысяч, в том числе терских казаков — 251 тысяча[1].

Все эти народы в начале XX-го века в силу особенности своего исторического пути, стояли на разных ступенях социально-экономического развития[2]. Так в Кабарде и в Осетии существовали развитые формы феодализма с наличием хорошо сложившегося класса зависимого крестьянского населения. Балкария сохраняла во многом полупатриархальный уклад, хотя и там уже выделились крупные собственники – Таубии. Однако такой экономической властью, скажем, как кабардинские князья, они не обладали. Нечто подобное было и в горном Дагестане с его горскими общинами во главе с муллами и старшинами. Чечня и Ингушетия в значительной степени сохранили патриархальный, родовой строй с его народной демократией. Но и здесь выделились свои знатные и богатые, а в нефтеносных районах и нефтепромышленники капиталисты как, например – Чермоевы.

У всех северокавказских народов существовала своя немногочисленная интеллигенция, возникшая частично под влиянием российской государственности, являвшейся носителем национальной идеи. Вот что сказал по этому поводу о чеченцах писатель – большевик, осетин Дзахо Татуев: «С 1859 года государственная власть выделила несколько фамилий, чтобы через них осуществить в Чечне институт частной крупной собственности на землю. Выделила из числа услужающих. Первое поколение услужало ради закрепления за собой этого права. Поколение же следующее выросло в чеченскую промышленную буржуазию, интеллигенцию тоже. Конкуренция с капиталом великодержавным и казачьим и для него перерастала в форму буржуазно-национальной борьбы»[3].

Теперь рассмотрим экономическое положение северокавказских народов к началу революционных событий 1917 года. Основой существования каждого из них являлась земля, на которой они растили хлеб, пасли скот, за которую проливали кровь в страшных усобицах. Сельским хозяйством, по переписи 1897 года занималось 86,7% население края, 4, 1% - транспортом и торговлей и только 6, 2% было занято в промышленности[4], которая представляла собой небольшие мастерские и обрабатывающие заводы, часто с периодическим, сезонным режимом работы. Сама земля распределялась в следующем порядке. В Кабарде в 1917 году княжеские семьи владели 60% лучших земель , то же положение в Балкарии, в Черкессии 300 крупных помещиков имели больше земли, чем все остальное население в целом[5]. в Адыгеи крестьянство – подавляющее большинство населения владело лишь 17% посевных площадей[6]. Около 20% сельской буржуазии Осетии сосредоточило в своих руках более 50,5% пахотных земель, 11,4% хозяйств были безземельными. В руках 8,6% зажиточных хозяев в Чечне была сосредоточена не только значительная часть земельной собственности, но и 34% тягловой силы[7]. В Дагестане 87% крестьянских хозяйств либо не имели пахотной земли, либо имели её в количестве до 1 десятины на двор. В Балкарии 30% хозяйств не имели пахотной земли[8]. В подобном положении находились все горские народы. Поэтому здесь выступление горского крестьянства, скажем, Зольское восстание и Черекское в 1913 году, носили классовый характер.

Соседство горцев с казачеством создавало предпосылки для еще одного источника напряжения, кроющегося в аграрном вопросе. По данным сельскохозяйственной переписи 1916 и 1917 годах, терское казачество в среднем на двор имело от 8 до 23 десятин земли, в то время как плоскостные чеченцы на одно хозяйство в Веденском округе имели 8,95 десятин и 9,8 десятин в Грозненском округе. При этом на пашни у горцев приходилось по четыре десятины на плоскости на одно хозяйство и до двух десятин в горной полосе. Распределение земель между селениями было крайне неравномерным. В нагорной полосе хлебопашество не могло развиваться в силу топографических условий: каких-либо сплошных пространств для запашки не имелось, пашни были разбросаны клочками по полянам, скатам и горным площадкам. У ингушей на душу населения приходилось всего 0,2 десятины[9]. Терское казачье войско постоянно продолжало политику экономического покорения края путем скупки частновладельческих земель. Чеченские и ингушские сельские общества вынуждены были арендовать земли, главным образом, у казачьих станиц, уплачивая им ежегодно около 450 тысяч рублей.

Следовательно, рано или поздно, поземельные отношения должны были спровоцировать кровавые межнациональные стычки между чеченскими и ингушскими народами и казачеством. Со времен окончания Кавказской войны прошло более 50 лет, но мира между казаками и горцами по-прежнему не было. Так, один из идеологов терского казачества Г. А. Ткачев[10] в 1911 году писал: «Прекратилась ли война в Терской области? В русской истории значится, что в 1859 году, с падением Гуниба и взя­тием Шамиля, прекратилась война и настало мирное развитие на Восточном Кавказе. Не есть ли это роковое недоразумение? ...В самом деле, если у нас действительно мир, то почему весь край под ружьем, без оружия никто не пускается в путь и приезжающие с сельскими продуктами в города казаки обвешаны сплошь боевыми патронами? В крае мир, а по полям рыщут шайки вооруженных людей, отбивают табуны лошадей и скота и исчезают бесследно. В крае мир, а вла­дельцы экономий отстреливаются со своими близкими от вооруженных нападений, ведут с осаждающими целые битвы. В крае мир, а разоря­ются хутора, нападают на станицы»[11].

