|
Память 2/15 сентября (+ 1937 г.)
"Две любви построили два града: град Божий и град человеческий".
Блаженный Августин.
 Епископ Дамаскин, в миру Дмитрий Дмитриевич Цедрик, родился в 1878 году в Херсоне, в семье бедного почтового чиновника. Вся семья была проникнута возвышенным христианским духом. Это показывает хотя бы тот факт, что брат епископа Дамаскина, Николай, пошел в священники и уже в самом начале революции в 1917 году был расстрелян за бесстрашное исповедание веры и обличение большевиков.
Первые годы революции.
Иеромонахом епископ Дамаскин появился в Киеве в 1919 году. Киевский митрополит Антоний (Храповицкий), лично зная и ценя иеромонаха Дамаскина, назначил его епархиальным миссионером. Он поступил слушателем в Киевскую духовную академию. Одновременно он был зачислен в число братии Михайловского Златоверхова монастыря.
Не в характере епископа Дамаскина было оставаться бездеятельным и сосредотачиваться только на самом себе. Он находит маленькое Владимирское братство в одном из уютных переулков недалеко от монастыря. Что бы ни происходило на улицах Киева, – а это был период гражданской войны, какая бы ни была погода, иеромонах Дамаскин неизменно является в праздничный день в 6 часов в братство, служит молебен с акафистом, а затем произносит проповедь, даже если количество присутствующих было невелико. В один ненастный зимний вечер при выходе из братства на улице послышались выстрелы. Дверь на улицу немедленно заперли на ключ. Через некоторое время, так как ничего не было слышно, все вместе вышли на улицу. На противоположной стороне ее на блестящем снегу отчетливо выделялась темная фигура убитого. Епископ Дамаскин заволновался: "Какие мы христиане! Около нас убивают, а мы прячемся вместо того, чтобы помочь!"
События гражданской войны заставили иеромонаха Дамаскина покинуть Киев и направиться в Крым, где он скоро, в 1920 году, был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем живописного Георгиевского Балаклавского монастыря, взорванного в начале второй Мировой войны коммунистами вместе с размещенными там ими же ранеными и эвакуированными. Вскоре после установления советской власти в Крыму, в 1922 и в 1923 годах, архимандрит Дамаскин дважды арестовывался и провел девять месяцев в тюрьме. Потом его выслали из Крыма.
Из Крыма он отправился в Москву к Святейшему Патриарху Тихону, который хиротонисал его в епископа Глуховского, викария Черниговской епархии. Вскоре Владыка был назначен временно управляющим епархии, так как архиепископ Пахомий был арестован. Деятельность епископа Дамаскина в Черниговской епархии была кратковременной, но кипучей. Даровитый проповедник и миссионер, смелый и энергичный, епископ Дамаскин большую часть времени проводил в поездках по городам и селам Черниговской епархии. Епископа Дамаскина неоднократно арестовывают в Чернигове. Ряд предварительных тюрем, где в камерах, рассчитанных на 20 человек, сидело по 70-80. Среди заключенных, как и везде, незаурядный епископ пользовался известностью и уважением. Всюду, где бы епископ Дамаскин не оказывался, при первой же возможности он устраивал «домашнюю церковь». Так было в Туруханском крае, так было и в других местах.
В общей сложности епископ Дамаскин с арестами пробыл в Черниговской епархии около двух лет. Затем, по примеру других епископов, он был выслан сначала в Харьков, потом арестован и отправлен в Москву, где сидел в Бутырской тюрьме. В то время уже сложился обычай, что архиереи, высылаемые не по этапу, большей частью проезжали через Москву и непременно служили торжественную панихиду в Донском монастыре на могиле святейшего патриарха Тихона. Этим они как бы подчеркивали свою солидарность с ним, верность его заветам и готовность идти по его крестному пути. В Москве владыка Дамаскин присоединился к Даниловскому братству епископов-исповедников, возглавляемому архиепископом Феодором (Поздеевским).
Ссылка в Полой.
В Бутырской тюрьме в Москве епископа Дамаскина в 1925-26 годах продержали несколько месяцев. Единственным его утешением в это время, как он рассказывал, было чтение Библии на английском языке, которую кто-то подарил там владыке. Из Бутырской тюрьмы епископа Дамаскина выслали в Туруханский край, где местом жительства ему был указан Полой, находившийся на 250 километров севернее Туруханска и на 40° севернее полярного круга. Добраться туда можно на пароходе только в течение короткого лета, а в другое время – по замерзшему Енисею на собаках. Епископ Дамаскин выехал туда ранней осенью. Навигация по Енисею уже прекратилась, а санный путь еще не установился. Поэтому ему пришлось прожить несколько месяцев в Красноярске, большом и богатом рыбопромышленном городе на реке Енисее с многочисленными церквами и монастырями и колокольным звоном. Появление там епископа Дамаскина произвело сенсацию. Никаких житейских затруднений он не встретил. Все духовенство Красноярска с чрезвычайной предупредительностью отнеслось к ссыльному епископу, ожидавшему отправки за полярный круг. Монахи и монахини многочисленных монастырей этого города и его окрестностей, на которые советская власть еще не наложила свои руки, очевидно, за дальностью расстояния, сочли своим долгом побывать у епископа Дамаскина и получить его благословение.
