Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4872]
Русская Мысль [479]
Духовность и Культура [909]
Архив [1662]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 8
Гостей: 8
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    Архиепископ Димитрий Гдовский и священник Николай Прозоров

    Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15508/

    Память 4/17 мая (+ 1935 г.)
     
    "И познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Ин. 8, 32).
     
    Будущий священномученик Димитрий родился в городе Ораниенбауме Петергофского уезда Санкт-Петербургской губернии в семье митрофорного протоиерея Гавриила Марковича Любимова. В 1882 году окончил Санкт-Петербургскую Духовную академию и был послан псаломщиком в Никольскую церковь при Российском посольстве в Штутгарте (Германия).

    Прослужив два года в Штутгарте, возвратился и определился преподавателем латинского языка в Ростовском Димитриевском Духовном училище. В 1886 году был рукоположен во иерея и получил назначение в дворцовую Пантелеимоновскую церковь Ораниенбаума. Одновременно с 30-го мая 1886 года работал законоучителем Ораниенбаумского городского училища. В 1895 году сменил своего отца в должности настоятеля главного храма Ораниенбаума – церкви святого Архангела Михаила. В 1898 году отец Димитрий участвовал в освящении последнего "детища" протоиерея Гавриила Любимова – построенной в Ораниенбаумском Градском лесу церкви во имя иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радосте". 12 сентября 1898 года отца Димитрия перевели третьим священником в петербургскую Покровскую церковь на Садовой, где он прослужил более двух десятков лет. Приход храма занимался большой благотворительностью: содержал сиротский приют, дома для престарелых, школы и так далее. Церковь – рядом с Сенным рынком, в районе, который прославил в своих сочинениях Достоевский, где можно было видеть бедных и несчастных людей. Отец Димитрий с любовью относился к этим бедным и несчастным, и эта любовь и труды ради них очень соответствуют его фамилии – Любимов.

    После революции он овдовел. Времена испытаний, времена русской Голгофы не поколебали его веру. Он стал более ревностным защитником истины Христовой, теперь уже в сане епископа.

    После расправы в августе 1922 года над митрополитом Петроградским Вениамином последовали аресты всех четверых викариев, и прежняя столица осталась без правящего иерарха. В 1926 году митрополит Петр Крутицкий, сам уже арестованный, назначил преемником умученного митрополита Вениамина архиепископа Иосифа (Петровых), возведенного в сан митрополита.

    Два других епископа были освобождены из тюрьмы, и последовали несколько новых епископских хиротоний. Одним из новорукоположенных епископов был отец Димитрий. Он был пострижен в монашество с оставлением прежнего имени, но в честь другого небесного покровителя, и стал епископом Гдовским, викарием Ленинградской епархии.

    К радости верующих, в августе 1926 года новый митрополит владыка Иосиф должен был прибыть в свою епархию и совершить вместе с викариями всенощную на праздник покровителя прежней столицы святого благоверного князя Александра Невского. "Я никогда не забуду, – пишет Алексей Ростов (очевидец событий этого периода и в течение многих лет член катакомбной Церкви, который и предоставил всю последующую информацию), – ту всенощную 29 августа в соборе Александро-Невской лавры, когда семь викариев сослужили митрополиту Иосифу. В едином порыве все владыки и все верующие пели акафист перед иконой святого князя Александра с частицей его мощей. С 1917 года в Петрограде не было такой торжественной службы. Но скоро на нас обрушились огромные испытания, вызванные декларацией митрополита Сергия.

    Митрополит Иосиф не признал декларацию, и к нему присоединились епископ Димитрий и другие епископы, священники и миряне. Одним из этих священников был молодой, ревностный отец Николай Прозоров, позже ставший мучеником, как и епископ Димитрий. После знаменитой делегации представителей духовенства и мирян "северной столицы", митрополит Иосиф, тогда уже гонимый, 7 января 1928 года возвел владыку Димитрия в сан архиепископа и назначил временным управляющим епархией. А еще 30 декабря 1927 года владыка Димитрий был запрещен в служении митрополитом Сергием. Митрополит Сергий был безжалостен по отношению к исповедникам Православия, отметив, что из-за непослушания "наша Церковь грозит прямым отлучением и анафематствованием, лишая виновных даже покаяния", и далее сказал, что "никаких таинств не может быть принимаемо от них и никаких частных служб, ибо каждый, кто вступит в общение с отлученными и будет молиться вместе с ними, даже дома, подобным же образом будет объявлен отлученным".

