Приобрести книгу - ПУТЬ ПОДВИГА И ПРАВДЫ. История Русского Обще-Воинского Союза
Из истории операции «Трест» и печальных судеб первых глав РОВ-Союза может создаться впечатление, что белым было невозможно состязаться с советскими спецслужбами, что игра практически велась «в одни ворота». Впечатление это, однако, поверхностное и не вполне верное. Конечно, превзойти государственную систему террора и внесудебных расправ, не имевшую недостатка ни в чем, героям-одиночкам было невозможно. Точно так же, как невозможно было Белому Крыму одолеть красную гидру. И точно так же, как последние месяцы борьбы на родной земле были чудом, стали таковым и ряд успешных действий РОВСа против СССР.
Одна из наиболее противоречивых и не вполне раскрытых страниц истории Союза связана с т.н. «внутренней линией», о которой ходило немало легенд прежде и сочинено не меньше спекуляций сегодня. «Внутренней линией» именовалась работа секретного сектора разведки РОВСа. Работа открытая – лекторы, инструкторы и т.д. – называлась линией «внешней». Офицер вступающий в Союз, заполняя формуляр, указывал, по какой линии желал бы работать.
«Внутренняя линия» была развернута в 1927 г. и имела филиалы в 17 странах мира. Первым начальником разведки РОВСа был профессор, Генерального Штаба полковник Арсений Александрович Зайцов. Он окончил курс общих классов Пажеского Его Величества корпуса и Николаевское Инженерное училище. В 1909 г. был произведен в офицеры и зачислен Л.-Гв. Семеновский полк. В Первую мировую Зайцов был неоднократно награжден боевыми наградами, включая Георгиевское оружие. В годы войны он успел окончить Николаевскую Военную Академию и вплоть до революции занимал должности Генерального Штаба. В Добровольческой Армии Арсений Александрович в составе 1-го Сводно-Гвардейского полка командовал Семеновским батальоном.
«Покинув вместе с Русской Армией генерала Врангеля Крым, полковник Зайцов в районе Лемноса делил участь полуинтернированной армии с Донскими казаками и только впоследствии прибыл в Париж, где он, убежденный противник большевиков, продолжал свою работу против них, - сообщает в своей статье памяти почившего соратника генерал фон Лампе. - Исключительный знаток Красной Армии с первых дней ее сформирования на «той стороне», полковник Зайцов был по личному выбору генерала Кутепова привлечен к секретной его работе и пользовался исключительным доверием генерала.
Создание в Париже Высших Военно-Научных курсов генералом Головиным в сильной степени было результатом работы полковника Зайцова, на которого профессор генерал Головин возложил обязанности своего помощника. В беспримерно трудной работе по созданию кадров военно-образованных офицеров в составе русской эмиграции, заслуги генерала Головина должны быть в значительной их части разделены с полковником Зайцовым, который и впоследствии, после смерти своего начальника, продолжал объединять группу учеников генерала Головина, стоя во главе ее до дня своей преждевременной смерти.
Непрерывно изучая военное дело, столь изменившееся после войны 1914—18 гг., а в особенности после недавней Мировой войны 1939—45 гг. проф. полк. Зайцов, получивший свое ученое звание в нелегкой обстановке защиты диссертации в эмиграции, русской воинской средой почитался одним из лучших знатоков нашего противника.
Его выступления с докладами и лекциями всегда искренне приветствовались всеми, начиная с общества офицеров генерального штаба, членом которого он неизменно был.
Прекрасный докладчик, талантливый лектор, военный ученый, способный к восприятию всех изменений военной доктрины, свидетелями которых нам пришлось быть, он проявлял исключительное спокойствие и объективность в обобщениях и смелых заключениях. Вероятно, многие с интересом следили за его статьями в газете «Русская Правда», в которых он развивал взгляд об изменении взаимоотношений политики, стратегии и экономики в военном деле... (…)
Сложности издательской работы позволили ему напечатать немногое. Вышла в свет его «Общая тактика», в 1934 году вышел его труд «1918-й год. Очерки по истории Русской Гражданской войны», который нашим общим учителем профессором Головиным по справедливости назван: «первым действительно научно-объективным военно-историческим трудом, посвященным изучению нашей гражданской войны». Законченное продолжение этой работы — «1919-й год», несмотря на исключительный интерес ее, так и не было издано! В 1934 году, в Гельсингфорсе вышла книга полковника Зайцова «Семеновцы в 1914 году», посвященная родному его полку, верным которому A. А. Зайцов остался до последнего дня своей жизни».
