Память 22 октября/4 ноября (+ 1935 г.)
 

"Истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к Небесному своему Отечеству".
–Преподобный Герман Аляскинский.
 

Осенью 1930 года на начавшееся строительство Беломорского канала приходили этапы из Соловков; их принимали и первым делом отправляли в баню на санобработку (дезинфекция носильного платья и принудительная стрижка машинкой волос на голове, лице и по всему телу), затем медицинский осмотр врачами из заключенных. Тут я впервые увидел, - рассказывает свидетель, - работая лекпомом на приемке этапа, архиепископа Серафима – высокого, согбенного старца с уже остриженными под машинку № 1 головой и лицом. Часто потом с ним беседуя, многое узнал я от него, и о нем от прибывших с ним других архипастырей, из коих назову лишь архиепископа Пахомия Черниговского, ибо более молодые и сейчас еще могут быть еще в застенках, и всякое о них упоминание в печати может усугубить тяжесть их уз.

Архиепископ Серафим, в миру носивший фамилию Самойлович, родился 19 июля 1880 года, учился в Полтавской Духовной семинарии. Был командирован в начале XX столетия миссионером в Алеуто-Аляскинскую епархию Соединенных Штатов, где явился усердным сподвижником преосвященного Тихона, будущего Патриарха. В 1905 году принял монашество на Аляске. Владыка Тихон высоко ценил ревностного миссионера, сочетавшего личный аскетизм с умелым подходом не только к полудикой алеутской пастве, но и к американской администрации на Аляске. Всего он провел в Америке пять с половиной лет.

После того, как владыку Тихона назначили в 1907 году в Ярославль, он вызвал иеромонаха Серафима и назначил его в 1910 году настоятелем Толгского монастыря в шести километрах выше Ярославля. Кто хоть раз проезжал до 1920 года по Волге, помнит, что по остановке парохода у монастырской пристани, команда и пассажиры сходили на пристань и молились на молебне перед копией Толгской иконы Божией Матери (праздник 8/21 августа), прикладывались к святому образу, и пароход отходил, пока с пристани еще доносился монастырский хор: "Пресвятая Дево Богородице, верно Тя славящих спасай..."

Архимандрит Серафим написал серьезный исторический труд "История Толгского монастыря 1314-1914", готовясь праздновать в августе 1914 года 600-летие руководимой им обители. Для пользы своей и окрестной паствы он построил и открыл в полуверсте от монастыря на опушке прекрасного леса в 1913 году школу пчеловодства для мальчиков-сирот, которых призревала его обитель. Но за три недели до 600-летия обители вспыхнула мировая война. Настоятель устроил с первых же дней войны лазарет и деятельно помогал в годы войны и революции Высокопреосвященному Агафангелу в управлении епархией.

С 1916 года отец Серафим служил в Угличе, был настоятелем Алексеевского монастыря, возведен в сан архимандрита. Его мужество и присутствие духа спасло обитель от разгрома летом 1918 года, когда чекисты рыскали в дни Ярославского восстания по кельям, подвалам и склепам могил на монастырском кладбище в поисках "мятежников". Триста пятьдесят невинных ярославских граждан были расстреляны в ответ на убийство военного комиссара Нахимсона и продовольственного комиссара Закгейма...

В 1920 году отец Серафим был хиротонисан во епископа Угличского, в епархии, полной памятью о Цесаревиче Димитрии, за 329 лет до мученика наших дней Цесаревича Алексия, принявшего столь же лютую кончину.+


+ Царевич Димитрий, убитый в 1589 году, в православном календаре поминается 15 мая.


В 1924 году епископ Серафим был возведен в сан архиепископа, и в тяжелые смутные дни после смерти патриарха Тихона он был назначен в 1926 году Заместителем Патриаршего Местоблюстителя и занимал этот пост с декабря 1926-го по март 1927 года, в период заключения митрополита Сергия (Страгородского).

Архиепископ Серафим категорически отказался подписать декларацию о сотрудничестве с советской властью, чего от него в то время требовали (практически ту же самую декларацию, которую впоследствии подписал митрополит Сергий), мотивируя это тем, что не считает себя полномочным решать основные вопросы принципиального характера без находящихся в заключении старших иерархов. 16 (29-го) декабря 1926 года он обратился с посланием к архипастырям, пастырям и пасомым Русской Церкви: "Подчиняясь воле Божией и принимая на свои слабые рамена возлагаемый на меня тяжелый крест, считаю долгом обратиться к собратиям – епископам, пастырям и православно-верующим, умоляя их хранить преданность и послушание Святой Православной Церкви, подчиняясь только законным представителям Патриаршей Православной Церкви". Он просил собратьев епископов до минимума сократить переписку и сношения с главой Церкви и предоставлял все дела, кроме принципиальных и общецерковных (как, например, избрание и хиротония во епископа), решать окончательно на местах.