Но скоро замерз широкий Енисей, и епископ Дамаскин должен был в сопровождении конвоя ГПУ отправиться в дальний путь. В длинные узкие сани с подвижным крытым верхом впрягли не то шесть, не то двенадцать собак. Путешествие продолжалось около шести недель.
Ко времени прибытия епископа Дамаскина в Полой он, собственно, не заслуживал названия поселка, потому что состоял фактически из одного только двора, в котором жила семья охотника. Был еще домик, в котором жили два сосланные архиерея. И, наконец, полуразрушенный домик с дырявой крышей и развалившейся печкой, с щелями шириной в два пальца в дощатых стенах – будущая келия епископа Дамаскина.
Полярное лето вместе с весной продолжается месяц. В это время тундра оживает, покрывается ковром северных ягод – морошки, черники и так далее. Но зато с наступлением лета, появляются мириады мучительных комаров-гнусов и болотной мошкары. Она облепляет лицо и проникает даже за сапоги, до крови искусывает ноги. Местные жители смазывали лицо от укусов комаров дегтем. Епископ же Дамаскин носил сетку. Настолько мучительны были эти укусы комаров и мошек, показывают следующие слова епископа Дамаскина в одном из писем: «Где же это сохранилась египетская казнь!»
Летом белые ночи, точно освещенные фосфорическим светом. Зимой морозы, доходящие до 65° и больше, около полугода – полярная ночь круглые сутки, колеблющаяся полутьма, смягченная блеском снега и густые сумерки, прерываемые северным сиянием. И снег, все засыпающий, покрывающий, окутывающий, защищающий от жестких морозов, обезвреживающий широкие щели в стенах дощатых домов.
Растительность – вековые кедры на берегу Енисея и кустарники. Здесь пригодились епископу Дамаскину его агрономические познания. Он все-таки завел маленький огород и посадил зелень, которой так не хватает жителям Заполярья и из-за отсутствия которой там свирепствует цинга. Эта зелень и посылки, на этот раз спасли епископа Дамаскина от нее. Целыми стадами бегают олени, бродят белые полярные медведи.
Таковы природные и климатические условия, в которые ставили ни в чем неповинных епископов гонители Христианства. Могли ли они не отражаться на здоровье?
Как же устроил свою жизнь в Полое епископ Дамаскин? Первое время ему и сопровождавшему его иподьякону пришлось поместиться у проживавших уже там епископов, поскольку полуразрушенный домик, освободившийся за смертью хозяина, требовал большого ремонта. А ремонт можно было произвести только весной-летом. К этому времени прибыл келейник и работа закипела. Знакомый с плотничьим мастерством, епископ Дамаскин сам заделал дыру на крыше. Научил келейника кустарным способом приготовлять и высушивать кирпичи. Из них вместе с иподьяконом, он заново переделал печку. Щели в стенах оставили – их лучше всего «заделывал» снег. Трудолюбивый и находчивый, епископ Дамаскин с помощью келейника же изготовил предметы первой необходимости, а также деревянный престол, склеивая доски рыбным клеем. Воспользовавшись частицей мощей из своего наперсного креста, владыка сумел из чистого платка с начертанным на нем крестом сделать антиминс.
Почта, проходящая через Туруханск на собаках раз в месяц, привезла епископу Дамаскину несколько посылок с пшеничной мукой и виноградным вином от его многочисленных друзей и почитателей. На том месте, куда раньше не ступала христианская нога, служится каждый день литургия.
«И всех вас, близких и родных, – пишет своему духовенству епископ Дамаскин, – вижу стоящими со мной за престолом». Когда обедня служилась первый раз, присутствовать пришли немногочисленные жители Полоя, не имевшие понятия о Христианстве. Услышав церковное пение, детвора запрыгала и сама запела, так что стоило больших усилий ее угомонить.
Обедней начинался день епископа Дамаскина. После обедни он обедал, потом брал четки в руки и занимался чтением Священного Писания, полученной почтой и так далее, или поучал келейника. Потом, с четками же в руках, отправлялся на прогулку на берег Енисея. Благодаря чрезвычайной прозрачности полярного воздуха, с высокого берега реки открывался вид на такой далекий горизонт, что, по словам келейника, казалось, что видна даже Украина.
