Юбилейная дата 100-летия русской революции активизировала интерес историков, писателей, режиссеров к этим сложным и неоднозначным событиям ХХ века. Чем резонанснее историческое событие, чем оно масштабнее по своему размаху, тем больший интерес общественности оно всегда привлекает к себе, и тем более, полярными будут мнения и оценки происходящего. Однако вне зависимости от того, на каких идеологических платформах стоят исследователи, каких политических взглядов мы придерживаемся, в одном, мнения исследователей совпадают – события в Петрограде 1917 года кардинальным образом изменили не только ход русской истории, но весь расклад сил на геополитической карте мира в ХХ веке. За истекшее столетие были написаны десятки тысяч книг и статей, посвященных русской революции, как в России, так и за рубежом. Однако мы так и не смогли дать полноценного ответа на вопрос: что же с нами, как с нацией, произошло ровно сто лет назад, какие факторы сыграли решающую роль в революционных событиях 1917 года, почему революция началась именно в феврале, и как нам воспринимать эти события – как трагедию или как праздник. Несмотря на пристальное внимание историков к событиям столетней давности, введение в оборот огромного количества исторических источников и материалов, русская революция таит еще много тайн и загадок. Именно эти белые пятна революции, её латентные политические смыслы необходимо раскрыть, для того чтобы не только ответить на поставленные вопросы, но и извлечь из прошлого ценные уроки, которые могут пригодиться нам в дне сегодняшнем.
            Приступая к рассмотрению причин русской революции 1917 года необходимо начинать повествование задолго до кульминационных событий Февраля. Классическое объяснение революции нам всегда преподносилось как стихийный массовый протест в Петрограде, вызванный тяготами военного времени и усугубленный продовольственными трудностями в столице. Отрицать фактор Первой мировой войны, от которой российское общество устало, а в экономической и социальной сфере наметились существенные проблемы, нельзя. Действительно, к 1916 году в стране существенно выросли цены на основные товары массового потребления, развивались инфляционные процессы, постоянные мобилизации в армию уменьшали количество рабочих рук на производстве. Социальная усталость народа постепенно увеличивалась. Война непременно приводит к социальным и экономическим проблемам, но революция в таком масштабе произошла почему-то только в России. С экономическими трудностями столкнулись все европейские страны, вступившие в войну. Например, в Австро-Венгрии карточная система на хлеб и другие товары первой необходимости была введена еще в начале 1915 года. Из-за английской морской блокады, германское правительство еще в начале войны было вынуждено перейти к прямой заготовке и распределению продуктов питания [46, с. 159]. В Великобритании различные ведомства конфисковывали продовольствие на нужды воинских частей и для снабжения рабочих, в результате чего такие повседневные продукты, как картофель и мука стали недоступны для большинства малообеспеченных граждан. Лорд Д. Ллойд-Джордж осенью 1916 года писал, что «продовольственный вопрос становился все более серьезным и угрожающим» [39, с. 26]. Не легче обстояло дело с продовольствием и во Франции, значительная часть территории  которой была оккупирована немецкими войсками. Австрийский министр иностранных дел отмечал, что из Парижа сообщали, что «страшная усталость охватила всех. Надежда на настоящую победу оставлена. Французы хотят непременно заключить мир до наступления зимы, и многие ответственные лица убеждены, что если война затянется дольше, то во Франции вспыхнет революция» [46, с. 160]. Даже в нейтральной Швеции из-за мировой войны и нарушения привычных торговых связей наметились продовольственные трудности. Весной 1917 года Л.Д. Троцкий во время своего возвращения в Россию говоря о Швеции указывал, что ему в этой стране «запомнились только карточки на хлеб», «это я видел тогда впервые», продолжал один из лидеров русской революции [41]. Следует сказать, что Троцкий приехал из США и там таких продовольственных проблем, какие были в Старом свете не было. Важно обратить внимание и на количество мобилизованных в армию в ряде воюющих стран. Так, за все годы Первой мировой в России было призвано около 15 миллионов человек – огромная цифра. Но необходимо понимать, что в начале ХХ века наша страна переживала настоящий демографический бум, количество населения Российской империи существенно увеличилось, что позволяет считать Россию страной с практически неисчерпаемыми мобилизационными ресурсами по сравнению с другими европейски странами. Если мы посмотрим на количество мобилизованных в русскую армию по отношению к общему числу населения России, то это составит всего лишь 9 %, в то время как в Англии было поставлено под ружье 13 % населения, а в Германии и Франции до 20 % [16, с. 628]. С начала января 1916 года в Турции призывной возраст был увеличен до 50 лет, в Австрии до 55, а в Германии призывали юношей с 17 лет. В немецкой прессе призывали увеличить призывной возраст с 15  до 60 лет, а военное командование выступило за то, что бы военная повинность была распространена и на женщин, правда «с ограничениями» [46, с. 159; 39]. Из приведенных цифр сухой статистики видно, что мобилизация в армию наибольшей урон принесла не России а многим другим воющим странам. Преодолела Российская империя и снарядный голод. Исследователь Е.И. Барсков отмечал, что если в начале войны русская артиллерия располагала запасом в 1000 снарядов на одно орудие, то к 1917 году этот показатель возрос в четыре раза [7, с. 70]. У. Черчилль в последующем вспоминал: «Мало эпизодов Великой войны более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и гигантское усилие России в 1916 году. К лету 1916 года Россия, которая 18 месяцев перед тем была почти безоружной, которая в течение 1915 года пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно сумела, собственными усилиями и путем использования средств союзников, выставить в поле – организовать, вооружить, снабдить – 60 армейских корпусов, вместо 35, с которыми она начала войну…» [37] Существенное улучшение обеспечения боеприпасами русской армии, позволило ей развернуть крупное наступление в 1916 году, когда в результате Брусиловского прорыва, удалось отбросить противника в Буковине и Восточной Галиции. Уверенно наступала русская армия и на Закавказье, русские солдаты стояли на подступах к Ираку. «Наше положение было чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным. О наступлении думать не приходилось, мы должны были держать резервы наготове для обороны. Нельзя было надеяться также на то, что какое-либо из государств Антанты выйдет из строя. Наше поражение казалось неизбежным…» – писал в своих мемуарах начальник штаба германской армии  Э. Людендорф [39, с. 29 – 30]. К концу 1916 года всем в Европе было понятно, что Германия и её союзники эту войну проиграли и их капитуляция – это лишь дело времени.
