Так сложилось, что если сейчас в России и вспоминают военных летчиков времен Первой мировой войны, чаще всего разговор ограничивается упоминанием имени Петра Николаевича Нестерова — автора «мертвой петли», первого пилота, ценой собственной жизни таранившего противника в воздухе. А ведь в течение 1914—1918 годов «войну над крышами» вели сотни мужественных офицеров и солдат, прославившихся блистательными подвигами. Наш рассказ пойдет о самом результативном русском летчике времен Первой мировой войны — первом летчике-истребителе в полном смысле этого слова…
Военная авиация Великой войны была, пожалуй, самым элитным и в то же время самым демократичным родом войск (вернее, так говорить нельзя, поскольку формально ВВС относились к инженерным войскам). Здесь не было места карьеризму, не работали связи — в цене были только индивидуальные качества каждого летчика, его умение и мужество. Не случайно в авиацию переводились самые инициативные, дерзкие и деятельные офицеры из разных родов войск, и за штурвалом самолета можно было встретить кого угодно — от флотского лейтенанта до казачьего сотника, от рядового-вольноопределяющегося до полковника. Но охотнее всего летчиками становились кавалеристы — им нравились присущие воздушному бою скорость и лихость, роднившие авиацию с конницей.
Александр Александрович Казаков, а именно о нем пойдет речь ниже, был настоящим кавалеристом по натуре — отважным, напористым, не терпевшим рутины, холодному расчету предпочитавшим немедленное действие. Он родился 2 января 1889 года в Херсонской губернии в дворянской семье и рано выбрал военную карьеру. В десятилетнем возрасте мальчика определили в Воронежский кадетский корпус. У этого учебного заведения была уникальная история — корпус был основан на средства, пожертвованные ветераном Отечественной войны 1812 года генералом Н.Д. Чертковым, при этом сам Чертков категорически возражал против того, чтобы корпус назвали его именем. В итоге в 1845 году был открыт Михайловский воронежский кадетский корпус (11 января 1905 года он был переименован в Воронежский Великого Князя Михаила Павловича кадетский корпус). Среди его знаменитых выпускников были создатель легендарной винтовки-«трехлинейки» С.И. Мосин, изобретатель электрической лампочки А.Н. Лодыгин, поэт Ф.Н. Берг, журналист А.С. Суворин.
Белые погоны с красивым вензелем «М», увенчанным короной, Саша Казаков носил до 1906 года. Кадетские годы закалили его, сделали подростка юношей и, самое главное, окончательно дали понять — с выбором профессии он не ошибся. Летом 1906-го 17-летний Александр поступил в Елисаветградское кавалерийское училище, которое готовило офицерские «кадры» в основном для Киевского, Одесского и Харьковского военных округов. Казаков с удовольствием облачился в положенную юнкерам этого училища драгунскую форму с алыми погонами. К строгому распорядку армейской жизни юноше было не привыкать с кадетских времен, и суровый училищный быт не был для него в тягость.
Два училищных года пролетели быстро. 5 июня 1908 года корнет Казаков был выпущен в 12-й уланский Белгородский Его Величества Императора Австрийского, Короля Венгерского Франца Иосифа полк, расквартированный в городке Проскуров Подольской губернии (ныне — Хмельницкий, Украина). Вместе с 12-м драгунским Стародубовским, 12-м гусарским Ахтырским и 12-м Донским казачьим полк входил в состав 12-й кавалерийской дивизии. Уланский Белгородский был одним из самых старых и заслуженных полков русской армейской кавалерии — белгородские уланы прославились доблестью во время участия в Заграничном походе 1813 года и Русско-турецкой войне 1877—1878 годов, а старшинство полка считалось с 9 мая 1701 года.
2 декабря 1908 года Казаков получил свою первую награду — медаль, посвященную 60-летию правления императора Австро-Венгрии Франца Иосифа. Дело в том, что Франц Иосиф был шефом 12-го Белгородского полка, и юбилейной награды были удостоены все его офицеры. 10 июня 1911 года Казаков был произведен в чин поручика, а 18 августа 1913-го удостоился первого ордена, обычного для молодого офицера, — Святого Станислава 3-й степени.
К этому времени Александр Казаков, как и многие его сверстники по всей России, глубоко увлекся новейшим по тем временам видом спорта — авиационными полетами. Впервые жители Российской империи увидели парящий в небе аэроплан в 1909 году — в июле этому зрелищу рукоплескала Одесса, в сентябре — Москва, в октябре — Петербург… Немногим позже на всю страну прогремели имена первых русских авиаторов — Михаила Ефимова, Сергея Уточкина, Николая Попова, Владимира Лебедева. К 1911 году авиаторы уже гастролировали с публичными полетами по всей России, мужество и смелость летчиков вызывали всеобщее восхищение, их профессия казалась невероятно романтичной. Разделял эти чувства и Александр Казаков, тем более что в 12-й кавдивизии тоже служили первые пилоты-любители. Так, газета «Подолия» красочно описывала подвиги местного авиатора: «16 июля, в 7 часов 45 минут утра, войска меджибожского лагерного сбора собирались на ученье… С востока, со стороны Бердичева, раздался характерный шум мотора и полки увидели быстро приближающийся и очень красиво выделяющийся на голубом небосклоне аэроплан. Все взоры были прикованы к этой большой ласточке, которая, быстро побеждая воздушное пространство, прямо неслась по направлению собиравшихся войск; но вот мотор выключен, шум прекратился и, склоняясь к земле, аэроплан начал спускаться, достиг земли, пробежал несколько саженей, повернулся и замер шагах в 50-ти от бригады у казармы 5-го эскадрона Ахтырского гусарского полка. Это прилетел из Киева штабс-ротмистр Ахтырского гусарского полка Есипов на “Ньюпоре” — авиатор по призванию, весь отдавшийся своему смелому делу и уже совершивший немало блестящих и продолжительных перелетов в Бердичев, Житомир и теперь в стоянку родного полка — Меджибож».