Опу­танные патриархально-феодальными пережитками, в полном духов­ном плену у фанатичных невежественных мулл и шейхов, лишенные в значительной части земли, а значит и средств к существованию, горцы продолжали борьбу тем оружием, которым история научила их вла­деть — восстаниями, набегами, абречеством...

Абречество на Тереке в годы предшествовавшие Февральской революции получило огромный размах и носила ко всему прочему еще и антирусский характер. Знаменитый чеченский абрек Зелимхан предпочитал совершать налеты на русские конторы, магазины и селения и не обижать чеченцев. Так, за убитых в октябре 1905 года солдатами 17 единоплеменников в базарной ссоре, Зелимхан остановил пассажирский поезд, ограбил пассажиров и убил в отместку 17 человек[12]. Только в 1910 году в Терской области было совер­шено 3650 вооруженных нападений и грабежей[13].  В 1912 году, в рядах фидаев, чеченцы помогали персам драться с гяурами русскими и англичанами в Иране[14].

Еще одна группа необычайно пестрая по своему национальному составу, из которой почти три четверти ее составляли русские, объединена одним общим названием - иногородние. Но иногородние не были однородны и различались по своему социальному составу.

Во-первых, это немногочисленный на Тереке класс рабочих. Численность рабочих в крае были чрезвычайно малы, так, например в Кабарде самым крупным промышленным предприятием был серебросвинцовый рудник «Эльбрус» не имевший даже постоянных рабочих[15]. Промышленность в Терской области не получила тогда еще боль­шого размаха. Было много заводов, фабрик, мастерских — кирпич­ных, черепичных, кожевенных, маслобойных, пивоваренных и прочих, но обычно это были полукустарные предприятия с небольшим числом рабочих и располагавшиеся главным образом в городах, таких как Ставрополь, Пятигорск, Кизляр и Владикавказ.

Быстро развивалась только нефтяная промышленность в Грозном, одна из немногих нефтяных баз дореволюционной России. Перед ре­волюционными потрясениями ежегодная добыча нефти здесь превышала сто миллионов пудов. На нефтяных промыслах, на заводах и в мастерских этого боль­шого промышленного района трудилось до 15 тысяч постоянных рабо­чих, а вместе с временными, сезонными — более 25 тысяч.

Крупными предприятиями были также Алагирский серебросвинцо­вый завод во Владикавказе и Садонские свинцовые рудники на Военно-Грузинской дороге, принадлежавшие бельгийской акционерной компании.

Во-вторых, иногородние — это интеллигенция Терека, его куль­турные силы, технические кадры. Интеллигенция горских народов была еще крайне невелика.

В третьих, иногородние — это промышленная и торговая буржуа­зия Терека. Опять-таки и у горских народов в последние годы быстро вырастала своя буржуазия. В Грозном, например, в руках чеченцев была часть оптовой и розничной торговли, они становились владель­цами мельниц, кирпичных заводов и даже нефтепромыслов. То же самое наблюдалось и в Осетии, и в Ингушетии. Но подавляющее большинство промышленных и торговых предприятий на Тереке при­надлежало иногородним.

Как рабочие, так и интеллигенция были сосредоточены, главным образом, в городах (Владикавказ, Грозный, Кизляр, Моздок, Георгиевск, Пятигорск, Кисловодск) и в крупных населенных пунктах (слобода Нальчик, слобода Хасавюрт и др.). В городах жили также в большинстве ремесленники, кустари, служа­щие, чиновники.

Примерно половину всех иногородних составляли крестьяне. Но здесь надо уточнить одно положение: в 1917—1918 годах в группу иногородних включали и так называемых «коренных» жителей, потом­ков «николаевских солдат», ветеранов кавказских войн. Отслужив 25 лет, такие солдаты получали земельные наделы (по 14 десятин) и создавали около крепостей свои «слободки» с общинным землеполь­зованием. Так образовались слободы Хасавюрт, Воздвиженская, Ве­дено, Шатой и другие.

В Нальчике коренными считались только те, кто поселился здесь до 1871 года, и, следовательно, только они имели право на бесплатный земельный надел, в то время как иногородние права на землю не имели вообще. Такое же положение сложилось и на территории бывшего Баксанского военного поста, где только коренные крестьяне пользовались казенной землей. В общей сложности «коренным» иногородним крестьянам принадлежало 37,5% земли в горной полосе Терской области[16].

Среди коренных крестьян преобладающим было середняцкое хозяйство, среди иногородних - бедняцкое. «Коренные» — это наиболее консервативная часть крестьянства, так же враждебно относившаяся к иногородним, как и казаки.

Настоящие же иногородние крестьяне, наплыв которых из разных мест России на Северный Кавказ продолжался все время, обосновы­вались по всей области в хуторах на арендованных землях, батрачили в помещичьих имениях, в кулацких хозяйствах, у крупных овцеводов[17]. Всего же на Тереке к началу 1917 года проживало 326 тысяч человек иногородних[18].