            Если рассматривать события Февраля с точки зрения классической формулы революционной ситуации, высказанной В.И. Лениным по которой «верхи» не могут, а «низы» не хотят при ухудшении сверх обычного нужды и бедствий народных масс, то необходимо признать, что революция в феврале 1917 года не должна была свершиться. Сам вождь мирового пролетариата за полтора месяца до Февральской революции в одном из своих выступлений в цюрихском Народном доме произнес следующую фразу «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции» [21], чем лишь подтвердил отсутствие объективных причин, способных привести к революции в России. Не видели предпосылок к революции в начале 1917 года и другие лидеры социалистического движения, в противном случае непременно приехали бы в Россию из-за границы, что бы возглавить ее.
Однако революция все же свершилась вопреки всяческим ожиданиям и прогнозам. Она была неожиданна как для власти, так и для тех, кто был ей в оппозиции. Все революционные вожди пропустили Февраль и приехали из эмиграции уже в объятую революцией Россию.
            Одной из загадок Февральской революции является вопрос о том, кто руководил массовым протестным движением в Петрограде в феврале 1917 года. Если мы внимательно посмотрим на тактику протестующей массы, слаженную координацию действий статочных комитетов и солдатских полков, своевременные действия провокаторов и активную информационную работу, которая развернулась с первых же дней революции (публикация листовок, изготовление плакатов и транспарантов), то становится ясно, что стихийная самоорганизация народных масс на это не способна. А если посмотреть на странное хронологическое совпадение социальной активности протестующих, с ситуацией на фронте, решениями императора и действиями членов Государственной Думы, то становится очевидным, что в основе революционного протеста лежит четкий план. А значит, несомненно, должен быть и организатор. Но вот если мы обратимся к мемуарам основных лидеров либерального и революционного движения, то обратим внимание на следующую странность, все они единодушно отказывались брать на себя ответственность за события Февраля. П.Н. Милюков в последствии писал, что «некоторым предвестием переворота было глухое брожение в рабочих массах, источник которого остается неясен, хотя этим источником наверняка не были вожди социалистических партий, представленных в Государственной Думе» [25]. Это же подтверждал и лидер партии эсеров В.М. Чернов «Ни большевики, ни меньшевики, ни Рабочая группа, ни эсеры, как по отдельности, так и общими усилиями, не смогли вывести на улицу петроградских рабочих» [45]. Цитируя своего коллегу по Думе В.Б. Станкевича, Милюков писал, что накануне солдатского выступления было собрание представителей левых партий, и большинству ка¬залось, что движение идет на убыль и что правительство по¬бедило. «Руководящая рука, несомненно, была, только она исходила, очевидно, не от организованных левых партий... во всяком случае, закулисная работа по подготовке революции так и осталась за кулисами»  [39, 25].