Неудивительно, что на возможности авиации сразу же обратили внимание военные. Еще в 1908-м в газете «Русский инвалид» появилась большая статья «Военное применение аэропланов», анонимный автор которой утверждал, что в грядущей войне каждая из воюющих сторон будет бороться «за господство государства в воздушных стихиях». А в следующем году в Главном инженерном управлении Русской Императорской армии задумались об устройстве в стране первого военного аэродрома. Выбор пал на Гатчинское военное поле, и вскоре там начал действовать Авиационный отдел Офицерской воздухоплавательной школы — единственное учебное заведение, готовившее военных пилотов. Штат Авиационного отдела состоял из шести офицеров, двух военных чиновников, пятидесяти строевых нижних чинов и девятнадцати нестроевых. Начальником отдела был назначен подполковник (с 1913 года полковник) С.А. Ульянин, инструкторами — штабс-капитан Г.Г. Горшков и поручик Е.В. Руднев. Уже во время Второй международной авиационной недели, прошедшей в Петербурге 14—22 мая 1911 года, инструкторы и ученики Авиационного отдела продемонстрировали свои умения. Да и вообще эта неделя имела ярко выраженный армейский характер: летчики «бомбили» цель пакетами с мелом и приземлялись на нарисованную на земле корабельную палубу. 7 июля 1911 года Авиационный отдел сделал свой первый выпуск — семь офицеров, ставших первыми профессиональными военными летчиками России (назовем здесь их имена: А.М. Вегенер, А.А. Карпов, С.М. Бродович, Н.Н. Данилевский, Л.А. Дацкевич, А.В. Панкратьев, Б.Н. Фирсов).
Разразившаяся год спустя Балканская война подтвердила правильность мысли о том, что в XX веке авиация станет важным военным козырем — в 1912-м родились самолеты-разведчики, самолеты аэрофотосъемки и первые бомбардировщики. Казаков с волнением следил за новостями с фронта, в которых описывались действия русского добровольческого авиаотряда, сражавшегося в составе армии Болгарии.
К концу 1913 года поручик уже твердо сделал свой выбор в пользу авиации. Противодействовать подчиненному командир 12-го Белгородского полка полковник В.М. Тусский не стал, и 23 января 1914 года Казаков согласно прошению был командирован в Авиационный отдел Офицерской воздухоплавательной школы для обучения полетам. Одновременно с ним учился другой в будущем легендарный ас Первой мировой — Евграф Николаевич Крутень.
Наставником Казакова стал сам начальник Авиационного отдела, 42-летний полковник Сергей Алексеевич Ульянин. Это был разносторонний, обладавший множеством талантов человек — пилот, изобретатель, авиаконструктор. И еще у Ульянина был дар прирожденного учителя. Он терпеливо возился с курсантами отдела, разъясняя им все тонкости техники пилотирования. И вот первый в жизни Казакова учебный полет. С собой в кабину аэроплана Александр взял маленькую иконку святителя Николая Чудотворца (и с тех пор никогда не отправлялся в полет без нее). Семь секунд разбега, последние 80 метров земли, по которым пробежали колеса шасси… И Гатчинский аэродром с расставленными на нем аэропланами уже где-то далеко внизу. Незабываемые минуты в жизни любого летчика!..
За девять месяцев учебы Казаков освоил несколько типов аэропланов — французские «ньюпор», «СПАД» и «моран-солнье», германский «Бранденбург». Тактику воздушного боя офицерам никто не преподавал — такой дисциплины просто не существовало. Но в России, в отличие от других европейских государств, роль самолетов в грядущей войне отнюдь не ограничивали только разведкой, фотосъемкой позиций противника и бомбардировкой. В 1912-м в Петербурге была опубликована книга капитана 2-го ранга Н.А. Яцука «Воздухоплавание в морской войне», автор которой утверждал, что в будущей войне летчики станут активно применять тараны, а в утвержденных в августе 1913-го «Кратких руководящих данных для пользования аэропланами…» говорилось уже об отдельных авиаотрядах, самолеты которых предназначались бы для уничтожения вражеских аэропланов в воздухе и на земле. Это были первые, пока еще теоретические шаги к созданию истребителей.
Казаков горячо разделял эти убеждения и работал в школе серьезно, с полной самоотдачей, тем более что близость войны чувствовали все — летом 1914-го над Европой сгущались тучи. Громом прозвучал выстрел Гаврилы Принципа в Сараеве. А после того как в России была объявлена всеобщая мобилизация, Александр Казаков, как и другие ученики, жил только одним: скорей бы на фронт!.. Всех глубоко впечатлила героическая гибель выпускника Авиационного отдела 1912 года — штабс-капитана Петра Николаевича Нестерова, 26 августа 1914 года ценой своей жизни таранившего австро-венгерский аэроплан. Полковник Ульянин тяжело переживал смерть своего ученика.
…Вопреки широко распространенному мнению о «технической отсталости царской России» именно она начала Первую мировую войну, имея на вооружении самый многочисленный воздушный флот среди всех воюющих держав — 244 самолета, сведенных в 39 авиационных отрядов, приданных армейским корпусам. Налицо в армии числился 221 летчик, включая 170 офицеров, 35 нижних чинов и 16 вольноопределяющихся. К 1 января 1915 года из них погибло 33 человека, в том числе 6 — в бою, 5 — в авариях, а 22 пропали без вести или попали в плен. Однако воздушные боевые действия в 1914-м сводились к разведке и реже бомбардировке: ВВС как Антанты, так и Тройственного союза еще не освоили производство самолетов, которые вскоре получили определение «истребитель».
