Приобрести книгу можно в нашем интернет-магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15457/
1 января 1939 года. Эль Контадеро — высота 1639. Верхняя река Тахо. Получили телеграмму от полковника Болтина: «Я с Борисом Ильиным в Бургосе, получаем подарки от организации «Подарок солдату» (Агинальдо солдадо). Жители в эту организацию вносят некоторую сумму и на эти деньги готовятся стандартные посылки. В каждую коробку вкладывают адрес отправителя. Я получил коробку с адресом какого-то жителя города Хихона (в Астурии), другие из Бильбао. В каждой коробке банка мармелада, банка с чорисами (колбаска с красным перцем), пачка папирос, турон и плитка шоколада. Как полагается, все коробки распечатаны и во многих не хватает... С 1-го января новая раскладка: командир роты получает на каждого по три пезеты в день и должен давать обед, ужин, кофе, с вином и сладким, и на руки должен выдавать по 50 сентавос в день (раньше было по 75 сентавос).
3 января. Вторник. Собщили по телеграфу, что командир Терсио майор Монтальво приказал сжечь все письма, представляемые в запечатанных конвертах. Цензор нашей роты — отец Хозе-Мария, Некоторые «чики» весь день сидят за писанием писем — некоторые пишут ежедневно листов по 10-15. Сладков ходил на Тахо делать глазомерную съемку (панораму), с ним «Борода» и несколько солдат для охраны. Есть сведения, что красные эвакуируют из Мадрида 200 тысяч жителей, так как нечем кормить (едят собак и кошек).
Получено от Гурского из Сан Себастьяна письмо — к нему привязался Константинов. Отправились к чешскому консулу на предмет визы в Чехословакию. Консул был очень любезен, отнесся к ним прекрасно, но сказал, что его страна испытывает затруднения политического характера. Константинов сказал: «черт с ней, ей так и нужно»... Виза сорвалась.
8 января. Пятница. «Папа» вернулся из отпуска, временно командует нашим Терсио. Кормит он нас скверно так, что бросается в глаза даже жителям: мы уже неделю не видели мяса, едим сало, картошку и консервы.
7 января 1939 года. Русское Рождество. Рождество безрадостное в этом году, нечем встречать — ждали Болтина, но он не приехал. Чудный зимний день. Спустились с горы в долину около Тахо, стирали белье, в брошенной хате устроили некоторое подобие бани. Ходим вооруженные. Прибыли из ближайшей деревни крестьяне, рубят дрова только для кухни, мы их воруем и складываем под нары.
9 января. Пришел перебежчик, родом из-под Мадрида, сообщил, что против нас незначительные силы красных. Наше успешное наступление в Каталонии. В Чека прибыло для пополнения 30 офицеров и оружие, обещают, что через неделю нас сменят. Сержант наших гверильщиков отправился в Сарагоссу в школу сержантов по Армии.
13 января. Канун нашего Нового Года — нечем встречать, как и Рождество, Болтин прислал письмо, что у него много подарков для нас и что он хлопочет о возможном нашем устройстве на случай окончания войны.
15 января. Всю ночь и весь день дождь. Вечером сообщили по световому телеграфу, что наши взяли город Таррагону и что завтра нам придет смена и мы уйдем на отдых в Чека.
16 января 1939 г. Понедельник. С самого утра ждем смену. Дождь и ветер. В 2.30 час. дня в тумане под дождем показались первые люди — смена от нашего Терсио, все мокрые, забрызганные грязью после перехода в 25 километров. В три часа дня мы покинули Эль Контадеро, где мы пробыли почти пять месяцев на самой передовой и ответственной позиции нашего участка фронта. Вещи ухитрились погрузись на мулов. День короткий. Темно, дождь и грязь, долины превратились в реки, задрипались до пояса. Часов около 10-ти вечера добрались до окраины деревни Чека — нас встречали наши рекете и сразу-же потащили в кабак согреться рюмкой коньяку. Нам отвели пустой дом, где раньше было кафе. Пылаев, Тоцкий и я зашли в дом, там вдова сидит около очага, где тлеют сырые зеленые сосновые ветки — так и не согрелись и не подсушились. Спали на полу без матрацов, так как их оставили на позиции, обещали нам выдать другие, но их не получили. Спал скорчившись в три погибели, чтобы согреться.
ДЕРЕВНЯ ЧЕКА. ПРОВИНЦИЯ ГВАДАЛАХАРА.
17 января 1939 года. Вторник. Хотя название деревни и не особенно приятное, но деревня богатая, жители разводят мулов. Утром почистились и пошли строем в церковь — форма и надраенные ботинки — как будто не было перехода в 25 километров по грязи и под дождем... Был торжественный молебен по случаю взятия Таррагоны, с выносом знамени, которое вышили молинские «маргаритки». После церкви Зотов, Бриллиантов и я пошли искать Ваську, но не нашли, хотя исходили ближайшие горы. Вчера он отстал, промерз и спал в каком-то брошенном сарае, его принесли и положили в госпиталь, Фернандес («Крыса») и Кастильо («Борода», оба тениенте) выложили из кармана сто пезет на вино, его ведрами разносили по деревне и все пили. Наши рекете поругались с кавалеристами из-за «Христо-Рей» (это лозунг карлистов) и чуть не передрались. Вечером устроили выпивку по случаю производства Белина в сержанты, а мы с Юренин-ским отметили наш переход в эсквадру (отделение) Голбана.
18 января. Дождь, снег. Сидим в нетопленном помещении — нет дров, хотя раздобыли печку, но без труб. Наши офицеры тоже мерзнут, но мало интересуются своими подчиненными. Зато обещают обмундирование в неограниченном количестве. После перехода под дождем с Эль Контадеро никто не простудился, даже насморка не было ни у кого. Рота собралась в нашем помещении, открыли ящики с новыми ружьями-пулеметами Гочкиса испанского производства, хотя без единой метки. Наши пулеметы Фиат отправят в Альбаррасин, в штаб дивизии.
20 января. Прибыл из отпуска Гурко, привез подарки от Болтина: папиросы, немецкий трубочный табак, шоколад, мыло и карты, а также старые французские газеты. Утром и после обеда «словесность»: чтение дисциплинарного устава, сводок и пение патриотических песен.