После прогулки совершали вечернее Богослужение. В промежутки между Богослужениями производились все текущие работы, причем свои вещи владыка стирал сам и сам пек просфоры. К тому еще надо добавить, что поддерживать топку приходилось круглые сутки, чтобы не замерзнуть, благо дров кругом сколько хотите: берите любое упавшее дерево, рубите, колите и топите. Освещались коптилками с рыбьим жиром, свечами, когда их присылали, лампадками. Можно представить, сколько то и другое давало дыма и копоти и как губительно отражалось на здоровье епископа Дамаскина!
В Полое епископ Дамаскин оказался оторванным от всего совершавшегося на родине: он жил так, как могли жить затворники еще при Иоанне Грозном. На столе у епископа Дамаскина Священное Писание, история Церкви, жития святых. Он, прежде всего, православный монах и в своем вынужденном затворе продолжает искать Царствие Божие внутри себя. В письме от 28.1.1928 г. он пишет из Полоя: «Необходимо понять и то, что состояние этого Царствия Божия на земле совершенно независимо от внешних условий и форм общественной жизни, как и то, что плоды обладания этим Царством ощущаются каждым верующим также совершенно независимо от его материального и общественного положения и дают ему возможность жить в мире и радости среди лишений, унижений, испытаний. Этим объясняется тот мир и свет, коими претворяется горечь заключений и злоключений в радость у наших исповедников и та готовность на большие скорби, которая является результатом их скорбей».
Но естественно, что это ощущение темного царства приводит к эсхатологическим настроениям. И в этом отношении епископ Дамаскин представитель своей эпохи. Вся предреволюционная эпоха отличается именно такими неясными эсхатологическими предчувствиями, сильнее всего это у Владимира Соловьева в его «Трех разговорах» и пророческое стихотворении «Панмонголизм». Тихо на смену Вифлеемской звезде поднимается красная пятиконечная. Она тоже знаменует наступление другой эпохи, предвещает появление чего-то нового на горизонте истории человечества. После сумерек должна наступить ночь. Епископ Дамаскин и его современники вступили в полосу ночи.
Чуткий, восприимчивый епископ Дамаскин реально ощущает этот мрак и призывает противопоставить ему тот свет, который дает Христианство каждой верующей душе. «И великое благо наше в том, что каждый верный, будучи носителем этого света в себе самом, не потеряется и не заблудится среди окружающего мрака. Только необходимо почаще приобщаться этого света». Такова в кратких чертах настроенность епископа Дамаскина в Полое.
В один из зимних дней необыкновенное событие – кто-то едет... Это везут митрополита Кирилла Казанского в поселок еще севернее Полоя. Митрополит Кирилл переходил из одной ссылки в другую. Наконец, его везут в Туруханский край, почти на самый полюс. Какая встреча в Полое!
Это в XX веке! На Западе шумит джаз, гремит музыка, переливается колокольный звон... Открыты театры и кино, открыты и храмы. Но одинаково и легкомысленным, и глубокомысленным, и верующим, и неверующим безразлично, что творится на Востоке, за полярным кругом.
Неизвестно, был ли епископ Дамаскин знаком с митрополитом Кириллом раньше. Ясно только одно – что после встречи в Туруханском крае они стали навсегда друзьями.
Владыка Дамаскин и митрополит Кирилл принадлежат к тем, которые победили сатану кровию Агнца и словом свидетельства своего и не возлюбили душ своих даже до смерти, смерти же крестной. В своем послании митрополиту Сергию епископ Дамаскин пишет: «Мы уже побеждали, а Вы нам помешали»... Победа эта, или как называет ее епископ Дамаскин, «царский путь», которым шла Церковь до декларации, заключалась в самоотверженном исповедничестве всего духовенства до последнего.
В Полое же застала епископа Дамаскина декларация митрополита Сергия. Насколько велико было произведенное ею на него впечатление, видно из того, что епископ написал по этому поводу сто пятьдесят писем. Отправить такое большое количество писем по почте было невозможно – они дошли бы не туда, куда предназначались. Поэтому епископ Дамаскин решил расстаться со своим единственным келейником и послать его с этими письмами в Москву, некоторые крупные города и на Украину, чтобы часть писем доставить лично, а большую часть опустить в ящики в разных городах. Епископ Дамаскин остается в своей заполярной келии один. Но всему приходит конец, и пришел конец его ссылке.
Возвращение в центральную Россию.
Декларация митрополита Сергия.
