Храм Христа Спасителя был переполнен молящимися. Во дни скорби и торжества зла, когда власть антихристова обрушила гонения на веру Православную, верующая Москва славила Того, Кто предупреждал Своих чад: «Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына, восстанут дети на родителей своих и умерщвят их; и будете ненавидимы всеми за имя Моё; претерпевший же до конца спасётся. Не бойтёсь убивающих тело, души же не могущих убить». И молилась о своём Пастыре, лишь накануне освобождённом из-под ареста и впервые за долгое время свершающего богослужение.

Год тому назад в этих же стенах говорил Патриарх Тихон:

- Теперь всё чаще раздаются голоса, что не наши замыслы и строительные потуги, которыми мы были так богаты в мимошедшее лето, спасут Россию, а только чудо – если мы будем достойны этого. Будем же молить Господа, чтоб Он благословил венец наступающего лета Своею благостию, и да будет оно для России лето Господне, благоприятное.

Напрасная надежда была… Сатанинская детель в это лето лишь укрепла, и кровь праведников возопила к небесам. Хотя и не отступились же верные, не попрятались, не постыдились имени Господня. Только крестные ходы против декрета «О свободе совести» - какую силу показали! А следом и майский… Первого мая, пришедшегося на Великую Среду, звали большевики народ на праздничную демонстрацию. Обещали зрелища невиданные: фейерверки, прожектора… Кремль едва ли не весь закутали в красную материю. Всемерно готовилась «иудина пасха». А отец Иоанн Кедров, не убоявшись кары, воззвал к прихожанам:

- Будет и так много на нас греха! И так не знаешь, где найти отрады и покоя. Неужели ещё мало нам ужасов современной жизни, неужели мы хотим сознательно идти против Христа и основ святой веры в Него и окончательно уничтожить устои нашего измученного, опозоренного и разделённого Отечества, которое верою родилось, выросло, окрепло и было могучим?! Веру оставили, восстали на Церковь и Отечество и гибнем в мучениях за эти тяжкие дни! Что стало с нашей когда-то Святой Русью? Куда девался русский человек – христианин и патриот, для которого Отечество было всегда предметом его любви и святых подвигов?!

 Русский православный человек! Если ты не хочешь быть рабом других народов, для которых Россия, наше Отечество, лакомый кусок, а мы все – рабочая сила: на нас будут пахать землю и возить навоз – опомнись, пойми, что ты русский и никакие другие народы не дадут тебе защиты и спасения, все они преследуют только свои цели. Никто, только ты сам сможешь спасти себя от мучений и Отечество – от позора. Спасти не насилием, разорением и кровью своих отцов, братьев и сестёр в междоусобной войне… А спасти себя верою в Христа, Который ещё есть в тебе. Нас разделили на партии, чтобы во вражде и разделении мы сами себя опозорили и уничтожили; дошли мы до таких великих ужасов, кто может поручиться за жизнь на завтрашний день?!

И внял народ православный горячей проповеди, размноженной в тысячах экземплярах. В Первомай лишь совсем оголтелые партийцы и красноармейцы маршировали по Красной площади с пением «Интернационала». А в самый разгар «иудиной пасхи» свершилось чудо: прорвалось красное полотнище, застившее лик Николая Чудотворца на Никольских воротах, и образ святого воссиял  в лучах солнца. И девятого мая, в день праздника святителя, из всех московских церквей свершён был крестный ход к чудесному образу. Сотни икон, хоругвей, риз, крестов заполнили Красную площадь – будто бы воскресла древняя Русь! Накануне многие причащались, готовились к смерти. Но не решились отряды красноармейцев и чекистов, занявшие переулки, расправиться с верующими, коих собралось в тот жаркий, солнечный день в сердце Москвы не менее четырехсот тысяч. Рать православная, лишь крестами и иконами вооружённая – сколько силы было в ней! И с особым чувством, стоя у Исторического музея, совершал Патриарх службу. Сливались голоса верующих в могучих хор (такой – не на всю ли Россию слыхать?), и загоралась надежда в душе, что лето грядущее всё же станет – Господним…

Но не стало… Божия воля. Никуда против неё. Стало быть, надлежит тому быть, и Божий бич не проклинать, а благословлять следует…

Всё в мире подчинено высшей воле, ничего нет бессмысленного, случайного. И в судьбе человека – всё предначертано. Озирая свой путь, ещё крепче убеждался в том смиренный Тихон. Казалось бы, кто мог подумать, что сын скромного сельского батюшки из псковского погоста[1] Клин станет однажды Патриархом всея России? Много поколений предков его служили в церкви дьячками, и лишь отец первым в роду получил священнический сан. Василий Беллавин пошёл дальше: окончил семинарию, Петербургскую духовную академию, принял постриг…

Кто мог подумать… А был в России такой человек. Человек, которому пути Господни открыты были. Отец Иоанн Кронштадтский. Лишь единожды посетил его епископ Тихон. Совсем незадолго до смерти, когда Батюшка был уже болен. Сидели рядом, беседовали, а под конец отец Иоанн поднялся и, уходя, сказал:

- Теперь, владыка, садитесь вы на моё место, а я пойду отдохну.