Все предшественники архиепископа Серафима на посту Заместителем Патриаршего Местоблюстителя находились в заключении, он знал, что его ждет та же участь, а также выбранного им себе на случай ареста преемника. Поэтому, вступив в управление в декабре 1926 года, он не назначил себе преемника и на допросе в ГПУ на вопрос: "Кто же возглавит Церковь, если мы Вас не выпустим?" – Отвечал: "Сам Господь Иисус Христос". Допрашивающий в московском ГПУ удивленно взглянул на него и сказал: "Все у вас оставляли себе заместителей: и Тихон Патриарх, и Петр Митрополит". – "Ну а я на Господа Бога оставил Церковь, – повторил архиепископ Серафим, – и нарочно так сделал. Пусть всему миру будет известно, как свободно живется православным христианам в свободном государстве".

Через три дня он был выпущен и выслан в Углич, откуда правил Церковью до марта 1927 года, когда сдал управление выпущенному из тюрьмы митрополиту Сергию.

Четыре месяца спустя он обличил отступничество митрополита Сергия – декларацию 16/29 июля 1927 года и был арестован вскоре. В 1929 году приговорен к трем годам концлагеря и отправлен в Соловки. Там почти все время его томили на общих работах. Таская кирпичи на постройку двухэтажного здания, Владыка упал с лесов и переломал себе ребра, которые неудачно срослись, что сделало его инвалидом. Но никакие гонения не сломили его сильной воли.

Таким я увидел его впервые по прибытии с этапом соловчан осенью 1931 года на командировке "Новая Биржа" около северного семафора станции "Май Губа" Мурманской железной дороги.

Впоследствии мне довелось с ним ближе познакомиться. Попав на инвалидные работы, он часто обращался в амбулаторию, и мы, лекпомы, старались помочь Владыке, страдавшему двухсторонним хроническим плевритом при декомпенсированном миокардите и общем артериосклерозе.

Раз, в конце октября, в сырой ненастный день, проходя мимо землянки-дезокамеры, где производилась дезинфекция вещей при герметически закрытой двери, а заключенный-инвалид караулил снаружи камеру, чтобы не забрались воры, я услышал, что меня зовут по имени. Подойдя, увидел продрогшего архиепископа Серафима. "На эти посты ставят на два часа по очереди нас – инвалидов; я стою с 12 дня, и меня не сменяют". (Было около шести часов вечера.) Я побежал в барак инвалидов: "Где нарядчик?" – "Ушел в кино", – ответил писарь. – "Скажите ему, что я через нач. санчасти подам рапорт, что он держит на наружном посту заключенного Самойловича шесть часов вместо двух". Писарь струхнул и побежал в кино. Через десять минут прибежал обратно. "Нарядчик велел его сменить, а Вас просит не заводить истории". – "Хорошо, но через десять минут проверю". Действительно, он тут же растолкал дремавшего на нарах дряхлого полковника и послал его "бегом" сменить Владыку. Старик побежал к дезо-камере. Через полчаса я снова зашел в барак; продрогший Архиепископ с удовольствием пил кипяток из кружки, и я пожелал ему спокойного отдыха.

Он считался "запретником", то есть не имел права выхода из лагеря в административные здания вне покрытого колючей проволокой частокола.

Раз он просил меня позвать работавшего в финчасти архимандрита Гурия (Егорова), ярого поклонника митрополита Сергия, впоследствии освобожденного из ссылки (концлагерную пятилетку он кончил в 1934 году) и хиротонисанного в 1946 году во епископы. С тех пор он возглавляет патриаршую Церковь в Средней Азии с титулом епископа Ташкентского и Средне-Азиатского.

Архимандрит Гурий нахмурился: "Ведь Архиепископ не "наш". Мне с ним и разговаривать неудобно. Я под благословение не вправе к нему подходить". – "Никто Вас не просит, отец Гурий. Но ведь он запретник, а мы с Вами имеем пропуска. Раз он, зная от меня, кто Вы, просит Вас прийти к нему в лагерь, – возразил я, – можем ли мы, сами заключенные, отказаться навестить заключенного в квадрате, если даже он для Вас еретик. Не лекпому учить архимандрита". Он смутился и пошел со мной. Я проводил его к амбулатории и оставил его вместе с вызванным мной в амбулаторию Архиепископом.