И вот наконец настал долгожданный день 24 сентября 1914 года. Перед строем Авиационного отдела полковник Ульянин вручил поручику Казакову свидетельство об окончании курса обучения по 1-му разряду. Отныне Александр был одним из 95 русских офицеров, имевших квалификацию военного летчика (как было модно сокращать в те годы — военлета). Казаков с гордостью прикрепил на погоны введенную в июле 1913-го эмблему военного летчика — серебряного двуглавого орла с вензелем Николая II и скрещенными мечом и пропеллером, а на левую сторону кителя — знак военного летчика: серебряный венок с двумя скрещенными мечами, крыльями и щитом.
Но долгожданной отправки на фронт за окончанием курса не последовало — Казакова оставили в Авиаотделе на должности обучающего офицера. Это объяснялось тем, что с началом войны русской армии попросту не хватало самолетов, и военлеты ждали поступления с завода «своей» машины. Казаков «встал в очередь» на хорошо известный ему по авиашколе аэроплан марки «моран-солнье» типа G. Этот моноплан, разработанный во Франции в 1912 году, был очень простым по конструкции — разобранный и упакованный в ящики «мо-ран» два механика могли вручную собрать и полностью подготовить к полету всего за 11 минут. Мощность двигателя «Гном» составляла 50 лошадиных сил. На аэроплане этой модели были выполнены нашумевшие перелеты по маршрутам Сан-Рафаэль — Бизерта, Париж — Москва и Москва — Париж (1913), Каир — Хартум — Каир (1914); в 1912-м французский пилот Ролан Гарро установил на «моране» мировой рекорд высоты, поднявшись на 5610 метров, а англичанин Густав Хэмел в 1913-м разогнал этот аэроплан до 122 километров в час. «Моран» типа G был связан и с именем П.Н. Нестерова — именно на нем великий русский летчик за пять часов преодолел расстояние от Москвы до Петербурга, на нем же совершил свой последний подвиг, стоивший ему жизни.
В России «мораны» были оценены по достоинству, и в 1914-м сразу несколько заводов наладили выпуск этих самолетов по лицензии. В Петербурге «мораны» выпускались заводами В.В. Слюсаренко, А.А. Пороховщикова и В.А. Лебедева, а в Москве завод «Дукс» ежемесячно собирал 10—12 таких аэропланов. Именно из Москвы и ждал Казаков «свой» самолет, номер которого был ему известен заранее — 316.
Наконец с «Дукса» пришло долгожданное известие о том, что казаковский «моран» готов. Полковник С.А. Ульянин пытался уговорить талантливого ученика остаться в Авиационном отделе на постоянной основе, но молодой офицер был непреклонен — только фронт!.. 15 декабря 1914 года он отбыл в IV корпусной авиационный отряд. Как следует из названия, этот отряд был придан 4-му армейскому корпусу, действовавшему в то время на территории Польши.
Корпусные авиаотряды русской армии были относительно небольшими подразделениями. Командовали ими офицеры в чине штабс-капитана или капитана, по штату в отряде числилось шесть офицеров-военлетов и 124 нижних чина. На вооружении состояли шесть самолетов (так называемая «первая линия»; еще шесть числились во «второй линии» и шесть были заранее приписаны к отряду, еще будучи в стадии постройки), 16 винтовок, 10 пистолетов и револьверов. Из транспортных средств корпусной авиаотряд располагал грузовиком, мотоциклом и 62 лошадьми. В обозе отряда числились 16 пароконных подвод, шесть двуколок для перевозки бензина, две офицерские повозки и походная кухня. Запасы ГСМ составляли 140 пудов «легкого» и «тяжелого» бензина и 30 пудов касторового масла.
На Рождество, 25 декабря 1914 года, за неделю до своего 26-го дня рождения, поручик Александр Казаков отправился в первый боевой вылет, который едва не закончился трагедией — на «моране» загорелся двигатель, и летчику с трудом удалось посадить аэроплан. Сам самолет удалось потушить, а вот двигатель восстановлению не подлежал, пришлось устанавливать новый. Дальнейшие вылеты обходились уже без происшествий. 6 января 1915 года Александр Казаков на «моране» произвел разведку вражеских позиций в районе Скерневицы — Болилов — Мочелы — Лович. А уже на следующий день, 7 января, поручик впервые встретил в воздухе противника — австрийский самолет. Неприятельский летчик тоже заметил Казакова, но спокойно продолжал свой полет. Такое «мирное сосуществование» в небе было нормой после гибели 26 августа 1914 года Нестерова — встречаясь, пилоты воюющих держав джентльменски покачивали крыльями в знак приветствия и следовали своими курсами. Конец такому панибратству положил именно Казаков. Он резко бросил машину на врага, и ошеломленный его поведением австриец поспешно повернул восвояси. Убедившись, что враг пересек линию фронта, поручик вернулся на свой аэродром. После второго вылета он загорелся идеей создания полноценного самолета-истребителя, который мог бы бороться с вражескими аэропланами.
