В октябре 1919 года, в Гатчине, занятой Северо-Западной армией генерала Юденича, стала выходить газета «Приневский край». Активнейшее участие в ней принял живший в то время в Гатчине Александр Куприн. В советские времена сотрудничество Куприна с белым движением считалось «темным пятном» в его биографии, об этом факте творческой судьбы всячески умалчивали, а документальную повесть «Купол Святого Исаакия Далматского», в которой писатель подробно рассказал о своем участии в армии Юденича, о создании «Приневского края» и о своей работе в качестве редактора, как, впрочем, и многие другие эмигрантские произведения, в нашей стране не печатались. Тем не менее даже для советских исследователей и писателей повесть Куприна «Купол Святого Исаакия Далматского», доступная только в эмигрантских изданиях, была главным источником информации об участии писателя в «Приневском крае». Так, литератор В. А. Кочетов в романе «Угол падения», посвященном разгрому белогвардейцев под Петроградом в 1919 году, почти дословно воспроизвел содержание «Купола», переведя лишь некоторые высказанные в рассказе мысли Куприна в прямую речь от лица писателя. Стремясь «оправдать» писателя, советские исследователи пытались изобразить сотрудничество Куприна с белыми непреднамеренным и вынужденным. Однако сам писатель и во время гражданской войны, и в последующие годы эмиграции говорил об обратном. По его словам, «газетная служба Родине и Армии началась для меня с последних февральских дней 1917 года...»

Октябрьскую революцию Куприн воспринял крайне неоднозначно. Куприн считал, что у большевиков слово расходится с делом, что они, фанатики идеи, несут угрозу культуре и несут всю ответственность за лишения, голод, террор и разруху в стране. Такая позиция Куприна не могла не остаться незамеченной властями. За одну из своих статей в газете «Молва» в июне 1918 года, написанный в защиту великого князя Михаила Александровича, писатель подвергся недолгому аресту.

Статья эта долго оставалась неизвестной. Поэтому приведем некоторые выдержки:
«У меня не имеется никаких поводов питать к великому князю Михаилу Александровичу личную приязнь. Однако, я должен указать, что Михаил Александрович обладает необычным благородством. Он не властолюбив, не эгоистичен, не двуличен, мягкосердечен, необычайно добр и сострадателен. <...>
На войне он зарекомендовал себя человеком стойкой храбрости: без тени рисовки, суетливости или задора. Всадники его дикой дивизии[40*] титуловали его “ва, султаном”, “ва, падишахом”, но, конечно, на “ты”, а за глаза звали — “наш джигит Миша”.
Обладая обыденным, но прямым и здоровым умом, он никогда не дилетантствовал ни в музыке, ни в поэзии, ни в истории, ни в военном искусстве. Все его сослуживцы, с которыми мне приходилось встречаться, — солдаты и офицеры — отзываются о нем, как о человеке чрезвычайно вежливом и внимательном, светлом и простом в отношениях, добром товарище и хорошем строевом офицере. Его обычная скромность часто граничит с застенчивостью. Он нежно, без усилий, любит всех детей, любит цветы и животных.
Он прекрасный семьянин. Вот и весь узенький круг его жизненных радостей. Он необыкновенно щедр и не отказывает ни в одной просьбе, помогая в нужде широкою рукою не только деньгами, но и другим, более тугим капиталом — личным влиянием. А главное — он совсем, окончательно, бесповоротно, безнадежно болен полным отсутствием властолюбия. Живя постоянно в Гатчине, но не видев до сих пор ни разу Михаила Александровича в лицо, я был почти свидетелем той беспредельной радости, которая им овладела, когда он узнал, что вместе с рождением Алексея от него отошла необходимость быть наследником. Тогда счастье, переполнявшее его, так и хлестало наружу, потому что он всех вокруг себя хотел видеть счастливыми в эти дни.
Его отказ в 1917 г. от принятия власти без воли народа звучит достоинством, спокойствием и любовью к родине. Мне говорят, что он продиктован Керенским. Форма — может быть, смысл — нет.
Он, вероятно, охотно в силу естественного влечения, отказался бы тогда от всякой формы власти, как и от всяких титулов и всевозможных будущих благ, если бы это не было в его тогдашнем положении малодушием, граничащим с трусостью. А вот скажите вы мне, многие ли из тех, что довели Россию, — допустим из чистых идейных побуждений, — до черной гибели: найдут в себе мужество, отказавшись от власти, признаться: “Простите нас, мы ошиблись”».