Предвидел?..

А ещё во время учёбы в Торопецком духовном училище подшутили над скромным и трудолюбивым Василием друзья: смастерили кадило из кусочков жести и, махая им перед ним, возглашали: «Вашему Святейшеству многие лета!» А в академии дали прозвище шутливо-уважительное – Патриарх. Шутили друзья, а, вот, стала шутка явью. Божия рука – сила.

А ещё покойница-бабка явилась однажды во сне к отцу, предсказала скорую кончину ему и судьбы трёх его сыновей. О младшем, Василии, сказала: этот – будет великим…

Но не постигал Тихон всего смысла предсказаний, и тем более, не обращал внимания на шутки. Смиренно служил он Господу, постепенно поднимаясь всё выше на своём пути.

А путь этот нелёгок был, и как-то дивно совпадал с судьбой России в эти же десятилетия. В конце уходящего века был назначен епископ Тихон в далёкую и неведомую Алеутско-Аляскинскую епархию, где прослужил девять лет. По бурным рекам, на маленьких, кожаных байдарах он объезжал свою новую паству, посещал бедные и грязные их жилища, обучал молитвам, дарил иконки и крестики. С замиранием сердца смотрели многие, как крохотная лодка епископа вздымается волнами, грозящими потопить её. А на мелководье лодку приходилось нести на плечах, через болота, где тучами набрасывались на нежданных жертв комары. Спутников епископа косили болезни, а он не ведал их, как не ведал усталости и уныния. Он сплавлялся по рекам, шёл пешком по тундрам, спал на земле и голодал, но эти лишения лишь укрепляли его, и всей душой привязались туземцы к своему «Алютухту»…

А Россия в те годы была подобна байдарке в бурных водах. Гремели взрывы, гибли сановники и простые люди, Цусимой окончилась несчастливая война с Японией, народные волнения едва не привели к Революции, сменилось три Думы… Но всё же не удалось свирепым валам потопить Россию, вывел её на ровную гладь умелый кормчий.

В 1907-м году возвратился владыка Тихон на родную землю. Наступала в России усилиями Столыпина эра благоденствия. Бури успокаивались, революция была подавлена, начиналась созидательная работа, страна стремительно развивалась и крепла. Эти благословенные для России годы стали благословенными и в жизни смиренного Тихона. Совпали они с его служением в Ярославской епархии. Здесь, как нигде, жива была исконная древняя Русь, на всём лежал отпечаток былой славы, сам воздух наполнен был духом веков минувших. Так же как и в Америке, посещал владыка самые отдалённые уезды своей епархии, добираясь до них верхом, на лодке, пешком – как приходилось, считая это главным своим пасторским долгом. А в 1913-м, полном торжеств, посетил Ярославль Государь Император, и единственный раз служил смиренный Тихон в его присутствии при большом стечении народа, желавшего лицезреть Царя-батюшку. И каким незыблемым казалось всё тогда!

А через год не осталось и следа от той незыблемости. Россия вступила в войну, а владыка Тихон стал архиепископом Литовским и Виленским. Когда подошли немцы к стенам Вильно, он вывез из города мощи святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия. Большая часть епархии была занята неприятелем, но её пастырь продолжал ездить по фронтовым городам, ещё не захваченным, служил там молебны о даровании победы, на которые собирались даже староверы и католики.

- Воистину, Русь Царём сильна, и с ним не боится врагов она! Отстоит Царя Россия, отстоит и Россию Царь! – проповедовал он.

Но Царя – не отстояли… И вот, когда обрушилось всё, оказалось, что отстаивать Православную Русь, защищать народ православный должен он, смиренный Тихон… В Успенском соборе Кремля, искалеченном при подавлении восстания юнкеров (пробило стену и снарядом, угодившем в Распятие, оторвало руки Спасителю – больно и страшно взирать), возведён он был на патриарший престол. И облекли в древние ризы святых предшественников (впору пришлись, как на него пошитые). И трижды провозгласили: «Аксиос!» И пропел многолетье голосом-колоколом архидиакон Розов. И увенчали белым клобуком патриарха Никона смиренную главу.