Перед епископом Дамаскиным встал вопрос, – что ему делать, как устроить свою дальнейшую жизнь? Как ему устроить свою дальнейшую жизнь? Душа епископа Дамаскина раздваивается: с одной стороны, его тянет от мира, с другой – он не может остаться пассивным зрителем крушения самого дорогого для него – Русской Православной Церкви.
Из Красноярска 28 ноября 1928 года он пишет: «Был у меня план остаться в сибирской тайге еще на 3 года, определенные мне после окончания туруханской ссылки... Сибирь показалась мне наиболее надежным убежищем в моем положении. Однако письма и телеграммы близких побудили меня изменить план и я сегодня выезжаю в г. Стародуб, Брянской губернии, куда «единодушно» приглашает меня духовенство. Ранее Стародуб входил в Черниговскую епархию. Склонило меня к поселению в России еще желание ближе познакомиться с положением, повидаться кое с кем».
Хотя ему не разрешалось посещать Москву, ему удалось по пути съездить туда и лично повидаться с митрополитом Сергием. Он писал: "Усматриваю промыслительность в своей болезни – ведь иначе я не мог бы быть в Москве, теперь же я не только пожил там и повидался с нужными людьми, но еще имел продолжительную беседу с митрополитом Сергием. О результатах беседы скажу следующее: если издали я еще предполагал возможность данных, коими бы оправдывалось поведение его, то теперь и эти предположения рушились – теперь никаких оправданий у меня для митр. Сергия и компании нет!"
Поселившись в Стародубе, епископ Дамаскин не чувствует себя ни спокойно, ни твердо. Он все время в ожидании какой-то перемены. 21 мая 1929 года он пишет: «Получил приглашение от митрополита Серафима Ленинградского (Чичагова) быть его помощником и, разумеется, отказался, как и раньше от сергиевских предложений».
По своему обыкновению епископ Дамаскин проявляет кипучую энергию. Он видится с большинством своих друзей, ведет с ними и дружественными ему епископами деятельную переписку и готовит выступление против митрополита Сергия. Делает он это после ряда колебаний, сомнений, стоит ли вообще обращаться к митрополиту Сергию с укоризненным посланием? Но деятельное начало в епископе Дамаскине берет верх над началом созерцательным, аскетическим.
Как воспринимает епископ Дамаскин то, что он видит? Сугубо церковно. Из Стародуба он пишет 23 декабря 1928 года: «Как чудовищно велико совершающееся ныне преступление – убийство детских душ! Есть ли у современных детей чистые радости? Теперь кажется вся атмосфера переполнена флюидами зла и тления. Теперь только сохраняющие в себе благодать Христову изолированы ею от влияния этих сатанинских флюидов».
И далее: «Поделюсь с вами еще тем своим убеждением, что весь смысл настоящих испытаний состоит в том, что пришло время очистить нашу жизнь, жизнь веры, жизнь Таинств Христовых от внешних наслоений. Слишком ясно стало, что для многих, особенно «теплохладных», внешняя форма религиозной жизни совершенно заменила сущность такой жизни, потому-то и стал возможным тот внешний успех безбожников. Что касается такого их успеха, то рассматриваю его так: успех их несомненен в деле развращения детского и юношеского поколения.
А в своем послании митр. Сергию по поводу его декларации, епископ Дамаскин пишет: «Рассматривая настоящий скорбный путь российской Церкви в перспективе вечности, приходишь к проразумению высокого смысла всех настоящих испытаний. Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов в Церкви, забвение пастырями своего долга, умножение на этой почве беззакония и «иссякание любви многих» не могли не привести к тяжелым последствиям. Во всяком организме угасание духа вызывает конвульсии. Слишком далеко стоим мы в нашей церковной жизни от заповедей Христа, от руководства учением святых апостолов, от заветов святых отцов, мучеников и исповедников. Тяжкие скорби необходимы стали, чтобы хоть таким путем обратить наше внимание на великий грех призванных к святости носителей имени Христова».
«В случае же, если советская власть, рассудку вопреки, будет упорно продолжать рассматривать Православие вообще как контрреволюцию – ну, что же? Пойдем на Голгофу. Предварительно же Церковь должна выполнить свой долг перед миром и в этом направлении – выступить с авторитетным словом предупреждения к погибающему народу.
Правда мира заколебалась.
Ложь стала законом и основанием человеческой жизни.
Слово человеческое утратило всякую связь с Истиной, с Предвечным Словом, потеряло всякое право на доверие и уважение. Люди потеряли веру друг в друга и потонули в океане неискренности, лицемерия и фальши».
«Все же, если бы не произошло такого значительного угасания духа веры и любви среди верующих в предшествующий период, верные слуги князя тьмы не нашли бы среди нас столько добровольных и невольных пособников себе».