    Архиепископ Димитрий, бесстрашно последовав по стопам митрополита Иосифа, отказался принимать любые распоряжения, исходящие от митрополита Сергия, понимая, что своим "приспособленчеством к богоборчеству" тот сам себя сделал раскольником. ГПУ, стараясь усилить раздор внутри Церкви, сначала не предпринимало никаких действий против "иосифлян", но вскоре последовал новый удар – арест в 1928 году молодого и одаренного Богослова, профессора отца Феодора Андреева, который, после перенесенных в тюрьме страданий, умер в апреле 1929 года. Архиепископ Димитрий, называвший его "столпом Православия" за верную его критику Булгакова, Бердяева и других псевдоправославных мыслителей, совершил по нему торжественную поминальную службу. В ноябре 1929 года он сам был арестован вместе с отцом Николаем Прозоровым и другими клириками и мирянами за отказ признать "Декларацию". Я тоже был в этой группе и содержался в камере № 9 в Доме предварительного заключения на улице Воинова (бывшая Шпалерная), 9 в Ленинграде.

    10 апреля 1930 года четверых из нас перевели в другую тюремную камеру, № 21, где на двадцать коек приходилось от восьмидесяти до ста узников, в то время как в прежней камере было четырнадцать мест на тридцать пять – сорок пять человек. Здесь я встретил молодого священника отца Николая Прозорова. Был еще один священник – отец Иоанн, а также отец Николай Загоровский, святой человек семидесяти пяти лет, которого привезли из Харькова тоже в связи с декларацией митрополита Сергия.

    В это время в одиночке томился и архиепископ Димитрий, которого я раз встретил, вынося с другими заключенными, в сопровождении надзирателя, тяжелый ящик с мусором; Владыка возвращался с десятиминутной прогулки, тоже в сопровождении охранника. Был теплый июльский вечер, и я хорошо его разглядел. Он был высокий, крепкий, старец с густой белой бородой, легким румянцем и голубыми глазами. Он был в рясе, без панагии. Это был истинный исповедник нашей многострадальной катакомбной Церкви!

    Отцы, старейшие по времени пребывания в этой камере, занимали уголок, рядом с решеткой, от остальной камеры отгороженный картонной перегородкой; это называлось "святой угол", и там они спали рядом, а утром служили обедницу, вечером – вечерню, под праздник – всенощную. Они сидели в ряд на табуретках, к ним подсаживались двое-трое мирян, и мы слушали произносимую наизусть вполголоса всю службу. Прочие заключенные делали вид, что этого не замечают. Здесь я провел мою первую Пасху в тюрьме. Хотя один мой хороший друг предупредил меня, чтобы я не ходил в "святой угол", за что легко мог схлопотать еще несколько лет к своему приговору, я все же не мог устоять и пошел туда, когда отец Николай начал петь стихиру праздника Пасхи Христовой: "Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити". Другие священники пели с ним, и таким образом проходила вся служба. Когда я вернулся на свой матрац, то видел, как многие из заключенных крестились, а по их небритым щекам катились слезы. Все в камере молча внимательно слушали нашу службу.