Стройный сорокалетний архимандрит-бухгалтер, кивнув головой, заговорил с согбенным дряхлым Архиепископом. Предмет их беседы мне неизвестен.

В марте 1932 года Владыку освободили и за шесть месяцев до срока, засчитав ему, согласно приказа 1931 года, 5 рабочих дней за 6, что устроили ему благочестивые заключенные УРО (Учетно-распределительный отдел), засчитывающие рабочие дни для скидки части срока. В 1934 году этот "либеральный" приказ был отменен.

Вскоре последовали новые аресты. Владыка слабел телесно, но духом был тверд. Он считал, что в эпоху гонений не должно быть единого централизованного Церковного Управления, епископ должен управлять сам своей епархией. Когда бывал на свободе, Владыка возглавлял тайную Церковь там, где проживал, ставил тайных священников, совершал тайные постриги.

От верующих я слышал, что Архиепископ из заключения не выходил. Говорили глухо, что где-то он погиб без медицинской помощи в лишениях, чему поверить было легко, кто знал состояние его больного сердца еще в 1932 году. Позже стало известно, что он был расстрелян 4 ноября 1937 года в Сиблаге.

Больной владыка Серафим часто вспоминался мне в скитаниях по тюрьмам и ссылкам, когда, лишенный физического общения с верующими, я мысленно в молитвах поминал его; мне представлялось его кротко улыбающееся изможденное лицо и, склонив в молитве голову, я словно чувствовал на ней его исхудалую, огрубевшую, покрытую ссадинами архипастырскую руку.

Архиепископ Серафим написал несколько посланий, протестуя против Декларации митрополита Сергия. Как викарий Ярославской епархии, он подписал вместе с митрополитом Агафангелом, митрополитом Иосифом Петроградским (который был в то время в Ярославле), архиепископом Варлаамом Пермским и епископом Евгением Ростовским заявление об отделении от митрополита Сергия 6 февраля 1928 года. В то же самое время он послал следующее увещание митрополиту Сергию от собственного имени. Тон этого смелого протеста, основанного не на "букве закона", а на искренней заботе о благе Церкви Христовой, соединенной с чистосердечным сочувствием к заблуждающемуся митрополиту Сергию, делает его одним из классических документов епископов-основателей русской катакомбной Церкви.

Позднее, летом 1928 года, архиепископ Серафим послал новое послание, обличающее митрополита Сергия в тяжелом грехе "вовлечения нашей малодушной и нестойкой братии в неообновленчество".


Увещание архиепископа Угличского Серафима, обращенное к митрополиту Сергию и врученное ему 27 января / 9 февраля 1928 года.


Ваше Высокопреосвященство!

Более чем полугодовой срок, протекший со дня издания Вами Декларации 16/29 июля 1927 г ., показал, что все надежды Ваши на "мирное устроение" наших церковных дел, "на приведение" в должный строй и порядок всего нашего церковного управления, напрасны, а Ваша "уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона", совершенно несбыточна и никогда не может при настоящих условиях перейти в действительность.

Наоборот, факты чуть ли не ежедневно свидетельствуют, что еще труднее стало жить православным людям. Но особенно тяжело сознавать, что Вы, так мудро и твердо державший знамя Православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли по дороге компромиссов, противных Истине.

Вы повергли нас в область страшных нравственных мучений и сами себя сделали первым из таковых мучеников, ибо должны страдать и за себя, и за нас. Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждой, что в срок, ведомый Единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия.

Своей Декларацией и основанной на ней церковной политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает.

Мы – лояльные граждане СССР, покорно выполняем все веления Советской власти, никогда не собирались и не собираемся бунтовать против нее, но хотим быть честными и правдивыми членами и Церкви Христовой на земле и не "перекрашиваться в советские цвета", потому что знаем, что это бесполезно и люди серьезные и правдивые не поверят.

Пока еще не поздно, пока еще не совсем захлестнула Вас пучина эта страшная, готовая бесславно и навеки поглотить Вас, соберите свои, еще недавно могучие умственные и нравственные силы, встаньте во весь свой духовный рост, издайте другую декларацию, в исправление первой, или хотя бы подобную той, которую Вы разослали в первый период своего заместительства, разрубите благодатными порывами духа – цепи, Вас сковавшие и выйдите на святую свободу. За Вас будут молить Бога все истинные сыны Церкви, на Вашу сторону сейчас же станут все добрые пастыри и мужественные Архипастыри. Вас духовно облобызают все многочисленные страдальцы, этот голос свидетелей чистой Истины, удаленные от своих паств и от братий, за Вас будет сама непобедимая Истина. Она укажет Вам дальнейший путь, Она охранит и защитит Вас.