Русские митрополиты и патриархи, сколько принято вами мук за веру Православную! Митрополит Филипп – обличал без страха деяния грозного царя, и удавлен был убийцей Малютой. Патриарх Иов – избит, заточён и уморен поляками. Патриарх Гермоген, из темницы взывавший к русским людям, поднимавший их на борьбу с засевшими в Кремле кощунниками – заморен голодом. Вернулись на Русь смутные дни. Снова в святом Кремле засел ворог, снова смерть бродит по городам и весям, снова угнетён народ, и рассеяны силы его, снова над верой глумятся, и святыни бесчестят. И нужен здесь новый Гермоген! А смиренный Тихон сумеет ли до высоты той хоть отдалённо дотянуться? Но, раз поставил Господь, так и научит, не покинет избранника своего. Взывал некогда патриарх Гермоген из своего узилища к русским людям: «Болит моя душа, болезнует сердце и все внутренности терзаются, все составы содрогаются. Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отошедших и живых… Посмотрите, как отечество наше расхищается и разоряется чужими; какому поруганию предаются св. иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющих к Богу! Вспомните, на кого Вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? Не на своих ли братьев? Не своё ли отечество разоряете?..»  И также готов был возопить Патриарх Тихон, видя, истребляют друг друга в братоубийственной бойне русские люди. Да услышат ли?..

Пели вокруг утешно новому Патриарху, а он прозирал уже, что не избежать ему в голгофские годы участи своих предшественников. Что вместе с белым клобуком Никона опустился на главу его терновый венец. На выходе из собора приветствовали своего Пастыря москвичи. Опускались на колени, крестились, желали многолетия и благоденствия, просили молитв. Даже красноармейцы, охранявшие Кремль, погасили папиросы и снимали шапки. Тоже ведь, как не затуманены, а русские люди… Благословлял смиренный Тихон паству, но вдруг вырвалась вперёд растрёпанная, страшная в своём бесновании женщина, захохотала, закричала неистово:

- Недолго, недолго вам радоваться! Убьют, убьют вашего Патриарха! – и рукой указывала, и тряслась вся. Какой злой демон вселился в эту несчастную душу и глаголил устами безумной? Помолился Святейший, чтобы исцелил Господь своё страждущее чадо, как некогда гадаринского бесноватого.

«Убьют, убьют…» - истерический вопль. Знал смиренный Тихон и сам, что – убьют. И к смерти был приготовлен. И не боялся её, ибо для верующего человека что может быть радостнее, чем принять смерть за Христа? Но и легко же обычному верующему. Он несёт ответственность лишь за свою душу, за свою жизнь. А Патриарх Всероссийский – за души всех чад своих. И принимая решение, обязан он печься о них. Простой священник может обличать бесстрашно богоборческую власть, призывать народ на борьбу – и взойти на крест, погибнуть за веру. Но слова Патриарха – дело иное. Они – закон для верующих. И за них не он один будет платить своей головой, но сколько ещё голов невинных полететь может! И он перед Богом за них в ответе. Вот, и удержаться: не зайти в заявлениях и призывах слишком далеко, чтобы не спровоцировать, не усугубить кровопролития, но и не отступить же в главном, не предать молчанием Бога. На этой грани, лезвия бритвы тоньшей, удержаться – Господи, вразуми смиренного раба Твоего!

Считал Святейший неоспоримо: Церковь не должна вмешиваться в политику. Известный лозунг: армия – вне политики. А Церковь – и подавно. Богу - Богово, а Кесарю – Кесарево. И бороться с установившейся властью не намерен был смиренный Тихон. Раз попустил Господь, чтобы такова была, значит, заслужили бича этого. Но и поддерживать – ни в коем случае. Да и ни одну из противоборствующих сторон не поддержал открыто. Просили благословить Деникина, Колчака – отказал. Церковь – вне политики. Как глаголил святитель Василий Великий: «Во всём ином, о, правители, мы скромнее и смиреннее всякого, - это повелевает нам заповедь; а когда дело о Боге, и против Него дерзают восставать, тогда, не обращая внимания ни на что, мы имеем в виду одного Бога». Вот, в этом, последнем, должен всякий христианин насмерть стоять. И здесь примирения не могло быть. Не дело Церкви судить о земной власти, Богом попущенной, тем более, бороться с нею, но прямая обязанность – указывать на отступления от великих Христовых заветов, изобличать действия, основанные на насилии ко Христу. И выступал смиренный Тихон с резким осуждением богоборческих решений новой власти, защищая веру и Церковь, и анафематствовал власть за «декрет о свободе от совести», и стоял в вопросах этих несокрушимо, как скала.