    В камере я узнал "житие" моего соузника отца Николая Прозорова. Он был среднего роста, смуглый, с довольно грубыми чертами лица, темными глазами и волосами и маленькой бородкой. Он не был интеллигентом, но человек простой, и глубоко верил и был тверд в вере своей. Он верил, что с благодарностью принимая мученичество, открывает себе путь в Царствие Небесное. Родился он в 1897 году, учился в семинарии, но в 1915 году, бросив ее, восемнадцатилетним юношей пошел добровольцем на фронт. Революция застала его подпоручиком. По возвращении с фронта в родной Воронеж он был обвинен с другими в "заговоре" и приговорен к расстрелу. Находясь с группой "смертников"-офицеров в общей камере, он предложил верующим прочитать вслух акафист святителю Николаю Чудотворцу, защитнику невинно осужденных. Акафист у него случайно оказался с собой. Часть офицеров согласилась, отошла в сторону и тихонько пропела акафист. Другая же группа, вероятно, неверующих или маловерующих и нецерковных офицеров не приняла в этой молитве никакого участия. И вот случилось чрезвычайное чудо, глубоко перевернувшее всю душу молодого офицера Прозорова: наутро все читавшие акафист были избавлены от казни и получили разные сроки заключения в тюрьмы, остальные офицеры все были расстреляны. Прозоров дал обет пойти в священники, как только выйдет из тюрьмы, и после довольно скорого освобождения выполнил свой обет. Рукополагал его архиепископ Иоанн (Поммер), впоследствии зверски убитый под Ригой большевиками-террористами 12 октября 1934 года.

    Но ГПУ запретило ему пребывание в Воронеже, и он приехал в Петроград, где служил в небольшой сельской церкви святого Александра Ошевенского на окраине города, около платформы "Пискаревка" Ириновской железной дороги.

    Раз приехал к нему один из крупнейших в Ленинграде коммунистов. – "Слушай, поп, я влюбился в эту красавицу"! Он показал на приехавшую с ним девушку, действительно, заслуживавшую это название. – "Она поладить не хочет, пока поп не обкрутит. Твоя церковь в лесу, никто не узнает". (Коммунисты за церковный брак исключались из партии.) Отец Николай согласился и предложил им у него предварительно поговеть, хотя бы накануне венчания. – "Шутишь, поп, – возмутился всесильный коммунист, – я потакаю капризу любимой девушки, но никакой исповеди не признаю. Венчай сразу. Заплачу, сколько захочешь, больше чем ты за год зарабатываешь. У тебя, чай, своя баба, да дети (у него было трое детей). Пока я жив, тебя никто не арестует. А невзначай посадят, пусть попадья к жене прибежит, мигом выпустят. Ведь я – член ЦК партии". Но отец Николай отказался венчать без исповеди, несмотря на просьбы и угрозы грозного гостя и слезы его прекрасной спутницы, и остался в нужде с семьей, лишившись возможности приобрести всесильного заступника с весом в Кремле. Имя его он мне не открыл, но сказал, что это имя известно по всей России.

    Утром 4 августа многих из нашей камеры, как обычно, вызвали в коридор и велели подписаться, что мы прочитали наши приговоры: кто-то получил пять лет, кто-то десять. Лишь оцта Николая не вызвали выслушать его приговор. На другое утро мы узнали на прогулке путем мудреной сигнализации, что епископ Димитрий в возрасте без малого семидесяти пяти лет получил десять лет изолятора. Больше я никогда его не видел.

    На другой день все приговоренные были вызваны на этап и простились с нами. Отец Николай недоумевал – радоваться или печалиться? Если бы его оправдали, то, вероятно, выпустили бы. Но все понятнее делалось – другая причина, почему до отправки его однодельцев о нем как будто забыли.

    Я старался весь день 5/18 августа, в канун Преображения, не отходить от отца Николай, который сразу почувствовал себя одиноким с отправкой всех однодельцев.

    Из сотни заключенных большинство не понимало, в чем дело, другие думали, что это признак освобождения. Один он прочитал под Преображение по памяти всенощную, прослушанную мной; другие миряне, слушавшие их обычно, были уже разосланы по концлагерям. Ведь состав камеры меняется. Он вынул из кармана подрясника снимок своих трех дочек шести, четырех и двух лет и, нежно глядя на них, сказал мне: "Верю, что Господь не покинет этих сироток в страшном большевицком мире".