            Если ни одна из политических сил, действовавших в России в то время, не взяла на себя ответственность за свершившуюся Февральскую революцию, тогда логично искать организатора за пределами России. И здесь нужно обратить внимание на политику Великобритании относительно России в годы Первой мировой войны. Для понимания событий Февраля 1917 года необходимо кратко охарактеризовать суть и смысл внешней политики англосаксов, который заключается в ослаблении самых сильных держав в Европе, которые могли бы угрожать интересам Британской империи. К началу ХХ века главными политическими и экономическими конкурентами англичан были Германия и Россия. Военное столкновение этих держав в Первой мировой войне должно было их взаимно ослабить, что в полной мере соответствовало интересам английской политики. Однако когда стало ясно, что Германия потерпит поражение, а Россия как член Антанты непременно разделит лавры победителя и лишь усилится в Европе, позиция Лондона резко изменились. Отправной точкой в изменения геополитического курса наших западных партнеров по Антанте стала Парижская экономическая конференция в июне 1916 года. Инициаторами конференции выступили ведущие европейские державы. Главная цель этой международной встречи заключалась в том, чтобы не допустить послевоенного возрождения Германии. Тон конференции задал премьер-министр Франции А. Бриан, призвавший страны Антанты по завершении боевых действий продолжить борьбу на экономическом фронте. Предполагалось, что торгово-промышленная изоляция нанесёт сильный удар по германской экономики и только в этом случае немцы не смогут мечтать о реванше. Промышленные круги стран Антанты действительно имели весомые основания для волнений, так как Германия с 1903 по 1913 год сумела не только удвоить свой экспорт, но и настойчиво проникала на международные рынки. Для России, Германия и вовсе превратилась в ключевого партнёра. В предвоенное десятилетие сотрудничество с ней стремительно наращивалось. Немецкая промышленная продукция составляла тогда 47 % от всего нашего импорта, а 38 % отечественного экспорта (в основном пшеница и ячмень) шло в обратном направлении. Как мы понимаем, ослабление экономики послевоенной Германии стало лишь частью большого плана Парижской конференции. Другой далеко идущей задачей являлась ломка привычного товарооборота в России и подчинение ее рынка. Со стороны Англии, Франции, Италии было озвучено множество проектов, направленных на резкое расширение сотрудничества, наиболее громким из которых стали планы единого таможенного союза. По факту это означало, что Россию вынуждали отказаться от высококачественных немецких изделий, а также покинуть главный рынок сбыта её сельхозпродукции. На конференции озвучивались и более откровенные предложения. Например, определять русские таможенные тарифы смешанной франко-русской комиссией, а также допустить в российские порты французских и английских экспертов для контроля качества наших товаров. На столь наглые предложения союзников, Россия дала адекватный ответ. Руководитель русской миссии Н.Н. Покровский отказался обсуждать сотрудничество в подобном контексте. Представителям Антанты напомнили, что германские промышленные изделия отличались не только качеством, но и приемлемыми ценами, льготами по оплате. Тем же, кто собирается активизировать свое присутствие на нашем рынке, придётся серьёзно повысить свою конкурентоспособность и перестать отдавать предпочтение своим колониям [32].
            Сразу после этой конференции в России произошли серьезные кадровые перестановки. Был отправлен в отставку министр иностранных дел С.Д. Сазонов, который считался проводником интересов Антанты в русском правительстве. Новый глава дипломатического ведомства Б.В. Штюрмер, будучи также премьер-министром, принадлежал к числу тех, кто не считал возможным подписывать резолюцию Парижской экономической конференции. Удаление Сазонова произвело настолько тягостное впечатление на наших западных партнеров, что сэр Дж. Бьюкенен даже разразился гневной телеграммой Николаю II с требованием вернуть любимца западной демократии. Когда и это не помогло, то кадровое решение императора сразу же было осуждено в российской либеральной прессе и естественно не обошлось без имени самой скандальной фигуры при в императорской окружении – Григория Распутина. Именно после того, как Россия отказалась выполнять экономические требования стран Антанты, последовала самая убийственная критика власти со стороны либералов: общественных и политических деятелей. Газеты разом стали муссировать самые грязные слухи о связях Распутина с императрицей, его пьяных выходках, министерскую чехарду, немецкое происхождение императрицы и многое другое. Это делалось для того, что бы как можно сильнее расшатать авторитет монархии, стимулировать слабость и нерешительность власти. Особенно громкие дискуссии разразились в Государственной Думе. Именно тогда прозвучала знаменитая речь П.Н. Милюкова в которой он задавался риторическим вопросом: «Что это: глупость или измена?», причем повторяя эту фразу несколько раз. В скандальной речи кадета Милюкова говорилось: «Мы имеем много, очень много отдельных причин быть недовольными правительством. Но все частные причины сводятся к этой одной общей: к неспособности и злонамеренности данного правительства... у нас сегодня не осталось никакой другой задачи, кроме той задачи, которую я уже указал, – добиваться ухода этого правительства» [13]. В речи Милюкова, прежде всего, имелось в виду назначение Б.В. Штюрмера председателем Совета Министров, которое преподносилось как протеже Распутина. Она была напечатана в газетах с большим количеством пробелов, как результат работы цензуры. Эти пропуски в сознании многих граждан заполнялись своим им только созвучным смыслом. Однако по рукам ходили полные списки текста речи без всяких пропусков, а иногда и со своеобразными добавлениями, которых не было на самом деле. Царица обвинялась в принадлежности к «немецкой» партии – сторонникам мира с немцами. Обвинение строилось на тезисе, что «сама императрица была родом из Германии». Кроме того, в Думе прозвучали прямые обвинения о влиянии Распутина через царицу на государственные дела. Впоследствии чего, многие называли эту речь штурмовым сигналом к революции [48].