Со всей России шли к Патриарху люди. Шли письма. «Вся надежда истерзанных сердец и душ наших на Тебя, на святые молитвы Твои. Моли Господа, нашего Царя небесного, помиловать и спасти нашу Русь Православную». Всех принимал смиренный Тихон, всех выслушивал с участием, всем старался подать утешение. Да как утешить, когда вся страна вопиёт? Нет, не письма, не просьбы, не жалобы летели к нему со всех краёв, а только лишь – вопли. Вопли терзаемых, осиротевших, ограбленных, обесчещенных… Вопли вздёрнутой на дыбу – России. «Помогите и здесь на земле…» А чем помочь? Чем облегчить страдания вопиющих? Каждый день приносил новые и новые леденящие душу вести…

Жестокий террор развернула власть против священства. Первым мучеником погиб в Киеве старейший из русских архиереев, митрополит Киевский и Галицкий Владимир, бывший председателем Собора, из рук которого принял смиренный Тихон посох святителя Петра. Не согласился владыка Владимир ни стать «украинским патриархом», ни отдать епархиальные деньги. Семидесятилетнего старца убили ночью, подняв с постели и выведя за ограду монастыря. Нашли его во рву почти раздетого, на груди рана рваная, лицо и затылок штоком истыканы, рёбра переломаны, глаз пробит пулей… Архиепископа Пермского и Кунгурского заставили вырыть себе могилу и живьём закопали в ней. Утопили в реке епископа Соликамского Феофана. Приехавшего расследовать их гибель архиепископа Черниговского Василия – схватили и расстреляли на обратном пути. А епископа Тобольского и Сибирского Ермогена, благословившего последним из архиереев царскую семью незадолго до их убийства, с камне на шее бросили в Тобол. Архиепископу Сарапульскому Амвросию вывернули руки и нанесли удар штыком в спину. А епископу Петропавловскому Мефодию штыковые раны старались нанести в виде креста. Белгородскому епископу Никодиму пробили голову железным прутом, а после расстреляли. Иоакима, епископа Нижегородского, повесили на Царских вратах кафедрального собора Севастополя вниз головой… Убиты били епископ Вяземский Макарий, Кирилловский Варсонофий, Селенгинский Ефрем. А сколько было убито простых священников! Монахов! А перед смертью терзали, как первых христиан. Монахинь подвергали насилию и глумлению… Большевики затмили в своём зверстве римских императоров, но при этом посол в Берлине Иоффе заявил, ничуть не смутясь: «Никогда не имели места на территории Советской республики массовые расстрелы невинных людей и аресты высших священнослужителей».

Есть грань, за которой смирение превращается в отступничество, в предательство безмолвием. И не мог молчать смиренный Тихон, видя бесчинства безбожной власти, принимая в душу свою слёзы, изливавшиеся ему со всех концов ставшей полем брани России. Хотя уже перлюстрировались письма его, и всё чаще подвергался он обыскам и допросам, и после убийства Урицкого и покушения на Ленина террор обрёл сильнейший размах, но именно в это время, в канун годовщины Октября, Святейший обратился с письмом к Совету народных комиссаров, в котором высказал всё, о чём не считал себя вправе промолчать.

"Все взявшие меч мечом погибнут"

(Матф. 26, 52).

Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего отечества, называющие себя "народными комиссарами". Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды. Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?  

По истине вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф. 7, 9, 10). Народу, изнуренному кровопролитной войной, вы обещали дать мир "без аннексий и контрибуций". 

От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решились обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоевана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото. 

Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставив защиту Родины, бежать с полей сражений. Вы угасили в сердцах воодушевлявшее их сознание, что "больше сия любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя" (Иоанн, 13, 15). 

Отечество вы подменили бездушным интернационалом, хотя сами отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии всех стран являются верными его сынами, а не предателями. 

Отказавшись защищать родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска. Против кого вы их ведете?

 Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли их в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой революции. 

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже перед вами заведомо ни в чем не виновны, а взяты лишь в качестве "заложников", этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные лицами, не только им не единомысленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждению. Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной "контрреволюционности". Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения напутствия Св. Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.

 Не есть ли все это верх бесцельной жестокости со стороны тех, которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когда-то много претерпели от жестоких властей? 

Но мало вам, что вы обагрили руки русского народа его братской кровью, прикрываясь различными названиями контрибуций, реквизиций и национализаций, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем "буржуев" грабили людей состоятельных, потом, под именем "кулаков", стали уже грабить и более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна. 