    Началась обычная укладка около 9 часов вечера. Старшие по времени пребывания в камере ложились на койки, прочие на столах и скамьях, составленных табуретках, новички под столами и койками. Моя койка была у окна, отца Николая – у решетки, отделявшей от нас коридор. Когда все легли, появился дежурный комендант и стал в коридоре у двери решетки:

    -Прозоров, есть такой?
    -Есть, это я, – вскочил с койки отец Николай.
    -Имя-отчество? – Спросил комендант, сверяясь по записке.
    -Николай Кириакович, – ответил, одеваясь, батюшка.
    Собирайся с вещами.

    Отец Николай все понял. Мы с ним не раз наблюдали, как дежурный комендант вызывал так на расстрел.

    Отец Николай стал быстро одеваться и укладывать соломенную картонку с его тюремным "имуществом". Я лежал на другом конце камеры и не мог добраться до него через камеру, заставленную столами, скамейками, спущенными койками с лежащими повсюду телами. Но из освещенного угла, где он укладывался, мне ясно было видно его просиявшее какой-то неземной радостью мужественное, окаймленное черной бородой лицо (ему было 33 года, как Спасителю, когда Он восходил на Голгофу). Вся камера притихла и следила за отцом Николаем. За решеткой не спускал с него глаз комендант. Отец Николай со счастливой улыбкой оглядел всех нас и быстро пошел к решетке, которую отворил ему комендант. На пороге он обернулся к нам и громко сказал: "Господь зовет меня к Себе, и я сейчас буду с Ним"!

    Молча, потрясенные величием души этого скромного пастыря, все мы глядели, как захлопнулась за ним решетка, и быстрой походкой он пошел перед следовавшим за ним комендантом. Шепотом с умилением стали говорить об отце Николае все мы. Не только верующим, но и безбожникам: троцкистам, меньшевикам, бандитам и просто советским мошенникам, внушала уважение и умиление его твердая вера.

    В очередной день свидания с родными вернувшиеся со свиданий заключенные передали нам, что матушкам объявлены приговоры мужей. Таким образом, мы узнали, что отец Николай Прозоров был расстрелян.

    Судьба епископа Димитрия была схожей. В 1930 году он содержался в Соловецком лагере особого назначения. Осенью 1930 года в лагере был арестован и привлечен к следствию по делу "Всесоюзного центра Истинного Православия", в связи с чем переведен в Москву, в Бутырскую тюрьму. В сентябре 1931 года был обвинен как "заместитель митрополита Иосифа (Петровых) по руководству церковно-административным центром всесоюзной к/р организации "Истинно Православная Церковь". Приговор – высшая мера наказания – расстрел, заменен на десть лет заключения в места лишения свободы. Содержался в Бутырской тюрьме в Москве, затем – в тюрьме ОГПУ в Ярославле, в которой скончался 17 мая 1935 года.

    Святые мученики, сотнями и тысячами принявшие смерть за Христа в древние времена, почитаются Церковью без официальной канонизации. Также и сегодня, когда бесчисленные страдальцы увенчались мученической славой, не стоит сомневаться в их святости, в том, что они – наши заступники пред Богом. Да укрепят они нас ныне, когда уже приблизилось страшное время испытаний нашей верности Христу.

    Отец Николай был канонизирован Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 году.

    Святые мученики Димитрий и Николай, со всем бессчетным небесным сонмом новомучеников новых катакомб, молите Бога о нас!


    Историческая делегация Петроградского духовенства в 1927 году к митрополиту Сергию (Страгородскому). Запись беседы.


    Постыдная декларация митрополита Сергия, вышедшая 16(29) июля 1927 года, вызвала огромное волнение во всем русском православном мире. Со всех концов Русской Земли раздавались голоса протеста духовенства и мирян. Масса "посланий" была направлена митрополиту Сергию, а их копии разошлись по всей стране. Авторы этих посланий умоляли митрополита Сергия сойти с разрушительного пути, на который он ступил.