            Если речь зашла о Григории Распутине, то необходимо уделить более пристальное внимание этой противоречивой личности. Мы не будем говорить о его роли при дворе, отношении с царской семьей или экстрасенсорных способностях, которые помогали этому мужику лечить тяжелое заболевание царевича. Это выходит за рамки настоящего исследования. Нам необходимо отметить, что если бы Григория Распутина в это время при дворе не было, то его следовало бы выдумать. Так как эта странная, мистическая и скандальная фигура была выгодна всем, кто пытался дискредитировать императорскую власть. В убийстве же старца также видится след большой геополитической игры англичан. Необходимо обратить внимание на время убийства, которое было не случайным. Распутин годами вызывал неподдельное раздражение общественности, но был убит в ночь на 17 декабря 1916 года. Это время наибольшей критики царской семьи в прессе и время планирования основных военных операций на следующий год. Ставка была сделана на то, что новость о смерти старца, к которому была сильно привязана царская семья, дезорганизует императора, помешает ему своевременно принимать решения. Как известно в заговоре и убийстве Распутина принимали участие не только великий князь Д.П. Романов, монархист В.М. Пуришкевич и князь Ф.Ф. Юсупов, но и агенты британской разведки О. Рейнер, Д. Скейл и Стивен Али. Капитан С. Алли родился в Юсуповском дворце в Москве в 1876 году, его отец был близким другом отца Феликса Юсупова. Капитан Скейл находился в России с 1912 года и также был другом семьи Юсуповых и резидентом британской спецслужбы. Позднее, уже в эмиграции, познакомилась с Феликсом и дочь Джона Скейла. Освальд Рейнер был знаком с Феликсом Юсуповым еще со времен их обучения в Оксфорде. Со студенческих лет они оставались друзьями и поддерживали контакты. Лейтенант британской разведки О. Рейнер прибыл в составе британской торговой миссии в Россию в 1915 году и проживал в ней до 1918. Думается, что этим трем старым знакомым Юсупова не составляло труда подтолкнуть эксцентричного гомосексуалиста к осуществлению покушения на Распутина [39, с. 223]. Поддерживал контакты с англичанами и член царской семьи, великий князь Дмитрий Павлович. В годы Первой мировой войны в своем дворце в центре Петрограда он содержал англо-русский госпиталь для лечения раненых русских солдат. Как мы понимаем, это лечебное учреждение идеально подходило для тайных встреч агентов английской разведки с Ф.Ф. Юсуповым и Д.П. Романовым, так появление английских представителей просто не могло вызывать подозрений. Любопытно, что работали в этом госпитале не только русские врачи и медсестры, но и подданные Британской империи, например, родная сестра главы английского МИДа Сибилла Грей и дочь английского посла Бьюкенена. Английский след в деле убийства Распутина прослеживается очень четко и иногда приобретает очень интересные формы. Как известно, заманив старца в дом Юсуповых, в него стреляли и Пуришкевич и сам Юсупов, однако по некоторым данным финальный выстрел был сделан именно английским офицером О. Рейнером, который контролировал осуществление этой операции. Само же убийство Распутина было также мастерски обыграно оппозиционной прессой и стало одним из способов информационного давления на власть. Газеты, а вслед за ними и народная молва стала распространять информацию о том, что приближенные к царю жестоко убили единственного простого русского мужика, который сумел дойти до царя.
            Любопытна и судьба самих участников убийства Григория Распутина. Практически все фигуранты уголовного дела не только не понесут наказания в период царизма, будут обласканы вниманием Временного правительства, но и не пострадают от террора Советской власти в годы Гражданской войны. Феликс Юсупов до 1919 года будет проживать в Крыму, а потом покинет Россию на  борту английского линкора «Мальборо» и переберется за границу. Осев в Лондоне, он на средства, вырученные от продажи фамильных драгоценностей и двух полотен Рембрандта, купил дом в Булонском лесу, где и проживал до своей смерти. Написал две книги воспоминаний, в том числе и об убийстве Г. Распутина. Примечательно, что редактором этой работы был все тот же английский шпион Освальд Рейнер. Наша история из раза в раз демонстрирует нам одну интересную закономерность. Чем сильнее человек вредит своему отечеству, тем больше у него шансов безбедно проживать в Лондоне. По роковому стечению обстоятельств, подавляющее количество предателей и изменников России оседают именно в этом городе. В этом плане показательна и судьба князя Дмитрия Павловича, который после Октябрьской революции перейдет на службу в британскую армию. Будет проживать в Лондоне и Париже, женится на американке, и будет иметь бизнес интересы в США.
            После того как Россия заявила о своем праве отступать от тех пунктов Парижской экономической конференции, которые противоречат интересам страны, французы резко пересмотрели свои союзные обязательства.
Так, вопрос финансирования они поставили в прямую зависимость от обязательства по окончании войны выплачивать половину долга не обесценившимися деньгами, а зерном, лесом, углём, нефтью и т.д. Не лучше повели себя и англичане: за кредиты они теперь стали требовать отправки золота в удвоенном размере [31]. Примечательно, что в лондонских кинематографах уже с конца лета 1916 года перестали демонстрировать портреты Николая II, а среди знамён союзных держав, украшавших сцены, был убран российский флаг.
            В 1916 году подрывная деятельность англичан в России достигла того уровня, что ряд её послов считали возможным открыто оказывать давление на русское правительство.