21 января. Чека. Утром ходили в госпиталь на медицинский осмотр, смотрели только спину и живот. Пальчевский привез из Молины де Арагон итальянское обмундирование, не хватает серых рубах — верно проходящие войска разворовали, так как наш «цейхгауз» в крестьянском доме. Достали пилу, полезли на чердак и отпилили несколько стропил — так, чтобы черепичная крыша не завалилась, распилили и благоденствуем, сидя у горящей печки.
22 января. Вечером мы компанией — Голбан, Артюхов, Зотов и я пошли в фонду (кабачек) ужинать (фасоль 2 пезеты), засиделись до 10-ти часов вечера (разрешается до 9-ти, до «силенсио», спать). Белин утром выговаривал — мы как иностранные добровольцы должны служить примером — совершенно прав. Сережа Бриллиантов и Гончаренко, будучи дневальными, пошли гулять, а Белин (новый сержант) дал им по два наряда. Гончаренко пошел к «Папе» жаловаться и тот им прибавил еще по три дня домашнего ареста.
Из Пералехоса сбежало к красным 7 человек — пополнение из пленных. Алькальде Чека получил приказание приготовить помещение для войск, прибывающих ночью. Ночью прибыл батальон пехоты нам на смену. Утром «папа» в цейхгаузе Терсио раздавал обмундирование, которое у наших «чиков» в плачевном состоянии (у нас прекрасное итальянское обмундирование). Утром выбросили старое барахло и собрались в поход. Ждали прибытия 50-ти камионов, чтобы ехать ближе к Валенсии, в район Теруэль-Кастельон. После обеда полковник сообщил, что отъезд откладывается и роту погнали за деревню на шоссе на строевые занятия. Несколько человек русских больны гриппом — когда стояли на позиции, все были здоровы. Трингам прислал письмо из Бадахоса — он ранен и кажется ранены Двойченко и Ковалевский.
26 января. Чека. Получено известие о взятии нашими войсками Барселоны, всеобщая радость: крики ура, бросание ручных гранат за деревней на речке. «Папа» закричал: «мис мунисионес!» (мои огнестрельные припасы), приказал прекратить бомбардировку и на радостях выдал целый большой котел анисовой водки.
27 января. Утром рота стала строиться, чтобы идти в церковь на молебен по случаю победы, но отменили, новое приказание: захватить одеяла и приготовиться к походу. Говорят, что перебежчики сообщили, что против нашей дивизии, красные сосредоточили три дивизии и 380 орудий и собираются наступать. Якобы красные переправились через Тахо и заняли Таравилью. Спешно раздали обед, получили патроны и консервы и нам подали удобные камионы. Пехота раньше ушла из деревни. С пением «Пусть вокруг одно глумленье» (Корниловская песня), мы уехали из Чека и прибыли на хутор Терсагилью, слезли, а камионы отправились в Чека за взводом «Дуньки», Показались красные авионы и мы спрятались под стенки фермы. Часов в 5 вечера прибыл взвод «Дуньки» и вся рота отправилась в Таравилью по шоссе, построенному крестьянами. Кто в деревне — наши или красные, мы не знали. По дороге встретили лавочника из Таравильи — вез бочку вина: «В Таравилье все спокойно», сказал он. В деревне всё население высыпало на улицу, приветствовали нашу роту, как старых знакомых, говоря: «Мы знали, что русские к нам придут и не сдадут нас красным»... В Таравилье стоит рота Терсио Сантияго, другая находится на парапетах, а в деревне еще батальон пехоты — вся деревня забита войсками. В сумерки мы вышли из деревни, нас провожали, как обреченных на смерть и мы шли занимать позиции в ожидании серьезных боев. В темноте пришли на позицию на берегу Тахо и расположились в лесу Вентоса, где в июне мы пробыли сутки. В 8 часов вечера выставили сторожевое охранение в темноте — приказано стрелять без предупреждения по всякому, кто покажется на тропе, ведущей от Тахо к деревне Баньос. Спали, наломав веток сосны и сделав шалаши.
28 января. Позиция Вентоса на берегу Верхнего Тахо. Утро чрезвычайно холодное. Ночью валил снег, наши шалаши из веток замело снегом. Костры на ночь потушили. Я отстоял первую смену часовым и сняв ботинки, залег в шалаше. Утром проснулся — жарко под одеялом, так как на мне лежал толстый слой снега. С утра туман и пронизывающая мгла. Чуть свет прибыл взвод терсио рекете Сантияго, расположился правее нас вдоль реки и открыл огонь по красным. Обедали и ужинали всухомятку в лесу, кофе не было. Днем все время шел густой мокрый снег. К ночи стали строить шалаши из веток посолиднее. Воду приносили из сталактитовой пещеры — вода кристально-чистая, чудо природы,,, в пещере естественный бассейн.
29 января 1939 года. Вентоса, на берегу Верхнего Тахо. Утром ушли в Таравилью — километров десять. Все население шло в церковь, на молебен о даровании нам победы. Нас встретили, как пришельцев из другого мира, так как распространились слухи, что мы вели сильный бой с красными и среди русских много потерь. Молебен пришлось отменить... Крестьяне были чрезвычайно рады, что у нас все обстоит благополучно — радость их была искренняя. Нас посылали на Тахо, как особенно надежную часть, знакомую с местностью. На кухне Терсио Сантияго нас ждал горячий кофе в изобилии — я выпил не меньше литра чудного черного кофе. Кашевары нас угостили на славу, дали яиц и Павел Зотов приготовил обильную яичницу, мы подарили кашеварам по итальянской ручной гранате, В 2 часа дня нам подали камионы в Терсагилье, куда мы ушли, тепло провожаемые всем населением деревни. В нашей роте много рекете из Чека и окрестных деревень. В Чека оставались лишь больные и нестроевые и они собрали наши вещи и сдали в ротный склад, Сережа Бриллиантов, хотя и был болен гриппом, но пришел к нам в лес.
Красные сосредоточили много войск и готовились наступать на нашем участке. Мы были в засаде и должны были ударить во фланг наступающим красным. Но налетела наша авиация и красные понесли колоссальные потери. Явился перебежчик от красных, офицер и рассказал, что убитых от авиации было тысячи полторы. Мы всю ночь слушали шум от камионов за рекой в деревнях Поведа и Пенъялен — это красные сматывали удочки, их наступление сорвалось. Особенно много бомб наша авиация сбросила над городом Брончалес, где было главное ядро красных сил.