Долгая изолированность епископа Дамаскина от советской жизни, оторванность от постепенного процесса советизации привела к недоучету им реального соотношения сил в окружающей его действительности.
В репрессивных мероприятиях советской власти, помимо непосредственных результатов, таился глубокий смысл. Между архиереями и священниками, томившимися в концлагерях и тюрьмах, и массой верующих, как бы твердо стоять в вере они не старались, вырастала пропасть взаимного непонимания. Исповедники силились поднять верующих на более высокую ступень и приблизить их духовный уровень к своему. Масса верующих, отягощенная житейскими и семейными заботами, ослепленная пропагандой, наоборот, невольно опускалась. Призраками грядущего золотого века сытости, полной свободы от всяких внешних и внутренних ограничений, подчинения человеку сил природы, заманчивыми перспективами, в которых фантазия переходила в науку (безболезненные роды, прямое сообщение с Америкой через Северный полюс, изменение климата Арктики, использование солнечных лучей и т.д.), большевики захватили в свои сети подавляющее большинство народа. Только отдельные личности могли сохранять приподнятость духа.
Епископ Дамаскин и митрополит Сергий.
Пребывание епископа Дамаскина в Стародубе ознаменовалось энергичной борьбой его против новой церковной политики митрополита Сергия, изложенной им в декларации от 19 августа 1927 года. Ряд посланий епископа Дамаскина и, в особенности, послание митрополиту Сергию по поводу его декларации исчерпывающе освещают причины этой борьбы. Резюмируя кратко их содержание, можно сказать, что причиной протеста против декларации внешнего порядка были – превышение митрополитом Сергием, только временным, а не полномочным заместителем митрополита Петра, власти, присвоение себе всей этой власти без канонических на то оснований. Узурпацией власти митрополит Сергий ставил под вопрос каноническую законность и действительность всех проведенных им мероприятий, начиная с декларации.
Одно несомненно, что такого рода деятельность митрополита Сергия все более развивающаяся, служит к разрушению Церкви, к принижению ее достоинства и авторитета, к подрыванию веры в мироспасительное дело ее.
«Когда я раздумываю над деятельностью митрополита Сергия, мне вспоминаются слова предсмертного послания митрополита Вениамина: «Теперь нам надо оставить свою ученость, самомнение и дать место благодати». Со стороны митрополита Сергия мы видим как раз обратное этому завету священномученика. Он и сам закрывает глаза на грозную опасность, перед коей поставлена наша Церковь, и других отвлекает от должного приготовления себя к этой опасности. Вместо того, чтобы быть выразителем истинного церковного сознания, коим еще прежде покаянного возвращения в Церковь митрополита Сергия был определен путь ее дальнейшего шествования и выявлена воля не уклоняться от определенного ей свыше крестного пути, митрополит Сергий трусливо прячется от неизбежных при прямом шествовании скорбей и предается врагам Церкви, ради сохранения внешнего благополучия и других влечет по тому же пути».
Несмотря на расстрел многих епископов, заточение патриарха, закрытие храмов, разгон монастырей – несмотря на жестокие преследования и уменьшение количества верующих, церковная жизнь расцвела таким пышным цветом, каким она не цвела, может быть, последние столетия. При всех храмах выросли сестричества, обслуживавшие храмы и занимавшиеся благотворительностью, в особенности заключенного духовенства, крепкие приходские советы, защищавшие храмы. Устраивались сборы на заключенных, духовные концерты, духовные беседы, лекции, всенощные моления. Соборы и оставшиеся еще монастырские храмы, в которых совершалось уставное богослужение, всегда были переполнены. Освобожденная от внутренней опеки государства, очищаемая преследованиями, Церковь вздохнула полной грудью. Ей не страшны были гонения и не ущемляло лишение материальных благ. Верующие из своего скудного бюджета всегда нашли бы средства для содержания не только духовенства, но и духовных академий, если таковые были бы дозволены. Церковь становилась государством в государстве и духовная сила ее выигрывала. Авторитет духовенства, находившегося в ссылках и заточениях, был неизмеримо выше авторитета духовенства в Царское время, находившегося в других условиях. Епископ, пользовавшийся для своего передвижения извозчиком, трамваем или даже ходивший пешком, привлекал больше почтения со стороны верующих, чем в Царское время разъезжавший в карете. Обыкновенно верующие на дворе, на улице ожидали своего архипастыря, провожали его до извозчика, до трамвая, а то и до убогого жилища. Если епископ сидел в тюрьме, он получал такое количество передач, что не только кормил свою камеру, но передавал и в другие. Стоило пройти слуху об ожидающемся освобождении, как к воротам тюрьмы собирались верующие, где-нибудь по близости пристраивался верующий извозчик, чтобы в нужную минуту торжественно подъехать: «Благословите, владыка, доставить Вас домой»!