В течение января 1915-го военлет Казаков совершил еще семь разведывательных полетов (за них 27 января 1916 года он был награжден орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость» — Анненским оружием). Все это время он обдумывал свою идею. Логичнее всего было бы установить на аэроплане пулемет, но обычный станковый «максим» был слишком тяжел для хрупкого «морана». Казаков нашел оригинальный выход. Он решил закрепить на фюзеляже своего самолета маленький якорь — «кошку» — с подвижными лапами, на которых, в свою очередь, размещалась пироксилиновая шашка. Летчик рассчитывал в бою подняться над аэропланом противника и с размаху зацепить его «кошкой», после чего взрыв шашки должен был разрушить вражеский аппарат. Чтобы испытать свое устройство, Казаков протянул между двумя деревьями трос и во время полета задел его якорем. Раздался взрыв, который уверил офицера в правильности его расчетов. Оставалось только проверить теорию в бою…
Солнечным мглистым утром 18 марта 1915 года аэродром IV корпусного авиаотряда, размещавшийся в польском селе Гузов на правом берегу Вислы, подвергся бомбовым ударам с вражеского аэроплана. Не обращая внимания на опасность, Казаков бегом кинулся к своему оснащенному «кошкой» «мо-рану», запустил двигатель, взлетел и повел свой самолет наперехват противнику. За 17 минут русскому пилоту удалось набрать двухкилометровую высоту и занять удобную позицию над двухместным германским «альбатросом», уступавшим «мо-рану» в скорости. Но в самый ответственный момент «кошку» заклинило. «Что было делать? — вспоминал Казаков. — Два фронта, 40 000 глаз — русских и немецких — смотрели на нас из окопов. Уйти, не сделав ничего, находясь в нескольких метрах от противника, — позор перед этими 20 000 русских глаз». «Разве раздумывал в такой ситуации Нестеров?» — промелькнуло в голове у Казакова. Разозлившись на самого себя, поручик резко бросил машину в отчаянную атаку…
Сам Казаков впоследствии описывал прославивший его воздушный бой так: «Проклятая кошка зацепилась и болтается под днищем самолета… Тогда я решил ударить “Альбатрос” колесами по его верхней поверхности. Недолго думая, дал руль вниз… Что-то рвануло, толкнуло, засвистело, в локоть ударил кусок крыла моего “Морана”. Неприятельский “Альбатрос” наклонился сначала на один бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз… Я выключил мотор — одной лопасти на моем винте не было. Я начал планировать, потеряв ориентировку, и только по разрывам шрапнелей догадался, где русский фронт. Садился парашютируя, но на земле перевернулся. Оказывается, удар был настолько силен, что шасси было вогнуто под крылья». Весь бой занял ровно полчаса — с 11.00 до 11.30.
На родном аэродроме мужественного военлета встречали как героя. Ликовали и ставшие свидетелем беспримерной воздушной схватки русские солдаты. Еще бы!.. Это был второй в истории авиации воздушный таран и первый, после которого совершивший его летчик остался в живых и смог удачно посадить машину. Забегая вперед скажем, что таран Казакова оказался и последним в истории Первой мировой войны — больше этот прием боя не повторил ни один пилот ни одной из воюющих сторон.
28 июля 1915 года герой-летчик был удостоен за свой подвиг Георгиевского оружия. В Высочайшем приказе говорилось, что высокая награда вручена Казакову «за доблестный подвиг 18-го марта 1915 г., выразившийся в том, что по собственному почину взлетел у с. Гузов на своем аппарате, погнался за германским аэропланом, производившим разведку в нашем тылу и бросавшим бомбы в Гузовский аэродром, настиг его близ усадьбы Воля-Шидловская и, хотя не успел опрокинуть врага особым якорем, сбил его, с явной опасностью для собственной жизни, ударом своего аппарата о верхнюю плоскость неприятельского, в результате чего было прекращение противником разведки и метания бомб». Месяцем раньше, 28 июня, Казаков был произведен в следующий чин штабс-ротмистра. А еще раньше, 2 апреля 1915-го, его наградили орденом Святой Анны 3-й степени за… успешное окончание Авиационного отдела Офицерской воздухоплавательной школы.
20 августа 1915 года инициативного и храброго офицера назначили командиром XIX корпусного авиационного отряда, воевавшего на только что созданном Северном фронте. Фронтовая жизнь по-прежнему состояла из постоянной боевой работы — разведки, аэрофотосъемки, бомбежек вражеских позиций… Но мысль о полноценном истребителе не переставала преследовать Казакова. Он уже знал, что на фронте появились первые самолеты, вооруженные пулеметами. Да и вообще русская авиация набралась боевого опыта, стала увереннее в своих силах. Всего к концу 1915 года ВВС России насчитывали 322 боевых самолета, русские летчики сделали 9993 боевых вылета, проведя в воздухе 14 647 часов.
Реализовать мечту об истребителе Казакову удалось, лишь когда в его отряд поступил двухместный французский разведчик «Ньюпор-10AV» (в России его называли «Ньюпор-9»). Казаков решил переделать новую машину в одноместный истребитель, и в феврале 1916 года киевский механик В.В. Иордан выполнил этот необычный заказ. Правда, Иордану так и не удалось решить существенную в то время проблему — как заставить пулемет стрелять сквозь вращающийся винт. Единственное, что смог сделать конструктор, так это установить «максим» под углом 24 градуса к оси мотора. Это обусловило тактику воздушного боя Казакова на «ньюпоре» — атаковать на этом самолете можно было лишь спереди или снизу с хвоста. Большим плюсом пулемета был огромный боезапас — 700 патронов.
14 июня 1916 года Казаков сбил на «ньюпоре» свой второй вражеский самолет — уже не тараном, а с помощью пулемета. Это произошло в Белоруссии, в районе озера Дрисвяты.
А 16 июля штабс-ротмистр принял участие уже в групповой воздушной схватке — недалеко от Двинска (ныне Даугавпилс, Латвия) разгорелся бой между двенадцатью русскими и двенадцатью германскими самолетами. В тот день штабс-ротмистр уничтожил своего третьего «немца». За мужество, проявленное на должности командира XIX авиаотряда, А.А. Казаков был награжден боевыми орденами Святого Станислава 2-й степени с мечами (4 июля 1916 года), Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (7 сентября 1916 года) и Святой Анны 2-й степени с мечами (21 апреля 1917 года).