31 января. Чека. После Таравильи нам дали два дня отдыха. Есть слухи («солдетский вестник»), что нас перебросят на фронт около Валенсии — у нас холодно, снег и слякоть, хочется ближе к солнцу. В Чека прибыл эскадрон полка Робледо (Калатрава), будем нести сторожевую службу поочереди с ними. У нас новый пост на высокой горе, где мы будем нести службу поочереди с местными гверильщиками. В этом карауле очень холодно, есть на вершине горы шалаш, где можно развести костер. Другой караул у входа в деревню и кроме того патруль.
ФЕВРАЛЬ 1939 года.
1-го февраля. Чека. Прибыл огромный автокар — Пропаганда, по радио передали последние сводки, потом испанцы спели свои песни и мы несколько русских песен. Наши рекете поспорили с кавалеристами из-за «Вива Рей!». Дело дошло до драки, Фернандес вызвал свой взвод с ручными гранатами, но «Папа» всех разогнал палкой, один кавалерист арестован.
3 февраля. Нашими войсками в Каталонии взят город Герона. У нас за деревней на шоссе занятия — сплошные повороты и кругом. Сережа Бриллиантов отправился в отпуск — пешком до Ориуэлы, оттуда на станцию Санта Елена и в Сарагоссу и Сан-Себастьян, к Порховичу.
Воскресенье 5 февраля. Чека. Ночью Юренинский, Павел Зотов и я были в полевом карауле на горе — высоченная гора, вся вершина изрыта окопами гверильясами, два шалаша из веток — в одном мы с гверильщиками, в другом пулеметчики. Сырые дрова не горят, очень холодно, мороз. Меня Зотов даже не разбудил, сам нес службу с гверильщиками, изредка выходя наружу послушать.
Получена телеграмма, что 8-го или 9-го нас сменит батальон пехоты: и мы уйдем на другой фронт. Получено письмо из Парижа от полковника Щавинского о производстве Василия Кривошеи в чин подпоручика — то-есть присвоении ему права на этот чин по Российской Армии. Он был добровольцем в Марковском артиллерийском дивизионе в Крыму и 5 лет во Французском Легионе. Мы решили представить нашего Михаила Сальникова (кадет Сибирского кадетского корпуса и 5 лет Французского Легиона). Капитан Кривошея (тениенте) будет ходатайствовать перед генералом Архангельским.
Утром раздавали белье и обмундирование — ликвидация запасов нашего Терсио. Наше Терсио идет на формирование 26-ой дивизии: Терсио «Донья Мария де Молина» и три батальона пехоты составят 1-й полк, Терсио — «Нумансия» и два батальона — 2-ой полк, а Терсио Сантияго и два батальона — 3-й полк, которым будет командовать майор (команданте) Агильяс. Ждем с Эль Контадеро наши три роты, которые сменяются батальоном пехоты.
8 февраля 1939 года. Чека. Сегодня исторический день: нам подали 39 камионов, некоторые с пулеметами от авиации, все Терсио — 4 роты — погрузились, как сельди в бочке, двинулись через Ориуэлу-дель-Тремедаль на станцию Санта Эулалия, погрузились в эшелон и отправились через Теруэль на станцию Эль Торо. Вдоль железнодорожного полотна по шоссе тысячи огней от камионов, едущих туда-же, куда и мы. Сгрузились и 6 километров прошли до деревни Эль Торо, куда прибыли в 2 часа ночи.
9 февраля. Эль Торо. Пришли в 2 часа ночи в эту разоренную дотла деревню, кое-как разместились в брошенных хатах на ночлег. Здесь уже находится много войск; Терсио рекете Сантияго, хозяйственные части мавров, пехоты, артиллерии и саперов, находящихся на позициях. Мы находимся в провинции Кастельон, до Валенсии километров сорок, до позиций километров десять, местами и ближе. Там стоят мавры и пехота, пока что мы и Сантияго в резерве. Сидим без денег, загонять нечего, мне еще в Чека Гончаренко загнал итальянские ботинки за 55 пезет, а также серую рубаху. В деревне больше десятка маркитанов, больше мавров, цены на все чрезвычайно вздуты.
10 февраля 1939 года Эль Торо. Вчера у фонтана рекете поругались с фалангистами из-за «Вива Рей» (да здравствует король, так как рекете — сыновья карлистов-монархистов). Кто-то бросил ручную гранату Лафитт, было ранено 4 наших, б сантияговцев и два пехотинца. Полковник, начальник дивизии, приказал производить занятия с 8.30 и до 11.45 и после обеда с 2.30 и до 5-ти. Утром мы и сантияговцы были в поле на тактических занятиях — разборка пулемета, а потом отец Хозе-Мария вел беседу о моральном воспитании. По дороге в деревню пели русские песни. «Папа» ездил на «Пенья салада» (соленая скала) знакомиться с нашей будущей позицией, рассказывал, какие прелести нас ожидают: сплошные окопы из камня, высунуть нос нельзя, так как противник очень близко, нет воды и дров. Постоянная перестрелка. Мы туда уходим послезавтра дней на пять.
12 февраля. Чудная погода — юг сказывается. Утром пошел в поле на ручей постирать и помыться на солнышке. Все рекете исповедывались и причащались (нас это, конечно, не касалось). После обеда «Папа» выдал Кривошее (тениенте) 900 пезет, полученных из Бельгии на имя Болтина, нам выдали по 10 пезет на брата, немного попировали.