Советская власть спохватилась и параллельно с внешним требованием пошла на вмешательство во внутренние дела Церкви, на воздействие на ее духовную жизнь. Вот это посягательство именно на внутреннюю жизнь Церкви под видом легализации, размеры и границы которого нельзя было предвидеть, а цель была ясна, явилось причиной горячего протеста, в частности епископа Дамаскина.
«То, что принимается Вами под названием «легализации», в сущности является кабальным актом, не гарантирующим для Вас решительно никаких прав, на Вас же налагающим тяжкие обязательства. Иного и ожидать было наивно. Коммунистическая власть откровенна и последовательна. Она открыто заявила себя враждебной религии и государственной целью своею поставила уничтожение Церкви... Она не перестает открыто и ясно заявлять о своих богоборческих задачах как через представителей высшего правительства, так и через своих мелких агентов. Поэтому весьма наивно и даже преступно думать, что так называемая «легализация» со стороны советской власти хоть частичной целью своею поставляет благо Церкви. А если цель легализации не благо, то значит, зло».
«Неужели вам не приходит в голову то, что даваемые вами сведения ничего общего с церковными интересами не имеют? А не мелькнула ли у вас мысль о том, что если эти требования отчетности немного углубить, да вы будете добросовестно их выполнять, то верующие с отвращением отвернутся от вас как открытых агентов охранных органов, тем более, что сами власти постараются выставить вас именно в таком свете? Особенно крепко пораздумайте над тем, что настоящая ваша легализация в планах объявившей войну Церкви власти является ступенью к превращению всех вас в таких же покорных слуг по разрушению Церкви, какими являются в руках власти безусловно все обновленцы».
«Нам кажется, что митр. Сергий поколебался в уверенности во всемогуществе Всепреодолевающей Истины, во всемогущество Божием, в роковой миг, когда он подписывал декларацию. И это колебание, как страшный толчок, передалось всему телу Церкви и заставило его содрогнуться... Неисчислимы, бесконечно тягостны внутренний последствия декларации – этой продажи первородства Истины за чечевичную похлебку лживых и неосуществимых благ. Но, кроме внутренних потрясений, конечно, она будет иметь и другие последствия, более очевидные и осязаемые».
Мистически глубже всего оценивает епископ Дамаскин внутреннюю сущность декларации в своей статье «Печать Христова и печать антихристова», хотя совершенно не упоминает о ней.
«Почему же антихристова печать, как в том уверяет нас св. Иоанн Богослов, будет накладываться не на чело и на руку одновременно, а на чело или на руку? Также и у св. Андрея, арх. Кесарийского: «Постарается он, чтобы на всех наложено было начертание... частью на правой руке, чтобы научить обольщенных быть дерзновенными в обольщении и тьме. Это произойдет потому, что в то время найдутся люди, которые будут уверять, что можно и дозволительно признание богоборческой антихристовой власти, лишь бы в душе оставаться христианином. От таковых антихрист и не будет требовать, чтобы они разделяли его образ мышления, т.е., иначе говоря, всем таковым он не будет накладывать печать на чело их, а станет требовать от них лишь признания своей власти, что и есть по св. Ипполиту – печать на руке, так как через признание человеческой власти, которая будет богопротивна, богоборна, беззаконна и наполнена всяким нечестием, христианин тем самым отсекает от себя всякую возможность делания благих и правых дел, ибо в его вере отсутствует главный признак правости – исповедание Бога Богом и признание Его выше всех стоящим Существом. Все таковые, хотя и будут носить имя христиан, на самом деле представляют собою, по делам рук своих, истинных слуг антихриста, обольстивших их поклонением своему образу, что и есть начертание зверя. Покаяние для таковых, по учению Св. Церкви, невозможно, а невозможно оно потому, что Печать Христова и печать антихриста несовместимы с собой и принятие одной отгоняет наличие другой. Отгнание через начертание зверя Благодати Святого Духа наполнит сердца всех таковых первым признаком – боязливостью, которая приведет их к легкой гибели. Св. Ипполит пишет: «Наоборот, если кто бывает лишен Духа Святого, т.е., если кто не имеет на себе или утерял печать дара Духа Святого, даруемого во святом миропомазании, тот боязливо борется со страхом, скрывается, настоящей временной смерти страшится, прячется от меча, не выносит наказания, так как постоянно думает об этом мире» и т.д.
Иными словами – Православие, всякая религия и коммунизм несовместимы, потому что одно исключает другое. И в этом епископ Дамаскин солидарен с митрополитом Кириллом.
Епископ Дамаскин и митрополит Петр.