В Болгарии Арсений Александрович создал целую сеть сотрудников-информаторов, действовавших повсюду, где жили и работали чины РОВСа. «В начале 1930-х годов в Болгарии прокоммунистические настроения были еще сильны, - свидетельствует Председатель РОВСа В.Н. Бутков в своих воспоминаниях. - Болгарская коммунистическая партия ушла в подполье, но при помощи советских руководителей активно работала и проводила террористические акты. Коммунисты убивали полицейских начальников, генералов болгарской армии, и несколько раз совершали крупные террористические акции - устраивали взрывы с целью убить Царя Бориса III. Среди рабочих болгарских заводов и среди шахтеров процент коммунистов был самый высокий - из их среды выходили лучшие боевики. Русские Белые воины, с которыми был связан полковник Зайцов, информировали его о болгарских коммунистических организациях, выявляли их главарей и часто даже предупреждали акты террора. Всю эту информацию Зайцов передавал в болгарскую военную разведку и в Дирекцию болгарской полиции.
В эти структуры были приняты на штатные должности связные от полковника Зайцова - капитаны А.А. Браунер и К.А. Фосс. Алексей Александрович Браунер с 1934 по 1944 гг. был штатным сотрудником болгарской Дирекции полиции и начальником противокоммунистической и антитеррористической группы. Клавдий Александрович Фосс состоял на службе в болгарском Военном министерстве с 1925 по 1941 гг. и получил несколько болгарских военных и гражданских орденов за успехи в борьбе с коммунистическими террористическими организациями. Он числился майором запаса. Одновременно Фосс был близок к работе III Отдела РОВС-а и очень много помогал РОВС-у своими связями и своей работой. Оба связных полковника Зайцова находились в близком контакте друг с другом.
Когда в начале 1930-х годов полковник Зайцов перебрался во Францию, он всю свою работу в Болгарии передал капитану Фоссу, который также, будучи необыкновенно способным и талантливым разведчиком, укрепил и развил работу «внутренней линии»«.
В силу молодости (он родился 1898 г.) Клавдий Александрович не успел отличиться на полях сражений Великой войны. Гражданскую же он завершил в чине капитана Дроздовского артиллерийского дивизиона. Настоящим же его призванием оказалась разведка. В Болгарии Фосс раскрыл более десяти коммунистических так называемых «конспираций» и обезвредил сотни террористов. Он в совершенстве владел пятью языками и без переводчика вел переговоры с представителями западных разведок. ОГПУ и болгарские коммунисты постоянно следили за ним, но более десяти совершенных на Клавдия Александровича покушений оказались безрезультатны. Фосса охраняли два телохранителя - его старый и верный вестовой-дроздовец и агент болгарской разведки.
Обезвреживал русский разведчик не только болгарских террористов, но и внедряемых в РОВС провокаторов, одним из которых оказался сын Начальника III Отдела РОВСа генерала Ф.Ф. Абрамова. Эту историю приводит в своих воспоминаниях капитан В.Н. Бутков: «Сын генерала Абрамова остался в СССР и, будучи моряком советского морского флота, сбежал во время выхода на берег в германском порту. Там он связался с Начальником II Отдела РОВСа Генерального Штаба генерал-майором А.А. фон Лампе, который переправил Николая Абрамова к отцу в Софию. В 1936 - 1938 годах Николай Абрамов был близок к работе III Отдела РОВСа и много помогал на Военно-Училищных и унтер-офицерских курсах. Он был большим специалистом постройки электрических схем: «Разборка и сборка 3-х линейной винтовки» (с названиями всех частей), таких же схем револьвера «Наган», гранат, легкого пулемета и др. Работали эти схемы следующим образом: когда прикладывали электрические контакты к кружкам с указанием частей стрелкового оружия, на картонной лицевой стороне зажигалась лампочка - красная или зеленая. Если зажигался зеленый свет - ответ правильный, если красный - ошибка. Кроме того, Николай Абрамов знал джиу-джитсу и бокс, которые тоже преподавал на уроках военной гимнастики. Слушатели курсов его очень любили и дружили с ним.