13 февраля. Эль Торо. Мы все помещаемся на полу в разрушенной хате, дров нет, так как все было растаскано многочисленными частями. В 9 ч. утра отправились на позицию — вещи на себе, т. к, красные угнали всех мулов. До позиции Пенья Салада 22 клм., нужно подыматься в гору по шоссе, построенному Наваррской дивизией рекете; дальше долина с ручьем, через который проходит несколько мостиков, везде указательные надписи, в нескольких местах кладбища воинов. Прошли километров 15 — привал, съели холодное — пол-хлеба и банку фасоли с салом. Выше на горах наши окопы из камня в несколько рядов — сплошная крепость. Красные подняли сильную стрельбу — видно нас заметили. Временно заняли вторую линию окопов. Пошел снег. С темнотой втянулись в первую линию и сменили батальон пехоты, который уходит на Верхнее Тахо на смену 320-го батальона пехоты, который придет сюда и сменит нас. Ночь холодная, но у меня две шинели и три одеяла, огня развести нельзя, нет дров, да и противник близко. Тишина, мы все в караулах. Окопы из камня — стенки, землянка маленькая, очень тесная. Ночные посты для часовых — вроде собачьих конур из камня, где можно только лежать, ничего не видно, ночь темная, только можно слушать, тут-же ящики с ручными гранатами. Будка под самыми проволочными заграждениями.
14 февраля 1939 гада. Окопы на Пенья Салада. Расположились в окопах по отделениям (эсквадрам), мой капрал (кабо) Зелимбек, он в маленькой землянке с Гончаренко и Бибиковым, у них есть меленькая печка, нужно собирать траву по стебелькам, а мы с Юренинским в другой маленькой землянке, без печки. Весь день перестрелка, у нас маленький дворик, видный противнику, приходится перебегать согнувшись, так как пули посвистывают. Получили дневной рацион: три четверти хлеба и две банки рыбных консервов на человека. Говорят, что кто-то украл у нашей роты 50 хлебов. Ночные караулы с 7-и вечера и до 7-ми утра, днем наблюдатели. Наша артиллерия вкатила в наши окопы два снаряда, разрушила бруствер и угол землянки в соседнем отделении, где наши русские. Чики стали заделывать повреждения, благо камень в изобилии. Говорят, что это вновь прибывшая скорострельная батарея делала пристрелку с вершины горы и не рассчитала расстояния и местности. На нашем участке 2 батареи 75 мм. по 4 орудия. Красная артиллерия молчит. У красных внизу в долине и по склонам гор грандиозные фортификационные сооружения.
15 февраля, 1939 г. Окопы на Пенья Салада. Сзади нас в километре, на горе вторая линия окопов, там помещается Терсио Сантияго. Хотя они и во второй линии, но им приходится хуже нашего, так как их окопы вырисовываются на склоне горы и красные сосредоточили по ним пулеметный огонь, а по нам только ружейный. Вчера у сантияговцев был один убитый, а у нас один раненый. Утром уже получили горячий кофе, а потом обед, но за ним нужно ходить с полкилометра, по окопам и ходам сообщения. Пальчевский с утра отправился в Эль Торо (22 километра) за покупками, дали ему сто пезет и каждый получил по 5 пачек папирос, 2 коробки спичек, 2 книжки курительной бумаги и на всех 6 кило сахару и 2 бутылки коньяку, «Папа» еще от себя прибавил — бутылку. Прибыл из отпуска Бриллиантов. Рассказывает, что Болтин хлопочет о производстве нас в кабо и сержанты по Легиону, добивается свидания с генералом Франко... Гурскому будто-бы обещана виза в Германию (к концу войны, он устроился в Терсио Наваррских рекете Монтехурра). Константинов в Севилье — что-то строит, по его словам, он окончил рабфак и имеет диплом «инженера». Больше мы о нем никогда не слышали. Дризен в Барселоне, а барон Вольф в Памплоне, его Балестены (местная знать) хотят устроить в Наваррские рекете.
16 февраля. Пенья Салада, окопы. Вечером объявили, что красные готовятся на нас наступать, приказано выставить три ночных поста по шесть человек, но выставили лишь два поста. Приказано не стрелять по противнику, так как нет мулов, чтобы доставить патроны — у пулеметчиков лишь немецкие патроны. Начальство об этом мало беспокоится, так как мы здесь простоим недолго.
Умер Папа Пий Одиннадцатый. Испанцы особой печали не проявляют, так как у них существует поверье, что война окончится победоносно для Франко, когда умрет Папа, который в начале войны поддерживал красных басков. Этот Папа сделал много зла России: неосуждение большевизма, стремление взамен уничтожаемого Православия, насадить Католицизм, изобрел «Восточный обряд» с Институтом восточного обряда в Риме, уничтожение двух тысяч Православных храмов в Польше, где он был папским нунцием... Италия заключила торговый договор с СССР — испанцы недовольны итальянцами.
18 февраля. Окопы. Наш участок называется «Пенья Кемада» (выжженная скала). Гончаренко и Тоцкий ушли в интендантство за 5 километров, где можно купить очень дешево продукты. Мы с Зелимбеком подмели наш ход сообщения, так как ожидается какое-то начальство — нас обстреляли. Ночью в карауле очень холодно, дует северо-восточный ветер, стоим два раза в ночь по часу и три четверти, идя на пост, приходится брать два одеяла и две шинели — приходится лежать в собачьей конуре под самой проволокой. Красные нас днем обстреливали ружейными гранатами — штука неприятная... Приехал из отпуска командир Терсио, майор Монтальво, ходил по окопам не согнувшись, не обращая внимания на летящие пули; «Папа» из-за бруствера высунул свой красный берет, чтобы подразнить красных. Вечером наши рекете переговаривались с красными — хорошо слышно. Ночью на посту замерзаем, а согреться негде, хотя и насобирали по стебелькам траву, но печки у нас с Юрининским нет.
19 февраля. Окопы на Пенья Кемада. Обещают смену через два дня. Днем тепло. Наша и красная артиллерия вели перестрелку. По нашим окопам их артиллерия не стреляет, но нашей кухне достается. Сменимся и уйдем во вторую линию, ожидаем прибытия Наваррской дивизии рекете и батальона пехоты, который сменит наше Терсио. Ходят слухи, что сегодня наши будут рвать фронт у Гвадалахары, где неудачно наступали итальянцы. (В итальянской истории войны их поражение называется победой, и испанцы, первоклассные воины, искренне презирают итальянцев). Красные пока что на нашем участке держатся пассивно. В ближайшем тылу у нас беспрерывно ведутся сертификационные работы, все горы изрыты окопами и ходами сообщения. Ночью у красных сплошная иллюминация от камионов, подвозят необходимое, днем не рискуют. Весь горизонт освещен, но ночью ни одного выстрела.