Кто же, в конце концов, мог решить вопрос, по какому пути вести корабль: по пути Святейшего Патриарха Тихона или митрополита Сергия? Этот спор между «тихоновцами» и «сергианцами» мог решить только митрополит Петр, канонический Заместитель Святейшего Патриарха. Дисциплинированный, ни на йоту не желающий отступить от канонов, епископ Дамаскин мечтает о том, чтобы раздался голос митрополита Петра и прозвучал на всю Православную Церковь.
Но митрополит Петр в глухой деревушке Хэ Обдорского района Тобольской области. Как до него добраться? Написать письмо и послать по почте? В лучшем случае, оно не дойдет... Поехать лично? Задержат по дороге. Остается одно: послать к митрополиту Петру доверенное лицо передать ряд документов, иллюстрирующих положение в Церкви, письмо с просьбой сказать свое слово и привезти ответ в той форме, какую митрополит Петр сочтет наиболее приемлемой. Замысел чрезвычайно трудно осуществимый! Прежде всего, нужны большие деньги.
Тем не менее, в распоряжении епископа Дамаскина оказалась настолько большая сумма денег, что он мог, не теряя времени, выслать гонца. Был уже май месяц. Учитывая климатические условия местопребывания митрополита Петра, с этим делом надо было спешить.
«...Паломник наш уехал раньше получения посылки. Дольше я не мог его задерживать. Помолитесь там, чтобы Господь благословил мое начинание. Я представил туда полную картину самого разнообразного материала, послал и копии сергиевских распоряжений и обращений. Ответа можно ждать лишь в августе...» (Письмо от 21 мая 1929 г.)
Позднее он писал: «Паломник наш благополучно все сдал, уже вернулся с ответом пока на словах, а на бумаге получится вскоре. Все, мною посланное, оказалось там совершенной новостью. Сразу ответа нельзя было послать по обстоятельствам чисто внешнего характера. Посланный говорит, что после ознакомления дедушка (так условно митрополита Петра называет епископ Дамаскин), говорил о положении и дальнейших выводах из него почти моими словами».
Посланник с трудом добрался до той глухой деревушки, где находился митрополит Петр. Чего стоило одно сознание, что в советских условиях его могли проследить по дороге, захватить, раздуть дело о широкой контрреволюционной организации в Церкви с террористическими целями! А, приехав на последнюю станцию, как добраться до деревушки, находящейся в двухстах километрах от железной дороги, не возбуждая при незнании дороги опасений? Не менее трудно было, уже попав в деревню, разыскать в ней митрополита Петра. Никто из местных жителей, инородцев и дачников, не предполагал, что старый больной монах, ютившийся в углу избы среди многочисленной семьи хозяина – Предстоятель когда-то могучей и пышной Православной Церкви.
Посланец застал митрополита Петра совершенно больным. Оставаться в деревне и ждать ответа было бы опасно и для посланца, и для митрополита Петра. А внимательное прочтение и изучение двадцати двух документов и принятие по ним решения требовало времени и сил, которые у митрополита Петра уже угасали.
Замечательно, что, несмотря на всю бдительность охранных органов советской власти, посланцу епископа Дамаскина все-таки удалось проскользнуть незамеченным и не навлечь беды ни на себя, ни на пославшего его епископа.
Со все растущим напряжением ожидал епископ Дамаскин ответа от митрополита Петра. «Впрочем, чего, собственно, я жду? – так пишет он в октябре. «Я прихожу к мысли, что даже решительное слово м. П. не изменит существенно положения, ибо сущность совершающегося великого греха не многим понятна. Может быть, правильно оставить всех в спокойном неведении творимого греха... Мне начинает думаться, что главнейшей нашей задачей должна быть поставлена задача о внутреннем укреплении самих себя, о накоплении в себе духовных сил, о приуготовлении себя к горшим испытаниям...» (Письмо от 5 октября 1929 г.).
Митрополит Петр голос из своей ссылки не подал. Но он обратился непосредственно к митрополиту Сергию. Владыка Петр был тех же взглядов, что и другие твердые исповедники веры.
Епископ Дамаскин обыкновенно писал свои послания под копирку в нескольких экземплярах и посылал друзьям. Каждому из них поручалось переписать от руки или на машинке тоже под копирку несколько экземпляров и разослать по приложенным адресам. Адреса были самые разнообразные: тут была и Сибирь, и Кавказ, и Украина, и Урал – все концы Советского Союза. Эта деятельность епископа Дамаскина – последняя вспышка его неутомимой энергии. Затем последовал перелом и переход в подпольную Церковь после окончательного отхода от митрополита Сергия.
Град Божий епископа Дамаскина.