И в то же время Куприн пытался найти выход в культурной работе и на этой почве старался наладить контакт с новой властью. Он задумал издание беспартийной и неполитической газеты специально для деревни - для просвещения крестьянства. При посредничестве Горького даже состоялась встреча Куприна с Лениным, который в принципе одобрил план и программу такой газеты, поручив практическую сторону дела председателю Моссовета Л.Б.Каменеву, но тот зарубил идею на корню...После этого позиция Куприна определилась окончательно, и когда в ночь с 16 на 17 октября 1919 года части армии Юденича, наступая на Петроград, вошли в Гатчину, сомнений у писателя не было. В «Куполе Святого Исаакия Далматского» Куприн определенно высказывает свою гражданскую позицию: «Победоносное наступление Северо-Западной армии было подобно для нас разряду электрической машины. Оно гальванизировало человеческие полутрупы в Петербурге, во всех его пригородках и дачных поселках. Пробудившиеся сердца загорелись сладкими надеждами и радостными упованиями». На следующий день после прихода белых в Гатчину генерал-губернатор освобожденных от большевиков территорий Северо-Запада П.В. Глазенап сделал Куприну официальное предложение участвовать под началом литератора, донского атамана П. Н. Краснова, возглавившего у Юденича отдел пропаганды армии, в создании и выпуске прифронтовой газеты. Куприн тотчас согласился и немедленно приступил к работе. Уже через 28 часов после предложения Куприну участвовать в газете, название которой - «Приневский край» - родилось после мучительных раздумий и принадлежало Краснову, ее первый номер вышел в свет в Гатчине. Произошло это в 2 часа дня 19 октября 1919 года. Тираж первого номера составил 307 экз., впоследствии тираж довели до 1 тыс. экз. Куприн получил от Глазенапа полномочия реквизировать бумагу в каком-либо магазине (под расписку), и «прекрасную оберточную рыжую бумагу» реквизировали в магазине Офицерского Экономического Общества. Пригласили трех наборщиков, которым, по предложению Куприна, выдавался солдатский паек. «Станок был если не Гуттенбергов, то его внучатый племянник, - отмечал Куприн. - Он печатал только в одну полосу. Чтобы тиснуть продолжение, надо было переворачивать лист на другую сторону. Приводился он в действие колесом, вручную, в чем я принимал самое живое участие... Этот станок, этого верблюда, мы таскали с собой потом в Ямбург, в Нарву, в Ревель. Разбирали и собирали. Главный его недостаток был в медлительности работы». Распространение «Приневского края» осуществлялось путем розничной продажи.


Как вспоминал Куприн, первый номер газеты разошелся необыкновенно быстро, «по цене полтинник на керенки», но «мы сами не знали, куда девать вырученные деньги». Цена газеты росла: в № 2 указывалась цена в 50 коп., в № 10 - 70 коп. Газета предоставляла скидку оптовым покупателям издания, «покупающим сразу более 50-ти экземпляров». В Гатчине продажа газеты производилась в помещении конторы при типографии в бывшем кинотеатре на Большой Петроградской улице. Газета имела подзаголовок «военно-осведомительная, литературная и политическая газета» и предназначалась для гражданского населения районов, освобожденных от красных, в отличие от «Вестника Северо-Западной армии», предназначенного прежде всего для воинских чинов. Цели издания указывались следующим образом: «Газета рождена в буре и пламени. От нее трудно требовать сначала аккуратности в выходе и большого разнообразия материала. Но зато мы можем ручаться за полную точность и правдивость ее сведений, черпаемых из первоисточника... Наша партия? Разве когда горит дом, когда буря треплет корабль или когда родного человека пожирает горячка - разве тогда дело в партийности? Спасение и оздоровление России, мирный труд под защитой твердого, самим же народом избранного правительства, счастье и довольство народа - вот наше стремление! Все для России - вот наш девиз!».