    После целого потока таких бесчисленных "посланий"-протестов начались нескончаемые вереницы делегаций с мест к митрополиту Сергию в Москву.

    Одной из таких делегаций была и историческая делегация Петроградской епархии, которая прибыла в Москву 27 ноября 1927 года в следующем составе: Преосвященный Димитрий (Любимов), епископ Гдовский, протоиерей отец Викторин Добронравов, профессор И.М. Андреев (то есть я) и С.А. Алексеев. Епископ Димитрий являлся представителем Петроградского митрополита Иосифа и имел с собой письмо, подписанное семью епископами, находящимися в Петрограде (среди которых были, кроме митрополита Иосифа и епископа Димитрия, епископ Гавриил, епископ Стефан и епископ Сергий Нарвский). Протоиерей Добронравов являлся представителем многочисленной группы Петроградского духовенства и имел на руках письмо от этого духовенства, написанное протоиереем профессором Ф.К. Андреевым. Я представлял академические круги и имел на руках письмо от группы академиков и профессоров Академии наук, университета и других высших учебных заведений, составленное профессором бывшей Военно-юридической академии С.С. Абрамовичем-Барановским и профессором М.А. Новоселовым (издателем и редактором "Религиозно-просветительной академии", тайно проживавшим тогда в Петербурге и в Москве). С.А. Алексеев был представителем широких народных масс.

    Несмотря на то, что Петроградская делегация прибыла в Москву позднее других многих делегаций, приехавших с той же целью, она была принята вне очереди. Беседа делегации с митрополитом Сергием продолжалась два часа.

    По приходе к митрополиту Сергию все члены делегации подошли к нему под благословение, отрекомендовались и засвидетельствовали, что они прибыли как верные чада Православной Церкви.

    Когда митрополит Сергий кончил читать привезенные ему письма (от епископата, от духовенства и от мирян), тогда 70-летний старец епископ Димитрий упал перед ним на колени и со слезами воскликнул: "Святый Владыко! Выслушайте нас Христа ради!"

    Митрополит Сергий тотчас поднял его под руку с колен, усадил в кресло и сказал твердым и несколько раздраженным голосом: "О чем слушать? Ведь уже все, что вами написано, написано и другими раньше, и на все это мною уже много раз отвечено ясно и определенно. Что Вам не ясно"?

    "Владыко святый! – Дрожащим голосом с обильно текущими слезами, начал говорить епископ Димитрий, – во время моей хиротонии Вы сказали мне, чтобы я был верен Православной Церкви и, в случае необходимости, готов был и жизнь свою отдать за Христа. Вот и настало такое время исповедничества, и я хочу пострадать за Христа, а Вы Вашей декларацией вместо пути Голгофы предлагаете встать на путь сотрудничества с богоборческой властью, гонящей и хулящей Христа, предлагаете радоваться ее радостями и печалиться ее печалям... Властители наши стремятся уничтожить и Церковь и радуются разрушению храмов, радуются успехам своей антирелигиозной пропаганды. Эта радость их – источник нашей печали. Вы предлагаете благодарить советское правительство за внимание к нуждам православного населения. В чем же это внимание выразилось? В убийстве сотен епископов, тысяч священников и миллионов верующих. В осквернении святынь, издевательств над мощами, в разрушении огромного количества храмов и уничтожения всех монастырей... Уж лучше бы этого внимания не было"!

    "Правительство наше, – перебил вдруг епископа Димитрия митрополит Сергий, – преследовало духовенство только за политические преступления".

    "Это – клевета!" – Горячо воскликнул епископ Димитрий.

    "Мы хотим добиться примирения Православной Церкви с правительственной властью, – раздраженно продолжал митрополит Сергий, – а вы стремитесь подчеркнуть контрреволюционный характер Церкви... Следовательно, вы контрреволюционеры, а мы вполне лояльны к советской власти"!