21 февраля. Пенья Кемада. В обед пришли пулеметы пехотного батальона, сменили наших и те ушли в тыл. Пулеметы — облегченные немецкие Максимы. С темнотой мы уходим во вторую линию, где стоит Терсио Сантияго — у них в тылу уже восемь убитых от пулеметного огня. Мы простояли в окопах восемь суток вместо пяти.
22 февраля. С наступлением темноты стали выходить из окопов, не дождавшись смены, так как окопы столь узки, что нельзя было бы разминуться, в окопах оставались лишь пулеметы пехотного батальона. Во время смены, красные открыли сильный огонь. Без смены остались лишь противотанковые орудия. Часа полтора шли ночью во вторую линию, блуждали в темноте, так как не могли найти окопы сантияговцев.
ПЕНЬЯ ДЕЛЬ ДЬЯБЛО (Скала Дьявола).
23 февраля 1939 г. Четверг. Утром туман, ничего не видно. Рота заняла группу землянок, сделанных из камня, а мы русские через лощину за полкилометра устроились тоже в маленькой каменной землянке, где так тесно, что можно спать лишь на боку, если кому нужно повернуться, то надо беспокоить соседей. Вши разгуливают свободно. Несколько человек пошли искать веток для отопления, а Голбан взял кувшин и отправился километра за четыре искать воду. Когда он возвратился, то его предупредили, что если его красные не обстреляли, то лишь благодаря туману. Ходили за два километра в брошенные землянки за строительным материалом. Мы почти со всех сторон окружены, остается лишь свободным узкий перешеек километра три шириной, да и тот обстреливается пулеметным огнем. Кругом нас окопы красных, даже в кухню приходится ходить через лощину, обстреливаемую красными пулеметами. Но так как красные окопы от нас за два-три километра, то у нас потерь не было. После полудня Зотов и Гончаренко пошли в интендантство, но в тумане заблудились и вернулись к нам уже в темноте. Так как нас отвели во вторую линию, то сегодня предполагалось устроить строевые занятия часа три, но по случаю сильного тумана нас оставили в покое. Тениенте «Дуньке» было предложено ехать на курсы на предмет производства в капитаны, но он отказался. А «Борода», папин сын и Фернандес очень хотели поехать на курсы, но им не предложили — видно им война уже надоела...
24 февраля. Пятница. Скала Дьявола. Ночью была вьюга. Наша землянка худая, везде дыры, тесно, дрова сырые не горят, негде согреться. Кто приходит из караула, втискивается, остальные во сне инстинктивно раздвигаются, чтобы дать место лечь на боку. Ночью караулы от русских — два поста и третий около землянок. Караулы выше нашей землянки — заберешься в яму и слушаешь, что делается у противника, укроешься одеялом и замерзаешь, зуб на зуб не попадает. Приходится делать усилия, чтобы не заснуть и не замерзнуть, ночью разводящий раз за смену приходит, чтобы посмотреть, не замерз ли часовой. Согреться негде, а тут еще несчастье — нет табаку, даже «бычков» собрать негде, так как испанцы не курят, курим лишь мы русские.
25 февраля, суббота. Ходим на дальнюю брошенную позицию за дровами, сосновые ветки, сырые, не горят, пилим их огрызком пилы, дыма много, а тепла никакого. Хорошо, что много снега — вода есть. Для кухни носят за два километра, от командного пункта, а туда привозят воду из интендантства, там есть колодезь, километров 6 от нас. «Борода» пытался запрячь носить воду нас русских, но мы отказались — иностранные добровольцы. Кухня за полкилометра, очередной утром бежит за кофе, приносит и будит остальных, потом начинаются бесконечные беседы. По «пантофельной почте» сообщают, что отправимся на станцию Эль Торо на муштру, а оттуда на станцию Санта Эулалия, где генерал Варела вручит Орден Святого Фернанда (наивысшая испанская награда) на знамя нашего Терсио за бои у Кинто дель Эбро, где погибли наши две роты. Кормят ужасно — полусырой горох и консервы. Обед и ужин по трубе. Наши принесли из интендантства (по знакомству) кубики кофе С сахаром, снег есть, пьем весь день кофе. По сведениям, Англия и Франция признали правительство Франко.
27 февраля 1939 г. Скала Дьявола. Утром строевые занятия — мимо нашей землянки проходит наша рота и мы присоединяемся и идем в глубокую котловину, вроде кратера, там поле, очищенное от камней и мы маршируем. Красная артиллерия нас видит, но не беспокоит. Прибыл подполковник (тениенте коронель) начальник сектора и приказал выдавать вино. Потом прибыл полковник, начальник дивизии й приказал вести занятия по шести часов в день. Если бы не занятия, то можно было бы помереть от скуки…
МАРТ 1939 р. Скала Дьявола.
1 марта. Есть сведения, что на днях мы пойдем на позицию сменить 73-й пехотный батальон на позиции Медия-Луна (полумесяц). Там расстояние между нашими и красными окопами 70 метров. А пока что ежедневно строевые занятия, наши по привычке ворчат. Чистка и приведение в порядок одежды — ожидается прибытие какого-то генералам.
5 марта, воскресенье. Утром в котловине построилось все наше Терсио:— 1, 2 и 3-я роты и пулеметная команда, была торжественная церковная служба на открытом воздухе. Наша артиллерия открыла с горы огонь по красным позициям, красные не отвечали. Лауреаду на знамя не повесили, оставили до другого раза. Мы русские были одеты во все итальянское, в серых рубахах, (некоторые были в чужом). Ботинки, за неимением ваксы, смазали салом, купленным по дешевке в интендантстве.
6 марта. Голбан ходил с банками, флягами и бутылками за водой на позицию Медия-Луна, где стоит 73-й пехотный батальон. Красные в 100-200 метрах, в некоторых местах меньше 100 метров, видно как их часовые сменяются. Ведется товарообмен — наши дают красным табак, получают в обмен апельсины (все апельсиновые плантации находятся в красной зоне. Красные говорят: «если будете наступать, то предупредите нас, и мы сдадимся, мы все мобилизованные воевать не хотим». Красные деморализованы, не стреляют. У нас распространился слух, что где-то на юге в тылу красных, высадился наш десант.