Ключ к пониманию «Приневского края» можно найти в строках Куприна из «Купола святого Исаакия Далматского»: «Я пламенный бард Северо-Западной армии. Я никогда не устану удивляться ее героизму и воспевать его». Практически все материалы для публикации готовились Куприным и Красновым, выступавшим под именем Гр. Ад. (Град - имя его любимой скаковой лошади). В газете печатались приказы и воззвания, сообщения о боевых действиях на фронте, статьи на исторические темы (автором их был, в основном, Краснов) - о Смутном времени, о собирании Руси, о Петре I, о политической жизни Европы и т.д. В каждом номере газеты жирным шрифтом на всю полосу печатались антибольшевистские лозунги и афоризмы, емко выражавшие идеологию белого движения, например: «Троцкий - убийца крестьян», «Ленин - предатель рабочего класса», «Долой большевиков!», «Долой коммунизм!», «Кого боялись и ненавидели большевики? Крестьян! На них лопнула затея большевизма», «Птица вьет гнездо. Человек собирает дом. А большевики кричат: Долой собственность!» и т.д. В дни октябрьского наступления на красный Петроград, когда казалось, что осталось совсем чуть-чуть, и белая армия, как освободительница, ворвется на улицы и площади бывшей российской столицы, газета призывала забыть во имя грядущей победы о партийных распрях и о личных властолюбивых стремлениях и амбициях. «Теперь нет и не может быть ни монархистов, ни социалистов-революционеров, ни кадетов, но должны быть только русские люди, спасающие Россию от большевиков... Долой себялюбие, долой личные и партийные счеты, Родина-мать зовет нас творить великое дело оздоровления и чистки своего дома». Даже во время разгрома Северо-Западной армии лозунги «Приневского края» призваны были нести читателям газеты оптимизм и веру в победу, например: «Мы боремся за правое дело. Наша победа близка», «Крестьяне! Кто командует вами в советской деревне? Последний пьяница и лентяй», «Коммунизм нравится только паразитам и лентяям». Как писал впоследствии Куприн, газетная работа в качестве редактора «Приневского края» доставляла ему «удовлетворение и гордость». В то же время сохранились свидетельства, что Куприн был всегда доволен ходом дел в газете и жаловался на «генеральское засилье».Кстати, кроме редакторской деятельности, Куприн принимал участие и в другой агитационно-издательской деятельности белого движения. Так, после прошедших сразу же после вступления белых войск в Гатчину слухов о предстоящих еврейских погромах, писатель составил воззвание в защиту гатчинских евреев. Сперва воззвание напечатали в «Приневском крае», затем оно «прошло через цензуру начштаба, сурового и весьма монархичного капитана Видягина, подписано было генералом, графом Паленым, и затем расклеено на столбах». Во время ноябрьского отступления армии Юденича, превратившегося фактически в бегство, Куприн находился в районе Ямбурга и Нарвы, куда он выехал, чтобы набрать материал для «Приневского края». Пробираться в уже занятую Красной армией Гатчину Куприн не рискнул. Среди причин, побудивших его примкнуть к отступавшей белой армии, были две «роковые», пренебрежение которыми, по мнению писателя, ставило под угрозу его собственную жизнь и жизнь его семьи. Во-первых, большевики угрожали Куприну расстрелом за его политические взгляды (об этом писал редактор гельсингфорской газеты «Новая русская жизнь» Ю.А.Григорков). Во-вторых, Куприн считал, что его имя внесено в «расстрельные списки», о чем ему удалось узнать летом 1919 года. Вместе с семьей, с потоком беженцев, писатель оказался в Нарве. Дом, где поселился Куприн, до сих пор сохранился на высоком берегу реки Наровы - на эстонской стороне, недалеко от нарвского замка. Дом уцелел чудом, ведь практически вся старая Нарва погибла во время штурма города советскими войсками в 1944 году, а руины были снесены после войны. «Купринский» дом в Нарве отмечен мемориальной доской, посвященной писателю. Из Нарвы Куприн проследовал в Ревель, в Гельсингфорс, а потом, в июле 1920 года в Париж, и уже надолго. Таким образом, его сотрудничество с «Приневским краем» продолжалось до 2 ноября 1919 года. Затем издание газеты продолжалось без Куприна. Последний, 50-й номер «Приневского края» вышел в свет в Нарве 7 января 1920 года. Что же касается Куприна, то долгие годы эмиграции он оставался непримиримым противником большевиков.