Дорогой Владыко. Я представляю, как Вы должны страдать. Почему же Вы, испытывая эти страдания сами, не желаете облегчить их тем, которые в свое время доверились Вам? С какой радостью я передавал Вам свои права заместительства, веря, что Ваша мудрость и опытность будут содействовать Вам в управлении Церковью.

Что же случилось?.. Неужели это роковое деяние бесповоротно?.. Неужели Вы не найдете мужества сознаться в своем заблуждении, в своей роковой ошибке – издании Вашей Декларации 16/29 июля 1927 г .?.. Вы писали мне и искренне верили, что избранный Вами путь принесет мир Церкви... И что же Вы видите и слышите теперь? Страшный стон несется со всех концов России... Вы обещали вырывать по два, по три страдальца и возвращать их обществу верных, а смотрите, как много появилось новых страдальцев, страдания которых еще более усугубились при сознании, что эти страдания есть следствие Вашей новой церковной политики... Неужели этот стон страдальцев с берегов Оби и Енисея, с далеких островов Белого моря, от пустынь закаспийских, с горных хребтов Туркестана – не доносится до Вашего сердца?

Как же Вы могли своей Декларацией наложить на них и на многих клеймо противников нынешнего гражданского строя, когда они и мы по самой духовной природе своей всегда были чужды политики, строго до самопожертвования охраняя чистоту Православия?..

Мне ли юнейшему сравнительно с Вами писать эти строки, мне ли поучать многоопытного и многоученого святителя Церкви Российской, но голос моей совести понуждает меня снова и снова тревожить Ваше широкое и доброе сердце... Проявите мужество, сознайтесь в своей роковой ошибке и, если невозможно Вам издать новую декларацию, то для блага мира церковного передайте власть и права заместительства другому.

Я имею право писать Вам эти строки и делать это предложение, ибо многие теперь укоряют меня, что я поспешно и безоговорочно передал Вам права заместительства.

Испытавши на себе это бремя церковного управления, я верю, что Вы в тишине своей келии проливаете горькие слезы и пребываете в страшном томлении духа... И мы жалеем Вас и плачем вместе с Вами... и если идут отделения епархий и приходов от Вас и Вашего "Синода", то это набат, страшный набат, истомленных верующих сердец, который мог бы донестись до Вашего сердца, зажечь его пламенем самопожертвования и готовности положить душу свою за други своя...

Господь да поможет Вам и благословит Ваше мужественное решение, которое подскажет Вам голос архипастырской совести и которое мы не диктуем, а с сыновней любовью предлагаем Вам для Вашего спасения душевного и блага Церкви.

Мне кажется, что одним из выходов из создавшегося положения – это обратить Вам и всем православно-мыслящим верующим нашей страны свои взоры к старейшему иерарху Русской Церкви Высокопреосвященному Агафангелу Митрополиту Ярославскому.

Приникните к нему с любовью и доверием.

Он, несмотря на свои преклонные лета, остался мудр и силен духом. Ведь и пермское его воззвание было актом ревности о спасении Церкви.

Протяните к нему свои братские руки, скажите ему теплое братское приветствие, попросите его помочь Вам выйти из этого тягостного положения и передайте ему свои заместительские права впредь до возвращения к власти Высокопреосвященнейшего митрополита Петра. Мы архипастыри, вместе с Вами поможем ему и без организации "синода" в управлении Церковью своими силами и разумением.

Серафим архиепископ Угличский, викарий Ярославской епархии, бывший Заместитель Патриаршего Местоблюстителя.

1928 года, 24 января/6 февраля.


Источники. Polsky's Russia's New Martyrs, Vol. 2, pp. 12-16. The author (who has also used the pen-names of S. Nesterov and Alexei Rostov) is still living in Italy, and is a correspondent for the Russian newspaper Nasha Strana, Buenos Aires, Argentina. Michael Z. Vonokouroff, memories. – Польский "Новые мученики Российские", т. 2, стр. 12-16. Автор, который использовал также псевдоним С. Нестеров и Алексей Ростов, живет в Италии и является корреспондентом русской газеты "Наша страна", Буэнос-Айрес, Аргентина. Михаил Винокуров, мемуары.