7 марта. Скала Дьявола. Получены сведения, что в районе Мадрида сдалось три батальона красных. В Мурсии, Аликанте и Куэнке восстания — если это не преувеличено, то во всяком случае у красных развал. На нашем участке фронта тихо, даже стрельбы не слышно. С наступлением темноты по всему фронту сплошной вопль — наши и красные переговариваются между собой. Начинается так: «красные, красные переходите к нам». Красные отвечают из своих окопов и переговоры иногда продолжаются до полуночи.
8 марта. Наши ходили на дальнюю позицию Медия-Луна, там единственный фонтан — две струи обслуживают весь сектор, человек в 500 войск. Пехотинцы уступают нашим очередь, говоря: «Вы русские, пришли с дальней позиции». Там у фонтана делятся новостями. Офицеры 73-го батальона рассказывали нашим, что генерал Франко предъявил красным ультиматум: сложить оружие до 12-го марта, мобилизованные должны оставить окопы и разойтись по домам; те-же, кто совершили преступления, пусть защищаются, ибо им пощады не будет; если же ультиматум не будет принят до 12 марта, то будут посланы 1,500 анионов и тысячи танков, которые сметут позиции красных с лица земли, без всякой пощады.
9 марта. Скала Дьявола. От нас роют ход сообщения к позиции Медия-Луна, Вероятно скоро будет наше наступление. Путь к месту работ проходит лощиной, простреливаемой красными, поэтому по бугру везде устроены стенки из камня и ходы сообщения. Подвозят продукты по ночам — мимо нас проходят вереницы груженных мулов, а под утро возвращаются. Даже одиночные люди ходят лишь с наступлением темноты. Километра за два в нашем тылу помещаются в землянках две или три рабочих роты из пленных, они по ночам роют ход сообщения. Ежевечерно от нашего Терсио назначается взвод для конвоирования военнопленных. Ночью была наша очередь, Белин уже два дня носит нашивки сержанта, после ужина мы под его командой пошли к лагерю военнопленных, окружили их со всех сторон и повели на Медия-Луна. По прибытии на место нас ожидали саперы, они распределили военнопленных, дав каждому урочную работу, а сами отправились на Медия-Луна в теплые землянки, мы-же остались сторожить. Ужасный северный ветер (высота горы около 1.800 метров) холод необычный — я в жизни никогда так не мерз — как на этой горе в 40 километрах от Валенсии, от Средиземного моря, которое видно с нашей горы, Две шинели и два одеяла не спасали от холода, не мерзли лишь те, у кого была кожаная куртка. Многие пленные забились на дно канавы, чтобы поспать, Белин их выгонял и заставлял работать, хотя обязанность наблюдать за работой была не наша, мы обязаны лишь охранять. Белин перестарался... Утром нас освободили от занятий. Тениенте Кастильо пытался нас запрячь носить за 2 километра воду для кухни, но мы отказались, так как в свое время, командир Терсио нас освободил от хозяйственных обязанностей, как иностранных добровольцев. Но вызвались добровольцами Васька Кривошея, Сладков и Клименко — скорее для того, чтобы у фонтана узнать новости от пехотных офицеров. Оставшиеся, мы поднялись на бугор в 200 метрах над нами и на виду у красных спилили сосну и добыли дров для кухни. Обещано было, что нас больше не будут беспокоить для хозяйственных нужд.
10 марта. Пятница. Скала Дьявола. Какой-то праздник, занятий не было. Роте делали противотифозную прививку, но мы отбоярились, так как нас уже кололи в сентябре 1937-го года в Молина де Арагон. Поговаривают, что скоро уйдем в деревню. Мы грязные, помыться и постирать белье негде. Спим вплотную на боку, так как нельзя повернуться, не разбудив соседей, Бибиков уехал в отпуск на 8 дней, следующая очередь моя.
12 марта. Воскресенье. Ждем приезда полковника, начальника сектора, чистим расположение роты от консервных банок, оставшихся еще от прошлогодних боев. Везде масса неразорвавшихся бомб и снарядов. Особенно опасны ручные гранаты Лафитт — при бросании лента остается в руках, но часто она не вырывает ударники, лента истлевает и граната сама взрывается. Ходить можно лишь по тропинкам, так как в кустах много снарядов и ручных гранат, их иногда расстреливают из винтовок. Приехал «Папа» — ротный командир капитан Висенте, вызвал Гончаренко и сделал ему выговор: он будучи в отпуске, просил в Памплоне Баллестенов, чтобы те за него хлопотали об его отставке. Баллестены прислали «Папе» письмо, но он отказался пустить Гончаренко в отпуск по протекции. Утром Гончаренко отказался идти на занятия. Белин, как сержант, спросил его «почему?», то ответил, что «не хочет!». Кастильо («Борода», командир взвода) два раза присылал за Гончаренко, тот не пошел, а пошел к врачу и получил освобождение на неделю.
13 марта. Свала Дьявола. Постройка хода сообщения на Медиа-Луна идет полным ходом, работа шла ночью, саперы закладывали взрывчатое вещество и к шести часам вечера вся траншея обозначалась десятками взрывов. Наши так осмелели, что рабочие роты стали работать днем на виду у противника.
Сегодня утром красные открыли огонь из гаубиц по работавшим — был один убитый и трое раненых — из них два сапера. Взвод охранения, под командой сержанта Кабрехос (произведен в сержанты за свой огромный рост, глуп невероятно...) разбежался, пленные залегли в окопах. Красные перенесли огонь на нашу кухню, потом на наши землянки, но снаряды вроде как-то скользили по склону горы, один снаряд 120-миллиметровый чуть не попал в Сальникова, но скользнул по скале и не разорвался — мы потом осматривали снаряд, остался лежать.