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха, но какими бы названиями не прикрывались злодеяния, - убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями.

Вы обещали свободу. 

Великое благо свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы и не дали: во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода. Все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно. Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может провезти себе пропитание, нанять квартиру, переехать из города в город? Это ли свобода, когда семьи, а иногда населения целых домов выселяются и имущество выкидывается на улицу, и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и на разграбление? Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто свое мнение, без опасения попасть под обвинение в контрреволюции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники, голос общественного и государственного обсуждения и обличения заглушен, печать, кроме узко-большевистской, задушена совершенно. 

Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства. Вы глумитесь над служителями алтаря, заставляете епископов рыть окопы (епископ Тобольский Гермоген) и посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не задумались нарушить их последнюю волю. Вы закрыли ряд монастырей и домовых церквей, без всякого к тому повода и причины. Вы заградили доступ в Московский Кремль это священное достояние всего верующего народа. 

"И что еще скажу. Не достанет мне времени" (Евр. 11, 32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли родину нашу. Не буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного для хозяйства в деревнях. Все это у всех на глазах. Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ Зверя. 

Не наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась Божиим слугой, на благо подчиненных и была "страшна не для добрых дел, а для злых" (Рим. 13, 34). Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещения: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры, обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междуусобной брани. А иначе "взыщется от вас всякая кровь праведная вами проливаемая" (Лук. 11, 51) "и от меча погибнете сами вы, взявшие меч" (Мф. 25, 52).

Ответ был закономерен, и даже мягок: Святейшего подвергли домашнему аресту, изъяв патриаршие панагии, кресты и митру, как «похищенные из Чудова и Вознесенского монастырей». Хотели судить, но не посмели. Ещё не ощутили, зажатые между двух фронтов, полной власти. Ещё беспокоились о реакции иностранных держав на свои действия. А убийство Патриарха могло бы сильно навредить власти в глазах последних. Подержали под арестом чуть более месяца, помытарили допросами, стараясь уловить в чём-нибудь (а не получалось уловить – отвечал смиренный Тихон как будто бы прямо, а осторожно и умно, что не придерёшься, только удивляться могли допрашивавшие, откуда в похожем на простого сельского батюшку, бесхитростном и мягком с виду Патриархе столько тонкости и умелости в обхождении провокационных вопросов, словно всю жизнь только тем и занимался) – а с тем и отпустили. Надолго ли?

Шёл 1919-й год от Рождества Христова. «И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, который есть Христос Господь; и вот вам знак: вы найдёте Младенца в пеленах, лежащего в яслях. И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» Ныне Спаситель родился. И утешно пели во храме. И убран был храм еловыми ветвями, смолянистый аромат которых смешивался с запахом ладана и воска. И всё было – как встарь. Светло и благолепно. А за пределами храма, по всем занесённым снегом просторам России продолжала литься кровь. Накалялись страсти. И жажда мести полнила души и толкала их на умножение жестокости, и кровь призывала кровь.

- Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия Церкви, которое унизило бы её и принизило бы вас до уровня действий её хулителей. Убереги, Господи, нашу Православную Русь от такого ужаса.

Светло и тепло горели свечи, подобные сердцам собравшихся во храме в Светлый праздник. Беззащитным младенцем пришёл Господь в мир, и тотчас ополчились на него силы зла. И ища крови его, истребил Ирод тысячи невинных младенцев. А теперь новый Ирод правит Русью, и творит деяния, от которых содрогается душа, но, несмотря на все обиды и муки, нельзя уподобиться православным русским людям своим врагам, нельзя, подняв меч, разить им в погромном безумии правого и виноватого, не разбирая, губя души в крови отмщения.

- Православная Русь, да идёт мимо тебя этот позор. Да не постигнет тебя это проклятие. Да не обагрится твоя рука в крови, вопиющей к небу. Не дай врагу Христа, Диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг твоего исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы – это торжество твоих врагов. Помни: погромы – это бесчестье для тебя, бесчестье для Святой Церкви! Для христианина идеал – Христос, не извлекавший меча в Свою защиту, утихомиривший сынов грома, на кресте молившийся за своих врагов. Для христианина путеводный светоч – завет святого апостола, много претерпевшего за своего Спасителя и смертью запечатлевшего преданность Ему: «Не мстите за себя, возлюбленные. Но дайте место гневу Божию. Ибо сказано: Мне отмщение и Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, напой его. Ибо, делая сие, ты соберёшь ему на голову горящие угли».