9 августа 1916 года XIX корпусной авиаотряд штаб-ротмистра Казакова был выведен с Северного фронта в тыл, на формирование принципиально нового соединения — Особой группы (позже она была переименована в 1-ю боевую авиагруппу, БАГ). В ее рамках были объединены II, IV и XIX корпусные авиаотряды. Таким образом, в составе группы числилось 18 самолетов. Командиром 1-й БАГ стал штабс-капитан А.В. Залесский, которого затем сменил штабс-капитан П.О. Якобишвили. Но и сами эти опытные летчики, и другие офицеры группы негласно признавали старшинство Казакова, так что на деле функции командира части свелись к ведению штабной документации. Да и сослуживцы единодушно восхищались Казаковым. Так, воевавший в 1-й БАГ И.У. Павлов писал: «Казаков в моем представлении был самым крупным героем 10-миллионной царской армии. Человек с громадной силой воли, необычайно храбрый, способный в воздушном бою подходить в упор к противнику и драться до тех пор, пока тот не свалится на землю, — он вызывал восхищение в летной среде. За эти качества я уважал его, у него учился». Эта характеристика дорогого стоит, учитывая, что написана она человеком, который стал в Красной армии комкором, главным инспектором ВВС и которому ничего не стоило в своих мемуарах нарисовать Казакова типичным «царским сатрапом».
На вооружение 1-й боевой авиагруппы поступили французские самолеты «Ньюпор-11» и «СПАД-А.2». Это были уже принципиально новые боевые машины — самолеты-истребители, оснащенные пулеметом, стреляющим сквозь вращающийся винт. Впервые такую схему предложил французский летчик Ролан Гарро, а усовершенствовали ее немцы, которым достался в качестве трофея сбитый аэроплан француза. Третий год войны ознаменовался появлением на фронте грозного противника — германского истребителя «Фоккер-Е», вооруженного синхронным пулеметом. В русском небе им противостояли «ньюпоры» и «СПАДы». К концу 1916 года в России насчитывалось уже 724 боевых самолета, русские летчики сделали 15 435 боевых вылетов. К сожалению, большая часть потерь русской боевой авиации приходилась на аварии: 52 летчика из 100 погибали именно из-за неполадок техники, 18 — от зенитного огня противника и только 7 — в воздушном бою…
В конце августа 1916 года 1-я БАГ прибыла на Юго-Западный фронт, в район Луцка. В то время в воздухе господствовала австрийская авиация, и перед русскими военлетами была поставлена внешне простая задача — изменить обстановку в нашу пользу.
Начались бои. В течение месяца, за август—сентябрь 1916-го, пилоты 1-й боевой авиагруппы сбили два и повредили восемь вражеских самолетов, при этом сами потеряли одну машину. Первым трофеем группы стал сбитый 24 августа «альбатрос». Казаков атаковал его на своем «ньюпоре», а подпоручики Г.В. Башинский и Б.А. Губер на «СПАДе» добили противника. Экипаж «альбатроса» был ранен и попал в плен.
26 августа Казаков вступил в бой сразу с семью вражескими самолетами. Один из них ушел в сторону линии фронта, оставляя за собой длинный шлейф дыма. Всего до 13 сентября Казаков совершил 12 боевых вылетов, а деятельность 1-й боевой авиагруппы удостоилась высокой оценки командования Юго-Западного фронта: «Система эскадренных воздушных боев дала блестящие результаты — ни один вражеский самолет не мог проникнуть в воздушное пространство над нашими войсками». За четыре месяца авиагруппа уничтожила восемь и повредила четырнадцать вражеских самолетов, потеряв только одну машину. Неудивительно, что у 1-й боевой сложилась устойчивая репутация лучшей авиационной части русской армии.
Вот как описывал свое прибытие в 1-ю БАГ молодой летчик Иван Смирнов: «В штабе группы я увидел склонившегося над картами невысокого худого офицера с напомаженными усами. То был Казаков. Он сказал: “А, Смирнов! Я видел ваши документы. У вас хорошие рекомендации. Вы попали в лучший отряд России, где летают только лучшие пилоты. Желаю удачи!”». Надо сказать, что такое короткое напутствие вполне вдохновило Смирнова — в апреле 1917 года он был произведен в прапорщики, за храбрость в воздушных боях удостоен Георгиевского креста всех степеней, ордена Святого Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия, сбил 12 вражеских самолетов и стал пятым по результативности летчиком-истребителем страны…
8 декабря 1916 года, в ясный морозный день, Казаков атаковал тройку вражеских самолетов-разведчиков и после короткого боя сбил австрийский «Бранденбург-С.1». Пилот Иоганн Кольби погиб в воздухе, раненый летчик-наблюдатель Франц Вайгель с трудом посадил машину, получив при посадке травмы. За этот подвиг Александр Казаков был (правда, далеко не сразу, а только 31 июля 1917 года) удостоен высшей воинской награды России — ордена Святого Георгия 4-й степени. В Приказе по армии и флоту говорилось, что орден ему вручен «за то, что, будучи в чине штабс-ротмистра, 8-го декабря 1916 года, вылетев на самолете “Ньюпор”, типа истребителей, для преследования немецких самолетов, появляющихся над нашим расположением, отогнал в районе Горохова двух немцев, атаковал третий самолет в районе д. Забороль, в пяти верстах к западу от Луцка, и двумя пулями в голову убил пилота. Аппарат, кое-как управляемый легкораненым наблюдателем австрийским обер-лейтенантом, упал в нашем расположении и был захвачен нашими войсками».
25 января 1917 года 1-я боевая авиагруппа была переведена на южный участок Юго-Западного фронта, в район Монастыржеско — Подгайцы — Галич — Свистельники — Козово. К сожалению, этот перевод сопровождался большой неразберихой и множеством проблем (не хватило железнодорожных вагонов и платформ), поэтому к новому месту дислокации группа прибыла лишь в конце марта. С конца февраля А.А. Казаков исполнял должность командира соединения, а с 14 марта 1917 года он стал командиром группы уже официально. В служебной характеристике, выданной Казакову в те дни, говорилось: «Выдающийся военный летчик и офицер. Своей беззаветной храбростью и решительностью всегда служит блестящим примером своим подчиненным. Технически очень хорошо подготовлен и отряд в этом отношении держит высоко». К этому времени авиагруппа была целиком перевооружена французскими истребителями «Ньюпор-17» — самыми совершенными на тот момент самолетами ВВС стран Антанты. На их килях красовались белые «Адамовы головы» — черепа со скрещенными костями на черном фоне: эта эффектная символика давала противнику понять, что ему встретился в небе опытный военлет. Надо сказать, что австрийцы и германцы хорошо знали самолеты группы Казакова «в лицо» и далеко не всегда решались вступать с ними в схватку, предпочитая ретироваться.