Постоянный приток людей на благодатные земли Юга страны приводил к уменьшению удельного веса ранее преобладающего здесь казачества. Но оно продолжало играть ведущую роль в осуществлении российской политики в регионе. Традиционное значение политической роли, формы ведения хозяйства, культуры, быта казаков оставались определяющими в системе общественных отношений. К тому же, в условиях Первой мировой войны и усиливающегося системного кризиса в стране выросла роль и значение военных структур, в том числе и казачества.

Одной из главных сил, определявших в то время положение в Тер­ской области, было Терское казачье войско. К 1917 году Терское казачье войско насчитывало около 251 тыс. человек[19]. При этом казачество составляло не более 1/5 всего населения Терской области. Оно представляло собой сложное саморазвивающееся этносоциальное явление. Одновременно входя в отличную социально-экономическую и в социально-классовую группы, казаки являлись полноправными представителями сформировавшегося этноса, оформившегося в специфическое сословие[20].

Крайне затруднительными были вход и выход из сословия, ограниченно дозволенные реформами второй половины XIX в. «Закрытость» этого сословия определяла его «чистоту», а, следовательно, четкое исполнение обязанностей и «генетическую» верность режиму и присяге. Эта кастовость создавала предпосылки высокой организованности, дисциплинированности, устойчивости к различным внешним потрясениям. В этом плане можно говорить о сформировавшемся государственном самосознании казачества, бывшего когда-то «вольницей», но умело, искусно встроенного властью в феодальные структуры Российского государства. Если учесть то, что казачество несло в себе русскую психологию колонизации, то все его перечисленные качества являлись весьма важным фактором сохранения порядка в приграничных районах страны.

Казачество играло значительную роль в системе экономических отношений на Северном Кавказе. Воинская служба сочеталась у них с ведением собственного хозяйства. Число казаков, занимающихся до и после службы земледелием, составляло 94% (9). За свою преданную службу Престолу и Отечеству казаки, составляющие 25% населения Терской области, имели 27% всех земель, а удобных для обработки вообще – 50%. Землевладение за службу определило сохранение в казачьем обиходе многих средневековых черт вплоть до 1917 года[21].

Кроме того, в безвозмездном пользовании Терского казачьего войска входили 1625 кв. верст морских вод — побережье Каспия с рыбными промыслами, исключи­тельное право рыболовства на реках Тереке, Сунже и Малке, соляные промыслы, каменоломни и пр. Главным же источником доходов были нефтяные земли. С 1893 года, когда в Грозном ударил первый нефтя­ной фонтан, по 1917 год Терское казачье войско получило от нефте­промышленников за аренду своих земель до 25 миллионов рублей. Перед революцией ежегодная арендная плата достигала двух миллио­нов рублей[22].

Щедро наделенное землей за свою многовековую службу, терское казачество находилось в привилегированном положении по отношению к остальным коренным и пришлым народам, населяющим Терскую область.

Весь строй казачьей жизни искусственно поддерживался, чтобы отгородить казаков от остального населения, внушить им сознание своего превосходства. При этом Терское казачье войско было своеобразной полувоенной хозяй­ственной организацией. Так выступая в феврале 1918 года на VI войско­вом круге во Владикавказе, есаул Лев Ефимович Медяник[23], исполнявший тогда обя­занности войскового атамана, сказал: «У нас, у Терского войска, боль­шое хозяйство. Тут и недра, и рыбная ловля, и леса, и земли. Владеем мы этим искони, частью по праву войны, а частью по праву свободной колонизации»[24].

В отличие от губерний, Терская область, как и дру­гие казачьи области, находилась в ведении военного министерства, а не министерства внутренних дел. Это и определяло узкокастовое военно-казачье управление областью, без участия в нем не только представителей горских народов, но и иногороднего русского населения. Наказной атаман Терского казачьего войска был вместе с тем и на­чальником Терской области и командующим войсками края. В административном отношении Терская область делилась на четыре отдела (так назывались округа, где жили казаки) — Пятигорский, Моздокский, Кизлярский, Сунженский; шесть округов, где жили горские народы: Владикавказский округ — осетины, Нальчикский — кабардинцы и балкарцы, Назрановский — ингуши, Грознен­ский и Веденский — чеченцы, Хасавюртовский — кумыки; одно приставство, где жили кочевники-ногайцы и калмыки. Отделами управляли отдельские атаманы, станица­ми— станичные атаманы; округами управляли начальники округов, селениями и аула­ми горцев — старшины. Областной центр город Владикавказ был отдельной администра­тивной единицей.

К началу царствования Николая II были законодательно закреплены основные принципы взаимоотношений государства с казачьими обществами, которые практически без изменений просуществовали до 1917 года. С одной стороны, государство гарантировало казакам сохранение замкнутого традиционализма казачьей общины, с другой стороны, требовало полной отчетности обо всех процессах, внутри этой общины происходящих. Данные отношения подразумевали и взаимные обязательства: казаки готовы были служить и служили в составе войск Российской империи, а правительство наделяло их определенными имущественными, налоговыми и социальными льготами.