    "Это неправда!" – Горячо воскликнул епископ Димитрий. – Это еще одна клевета на исповедников, мучеников, тех, кто был расстрелян и тех, кто томится в концлагерях и ссылке... Какое контрреволюционное деяние совершил казненный митрополит Вениамин? В чем заключается контрреволюционная позиция митрополита Петра Крутицкого?

    "А Карловацкий Собор, по-вашему, тоже не носил политического характера?" – Снова перебил его митрополит Сергий.

    "В России Карловацкого Собора не было, – тихо ответил епископ Димитрий, – и многие мученики концлагерей ничего не знают об этом Соборе".

    "Я лично, – продолжал епископ Димитрий, – человек совершенно аполитичный, и, если бы понадобилось мне самому себе донести в ГПУ, я не мог бы ничего придумать, в чем я виновен перед советской властью. Я только скорблю и печалюсь, видя гонение на религию и Церковь. Нам, пастырям, запрещено говорить об этом, и мы молчим. Но на вопрос, имеется ли в СССР гонение на религию и Церковь, я не мог бы ответить иначе, чем утвердительно. Когда Вам, Владыко, предлагали написать Вашу декларацию, почему Вы не ответили, подобно митрополиту Петру, что молчать Вы можете, но говорить неправду не можете?"

    "В чем же неправда?" – Воскликнул митрополит Сергий.

    "А в том, – ответил епископ Димитрий, – что гонения на религию, этот "опиум для народа", по марксистскому догмату, у нас не только имеются, но по жестокости, цинизму и кощунству превзошли все пределы!"

    "Так мы с этим боремся, – заметил митрополит Сергий, – но боремся легально, а не как контрреволюционеры... А когда мы покажем нашу совершенно лояльную позицию по отношению к советской власти, тогда результаты будут еще более ощутительны. Нам, по-видимому, удастся в противовес "Безбожнику" издавать собственный религиозный журнальчик..."

    "Вы забыли, Владыко, – заметил протоиерей Добронравов, – что Церковь есть тело Христово, а не консистория с "журнальчиком" под цензурой атеистической власти!"

    "Не политическая, а религиозная совесть не позволяет нам солидаризоваться с Вашей декларацией", – заметил я.

    "Я хочу пострадать за Христа, а Вы предлагаете отречься от Него", – горько сказал С.А. Алексеев.

    "Так вы хотите раскола?" – Грозно спросил митрополит Сергий... – "Не забывайте, что грех раскола не смывается мученической кровью! Со мной согласно большинство", – добавил авторитетно митрополит Сергий.

    "Голоса надо Владыка не подсчитывать, а взвешивать, – возразил я. – Ведь с Вами не согласен митрополит Петр, законный Местоблюститель Патриаршего престола; с Вами не согласны митрополиты Агафангел, Кирилл и Иосиф; с Вами не согласны такие светочи, как митрополит Арсений, архиепископ Серафим Угличский, архиепископ Пахомий; епископы Виктор, Дамаскин, Аверкий и многие другие; с Вами не согласны оптинские старцы и соловецкие узники..."

    "Истина ведь не всегда там, где большинство, – заметил протоиерей Добронравов, – иначе не говорил бы Спаситель о "малом стаде". И не всегда глава Церкви оказывается на стороне Истины. Достаточно вспомнить время Максима Исповедника".

    "Своей новой церковной политикой я спасаю Церковь", – веско возразил митрополит Сергий.

    "Что Вы говорите, Владыка!" – В один голос воскликнули все члены Делегации. "Церковь не нуждается в спасении, – добавил протоиерей Добронравов – врата ада не одолеют ее. Вы сами, Владыко, нуждаетесь в спасении через Церковь".

    "Я в другом смысле это сказал", – несколько смущенно ответил митрополит Сергий.

    "А почему Вы, Владыко, распорядились ввести в литургию молитву за власть и одновременно запретили молиться за "в тюрьмах и в изгнании сущих"? – Спросил я.

    "Неужели Вам надо напомнить известный текст о властях апостола Павла? – Иронически спросил митрополит Сергий. – А что касается молитвы за "в изгнании сущих", то из этого прошения многие диаконы делают демонстрацию".