Так, посол Бьюкенен напрямую поставил перед императором Николаем II вопрос о создании «министерства доверия». А в конце мая 1916 года он специально посетил Москву, чтобы наградить высшим британским орденом московского городского голову М.В. Челнокова, в результате чего Челноков стал британским пэром. Уже в конце 1916 года этот городской голова стал регулярно посещать Ставку, проводя переговоры с генералом Алексеевым и другими представителями высшего военного командования. Британский посол Бьюкенен больше общался с заговорщиками из думской среды, юристами и промышленниками. Французский посол Палеолог больше предпочитал великосветские салоны, вроде салона великой княгини Марии Павловны. Кроме того, Палеолог наладил традиционные сильные связи Парижа с польской элитой. Он регулярно встречался с верхушкой польской аристократии – князем С. Радзивиллом, графом И. Потоцким, графом А. Замойским и другими. Польские аристократы не собирались принимать участие в государственном перевороте, их больше интересовало будущее, проблема создания независимого Польского государства, его границы, раздел России в пользу Польши. Благодаря знакомству с великими князьями, генералами и думскими лидерами английский Бьюкенен и Палеолог получали секретную информацию о боевых операциях русской армии, её состоянии, планах, возможных кадровых перестановках в высших эшелонах власти, высказываниях императора и императрицы в узких кругах. По сути, английский и французский послы выступили в качестве резидентов враждебных государств, и как организаторы государственного переворота. Княгиня Ольга Палей, жена великого князя Павла Александровича, которая была одной из самых активных заговорщиц в великокняжеской группировке, вспоминала в эмиграции, что британское посольство по указанию премьер-министра Ллойда Джорджа стало «очагом пропаганды». Его постоянно посещали такие известные либеральные деятели и будущие руководители Временного правительства, как князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков [6]. После того как Февральская революция свершится, В.И. Ленин даст краткую, но очень точную характеристику, назвав происходящее «заговором англо-французских империалистов».
            Несмотря на все противоречия, Россия продолжала выполнять свой союзнический долг. Русская армия успешно сражались не только на западном и кавказском направлениях, но и защищала Париж силами русского экспедиционного корпуса.
После того когда дипломатическое и экономическое воздействие на Россию не возымело результата, наши западные партнеры попытались дискредитировать Николая II информацией о том, что он готовит тайный сепаратный мир с Германией. Германская сторона действительно неоднократно пыталась найти выходы на русского императора для начала тайных переговоров о заключении мира, но безрезультатно. Начальник штаба немецкой армии Э. Людендорф писал «Германия желала мира, только мира, того мира, который Россия не хотела давать, считая себя связанной обязательствами с союзниками. Германия была на грани катастрофы и не могла продолжать войну. Мы три раза обращались к вашему царю с мирными предложениями, мы соглашались на самые тяжёлые условия… но ваш царь и слышать не хотел о мире…» [30]. Но сам факт желания мира со стороны Германии был использован нашими союзниками для дискредитации России в мировом сообществе. Это делалось именно для того, что бы вычеркнуть Российскую империю из списка победителей в этой войне. На высказанные претензии англичан, Николай II первоначально поручил подготовить ответ графу Эйленбургу в котором должна была прослеживаться идея о том, что предложение Германии о заключении мира должно быть обращено ко всем союзникам, а не только к одной России. Однако в дальнейшем русский царь решил оставить это письмо без ответа, «поскольку любой ответ, каким бы он ни был, может быть принят как свидетельство готовности вступить в переговоры [38].
            Усиление России исторически страшило и не устраивало Запад. А именно такое усиление Российской империи должно было произойти по результатам победы в Первой мировой войне.
Канцлер Венгрии граф Иштван Бетлен в 1934 году отмечал, что «Если бы Россия в 1917 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями. Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей...» [39, 26]. По результатам победы в войне Россия могла достичь свой исторической геополитической задачи – контроля над стратегическими важными проливами Босфор и Дарданеллы, что позволило бы ей выйти в Средиземное море. 1 декабря 1916 года Николай II обратился к армии и флоту с приказом, которым подтвердил намерение бороться за восстановление наших этнографических границ и обладание Константинополем. Таким образом, были обнародованы достигнутые договоренности. С 19 января по 8 февраля в Петрограде проходила военная конференция стран Антанты, на которой оговаривались возможности переноса всеобщего наступления на более ранние сроки – на весну текущего года. На это же время, в марте-апреле 1917 года русским Генеральным штабом планировалось осуществить Босфорскую десантную операцию, в случае успеха которой абсолютная сила России в этом регионе стала бы основой нового миропорядка. Такого развития событий Запад допустить никак не мог. Единственной силой, которая могла остановить Россию в то время была революция, разрушение и хаос который и вывел бы страну из войны, а следовательно и лишил бы ее всех прав победителя. Именно поэтому все силы стран Антанты и будут брошены на стимулирование и финансирование политических кризисов в России в 1917 году. Рупоры западной политики, либеральные депутаты не скрывали своей главной задачи 1917 года. Так, например, П.Н. Милюков отмечал «Мы знали, что весной предстояли победы русской армии. В таком случае престиж и обаяние царя в народе снова сделались бы настолько крепкими и живучими, что все наши усилия расшатать и свалить престол Самодержца были бы тщетны. Вот почему и пришлось прибегнуть к скорейшему революционному взрыву, чтобы предотвратить эту опасность» [19]. Западные союзники всячески торопились и форсировали события, не жалея средств на листовки, газеты и оплату работы различных оппозиционных лил, лишь бы в России пошла раскачка ситуации и начался хаос. Рассматривая приведенные факты в призме геополитической игры время начала русской революции становиться совершенно понятным и логичным. Исходя из интересов Запада, революция должна была произойти не позднее марта 1917 года.