Николай Абрамов открыл в Софии магазин филателии и редких монет и преуспевал (якобы) в этой торговле. Капитан Фосс, опытный разведчик, с первого дня появления Николая Абрамова начал его подозревать и установил за ним и наружное, и внутреннее наблюдение, которое и привело к разоблачению молодого Абрамова. У Фосса были фотографии встреч Н.Абрамова с разведчиками советского посольства, и все это он представил отцу - генералу Абрамову. В «деле Николая Абрамова» до сих пор существует некий туман, который в свое время особенно развели представители НТС (новопоколенцы), тогда враждовавшего с РОВС-ом. Но пишущий эти строки может свидетельствовать то, что видел лично.
В день, когда генерал Абрамов пригласил сына прийти к нему на улицу Оборище, 17 (штаб III Отдела РОВС-а), в его кабинет, пишущий эти строки был начальником, или разводящим караула. Я и провел Николая Абрамова в кабинет генерала и остался стоять внизу (кабинет был на втором этаже), ожидая, если меня вызовут. Я стоял внизу и ждал. Слышал громкий голос генерала и нервные выкрики заикающегося его сына (Николай Абрамов был заикой). Потом генерал Абрамов вышел с красным лицом, сильно возбужденный и быстро ушел в садик. Минут через пять он возвратился и поднялся по лестнице. Дверь в его кабинет осталась открытой, и я слышал, и видел, как молодой Абрамов не просто плакал навзрыд и выкрикивал, что Фосс лжет и старается его погубить. Через некоторое время генерал Абрамов появился в дверях. В его руке был браунинг. Помахивая им, он мне крикнул, чтобы я вызвал по телефону полицию через капитана Браунера. Я бросился в общую канцелярию и предал все это секретарю III Отдела капитану Арнольду. Я вернулся к лестнице у кабинета и громко доложил генералу, что Браунер едет (до Дирекции полиции от «Оборище, 17» было большое расстояние, а Браунер ехал в трамвае с двумя своими агентами). Приблизительно через час Браунер прибыл, и уехал из особняка III Отдела уже на полицейской машине, взяв с собою Николая Абрамова.
Потом мы узнали, что отец-генерал сразу же заставил сына читать рапорт и смотреть фотографии, которые ему представил капитан Фосс. Генерал требовал от Николая признания, что тот работает на советчиков. Николай все это отрицал. Тогда генерал вынул свой браунинг, положил его на свой письменный стол и сказал сыну, что через пять минут он вернется. Он так и сделал. Предложения застрелиться Николай не принял, и генерал вызвал полицию, передав сына ей. Николая судили, но болгарский суд не признал его виновным в шпионаже против Болгарии, а то, что он работал против Белой эмиграции на советы (болгары только что признали советское правительство и совсем не хотели портить с ними отношения), их не касалось. Николая Абрамова выслали во Францию, где его след затерялся. Нужно добавить, что за год до этого Николай женился на состоятельной дочери софийской дантистки Кончиновой. Кончинова-старшая была близка со многими болгарскими сановниками и лечила им зубы. Ее кабинет был престижным и дорогим. Говорили, что она хорошо заплатила судьям и тем, от кого зависела судьба Николая Абрамова. Конечно, помог ему и посол СССР Ф.Ф. Раскольников и его советник-энкаведист Г. Яковлев».