    "А когда Вы, Владыко, отмените в Церкви "Заповеди Блаженства?" – Снова возразил я, – ведь из них тоже можно сделать демонстрацию".

    "Я не изменяю литургии", – сухо сказал митрополит Сергий.

    "А кому нужна молитва за власть? Ведь советской безбожной власти эта молитва не нужна. Верующие же могли бы молиться только в смысле мольбы "о вразумлении заблудших". Но молиться за антихристову власть невозможно".

    "Ну какой тут антихрист"! – Отмахнулся митрополит Сергий.

    "Но ведь дух-то антихристов, – настаивал я. – Но чем вызвана эта молитва? Вас заставили ввести это прошение?"

    "Ну, я и сам нашел это необходимым".

    "Нет, Владыко, ответьте, как перед Богом, из глубины Вашей архипастырской совести, заставили Вас это сделать, как и многое в Вашей новой церковной политике, или нет"?

    Этот вопрос пришлось повторить упорно и настойчиво много раз, пока митрополит Сергий, наконец, ответил: "Ну и давят, и заставляют... но я и сам тоже так думаю", – поспешно и пугливо закончил он.

    "А зачем Вы, Владыко, распорядились поминать рядом с именем митрополита Петра и Ваше имя? Мы слышали, что это тоже Вам приказано сверху с тем, чтобы вскоре отменить поминовение имени митрополита Петра вовсе".

    Митрополит Сергий на это не ответил. (В 1936 году поминовение митрополита Петра, расстрелянного 10 октября 1937 года, было запрещено.)

    "А Ваш "Временный Патриарший Синод" кем назначен? А кто занимается назначением и перемещением епископов? Почему смещен митрополит Иосиф, вопреки желанию своей паствы? Нам известно, Владыко, что все это делается негласным "обер-прокурором" Вашего Синода коммунистом-чекистом Тучковым, вопреки Вашим желаниям".

    "Откуда Вы все это взяли?" – Несколько смущенно спросил митрополит Сергий.

    "Это известно всем, Владыко".

    "А кем окружили Вы себя, Владыко? – Добавил протоиерей Добронравов. – Ведь одно имя епископа Алексея (Симанского) может дискредитировать весь Ваш Синод".

    Митрополит Сергий встал и сказал, что он подумает обо всем сказанном и даст через три дня краткий письменный ответ. Аудиенция была окончена. Через три дня митрополит Сергий дал письменный ответ, в котором в общих и туманных выражениях повторил прежние положения своей декларации.

    Делегация вернулась в Петроград. А через краткое время начался раскол. Тем, кто разорвал с ним, митрополит Сергий отвечал прещениями, органы ГПУ помогали ему.

    Члены петроградской делегации вскоре были арестованы и подверглись суровым карам. Старец владыка Димитрий получил десять лет концлагерей, протоиерей Добронравов был приговорен к десяти годам концлагерей, в 1937 году – новый приговор: расстрел (в 2000 году священномученик протоиерей Викторин Добронравов канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви). Меня сослали в Соловецкий концлагерь. С.А. Алексеев, ставший священником, в 1930 году был расстрелян.

    Истинно русская Православная Церковь ушла в катакомбы, где остается до сего дня, словно невидимый град Китеж, сохраняя себя, как непорочная Невеста Христова.


    Отложение епископа Димитрия Гдовского и верующих петроградцев.
    От 14-16 декабря 1927 года.


    Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

    Сие есть свидетельство совести нашей (2 Кор. 1, 12): непозволительно нам долее, не погрешая против уставов Святой Православной Церкви, пребывать в церковном единении с заместителем патриаршего Местоблюстителя Сергием, митрополитом Нижегородским и его Синодом, и со всеми, кто единомыслен с ними.

    Не по гордости – да не будет, но ради мира совести отрицаемся мы лица и дел бывшего нашего предстоятеля, незаконно и безмерно превысившего свои права и внесшего великое смущение и "дымное надмение мира" в Церковь Христову, которая желающим зреть Бога приносит свет простоты и дань смиренномудрия (из послания Африканского Собора к папе Целестину).