С 24 марта 1917 года 1-я БАГ базировалась в Монастыржеско (IV и XIX корпусные авиаотряды и штаб группы размещались в деревне Ковалювка, а II корпусной авиаотряд — на станции Брзежаны). Через два дня возобновились боевые полеты. 1917 год стал годом расцвета таланта великого летчика Александра Казакова, 10 апреля произведенного в чин ротмистра. Пять самолетов противника он уничтожил в группе со своими сослуживцами — 23 и 28 апреля, 4, 12 и 26 мая, а 7 июня 1917 года уже в одиночку сбил германский «Румплер-Ша». Стоит подчеркнуть, что в бой летчик пошел на сильно изношенном тренировочном «Ньюпоре-9», так как его собственный новый «Ньюпор-17» был в ремонте. В рапорте Казаков так описал этот бой: «Около 9 часов утра я настиг 2 неприятельских самолета, шедших по Днестру через Бучач на Тарнополь, и атаковал одного из них в районе местечка Микулинце на “Ньюпоре-9”. Другой, будучи значительно выше, скрылся. Неприятель отстреливался, уходил на запад, и после атаки с ближней дистанции опустился восточнее Подгайцы, севернее деревни Михайлувка. Самолет системы “Румплер” № 4739 с совершенно новым мотором “Опель” № 349 в 200 л. с. поврежден при посадке: поломаны шасси, винт, нижние поверхности. Самолет имеет около 50 пулевых пробоин. Летчик-наблюдатель офицер-гусар тяжело ранен, летчик унтер-офицер ранен легко. Оба германцы. Я опустился рядом и поставил караул».
Это был пятый сбитый Казаковым в одиночку самолет. Таким образом он получил право считаться асом — во время Первой мировой так назывался летчик, уничтоживший пять и более вражеских машин (причем сбитый самолет обязательно должен был упасть на «чужой» территории; дотянувший до «своих» и упавший уже за линией фронта сбитым не считался). Кстати, само слово «ас», обозначавшее туза, бытовало только в русской, английской и французской армиях, немцы предпочитали называть своих мастеров воздушного боя «экспертами».
Жарким выдался для Казакова и день 14 июня. Вместе с напарником, прапорщиком Э.К. Неманом, он атаковал три вражеских истребителя и повредил два из них. Вернувшись на аэродром для заправки, Казаков и Леман снова вылетели на поиски противника. Один из самолетов штабс-ротмистр подбил, но тут пулеметная очередь из четырех пуль пробила ему руку. Преодолевая страшную боль, Казаков все же сумел развернуть и посадить «ньюпор». Ранение оказалось серьезным, был поврежден локтевой сустав, но уже через две недели ротмистр вышел из госпиталя.
Командование Юго-Западного фронта в отдельном приказе так описывало деятельность 1-й боевой авиагруппы: «Несмотря на незначительные, сравнительно с противником, свои воздушные средства, но сильная духом личного состава славная боевая авиагруппа с первых же дней заставила зазнавшегося противника опомниться и целым рядом лихих воздушных побед, одиночных и групповых, парализовала его активную деятельность …и прекратила его безнаказанные полеты». Во время нахождения в лазарете опытному летчику предложили спокойную тыловую должность начальника Евпаторийской школы воздушного боя. Но ответ Казакова оказался кратким и предсказуемым: «На должность начальника школы воздушного боя очень прошу не назначать. Хочу быть только в группе. Благодарю за предложение. Ротмистр Казаков».
После выписки из лазарета Казаков узнал, что с 4 июля новым местом дислокации 1-й БАГ стала южная окраина города Станислава (ныне Ивано-Франковск, Украина). Июль 1917-го стал горячим временем для авиагруппы — она четырежды меняла аэродромы (10 июля из Станислава перелетела в Коломыю, оттуда в Хотин, Ларгу и, наконец, 31 июля закрепилась в местечке Городок) и практически не выходила из боев, прикрывая отступление войск Юго-Западного фронта. 14 июля северо-западнее Коломыи Казаков сбил немецкий «альбатрос», 20 июля — австрийский «бранденбург», 27 июля в паре с подъесаулом И.А. Шангиным сбил еще один австрийский «бранденбург», а 3 августа — уже третий самолет такого типа (пилот Траян Варза был убит в воздухе, летчик-наблюдатель Франц Славик попал в плен). 8 августа Казаков и Шангин атаковали еще двух «австрийцев», но обоим удалось скрыться, а командир группы получил ранение осколком зенитного снаряда в ногу.
16 августа 1917 года над деревней Лапковцы в 20 верстах западнее Проскурова Казаков уничтожил еще один вражеский самолет — «Альбатрос-С.III». После короткого боя германский истребитель рухнул на землю, пилот обер-лейтенант Хаусхальтер и летчик-наблюдатель лейтенант Френцель погибли. Еще одну воздушную победу Александр Казаков одержал 29 августа 1917 года: «В районе Окала я увидел шедший на восток неприятельский самолет. Дав ему пройти в наш тыл, около 16 часов у Кутковец я атаковал его и сбил. Неприятельский самолет “Бранденбург” опустился у Кутковец. Самолет мало поврежден. Летчик унтер-офицер и наблюдатель офицер. Оба австрийцы 18-го авиаотряда, захвачены в плен».
В сентябре 1-я боевая авиагруппа приняла на вооружение новейшие французские истребители «СПАД-C.VII». Эти скоростные самолеты, оснащенные двигателем «Испано-Сюиза» мощностью в 180 лошадиных сил, с лета 1917 года были основными машинами французских ВВС и во всем превосходили германские и австрийские аналоги. В Россию поступило 143 таких аэроплана. Но, несмотря на новую технику, активность части снижалась с каждым днем. Причиной этому было общее падение боеспособности русской армии после Февральского переворота. Как и во всех воинских частях, в 1-й БАГ был создан свой комитет, имевший право отменять приказы командира, солдатам разрешалось исповедовать любые политические убеждения вплоть до анархизма. После провала летнего наступления Юго-Западного фронта все чаще подполковник Казаков (чин подполковника был присвоен ему 8 сентября) слышал от подчиненных вопросы «За что воюем?». Солдаты начали относиться к офицерам недоверчиво, с неприязнью. Об этом свидетельствует такой эпизод: 1 октября 1917 года Казаков, находясь на земле, стал свидетелем того, как летчик его группы старший унтер-офицер Иван Павлов сбил вражеский «роланд». Сам Павлов так описал этот эпизод: «Минут через 50 к месту катастрофы подъехал на автомобиле Казаков. Обычно неразговорчивый, почти нелюдимый, на этот раз он заговорил: “Когда вы ввязались с немцем в драку, я был на аэродроме и наблюдал эту замечательную картину во всех ее подробностях. Вы мне своим боем доставили истинное удовольствие, и я очень рад за вас. Если бы я имел право, то только за один этот бой произвел бы вас в офицеры”. Павлов ответил резко: “Нет, благодарю вас, офицеры сейчас становятся не в моде”». Казаков молча отошел в сторону. Он уже догадывался, какую роль Павлов играет в его авиагруппе.
Тем не менее верные присяге военлеты по-прежнему отправлялись на боевые задания. 10 сентября в районе Смотрича Казаков в паре со старшим унтер-офицером А.Д. Ширинкиным (в будущем лучшим истребителем Красного Военно-воздушного флота) атаковал четыре австрийских аэроплана и вел с ними бой до тех пор, пока вражеские самолеты не ушли за линию фронта, а 11 и 23 сентября уничтожил два «Бранден-бурга-С.1».
14 октября 1917 года 1-я боевая авиагруппа перебазировалась с аэродрома Ковалювки в село Дунаевцы. 13 ноября в 13 часов Казаков и прапорщик И.В. Смирнов недалеко от Скалата (ныне Скала-Подольская, Украина) атаковали немецкий самолет, который пошел на снижение сразу за линией фронта у деревни Константиновка. Через час Казаков и Смирнов атаковали еще двух «австрийцев» южнее Скалата. Один из противников был поврежден и приземлился в своем ближайшем тылу в районе Германувки, в 30 верстах западнее Каменец-Подольска. 24 ноября 1917 года Казаков был назначен временно исполняющим обязанности командира 7-го авиадивизиона, а два дня спустя одержал свою последнюю воздушную победу в Первой мировой войне — двадцатую по счету…
Между тем политическая ситуация в стране изменилась. Октябрьский переворот на Юго-Западном фронте, далеком от Петрограда, не отразился никак, но 20 ноября было провозглашено создание Украинской Народной Республики, а Юго-Западный и Румынский фронты объединились в единый Украинский, подчиненный Киеву. Началась поголовная «украинизация» армии, те части, которые отказывались переходить под юрисдикцию Украины, снимались с довольствия. Служба в авиагруппе становилась невыносимой, солдаты уже откровенно призывали к расправе над офицерами. 4 декабря, не желая подчиняться приказу снять погоны, выстрелом в голову покончил с собой один из лучших военлетов группы, кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени и Георгиевского креста 4-й степени прапорщик Э.К. Леман. На следующий день Казаков подписал, вероятно, самый тяжелый приказ в его жизни: «Согласно постановлению Военно-революционного комитета 7-го авиационного дивизиона приказываю прекратить всякие полеты». К этому времени уже были отменены офицерские чины и упразднены ордена, а все командные должности в армии сделаны выборными. 9 декабря общее собрание солдат 1-й боевой авиагруппы единогласно выбрало командиром бывшего старшего унтер-офицера, большевика Ивана Павлова — того самого, которого Казаков хвалил за октябрьский воздушный бой. Через три дня бывший подполковник и бывший георгиевский кавалер Казаков сдал Павлову командование группой…
Впрочем, даже в разгар хаоса, охватившего русскую армию, о Казакове не забыли бывшие сослуживцы — летчики XIX корпусного авиаотряда, входившего в 1-ю боевую авиагруппу. 17 декабря они единогласно избрали Казакова своим командиром, но службу в подобных условиях Александр Александрович продолжать уже не мог. Боевые действия на фронте не велись, летать было запрещено, а как командовать не выполняющими даже элементарных приказов солдатами, Казаков не знал. Воспользовавшись обострившимися последствиями ранений, он взял отпуск и 20 декабря 1917 года уехал для лечения в Киев, а оттуда в Москву.
Начало 1918 года прошло для Казакова, как и для многих русских офицеров, под знаком растерянности и непонимания происходящего. Ярко выраженных политических убеждений у военлета не было, а Москва была переполнена бывшими офицерами, по тем или иным мотивам служившим в новорожденной Красной армии. Под влиянием их рассказов у Казакова вполне могли появиться иллюзии по поводу того, что с советской властью можно сработаться. В итоге Казаков и его друзья-летчики С.К. Модрах, А.Н. Свешников и Д.А. Борейко добились аудиенции у наркома по военным делам Л.Д. Троцкого и предложили ему помощь по возрождению русской авиации в новом обличье. Некоторое время Троцкий, видимо, обдумывал предложение бывших офицеров, так как кандидатура Казакова рассматривалась на должность начальника Главного управления Военно-воздушного флота РСФСР. Однако возглавить советские ВВС Казакову все же не пришлось. Его и Свешникова всего лишь прикомандировали к ГУВВФ для выработки штатов, табелей и положений о службе истребительных авиагрупп.