Большевикам и их прямым и нечаянным пособникам все же удалось скомпрометировать «внутреннюю линию». С ней оказался связан во Франции оказавшийся предателем генерал Скоблин. «Фосса связали с деятельностью Скоблина, считая, что являясь руководителем «внутренней линии» в Болгарии, Фосс должен был быть замешан в грязную историю с предательством Скоблиным, - пишет Бутков. - Комиссию старших начальников РОВС-а возглавил пожилой и всеми глубоко уважаемый боевой генерал-от-кавалерии Драгомиров. Его помощником и главной пружиной в этом расследовании стал генерал-от-кавалерии Эрдели. Комиссия Эрдели побывала в 1938 году и в Софии, где долго и тщательно расследовала деятельность капитана Фосса и старалась найти документальные подтверждения его связи со Скоблиным. Генерал Эрдели бывал и в болгарском Военном Министерстве у полковника Костова. В результате комиссия сделала вывод о том, что Фосс ничего общего с преступной деятельностью Скоблина не имел.
Капитан был полностью «обелен», с него сняли все «обвинения» и извинились за доставленные неприятности. Но все же Фосса отстранили от работы в разведке РОВС-а, оставив ему, по требованию полковника Костова, его сеть информаторов по Болгарии».
Новым начальником разведки III Отдела РОВСа стал капитан Л.-Гв. Финляндского полка Ян Георгиевич Яренко, музыкант и один из руководителей популярного в Софии салонного оркестра. Оркестр часто выезжал заграницу – в Румынию, Венгрию, Польшу, Персию... Яренко использовал эти поездки для завязывания связей с ответственными чиновниками секретных служб для организации перебросок кутеповских боевиков на Кавказ. Последняя группа в 1940-1941 гг. готовилась для отправки через Персию, но помешала начавшаяся война. «Неутомимый, энергичный и преданный своему делу, капитан Яренко организовал неслыханное до его назначения наблюдение за советским посольством, - свидетельствует В.Н. Бутков. - Через капитана Браунера и при поддержке капитана Фосса Яренко организовал группы наружного наблюдения за всеми служащими посольства. Раздобыл через болгарскую полицию их фотографии и список их официальных должностей.
Напротив советского посольства были поставлены табачные киоски (через площадь), которые содержались нашей агентурой под контролем болгарской полиции. Полиция получала копии докладов наших разведчиков, и болгары были этим вполне довольны и всячески помогали всем, чем разрешалось их правилами. Это началось с 1938 года и продолжалось до 1941 года. Слежка и «хвосты» наших филеров доводили советчиков до расстройства нервов и их часто меняли - вызывали обратно в СССР, но с новыми продолжалось то же самое. Они не могли незаметно уходить на свои свидания даже с проститутками.
Военный атташе полковник Сухоруков еженедельно делал большую прогулку пешком из посольства до ближайшего болгарского села Горубляне, приблизительно четыре километра туда, и столько же обратно. Нелегко было за ним следовать по Цареградскому шоссе мимо казарм 1-го конного полка и 1-го артиллерийского. Он шел в пальто или в плаще, с тростью в руке, в которой, очевидно, было встроено огнестрельное оружие. Левая его рука, очевидно, сжимавшая пистолет, была всегда в кармане. Никогда он не оглядывался, а шоссе было пустынным, и нашим филерам приходилось месить грязь или шлепать по воде придорожной канавы, чтобы успеть прилечь. Но, конечно, это были паллиативы: Сухоруков прекрасно знал, что за ним следят, как знали и все его коллеги. Все это их доводило до бешенства. Посол Раскольников несколько раз протестовал в министерстве Иностранных Дел Болгарии, но ему отвечали, чтобы он представил доказательства, которых у него не было.
Капитан Яренко распорядился напечатать специальные листовки с призывом членам посольства переходить на нашу сторону, обещая им всяческие блага. Конечно, это было нереалистично, но также очень влияло на их психику. Например, чиновники посольства ужинали в приличном большом ресторане, где всегда играли венгерские цыганские оркестры. В осеннее и зимнее время они приходили в пальто, и сдавали их, как полагалось, в гардеробную. А там на девяносто процентов служили русские девушки и молодые дамы. Все они были связаны с Яренко и его сотрудниками, получали задания рассовывать по карманам советчиков разные листовки. Конечно, когда советчики, найдя у себя в карманах эти листовки, представляли их руководству ресторана, те клялись и божились, что впервые видят это, обещали следить, чтобы совслужащих не беспокоили, но «операции» продолжались. Сотрудники капитана Яренко постоянно звонили по телефонам семейным высокопоставленным советским чиновникам, жившим по частным квартирам и «допекали» их предложениями переходить на нашу сторону. Их протесты тоже ни к чему не привели, и многие из этих чиновников просили свои центры перевести их в другие места».
В своем письме Сталину советский посол Федор Раскольников утверждал, что их работу в Болгарии полностью сорвала «внутренняя линия капитана Фосса». Примечательно, что Клавдий Александрович имел своих агентов и в советском посольстве. Таковым был, в частности, личный шофер военного атташе полковника Сухорукова. «Когда работа шофера провалилась - о ней узнал Яковлев, Сухорукова сейчас же отозвали, и он исчез с горизонта военных ведомств СССР, скорее всего, был ликвидирован в 1939 году, - сообщает В.Н. Бутков. - Такая же судьба постигла и его заместителя - майора Я.П. Середу, участника Гражданской войны в Испании (на стороне, конечно, красных). В Испании Середа отличился, был ранен. Он считался специалистом уличного боя и хорошим организатором конспиративной работы. Середу проводимая капитаном Яренко тактика «игры на нервах» довела до того, что через год он попросил его сменить».
В 1938 г. разведывательную работу возглавил Генштаба генерал-майор М.М. Зинкевич. Михаил Михайлович окончил Владимирский Киевский кадетский корпус, Константиновское военное училище и Николаевскую академию Генерального Штаба. За его плечами были Русская-японская, Первая мировая и гражданская войны. Войну Великую он окончил в должности начальника штаба Сибирской казачьей бригады на Кавказском фронте и в чине полковника. Вступив в Добровольческую армию, Зинкевич участвовал во 2-м Кубанском походе в составе 2-й дивизии генерала Боровского, позже был помощником начальника Алексеевской пехотной дивизии.
В Галлиполи Михаил Михайлович был инспектором классов Николаевского кавалерийского училища, в Болгарии - командиром Алексеевского пехотного полка на руднике Перник в Болгарии. Кроме того, генерал возглавлял Общество Галлиполийцев, издавал и редактировал «Вестник Галлиполийцев».
Жизнь генерала Зинкевича оборвалась трагически. Он, командир батальона в 5-м полку Русского Охранного корпуса в Югославии, скончался 23 февраля 1945 г. от ран, полученных в бою с титовскими партизанами. Капитан Русского Корпуса С.Г. Гапон вспоминает: «Генерал Зинкевич, несмотря на свой уже немолодой возраст, во всех отношениях был на своем месте. Во время боев, по традиции первых добровольцев, он всегда шел не пригибаясь — во весь свой высокий рост. Ранен он был осколками снаряда, разорвавшимся между ним и командиром одиннадцатой роты — Марковского пехотного полка подполковником Чибирновым. Генералу перебило голени обеих ног; кроме того, он получил много мелких ранений.
Когда его переносили на носилках из штаба батальона в лазарет, он держал руки, закинутыми за голову. По дороге к раненому подходили все, кто мог, из одиннадцатой роты. Увидев меня, он спросил:
- Сережа, это одиннадцатая рота?
Я ответил утвердительно.
- До свидания, желаю боевого счастья; поправлюсь - вернусь опять.
Мне, да и нам всем не пришлось больше увидеть нашего доблестного командира батальона. Генерал Зинкевич скончался от ран в девять часов утра».
Из всех руководителей разведки РОВСа наиболее долгий срок был отмерен капитану Фоссу. Непримиримый противник большевиков, он успел отметиться на Восточном фронте, арестовывался Гестапо по ложному доносу НТС, но, как и от покушений коммунистов, незримая рука сохранила гения белогвардейской разведки… Умер он в 1991 г.
Елена Семёнова |