    И решаемся мы на сие лишь после того, как из собственных рук митрополита Сергия приняли свидетельство, что новое направление и устроение русской церковной жизни, им принятое, никакому изменению не подлежит.

    Посему, оставаясь по милости Божией, во всем послушными чадами единой Святой Соборной и Апостольской Церкви и сохраняя апостольское преемство через патриаршего Местоблюстителя Петра, митрополита Крутицкого, мы прекращаем каноническое общение с митрополитом Сергием и со всеми, кого он возглавляет, и впредь до суда "совершенного Собора местности", то есть с участием всех православных епископов, или открытого полного покаяния перед Святою Церковью самого митрополита, сохраняем молитвенное общение лишь с теми, кто блюдет – "да не преступает правила отец... и да не утратим по малу неприметно той свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос освободитель всех человеков" (из 8-го правила 2-го Вселенского Собора). Аминь.

    14/27 декабря 1927 года. Димитрий, епископ Гдовский.


    Письмо епископа Димитрия Гдовского, временного главы Петроградской епархии, к отцам настоятелям своей епархии.
    От 4 января 1928 года.


    Дорогие о Господе отцы настоятели.

    В ответ на прошение ваше от 30 декабря (ст. ст.), обращенное к моему недостоинству, ответствую, что с любовью приемлю вас в свое молитвенное общение и архипастырское руководство и сам прошу усердно ваших святых молитв о мне грешном, да даст нам Господь Бог, по богатству благодати Своей, пребыть верными единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, возглавляемыми в порядке земного церковного священноначалия Местоблюстителем Патриаршим Петром, митрополитом Крутицким впредь до того времени, как совершенный поместный Собор Русской Церкви, представленный всем наличным епископатом, то есть теперешними изгнанниками-исповедниками, не оправдает нашего образа действий своей соборной властью, или же до тех пор, пока сам митрополит Сергий, пришед в себя, не покается в том, что погрешил не только против канонического строя Церкви, но и догматически против ее лица, похулив святость подвига ее исповедников подозрением в нечистоте их христианских убеждений, смешанных, якобы, с политикой, соборность – своими и синодскими насильственными действиями, апостольство – подчинением Церкви мирским порядкам, и внутренним (при сохранении ложного единения) разрывом с митрополитом Петром, не уполномочившим митрополита Сергия на его последние деяния, начиная посланием от 16/29 июля 1927 года. "Итак, братия, стойте и держите предания" (2 Сол. 2, 15).

    Ваш богомолец Димитрий, еп. Гдовский.
    Ленинград. 4/17 января 1928 г .


    Источники. "Interview": St. Vladimir Russian National Calendar, 1960; Epistles of Bp. Dimitry: no. 7, Ibid., 1964; no. 8, Protopresbyter M. Polsky, Russia's New Martyrs, vol. 2, p. 9. The material on Bp. Dimitry, ets., in the following article is by Prof. S. Nesterov (Alexei Rostov), parts of which have appeared in Russia's New Martyrs, pp. 138-44, and in the Vestnik of the Canadian Archdiocese, Easter, 1971. – "Беседа" – Св. Владимирский русский национальный календарь, 1960 г.; "Послания еп. Димитрия" – № 7, там же, 1964 г. № 8; протопресвитер М. Польский "Новые мученики Российские", т. 2, стр. 9; материал о еп. Димитрии (и т.д.) в след. статье – профессора С. Нестерова (Алексей Ростов), части его появлялись в "Новых мучениках Российских", стр. 138-44, и в "Вестнике Канадской Архиепископии, Пасха, 1971 г.

     

    Категория: История | Добавил: Elena17 (12.04.2019)
    Просмотров: 786 | Теги: церковный вопрос, РПО им. Александра III, россия без большевизма, Новомученики и исповедники ХХ века, книги
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2055

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru