В.Ф.Молчанов, заведующий научно-исследовательским отделом рукописей Российской государственной библиотеки, доктор исторических наук

В апреле 2014 г. исполняется 260 лет со дня рождения Государственного канцлера России Николая Петровича Румянцева (1754 — 1826). Современники и биографы Н.П. Румянцева назвали первую четверть XIX века эпохой Румянцева. В столь бурный исторический период, выдвинувший многих государственных, военных, общественных деятелей, его имя стоит в числе первых. Масштабы его плодотворной деятельности преодолевали не только границы государств, но и бытовавших стереотипов. Николаю Петровичу удалось реализовать беспрецендентные, опережавшие  время и пространство замыслы. Он сумел построить на личные средства совершенный город, спасти Россию от международной изоляции в катастрофический период 1808 — 1811 гг. и Отечественной войны 1812 г., выиграв на дипломатическом фронте битву с Наполеоном I, организовать за свой счет блестящее кругосветное плавание в 1815 — 1818 гг. Несомненно, только одни эти свершения Н.П. Румянцева позволяют говорить о нем, как о феномене в истории России. Однако Николай Петрович, в тот же период улучшал сухопутные дороги и судоходство на реках империи; обустраивал порты на Черном, Балтийском и Белом морях; создавал банки, благоустраивал города, в частности Санкт-Петербург и Москву; создавал тарифы и правила торговли, которые нужно изучать современным государственным организаторам коммерции, заботящимся о национальных интересах.

Портрет Н.П. Румянцева. Художник Дж. Доу. 1826 - 1828 гг.

Каким бы делом не занимался Н.П. Румянцев, он всегда достигал высоких результатов. Закономерно, что Николай Петрович являлся единственным в истории России политическим деятелем, удостоенным всеми высшими государственными должностными званиями и титулами при императорском дворе. Он прошел все ступени придворной службы от камер-юнкера до обер-гофмейстера; на дипломатической работе — от чрезвычайного посланника до министра иностранных дел и Государственного канцлера России; на государственной — от рядового члена в совещательных органах империи до председателя Государственного Совета[1].

Канцлер России, граф Н.П.Румянцев  является ярким примером гуманитарно мыслящего государственного деятеля. Он не только сыграл великую роль во внутренней и внешней политике России в формировании исторического сознания, но и одним из первых в Европе предпринял крупное научно-практическое издание рукописных источников 1229 – 1696 гг. –«Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Коллегии иностранных дел».

Целенаправленно собирая для профессиональной деятельности печатные издания и рукописи, Н.П.Румянцев сформировал великолепную библиотеку, соответствовавшую уровню высшего должностного лица России. «… Дар мыслить широко и свободно, со множеством разветвлений, — проницательно отмечал Стефан Цвейг, — этот великолепный, единственно верный способ видеть мир не с одной, а со многих сторон дается в удел лишь тому, кто сверх собственного опыта впитал опыт многих стран, народов и времен, собранный и хранимый книгами…»[2]

Личная библиотека Н.П.Румянцева играла значимую культурно-историческую роль в судьбе Государственного канцлера империи, его масштабной деятельности, а следовательно и в истории России. Период руководства Н.П.Румянцева министерством иностранных дел ознаменован значительным культурно-историческим событием. В начале второго десятилетия XIX в., Н.П.Румянцеву впервые удалось совместить на практике, в едином творческом процессе, государственную службу и научные занятия, воплотить в жизнь идею подготовки к изданию и публикации документов по истории международных отношений России. Еще в 1780-е гг. Н.П, Румянцев разработал план издания на свои средства дипломатических правовых документов и обращался с предложениями к Екатерине II, вице-канцлеру И.А. Остерману[3].

В феврале 1811 г. Н.П.Румянцев подготовил специальный доклад и представил его Александру I. «Усердствуя пользам всемилостивейше вверенного мне Иностранного департамента, и желая споспешествовать образованию чиновников, вновь посвящающих себя сему служению, равно как и распространению общеполезных сведений, — писал Николай Петрович,  — я давно занимался мыслью, сколь нужно было бы в сем отношении издать в свет полное собрание дипломатических актов наших, по примеру известного сочинения Дюмонова[4], как-то: древних грамот и других договоров России с разными державами, хранящихся в Архиве иностранного департамента»[5]. Н.П.Румянцев предлагал назвать многотомное издание – «Собранием государственных грамот и договоров», создать для подготовки публикации особую комиссию, при Московском архиве Коллегии иностранных дел (далее МАКИД) под руководством его управляющего Н.Н.Бантыш-Каменского. «Уважая правила строгой бережливости, необходимо нужной в расходах государственных, — писал Николай Петрович, обращаясь к императору, — осмеливаюсь испрашивать… Всемилостивейшее соизволение Вашего Императорского Величества, чтобы для напечатания первой части сего издания исчисленную выше сего сумму, или сколько потребно будет, употребил я из собственного моего иждивения…»[6]. Заканчивался доклад канцлера словами: «Если сие представление будет удостоено Высочайшего утверждения, позвольте мне иметь участие и попечение об успехе сего предприятия и в то время когда, по болезни или другим обстоятельствам, я был бы вынужден оставить место нынешнего моего служения»[7].

В мае 1811 г. предложения Н.П.Румянцева были одобрены императором. Комиссия начала активно работать в соответствии с планом, намеченным Государственным канцлером. Несмотря на большую занятость в министерстве иностранных дел, Николай Петрович успевал вникать во все нюансы подготовки издания, включая прочтение текстов[8]. В феврале 1812 г. Н.П. Румянцев завершил работу над предисловием к первой части «Собрания государственных грамот и договоров». По указанию Н.П.Румянцева, параллельно с первой частью «Собрания грамот и договоров», сотрудники работали над второй. «Я прошу Ваше превосходительство составить таковой новый реестр трактатов, долженствующих входить во 2-ю часть, и оный вместе со списками тех трактатов ко мне доставить на рассмотрение, — предписывал канцлер 30 апреля 1812 г. Н.Н.Бантыш-Каменскому, — надписи или содержания каждого трактата могут быть на одном российском языке; из печатей же полномочных подписавших трактаты, вырезывать[9] токмо древнейшие и любопытнейшие, а остальные означать просто местом печати; равно и из ратификаций отпечатать целиком единственно отличающиеся формой или речьми от обыкновенных; о других же сказать просто в надписи: когда ратификация последовала, кем подписана или контрасигнирована»[10].

Однако, Отечественная война 1812 г., оккупация французскими войсками Москвы внесли форс-мажорные коррективы. Большая часть фондов и сотрудников МАКИД 23 августа 1812 года покинули город и выехали вначале во Владимир, а затем – в Нижний Новгород. Часть фондов оставалась в Москве под охраной 7 чиновников, 2 переплетчиков и 9 сторожей[11]. Более месяца в здании МАКИД, где ранее работала Комиссия, готовившая к печати «Собрание грамот и договоров», размещались захватчики. Здание, спасенное от пожара архивистами, уцелело, но многие документы были похищены или «…разбросаны, изорваны, потоптаны, частью сожжены и загажены»[12], — писал С.А.Белокуров.

«Эвакуированные дела были возвращены в Москву в январе 1813 г., — отмечает В.Н.Самошенко. — Под руководством и при активном личном участии Н.П.Бантыш-Каменского началась работа по разбору и упорядочению уцелевших материалов. В основном она была завершена в течение года, тогда как большинству других московских архивов на это понадобилось свыше 20 лет»[13].

Огромной заслугой Н.Н.Бантыш-Каменского перед наукой явилось сохранение печатных листов подготовленной части «Собрания грамот и договоров»[14], что позволило Комиссии, в конце 1813 г., выпустить первый том в свет. «Наставшему ныне веку, в царствование Государя императора Александра Павловича, предоставлено было совершить желание просвещенных Его поданных, — подчеркивалось в предисловии. – Изложением сих отечественных хартий для упражняющихся в Истории Российской открываются неопровергаемые доводы к деяниям веков минувших; для служащих же при Министерстве иностранных дел сие единственное на природном языке полное дипломатическое собрание государственных грамот и договоров послужит наставительным пособием в приобретении знаний для уразумения польз Империи Всероссийской»[15].

В становлении научно-исследовательской деятельности по изучению истории славянской культуры произошло важное, символизировавшее начало новой эпохи, событие. Глубокий научно-практический интерес высшего должностного лица в России, создание специального учреждения, первая его публикация официальных документов — означали подъем на высокий государственный уровень внимания к истории, к российским древностям. Н.П.Румянцев объединял заинтересованных лиц, собирал знающих дело специалистов: археографов, палеографов, художников, издателей, финансировал научно-издательские проекты.

Обретение свободы действий, после ухода со службы в 1814 г., позволило Н.П.Румянцеву заняться осуществлением давно намеченных важных дел, реализация которых не сковывалась более необходимостью соблюдать бюрократические формальности. Разумеется, его увлекла работа над изданием «Собрания грамот и договоров», которая показала неизученность огромного количества исторических источников, хранившихся в изобилии и забвении по всей Руси Великой. В то же время, как писал В.С.Иконников, Н.П.Румянцев располагал богатой личной коллекцией, которую начал собирать еще в 1780-е годы в Германии[16] и планировал основать большую «национальную библиотеку»[17]. Для решения столь масштабных задач, безусловно, требовались соответствующие ресурсы. Прежде всего, необходимы были квалифицированные специалисты, недостаток которых испытывали просвещенные европейские страны.

В первые годы Н.П.Румянцев поддерживал постоянные контакты по научно-издательским проблемам лишь с Алексеем Федоровичем Малиновским,назначенным 2 сентября 1814 г. (вместо умершего Н.Н.Бантыш-Каменского) управляющим МАКИД и руководителем Комиссии печатания государственных грамот и договоров[18], а также с митрополитом Евгением (Болховитиновым Е.А.). В первую очередь с ними Николай Петрович обсуждал проблемы поиска и собирания древностей, их подлинность, достоинства, важность для науки, необходимость публикации, к ним обращался с наиболее важными поручениями. «Приношу чувствительнейшую мою благодарность Вашему превосходительству за составление выгравированного образца рукописания кн.Пожарского. Оный по справедливости заслуживает внимание, — писал Н.П.Румянцев 10 апреля 1815 г. А.Ф.Малиновскому. – Чувствительно изволили бы меня одолжить, если бы все таковые подписи известных в истории Отечества нашего лиц, начиная с древнейших времен, собрав, приказали выгравировать на одном листе или бумаге. Тем самым доставя мне немалое удовольствие иметь образцы оных, оказали бы равно немалую и для отечественной палеографии услугу. Издержки же для сего потребные охотнейше на себя приемлю»[19].

Собрание Государственных грамот и договоров,

хранящихся в Государственной Коллегии иностранных дел

– Ч. II. - М., 1819 г. Титульный лист с изображением герба рода Румянцевых.

С Е.А.Болховитиновым, еще префектом Александро-Невской духовной академии, а позднее академиком Императорской и Российской академией наук, митрополитом Киевским Евгением, Н.П.Румянцев познакомился еще во время подготовки первого русского кругосветного плавания И.Ф.Крузенштерна и Ю.Ф.Лисянкого. Е.А.Болховитинов, которого как ученого-историка, рекомендовал в экспедицию Н.П.Резанов, писал: «Но спасибо граф Румянцев отклонил сие внимание на бедную мою голову. Лучше с вами поживем в России»[20]. В тот период, по мнению Е.Шмурло, установились их научные связи, продолжавшиеся до последних лет жизни. Н.П.Румянцев рекомендовал Е.А.Болховитинова как «ученого перед царской фамилией»[21].

В переписке 1813-1816 гг. митрополит Евгений сообщал об уникальных находках, в частности древней грамоты Великого князя Мстислава и просил Николая Петровича познакомиться с ее содержанием, текстом своего исследования и комментариями. «Я усердно занимаюсь теперь всеми распоряжениями, чтобы сообщить сей драгоценный труд Ваш ко всеобщему сведению просвещенной публики и передать оный потомству, — отвечал Н.П.Румянцев, — и надеюсь в непродолжительном времени представить оный Вашему Преосвященству, отпечатанный самым рачительным образом. Наидеятельнейшее соучастие в исполнении сего намерения моего принял на себя господин тайный советник и статс-секретарь Алексей Николаевич Оленин, и я наиприятнейшим долгом вменяю себе сообщить Вашему Преосвященству список с его письма, мною полученного и заключающегося разные его замечания о Мстиславовой грамоте»[22].

Николай Петрович стремился не только поощрить, поддержать исследования, распространить научные знания в русском обществе, но и расширить географию поиска новых исторических источников. В марте 1817 года, после назначения Е.А.Болховитинова архиепископом в Псков, Н.П.Румянцев писал иерарху церкви: «Приступив к изданию второй части хранящихся в архиве иностранных дел государственных грамот и договоров, осмеливаюсь в знак особого почтения препроводить к Вам полученный мной первый лист, содержащий прелюбопытную грамоту, и которая, статься может, Вам еще неизвестна. В исследованиях древней Российской Истории я отличной пользы от того ожидаю, что столь знаменитый ученостью муж ныне Псковской епархией управляет. Вероятно, что богатое под спудом там хранится сокровище предопределено может быть было судьбами к обработанию тому, кто более других к сему способен. Нельзя ли оказать мне того одолжения, чтобы точные списки для меня снять надписей, высеченных на камнях, что лежат в Изборске. Я приму таковую милость с особенной благодарностью и осмеливаюсь в том только настоять, чтобы все издержки на посылку туда особенного человека и что следовать будет ему за труды – с меня потребовать»[23].

Е.А.Болховитинов, А.Ф.Малиновский являлись главными сотрудниками и единомышленниками Н.П.Румянцева в области изучения российских древностей, которые руководили постоянно расширявшимся кругом исполнителей, сами участвовали в поиске, исследовании и публикации рукописей.

Энергичными, деятельными помощниками в осуществлении научно-просветительских замыслов Н.П.Румянцева, издании Собрания государственных грамот и договоров зарекомендовали себя П.М.Строев и К.Ф.Калайдович, историко-филологические работы которых еще в 1811-1815 гг. были замечены канцлером[24]. «В исходе 1815 года, сделавшись известным по историческим статьям в журнале «Сын Отечества» покойному Государственному Канцлеру, — вспоминал позже П.М.Строев, — я был приглашен Его сиятельством к занятию должности Главного смотрителя в Комиссии печатания государственных грамот и договоров»[25].

Ранее, в декабре 1813 г., Н.Н. Бантыш-Каменский рекомендовал Н.П.Румянцеву как знающего «крепко литературу и российскую историю» К.Ф.Калайдовича, уже активно привлекавшегося к работе над первой частью Собрания государственных грамот и договоров[26]. «Давно уже желал я для службы приобрести господина кандидата Калайдовича, — отвечал в письме 9 января 1814 г. Н.П.Румянцев. — За напоминание о нем я Вам весьма благодарен и прошу Вас теперь доставить ко мне токмо его прошение с аттестатами и дать мне знать, на каком основании он желает поступить на службу, дабы я потом мог сделать надлежащее распоряжение»[27].

П.М.Строев официально приступил к исполнению обязанностей в феврале 1816 г. К.Ф.Калайдович некоторое время до назначения на должность контр-корректора Комиссии МАКИД исполнял научно-справочные поручения Н.П.Румянцева, оплачивавшиеся им непосредственно. Хотя, как утверждал биограф, не материальные выгоды определяли суть их сотрудничества. «Впереди же всего видим с обеих сторон действие высоких побуждений науки и знания, — писал П.А.Бессонов, — отыскиваются, со всеми жертвами приобретаются, сохраняются и передаются потомкам, описываются и объясняются драгоценные материалы для воскрешения исторической жизни родного края»[28].

Современники, многие авторы, изучавшие румянцевское наследие, называли Николая Петровича меценатом, богатым покровителем наук. Однако данное понятие слишком узко для определения многогранной деятельности Н.П.Румянцева. Управляя процессом подготовки к изданию «Собрания грамот и договоров», Государственный канцлер России активно занимался научно-организационной работой. Лично координируя и принимая труды, выполненные архивистами, палеографами, художниками, писцами, граверами, полиграфистами, Н.П.Румянцев подбирал кадры, работал как рецензент, эксперт-исследователь, экономист, юрист, главный редактор, генерировал идеи, разрабатывал планы, инструкции, технические задания.  «Препроводил при предыдущем письме моем обратно к Вам оригиналы, отысканных в Архиве старых дел, актов, и, встречая некоторые затруднения в определении настоящего года значащейся под № 6 грамотки, — писал Н.П.Румянцев 5 декабря 1816 г. А.Ф.Малиновскому, — в которой не ясно означен оный, обращаюсь к Вам, Милостивый Государь мой, с покорнейшей просьбой моей о доставлении мне вторичного подлинника сей грамотки на некоторое время для подобного исследования…»[29].

Излагая свое мнение, после вторичного рассмотрения доработанной части «Собрания грамот и договоров», Николай Петрович сообщал Комиссии: «…Прочитав с особенным вниманием и любопытством, приятнейшей почту для себя обязанностью препроводить оное, не замешкав, обратно… Ничего не нахожу в них такого, чтобы могло затруднить некоторым образом деланную мной оным рецензию и требовало бы особенного на то замечания»[30].

В процессе выявления, научного отбора, текстологической подготовки документов к публикации в первом и особенно во втором томе, возникало множество неординарных проблем, решение которых без участия Личности масштаба Н.П.Румянцева было невозможным или затянулось бы на многие годы.Во-первых, изучая фонды МАКИД, сотрудники Комиссии столкнулись с тем, что по отдельным периодам истории не имелось необходимых источников, но были обнаружены уникальные документы по другим, неизученным эпохам и темам. Однако правила, утвержденные Александром 1 (которым неуклонно следовал Н.П.Румянцев), разрешали публиковать лишь дипломатические документы и только хранившиеся в МАКИД. О том напоминал канцлер в письме А.Ф.Малиновскому: «Не нашел в Собрании сем ничего иного, чтобы могло не согласоваться с принятыми к напечатанию сих актов правилами, ограничиваю замечания мои по сему предмету следующим положением: все те грамоты и договоры, которых в Архиве ни в подлинниках, ни в списках, ни в книгах и рукописях архивских не имеется (как бы они впрочем любопытны и для Отечественной истории важны не были) отнюдь не включать в сие издание, дабы тем самым не удалиться от предположенной в оном цели и не нарушить самого оглавления книги, означающего: Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. Применяя сие правило и к находящейся в сем втором отделении Собрания для II-й части, прощальной и разрешительной духовной, Патриарха Иова грамоте,1604г. № 63, вынужденным нахожусь утрудить Вас, милостивый государь мой, вопросом: находится ли в Архиве какой-либо список с оной; или оная единственно заимствована из Патриаршьей библиотеки? Буде последнее предположение мое справедливо, в таком разе за лучшее считая на основании вышеозначенного правила, выключить оную из сего Собрания…»[31].

Вместе с тем, заботясь о научной полноте издания, Н.П.Румянцев предписал расширить поиск памятников письменности в российских и зарубежных архивохранилищах[32]. В целях публикации особо ценных документов, не принадлежавших МАКИД, Николай Петрович допускал исключения. «Убежден быв, согласно с мнением Вашего превосходительства, в той истине, что издание сие не мало приобрести может помещением в оное древнего договора Смоленского князя Мстислава Давыдовича с жителями Готского берега, — писал Н.П.Румянцев в конце 1816 г. А.Ф. Малиновскому, — не только оный, но и все имеющиеся у меня списки с рижских древних документов, для напечатания оных при сем к Вам препровождаю, прося Вас покорнейше, о снятии с оных списков, равно как и с находящихся при них некоторых замечаний господина Круга[33], положить на хранение в Архив, а посылаемые со временем возвратить мне. При напечатании же оных, в предисловии к сей II-й части или в примечаниях необходимо оговорить должно будет, откуда оные заимствованы равно и о том, что списки с оных имеются в Архиве»[34].

3. Н.П. Румянцев. Диплом Государственного канцлера России. 8 мая 1810 г.

Пергамен. Сургучная печать. Подпись Александра I.

НИОР РГБ. Ф. 255, к. 18, ед.хр. 10, л.1.

Таким образом, Н.П.Румянцевым был найден рациональный способ, как, не нарушая установленных правил, отдавая дань уважения хранителям оригиналов, не допустить в научном издании серьезных лакун, обогатить исторические знания неизвестной, малодоступной информацией. По существу, Николай Петрович стоял у истоков становления российских археографических традиций.

Авторитет, известность, широкий круг знакомств Государственного канцлера помогали сотрудникам Комиссии открывать двери самых недоступных хранилищ, куда они даже не надеялись попасть, а некоторых и не знали.

Благодаря напряженному труду, бескорыстию, организационному таланту Н.П.Румянцева, просвещенная Россия и Европа с изумлением узнавали об открытии памятников письменности, о богатстве книжной культуры и глубоких исторических корнях славянства. Вдохновляя личным примером, поощряя морально и материально, Николай Петрович впервые в истории России организовал широкомасштабные археографические экспедиции по всей империи и за рубежом.

Крупным событием в научной и культурной жизни России стал выход в свет второй части «Собрания государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии Иностранных дел». В предисловии, написанном А.Ф.Малиновским и датированным 3 апреля 1819 года, Н.П.Румянцеву посвящены следующие строки: «Движимый неутомимым рвением к общему благу, он испросил Высочайшее соизволение на учреждение особой Комиссии при Московском, государственной коллегии иностранных дел архиве, где хранятся издревле государственные хартии, иждивением его издана уже в 1813 году первая часть Собрания Государственных Грамот и Договоров, с 1265 по 1613 год. Сей деятельный Муж не удовольствовался видимым исполнением своего предприятия; но углубясь в исследование, усмотрел, что многие из важнейших актов не внесены были в первую часть, и предписал Комиссии усугубить старание к отысканию в Архивнских делах всего непомещенного, что относилось до внутренних в России происшествий: из чего и составилась сия вторая часть в десяти отделениях, служащая дополнением к первой. В ней помещено много таких бумаг, которыя доныне оставались неизвестными и для истории нашей драгоценны…»[35].

Заслуги канцлера высоко оценил в личном послании Александр I. Вклад Н.П. Румянцева в развитие исторических гуманитарных исследований был признан отечественным и европейским научным сообществом, удостоившим его в 1817-1819 гг. званиями Почетного члена Императорской Российской Академии наук[36] и Прусской Королевской Академии[37], а также Московского[38], Краковского[39], Виленского университетов.

Летом 1822 г. сподвижники Н.П. Румянцева завершали подготовку к печати третьего тома «Собрания государственных грамот и договоров». Для ознакомления и редактирования они получали от канцлера отдельные (набранные в типографии) листы, разделы, вносили и пересылали свои замечания, предложения.

По достоинству оценивая заслуги Н.П. Румянцева пред Россией, подчеркивая историческую значимость его трудов по отечествоведению, Александр I лично посетил канцлера, чтобы поблагодарить и поздравить с выходом в свет издания, прославлявшего русскую науку. Восторгаясь и удивляясь преданности Николая Петровича избранному делу, его воодушевленному служению на благое просвещение соотечественников, академик Российской Академии наук, митрополит Евгений писал в то время: «Вам судьбой назначено отыскивать более всех соотчичей древности отечественные и Жизнь Ваша составит эпоху в нашей археологии»[40].

В 1822 г. вклад Н.П.Румянцева в развитие европейской науки и культуры получил признание Баварской Академии науки[41] и Мюнхенской королевской академии литературы[42].

Высокие академические оценки его деятельности, изданий, признание просвещенным, ученым миром значимости вклада в развитие науки и книжной культуры несомненно вдохновляли Н.П.Румянцева на новые труды. Он активизировал собирание оригиналов и списков особо ценных рукописей, стремился сохранить и опубликовать те документы, которые не вошли в «Собрание грамот и договоров».

Применявшийся Н.П.Румянцевым механизм финансирования издательской деятельности, когда доходы от реализации книг (плюс проценты от этого капитала, размещавшегося в банках) шли на подготовку и печатание новых произведений, оказался весьма жизнеспособным, эффективно работавшим на долгосрочную перспективу. Рациональность и актуальность опыта Н.П.Румянцева подтверждает история деятельности в ХIХ в., созданной им, Комиссии печатания государственных грамот и договоров. В ее отчетах, даже через 50 лет после ухода из жизни Н.П.Румянцева, отмечалось, что разработанная им система «… есть вместе с тем, единственный источник для покрытия издержек на вновь предпринимаемые ею издания»[43].

Постепенно накапливая средства, Комиссия продолжала осуществление румянцевских научно-издательских проектов. В 1841 г. вышло из печати начало, запланированного и частично подготовленного при Николае Петровиче, пятого тома «Собрания государственных грамот и договоров», включавшее 140 актов и соглашений, заключенных в 1326-1584 гг. с зарубежными странами[44].

Всестороннее исследование развития русской археографии впервой четверти XIX в. позволило П.Г. Софинову сделать вывод, что Комиссия печатания государственных грамот и договоров «…являлась в тот период единственным учреждением, практически занимавшимся вопросами публикации источников»[45].

Созданное Н.П. Румянцевым первое официальное учреждение в России, занимавшееся поиском, научным описанием и публикацией древних рукописей – Комиссия печатания государственных грамот и договоров – не только познакомила отечественных и зарубежных читателей с уникальными памятниками письменности, глубокими традициями славянской культуры, но и сделала доступными для практической дипломатии, развития внешней политики документы, составляющие исторический фундамент, правовую парадигму международных отношений.

Imperial Chancellor Nikolay Rumyantsev and Russia’s First Publication of Legal Documents on the History of International Relations

This April Russia celebrates the 260^th anniversary of the birth of State Chancellor Nikolay P. Rumyantsev (1754 — 1826). Contemporaries and biographers of Rumyantsev called the first quarter of the 19^th century the era of Rumyantsev. He managed to implement unprecedented plans which were way ahead of his time, while the range of his activities reached beyond not only the state borders but also everyday stereotypes.  Honored with all highest ranks and titles of the Russian Empire, he worked on the improvement of urban infrastructure, road construction and navigation, built banks and developed commercial tariffs and rules, which should be studied now by state officials in charge of commerce for whom their national interests are a priority. Another outstanding achievement of Rumyantsev is his “Collection of State Deeds and Treaties” which not only introduced Russian and international readers to unique ancient manuscripts and Slavic traditions, but also made documents which laid the foundation for a legal paradigm of international relations available for practical diplomacy and foreign affairs.

Источник