17 марта. Приехал Пылаев из госпиталя из Сарагоссы, говорил, что мог там лежать, сколько угодно, но услышал, что мы под Валенсией, среди апельсинных рощ и купаемся в море». Был разочарован, узнав, что у нас в землянках ночью вода замерзает. Приехал полковник, начальник сектора, со своим штабом на нескольких автомобилях, к его приезду поправляли дорогу. Получили письмо от «Френтес и Госпиталес» (организация помощи фронту), с запросом — получили ли мы от Болтина посылки, 200 килограмм подарков, собранных в Германии, Париже и Бельгии. Мы от Болтина с самого Рождества писем не получали, Тениенте Кривошея вызвал на совещание кабо и меня, как очередного ехать в отпуск — всеобщее возмущение, мы недоедаем, сидим без табаку, без мыла даже, национальные организации собирают для нас необходимое (хотя мы и против этого...), а Болтин сидит в тылу и не заботится о нас, Решили, что когда я поеду в отпуск, то повезу письмо Болтину с просьбой приехать или же прислать посылки. Капитан Висенте спросил Кривошею «где Болтин?», тот ответил, что не знает. Капитан предложил вытребовать Болтина при помощи военных властей, но Кривошея отказался от подобной меры. Белина несколько дней тому назад вызвали в Штаб Армии, а через три дня, сегодня он вернулся. Там в разведке ему показали письмо от Саввина, присланное в конверте без штемпеля из Бургоса из контрразведки. Письмо по-русски и переведено на французский язык. Спрашивает Саввин Белина: на каком основании он передал старшинство по РОВС'у Болтину, которое ему было вручено генералом Миллером? Саввин требует от Белина, чтобы он ему прислал всю переписку с генералом Миллером и сведения о всех русских, находящихся в нашем Терсио. В Штабе Белин рассказал о генерале Миллере, который хотел собрать возможно больше русских добровольцев в Армии генерала Франко, что он — Белин Саввина не знает и никакой переписки с ним вести не собирается, так как мы подозреваем, что Саввин агент Скоблина и сделал все возможное, чтобы не допустить русских в Армию генерала Франко. Есть даже слухи, что Ген. Миллера похитили потому-что он слишком усердно хотел направлять русских к Генералу Франко. После его похищения, приезд русских прекратился — видно кто-то саботировал. Видно советчики очень боялись большого количества белых русских в Армии ген. Франко и пожертвовали такими ценными агентами, как Скоблин и Плевицкая.
25 марта. Католическое Благовещение, которое не праздновали, а утром были занятия. После полудня повалил густой снег. Говорят, что получено разрешение на мой отпуск. Кривошея дает из общих сумм 50 пезет, у меня есть 25 пезет и «Папа» за десять дней выдаст по 3 пезеты в день. Из терсио Наварра т. к. фронт Бадахое был ликвидирован, приехал Ковалевский, где он был пулеметчиком и здесь был назначен в пулеметную роту. Снег и мороз, сильный ветер — мы на высоте в 1.800 м,
27 марта 1939 года. Вчера вечером всё наше Терсио ушло на позицию Медия-Луна сменить 73-й пехотный батальон, который уходит в наши землянки — говорят, что только на сутки, так как пехота должна сменить немецкие винтовки на испанский Маузер. Шли мы в темноте километров шесть, дорога идет оврагом, потом лощиной, потом по скату горы, местами стенки из камня. Поднялись на бугор — там целый лабиринт окопов с каменными брустверами, тут-же землянки из камня. Меня сразу-же поставили на пост часовым: навес, окопчик и ящик ручных гранат. Я потихоньку закурил, спрятав папиросу под шинелью, не зная, что в 80-ти метрах против меня, красный часовой. Сменился — наше отделение с Зелим-беком помещается в землянке из камня, дров нет, жжем корешки и стебли травы. Утром я вышел посмотреть — до окопов красных первой линии метров 150-200, посты для часовых метров 80, так что я мог даже попросить огня у красного часового... Первая линия наша и красных по неписанному словию не стреляют друг по другу. Между нами и ими проволока в несколько рядов. Утром наши вышли за проволоку, красные тоже. Начали мирно разговаривать. Вышел и «Папа». Наши «чики» давали табак и в обмен получали апельсины. Красные все из мобилизованных, воевать не хотят. Говорят: уходите в свои окопы, а то во 2-й линии коммунисты, еще начнут стрелять по вам. Весь день сыро, временами идет снег. Дров нет, так как войска здесь стоят уже год. Хотел постирать носки у фонтана — пошел снег, руки окоченели. Начали ломать заброшенную землянку, чтобы добыть топлива, но солдаты сказали, что вечером придет пехота в эти землянки, я им ответил, что война скоро кончится.
28 марта. Скала Дьявола. Вчера вечером пехота возвратилась и сменила нас, а мы ушли в свои старые землянки. Дрова наши сожжены. Спали с наслаждением, попивая кофе, так как воду с собой привезли с Медия-Луна. Утром мимо нас пронесли около десяти убитых и раненых пехотинцев. Оказывается, они по обыкновению вышли из своих окопов брататься и красные бросили в них несколько ручных гранат. Их спросили; «Почему», они ответили: «Мы ошиблись, так как думали, что это вчерашние рекете, так что извините»... (наши рекете были в окопах без красных беретов). В виде репрессий, наши по всему участку фронта открыли стрельбу по красным. Наши ругаются, что никто не хочет идти за водой и дровами. Я часто ходил по брошенным окопам и собирал нерастаявший снег. Нередко из-под снега торчали руки и ноги убитых в прошлом году. Под вечер я вышел из землянки, взобрался на вершину горы и огрызком пилы напилил сосновых веток — тоже дрова, хотя и не горят, а лишь дымят.
После обеда распространился слух, что наши войска входят в Мадрид. По всему фронту слышно ура и тысячи разрывов ручных гранат в знак радости. Под вечер Зелимбек и Юренинский последовали моему примеру и поднялись на вершину горы (метров 200 от нас), чтобы нарубить кустарника для отопления, но неожиданно красные пустили по ним очередь из пулемета, наши успели броситься в окоп и все окончилось благополучно. Это были последние выстрелы испанской войны.