Что было потом - известно: болезнь, тоска по родине и триумфальное возвращение постаревшего писателя обратно, но уже совсем в другую страну.

Точный состав делегации встречающей Куприна В СССР назвать не беремся, но, судя по воспоминаниям, из старых знакомых Куприна, помимо Регинина и Скитальца, был еще Иван Поддубный; от Союза писателей — Александр Фадеев, Федор Панферов во главе с генеральным секретарем и главным идеологом Союза Владимиром Петровичем Ставским. Последний рассказывал, что еще до прихода поезда договорились о том, кто первым пойдет к Куприну, — Регинин:
«Так и сделали. Регинин с объятиями и приветствиями бросился к Куприну. Тот с каменным лицом выговорил:
— А вы кто такой?
Тогда Фадеев выдвинулся вперед и обратился к Куприну с приветствием.
— Дорогой Александр Иванович! Поздравляю вас с возвращением на родину!
Результат был такой же. Куприн тем же безжизненным голосом спросил:
— А вы кто такой?
После этого никто ничего не говорил. Вышли на площадь, посадили Куприна в машину и разъехались».

Тэффи написала по поводу возвращения Куприна в СССР:
«Его уход — не политический шаг. Не для того, чтобы подпереть своими плечами правителей СССР. И не для того, чтобы его именем назвали улицу или переулок. Не к ним он ушел, а от нас, потому что ему здесь места не было. Ушел обиженный. Ушел, как благородный зверь, — умирать в свою берлогу...».

По утверждениям Л. Рассказовой, во всех служебных записках советских чиновников зафиксировано, что Куприн слаб, болен, неработоспособен и не в состоянии ничего писать. Предположительно, опубликованная в июне 1937 года в газете «Известия» за подписью Куприна статья «Москва родная» была на самом деле написана приставленным к Куприну журналистом Н. К. Вержбицким. Публиковалось также интервью с женой Куприна Елизаветой Морицевной, которая рассказывала, что писатель восхищён всем увиденным и услышанным в социалистической Москве.

А.И.Куприн умер в ночь на 25 августа 1938 года от рака пищевода. Похоронен в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волковского кладбища рядом с могилой И. С. Тургенева.

Завещание писателя сегодня хранится в фондах Российской государственной библиотеки:
«В случае моей смерти прошу:
1. Похоронить меня по христианскому обряду с наибольшей скромностью.
2. До могилы меня никому не провожать.
3. Панихид по мне не петь.
4. Речей надо мной не говорить и статей или воспоминаний обо мне не писать.
5. Если у кого есть мои письма и портреты — сжечь их.
6. У всех, кому сделал зло или какую неприятность — простить меня.
7. Всем же попутчикам в жизни принять — глубокую благодарность.
А. Куприн»

Источник