            Единодушны со странами Антанты были и США. Еще на кануне Первой мировой войны в ближайшем окружении президента В. Вильсона обсуждался попрос усиления России в мире. Так, ближайший советник американского президента, полковник Э.М. Хаус, тесно контактирующий с резидентом британской разведки в США Вайсманом, еще летом 1914 года высказывал озабоченности раскладом сил в мировой войне. В своем докладе В. Вильсону он отмечал, что победа Антанты «будет означать европейское господство России». Но и победу Германии он считал также крайне нежелательной для США. Отсюда напрашивался вывод – победителем должна была стать Антанта, но без России. Хаус открыто заявлял, что «остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна – Сибирь, а остальные – поделенная Европейская часть страны» [47]. Намного позже эти идеи будут заимствованы и развиты русофобом З. Бжезинским. Летом 1916 г. Хаус он доказывал американскому президенту, что Америка должна будет вступить в войну, но только после свержения русского царя, чтобы сама война приобрела характер борьбы «мировой демократии против мирового абсолютизма». Необходимо понимать, что срок вступления США в войну оговаривался с державами Антанты заранее и был назначен на весну 1917 года.  
            Если рассматривать ход и технологию осуществления Февральской революции в сравнении с современностью, то можно увидеть очень много схожих черт. Сейчас события Февраля назвали бы «цветной» революцией, которая заточена исключительно под одну цель – смену правящего режима с привлечением широких протестных масс. Главным отличием «цветной» революции от классической является отсутствие четко сформулированной идеи. Так, например, если Октябрьская революция дала обществу новые смыслы и ценности, предлагала реализацию на практике новых социально-политических и экономических доктрин, то «цветные» революции не предлагают общественности ничего нового. Это в определенной мере энтропия смыслов, когда провозглашаемые либеральные ценности и свободы не только не адаптированы для конкретной ситуации, но и не наполнены конкретным содержанием. Основной упор делается на эмоциональную составляющую и спонтанную реакцию манипулируемой толпы [1].
            Для понимания Февральской революции необходимо рассмотреть хронологию динамично развивающихся событий. Так вечером 22 февраля Николай II отбыл из Петрограда в Ставку для того, чтобы исполнять обязанности Верховного главнокомандующего и обсуждать возможное наступление на фронте. Далее, наблюдая за всплесками социальной протестной активности, можно только поражаться тому, как они точно совпадали с действиями власти, что позволяет нам усомниться в стихийности этого народного протеста. На следующий день, когда царский поезд добрался до Могилева (23 февраля), в Петрограде произошел взрыв рабочих волнений, переросший в столкновения с полицией и войсками и массовые политические демонстрации. А затем к 27 – 28 февраля протест перерос в вооруженное восстание. 26 февраля не работал уже весь Петроград, а вечером на сторону рабочих стали переходить войска. В это время императрица писала мужу: «Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающи... Это – хулиганские движения, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение, – и рабочие, которые мешают работать другим. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам... Нужно немедленно водворить порядок» [43]. Можно только удивляться наивности суждений императрицы, однако этому есть простое объяснение. Революция часто использует технологию привыкания, когда социальные протесты длятся достаточно длительный период времени и власть начинает их воспринимать как нечто привычное и не столь опасное. А когда наступает кульминационный момент лидеры страны и органы правопорядка просто не успевают оперативно и грамотно среагировать. Стоит лишь обратить внимание на 1916 год, когда политическая обстановка в стране накалялась в течение всего этогогода: в стачках участвовал почти миллион рабочих. Только в октябре 1916 года в Петрограде было 149 политических забастовок, в которых участвовало более 192 тысяч рабочих. Бастовали крупнейшие заводы города: Путиловский, Франко-русский, «Металлист» и другие. В январе – феврале 1917 года в России бастовало не менее 670 тысяч рабочих. С 17 по 21 февраля – в самый канун революции – бастовали путиловцы, требуя надбавки к зарплате на 50 процентов и возврата на завод группы недавно уволенных рабочих. Необходимо обратить внимание, что лозунги митингующих исключительно социального и экономического характера, политических требований пока что не звучит. Технология привыкания к революции достаточно точно была сформулирована в письме помощника министра внутренних дел от  26 февраля, адресованного императрице: «Утром Вам сообщили, что всё тише и идёт на убыль, а в 4 часа разразился нежданно ураган, и огромные массы рабочих столкнулись с войсками. Сегодня много убитых... Костёр то гаснет, то разгорается, и разгорается каждый раз с новой силой...» [28]. В это время, находящийся в Ставке император был практически полностью дезинформирован, власти Петрограда в один голос заверяют, что ситуация сложная, но находится под контролем. Усиление революционного протеста в феврале 1917 года происходило при полном попустительстве властей, а иногда и при саботаже распоряжений государя. Так, например, командующий войсками Петроградского военного округа, генерал С.С. Хабалов фактически проигнорировал требования царя о прекращении беспорядков, опасаясь взять на себя ответственность за пролитие крови, а военный министр приказал войскам стрелять по демонстрантам лишь в крайних случаях, да и то, таким образом, чтобы пули попадали в брусчатку перед толпой. Казачьи части, успешно подавившие революцию 1905 – 1907 гг. не были привлечены своевременно. С беспорядками в столице были вынуждены бороться лишь полицейские, однако и им было категорически запрещено использовать оружие. Революции всегда осуществляются не только при попустительстве властей, но и при прямом предательстве элит. В дни своего отречения в Пскове, Николай II в полной мере сможет в этом убедиться. Великий князь Александр Михайлович впоследствии писал: «Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных знати, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами Империи» [35].