РАЗВАЛ ФРОНТА КРАСНЫХ
29 марта 1939 г. Позиция на Скале Дьявола. Утром, как всегда, мы пошли метров за 500 от наших землянок на кухню за кофе. Смотрим — с гор спускаются большие группы людей — одна за другой. Это пехотинцы конвоируют красных, перешедших в наши окопы. До 9 часов утра, прошло три группы человек по 200, а вдали с гор спускались бесконечные вереницы. В 10 час. утра построились, чтобы идти на занятия, но получен приказ — со всем имуществом отправиться к интендантству. Там мы получили хлеб, консервы, фасоль с колбасой и яблоки. В долине около интендантства тысяч пять пленных. Они рассказывали, что их офицеры и комиссары сбежали ночью, а солдаты, попив кофе, собрались на митинг и решили с оружием и мулами и кухнями перейти к нам. Нам русским дали сопровождать первую партию человек в 500 в деревню Эль Торо за 20 с лишним километров. Привели пленных в деревню, сдали их, поели супу в инженерной роте, и «Борода» нас повел обратно на позицию. По дороге бесконечные вереницы пленных, конвойных не хватало и группу в 500 человек конвоировали наши по пять-шесть рекете. Обратный путь сплошной подъем, мне удалось подъехать на камионе. Около интендантства лишь «Папа» с офицерами, все в разгоне. У всех радостные лица — война окончена. Наша победа! Если наша Белая Борьба окончилась нашим поражением, то здешняя война над нашим общим врагом окончилась победой над красными. Мы от души радовались.
На горе у интендантства пошел густой снег хлопьями, мы попрятались в ямы, развели огромные костры, благо кустарника было в изобилии. Поужинали, но заснуть не удалось, так как снег нас засыпал, густой и мокрый. На помощь нам прибыло терсио Нумансия и нас освободили от обязанности конвоировать пленных.
30 марта 1939 года. В три часа утра нас разбудили — да и спать было невозможно, так как навалило с полметра снега, а мы на воздухе. В 5 час. утра мы выступили, подошли к своим землянкам — там стоит батарея орудий в 75 миллиметров. В 6 час. утра подошли к своей позиции на Медиа-Луна, прошли свои окопы, подошли к проволочным заграждениям в несколько рядов, открыли в них проходы, шли по тропинкам, везде масса неразорвавшихся ручных гранат. Красные позиции построены французскими военными инженерами — бетонные бункеры — их брать было бы не легко.[1]
Вьюга, сыро, мы совершенно мокрые. Гора высотой в две тысячи метров. Стали спускаться, местами на карачках, местами на собственных салазках. Наконец вершина горы осталась позади — оглянулся, а наверху снежный вихрь, а нам чем ниже, тем теплее. Спускались два часа. Постепенно стали растегиваться, даже бросать лишнее барахло. Весна — в долине всё цветет — гелиотропы, розмариньт, райское благоухание. Везде красные окопы, брошенные около них кухни, масса всякого добра, большой котел с намоченным горохом, горы апельсиновых корок, а мы их два года не видели... Первая деревня —Ля Поблета, там уже стоят грузовики и автокары наши, прибывшие по шоссе. Мы поспали в сарае на соломе часа два и пошли через горы за 18 километров в деревню Игеруэла. Наши стали постепенно отставать (те, кто любили выпить…). Показалась деревня вся в садах, в цвету и в виноградниках. Стали спускаться с горы террасами, повели наступление на деревню, оттуда раздалось несколько выстрелов. Раздался колокольный звон — жители высыпали нам навстречу, радостно приветствовали. Стали угощать прекрасным вином. Здесь стоял штаб 13-го корпуса красных, взяли несколько сот пленных. Нас было загнали в пустую ободранную церковь, где красные устроили столярную мастерскую, а иконы сложены под навесом. В деревне стали продавать вино — по пезете литр, это первые национальные деньги для местных жителей. Нас завалили апельсинами. Ночевали мы в цветущих благоухающих садах, почти не прикрываясь. Стали выбрасывать лишнее барахло — фуфайки и вообще теплые вещи. Наша кухня раздобыла прекрасные новые котлы.
31 марта 1939 года. Провинция Валенсия. В 9 часов утра вышли из деревни Игеруэлас по шоссе, дошли до деревни Вильяр дел Арсобиспо (Дача Архиепископа) — это большое село, вроде нашего уездного города. Прошли 8 километров. В деревню не заходили. Около деревни брошен огромный трактор с надписью большими буквами «Сталин», советской продукции. По шоссе Шельва-Валенсия нам навстречу движутся бесконечные вереницы красных, бредущих с нагруженными мулами и повозками. Их никто не трогает и ими не интересуются. Масса брошенных автомобилей. Пришли в деревню Лоза дель Обиспо (надгробная плита Епископа). В этой деревне три дня назад, жители подняли восстание, разоружили две тысячи красных, оружие снесли в дом около церкви, разоренной и ободранной — там какая-то мастерская. В комендантском управлении склад оружия, канцелярских принадлежностей и санитарного оборудования. Мне пришлось стоять два часа часовым и можно было выбрать прекрасный пистолет — но зачем он мне? Нашел много продуктов (то, что не успели растащить жители): горох, корнбиф, шоколад отвратительного качества. Жители нацепили фалангистские значки. По деревне патрулирует местная вооруженная самоохрана. Мы вошли в деревню первые, нас встретили колокольным звоном, угостили прекрасным вином. Здесь были интендантские склады и жители растащили огромное количество белья, простынь. Тысячи красных движутся непрерывно по шоссе, а также и по горам (это видно партийные, которые боятся показаться в деревню): Их никто не трогает, никто их не спрашивает — их направляют в контрольные пункты, там им выдают документы и направляют на их местожительства — а там местные власти разберутся, кто прав, кто виноват.
АПРЕЛЬ 1939 года. Провинция Валенсия
1-го апреля. Лоза дель Обиспо. Чудная погода. Утром Терсио построилось на площади около церкви, была месса на открытом воздухе, так как церковь ободрана и иконы под навесом недалеко от церкви. Алькальд (староста) деревни благодарил нас за освобождение от красных и сказал, что отныне главная площадь деревни, будет носить название «Площадь Рекете Терсио Донья Мария де Молина». Несем караулы: у церкви и у склада оружия, где находится две тысячи чешских винтовок, 15 пулеметов и масса снаряжения — патронташи, ручные гранаты, сигнальные ракеты и так далее. Караулы на шоссе у входов в деревню. Пленных в деревню не пускают, а направляют на контрольные пункты в Шельву и Валенсию на предмет регистрации. Деревенская самоохрана куда-то ночью исчезла вместе с оружием. Испанцы даже не вылавливают коммунистов, а оставляют на будущее,
2 апреля. Воскресенье. Получили последние испанские газеты и в них официальная сводка: «Красная армия развалилась, все главные пункты страны заняты национальными войсками. Война кончена». 1 апреля 1939 г. Подписано: «Генерал Франко». |