Неудивительно, что такое положение дел Казакова не устроило. Кроме того, очень скоро Московская ЧК заинтересовалась деятельностью комиссии, в которой трудился Казаков, и объявила ее «очагом контрреволюции». Александр Александрович перестал посещать службу и получил повестку о том, что обязан сообщить о своем местонахождении, иначе его объявят врагом революции. Выход был только один — бежать из города. Компанию Казакову составил его ровесник и друг еще по Авиационному отделу, где он заведовал моторно-авиационным классом, — кавалер Георгиевского оружия и ордена Святого Георгия 4-й степени, командир 2-й, а позднее 3-й боевой авиагруппы капитан Сергей Карлович Модрах. Это был не только талантливый летчик, но и авиаконструктор — в 1917-м Модрах построил высоко оцененный специалистами истребитель СКМ, единственный экземпляр которого еще в начале 1920-х годов использовался в качестве учебного.
Друзья решили направиться в Мурманск, в то время занятый британскими войсками. Англичане появились на Русском Севере благодаря соглашению, заключенному в марте 1918-го с председателем Мурманского губернского совета А.М. Алексеевым. Тогда существовала опасность оккупации Финляндии германскими войсками, а где Финляндия — там и Мурманский край. Чтобы обеспечить его безопасность от немцев, 14—18 марта в Мурманске высадились англичане и французы. Москва сначала отреагировала на это спокойно, но в июне Алексеева объявили вне закона, а от стран Антанты потребовали вывести войска с территории России. Но к тому времени те уже видели в Советской республике союзника Германии и вместо вывода войск начали наращивать свое военное присутствие на севере. Неизбежным стало появление еще одного фронта Гражданской войны. 6-й армии красных, закрывавшей путь на юг, противостояли англо-франко-американские части и армия генерала Е.В. Миллера, формирование которой началось в Архангельске.
Сотрудник британской миссии в Москве капитан Хилл снабдил русских летчиков необходимыми документами и паролями, позволявшими без лишних проволочек установить прямой контакт с командованием. Направляясь в Мурманск, Казаков и Модрах надеялись, что англичане отправят их на европейский фронт, где продолжалась Первая мировая. Но 30 июня 1918 года полковник Моунд предложил им создать для борьбы с большевистскими войсками авиационный Славяно-Британский легион. Поразмыслив, Казаков с Модрахом дали согласие и были зачислены в легион в звании лейтенантов Королевского Военно-воздушного флота. Офицерские звания получили еще два добровольца — штабс-капитан С.К. Шебалин и капитан А.Н. Свешников, остальных зачисляли рядовыми. Поток добровольцев был большой: из Финляндии через Швецию в Мурманск добрался штабс-капитан А.В. Слюсаренко, из Архангельска на попутном пароходе — есаул К.П. Качурин, старший унтер-офицер А.В. Кропинов, поручики Н.В. Коссовский, Л.И. Байдак, А.С. Туманов, М.Ф. Толстое, из Москвы с большим риском для жизни пробрались подполковник В. 3. Барбас, капитан С.Е. Андреев, штабс-капитан Н.И. Белоусович. Всего в корпус зачислилось 34 русских военлета. Они носили британскую форму, но на тульи фуражек надевали русскую авиационную эмблему в виде двуглавого орла, снятую с погон. 1-й авиаотряд легиона возглавил Казаков, его заместителем стал Модрах. На вооружении состояли шесть «ньюпоров», отремонтированных студентами Архангельского политехникума. Машины пилотировали Казаков, Модрах, Шебалин, Коссовский, Кропинов и Свешников. Позднее авиапарк пополнился английскими машинами, и Казаков пересел на «сопвич-страттер».
15 августа 1918 года отряд прибыл на станцию Обозерская в 123 верстах от Архангельска, где был оборудован аэродром, а через три дня состоялся первый боевой вылет. 17 сентября 1-й авиаотряд Казакова перебазировался на аэродром в поселке Двинский Березник, где уже шесть дней как находился 2-й авиаотряд, тоже состоявший из шести машин. Им командовал еще один близкий друг Казакова, уроженец Омска 28-летний штабс-капитан Николай Иванович Белоусович. Судьба этого офицера заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее. До мая 1916-го Белоусович служил в пехоте, командовал ротой в 37-м пехотном Екатеринбургском полку. А затем перешел в авиацию, сдал экзамен на звание военного летчика, успешно командовал авиаотрядом и лично сбил два вражеских самолета. За храбрость в воздушных боях был удостоен Георгиевского оружия («за то, что 26-го ноября 1916 г., добровольно вызвавшись на бомбометание станции Еловка в качестве офицера-наблюдателя и работая пулеметом, когда во время полета аппарат был атакован тремя аэропланами противника, мужественно и самоотверженно вступил в неравный бой, в результате которого сбил биплан “Фоккер” и, продолжая с летчиком-офицером полет на поврежденном аэроплане, исполнил возложенную на него задачу бомбардирования станции Еловка»), за доблесть в боях на земле — ордена Святого Георгия 4-й степени («за то, что, будучи в чине подпоручика, при штурме немецкой позиции к югу от озера Нарочь в ночь с 7-го на 8-е марта 1916 г., по занятии первой линии неприятельской позиции, под губительным пулеметным и ружейным огнем, забрасываемый ручными гранатами, ворвался во вторую линию окопов со своей ротой и, переколов здесь упорно оборонявшихся защитников, захватил действующий пулемет и лично открыл из него огонь по убегавшим немцам»). Причем награда за «воздушный» подвиг нашла мужественного офицера быстрее, чем за «наземный»…
В.В. Бондаренко
Источник |