            27 февраля Николай II издал распоряжение о роспуске Государственной Думы. Это распоряжение было исполнено депутатами, однако «для восстановления порядка в столице и установления контактов с отдельными лицами и учреждениями» члены уже несуществующей Думы объявили о создании самозваного Временного комитета членов Государственной думы под председательством М.В. Родзянко. Очень показателен тот факт, что 1 марта 1917 года, английский и французский послы поспешили де-факто признать этот нелегитимный орган власти. Они официально заявили М.В. Родзянко, что их правительства вступают в деловые отношения с Временным комитетом Государственной думы, истинной выразительницей великого народа и единственным законным правительством России. И это более чем за сутки до официального отречения Николая II от престола, царский поезд к этому времени еще даже не доехал до Пскова. Подобные действия западной дипломатии никак нельзя назвать ошибкой или поспешностью. В дипломатии таких опытных стран как Англия и Франция таких ошибок просто не может быть. Мы имеем дело с хорошо спланированной операцией западных держав по выводу России из большой геополитической игры посредством революции.
            Рассматривая хронологию событий, мы вновь должны обратить внимание на странные совпадения по датам в активности протестных масс. Как было сказано ранее, 26 февраля бастовал чуть ли не весь Петроград, это было воскресенье, а вот на следующий день, 27 февраля протестное движение заметно пошло на спад, многие рабочие отправились на свои заводы. В этот же день либерально-оппозиционная Государственная Дума была распущена. Складывалась ситуация, при которой революционный сценарий мог и не сработать. А.Ф. Керенский еще вечером 26 февраля открыто заявлял, что «Революция провалилась!». Любой силе, заинтересованной в революции, необходимо было резонансное событие, которое с новой силой всколыхнуло бы протестные массы и вывело социальный кризис на новый, более радикальный уровень. И такое событие произошло именно 27 февраля. В классическом сценарии «цветной» революции, когда общественные массы уже разогреты и выведены на улицы, всегда появляется провокатор, стремящийся скрепить протест пролитой кровью и превратить относительно мирное действо в вооруженное противостояние. Роль такого провокатора выполнил Тимофей Кирпичников – «солдат революции номер один», как его потом назовет А.Ф. Керенский. Рано утром этот унтер-офицер Волынского полка без видимых на то причин на глазах всех солдат застрелил своего офицера-командира. После этой расправы героического восстания солдат не произошло. Появилось замешательство и страх перед трибуналом, который неминуемо должен был последовать по законам военного времени. Кирпичников организовал солдат Волынского полка, идти к парламентской цитадели – Таврическому дворцу, который находился всего в двух кварталах от развернувшихся событий. К солдатам примкнуло некоторое количество гражданских лиц. По всей видимости Кирпичников уже знал, что никакого наказания за совершенное им убийство ему понести не придется, поэтому и действовал уверенно и вел солдатскую массу именно туда, где его уже ждали. В своих мемуарах А.Ф. Керенский писал: «Увидел солдат в окружении толпы манифестантов, выстроившихся на другой стороне улицы. Они несколько суетливо и нерешительно вставали в шеренги, чувствуя себя неуверенно без офицеров, в непривычной обстановке. Я наблюдал за ними несколько минут, а потом вдруг, как был, без шляпы, без пальто, в пиджаке, побежал через главный вход к солдатам, которых с надеждою так долго ждал...» [34]. Необходимо обратить внимание, Керенский уже ждет солдат у Таврического дворца. Эта фраза лишь доказывает факт спланированной кровавой провокации с привлечением солдат. Далее при поддержке членов уже распущенной Государственной Думы, солдаты Волынского полка стали поднимать на восстание и другие полки, находящиеся в Петрограде. Революция пошла по сценарию эскалации конфликта.
            Подталкивая к отречению императора от престола, заговорщики ставили не только задачу смены власти как таковой, этого им было мало. Антанте было недостаточно простой смены правителя или политического режима в России, главная задача Февраля заключалась в максимальном расколе общества и порождении хаоса в стране.
Роковой день для России, отречение Николая II во Пскове является наглядным доказательством тому. Под давлением генералов и членов распущенной Государственной Думы, царь первоначально отрекся от престола в пользу наследника – царевича Алексея. Казалось бы, задача заговорщиков была достигнута. Однако такой итог революции не устраивал ни революционеров, ни их западных кураторов, так как регентом при малолетнем императоре становился бы М.А. Романов а претензий к царевичу Алексею не было ни у революционных агитаторов, ни у народа. Ребенка-царя нельзя было обвинить во всех бедах и проблемах России за последние десятилетия. Революция могла пойти на спад, а Россия продолжала бы приближаться к победе в войне. Для того, что бы этого не допустить, прибывшие в Псков депутаты Думы А.И. Гучков и В.В. Шульгин требуют от Николая II, что бы он полностью устранился от воспитания и контактов с сыном. Учитывая наличие сложного заболевания у царевича, императора подталкивают к подписанию нового текста отречения, уже и за себя и за наследника. Что и было выполнено царем 2 марта 1917 года. Уже после Гражданской войны в среде эмиграции активно обсуждался вопрос о незаконности подписанного Николаем II акта отречения от престола. Законы Российской империи не знали процедуры добровольного отречения, не мог царь отрекаться и от имени царевича Алексея. Да и акт отречения был написан от руки и подписан карандашом. Тот, всем известный акт, отпечатанный типографским способом, который мы хорошо знаем, был изготовлен намного позже и никакого отношения к псковским событиям не имел. Все это позволяет говорить о том, что само отречение царя с юридической точки зрения не имеет силы. Думал ли об этом Николай II в минуты отречения, сказать сложно, однако остальные заговорщики это прекрасно понимали. И делалось это именно для усиления хаоса и разнотолков. В случае необходимости события 2 марта всегда можно было преподнести общественности как факт трусости царя, который готов нарушать законы собственной страны. Именно в этих целях в 1917 году муссировалась идея о том, что Николай II предал Россию, бросив ее на произвол судьбы. Особенно популярной эта идея становилась в офицерской среде – той боеспособной, патриотичной и решительно силе, которая могла угрожать революции. Известный лидер Белого движения, генерал А.И. Деникин впоследствии писал: «Было бы ошибочно думать, что армия являлась вполне подготовленной для восприятия временной «демократической республики», что в ней не было «верных частей» и «верных начальников», которые решились бы вступить в борьбу. Несомненно, были. Но сдерживающим началом для всех их являлись два обстоятельства: первое – видимая легальность обоих актов отречения, причем второй из них, призывая подчиниться Временному правительству, «облеченному всей полнотой власти», выбивал из рук монархистов всякое оружие, и второе – боязнь междоусобной войной открыть  фронт [14].
            Вслед за Николаем II, отказался от престола и Михаил Александрович в пользу Временного правительства, которое должно действовать до созыва Учредительного собрания. Февральская революция породила самую худшую форму политической организации государства. Полная неопределенность и временность положения, по определению должны были порождать политические кризисы и, как следствие, еще больше ослаблять Россию. В 1917 году нельзя было даже ответить на вопрос, какая форма правления существует в стране – Россия была ни монархией и ни республикой. Пагубной для страны являлась и идея выборов в Учредительное собрание. Объявлять всероссийские выборы в условиях нескончаемых политических кризисов и продолжающейся войны – это политическое самоубийство, так как предвыборная агитация еще больше поляризует и расколет общество, а иностранные державы получат больше возможностей вмешиваться в политические дела России, финансируя различные политические партии. Выборы в стране всегда происходят под пристальным вниманием других государств, особенно в условиях острых социальных потрясений. Но лидеров нового правительства, это не беспокоило, они были заняты другими делами.

           Самой яркой личностью Временного правительства стал А.Ф. Керенский, малоизвестный юрист царского периода, социалист по убеждениям, заслуживший популярность в резонансных делах по защите прав крестьян-погромщиков и армянских террористов. Со 2 марта 1917 года А.Ф. Керенский стал министром юстиции. Он сам просил у главы правительства князя Львова именно этот министерский портфель и назначение его на эту должность не случайно. Если мы внимательно посмотрим на основные политические решения А.Ф. Керенского в 1917 году, то легко придем к выводу, что все его высокопарные заявления и обещания были диаметрально противоположны реальным действиям. Более того, все преобразования этого министра, а в дальнейшем  главы правительства были направлены на усиление дестабилизации общества и ослабления страны. Этот человек сделал все, чтобы повергнуть страну в пучину хаоса, подведя ее ко второй революции. Портфель министра юстиции был необходим Керенскому для того, чтобы уничтожить правовые основы России и правоохранительные органы, которые могли еще поддерживать относительный порядок в стране. Так, уже 6 марта 1917 года был подписан указ Временного правительства об амнистии. Общая политическая амнистия была объявлена, как говорилось в самом указе, «во исполнение властных требований народной совести, во имя исторической справедливости и в ознаменование окончательного торжества нового порядка, основанного на праве и свободе». Помимо указа об общей политической амнистии, 14 марта было издано постановление о воинской амнистии и 17 марта постановление «Об облегчении участи лиц, совершивших уголовные преступления». В результате этих указов, тюрьмы были раскрыты и на свободу вышло более 80 % заключенных. И это были не только политические заключенные, но и уголовники различных мастей, дезертиры и шпионы, пойманные ранее царской контрразведкой. Получившие свободу «политические» с головой окунулись в революционное движение, а уголовные элементы занялись своим привычным делом. Утопичная идея, что революция с её лозунгами свободы и братства автоматически отменит понятие преступности не имело ничего общего с реалиями жизни. Именно в 1917 году преступность в России стала по-настоящему организованной. Очень показательна динамика роста преступности за 1917 год в Петрограде: если в апреле произошло 190 краж, то в мае их было уже 699, в июне 778, в июле 857, в августе 1277. Наибольшее число преступлений приходилось на центральные районы города, где проживало и бедное, и богатое население [35]. Уголовники и дезертиры занимали гостиницы и рестораны, превращая последние в свои укреплённые базы.

Максим Васильев

Источник