В чем заключается этот перелом? В возвращении к мысли, которой руководился епископ Дамаскин, будучи еще иеромонахом: путем терпеливой и длительной проповеди среди тщательно избранных, в условиях домашней обстановки, уединенной келии и так далее создать крепко спаянное церковное братство искренно преданных идее Православия верующих, маленькую Церковь, которая тем не менее была бы заметна на поверхности общественной жизни, чем глубже пустила бы корни в сердца людей. Тогда это было в предведении исполнения предчувствия Владимира Соловьева. Теперь – на основании фактов.
«Те «чада Божии», что не пали под напором сатанинского урагана, не расшиблись обломками великого крушения, ясно сознают положение и совершенно спокойно и уверенно возьмутся за создание истинной Церкви Христовой на сохранившемся фундаменте ее, без излишней нервности, без ненужных сетований, ибо самый процесс их строительства и составляет весь смысл жизни их... Приступите непосредственно ко святому строительству и сразу обретете и мир, и ясность души, и покой, и предведение. Помните, что строителями Церкви являются не одни священнослужители, а все верующие, все стремящиеся ко Христу. И наш путь ко Христу по преимуществу выражается этим строительством. Самое же строительство состоит в том, что мы сами себя полагаем кирпичиком святого здания Церкви Христовой, яже есть Тело Его. Если наше внутреннее составляется из Любви Христовой, наши мысли, чувства и воля цементируются Благодатию Христовой. Если мы сознательно этот свой кирпичик будем полагать на основание Церкви для дальнейшего строительства, то Сам Наздатель Вселенной укажет для него место, так что никакие бури уже не сдвинут, не свергнут его. Перед лицом происшедшего великого разрушения, по-видимому, каждому из нас надлежит начинать возведение здания от фундамента его. Пример первых строителей дает нам определенные формы такой работы. Продумайте их, ближе познакомьтесь с ними у апостолов, св. мучеников и исповедников, по писаниям святых Отцов того периода».
Епископ Дамаскин обращает мысли своих друзей и почитателей к временам мучеников и исповедников, потому что после тысячелетней истории Христианство на Руси отброшено к временам до Константина Великого, к временам Нерона, Диоклетиана...
«Понесем свои собственные кирпичики на незыблемый фундамент Христовой Правды, Божественной Истины, вечного спасения. Без многословия, без громких фраз создавайте сначала маленькую ячейку из немногих лиц, стремящихся ко Христу, готовых начать осуществление евангельского идеала в жизни своей. Объединяйтесь для благодатного окормления вокруг кого-либо из достойных пастырей и займитесь каждый в отдельности и все сообща к приготовлению себя к все большему служению Христу... Объединение хотя бы нескольких лиц такой жизни уже являет маленькую Церковь – Тело Христово, в коем обитает Дух и Любовь Христова... Если мы не соделаемся членами Тела Христа, храмом Духа Его Животворящего, то Дух этот отойдет от мира, и страшные судороги умирающего мирового организма будут естественным результатом сего».
Епископ Дамаскин верит в победу Христианства... «Ваши рассуждения об утре и вечере Христианства неправильны, ибо как бы исключают наличие дня. Я иначе смотрю на положение. Назначение Церкви – постоянная борьба, посему-то она и называется «Церковью воинствующих», воинствующих с «князем мира сего», т. е. со всем тем, что всяческими путями и средствами принижает дух человека, привязывает, как бы смешивает его с материей, постепенно заглушает в нем небесные зовы, лишает его возможности даже восчувствовать свою истинную природу, истинное назначение его в жизни в мире сем, даже ожесточает его против Света Вечного, Каковой уже здесь для оземлившегося духа становится болезненно мучительным, почему и происходит восстание против Света, усилия загасить остающиеся лучи Его в мире сем. Все это вмещается в одно слово – зло. Пока происходит сознательная борьба с этими условиями жизни в царстве князя мира сего, со злом, до тех пор и продолжается день Христовой Церкви...
Радостно сознавать, что только этот Свет обладает животворящим свойством бесконечно создавать, возжигать новые светильники Света среди тьмы, по-видимому уже все собою покрывшей. Поэтому пусть временно тьма покрыла землю (от часа шестого до часа девятого), пусть светильники некоторых Церквей сокрыты под сосудами, дабы не быть загашенными сатанинским вихрем, как у большинства, – малое время покоя от Господа (может быть даже время, когда тьма возомнит свое дело уже завершенным), и светильники откроются, соединятся, зажгут множество иных, загашенных было светильников, сольются в великий пламень веры, который при попытках загасить его, будет лишь больше возгораться, ибо много угасших и восчувствовавших муку мрака и холода тартара предпочтут лучше сгореть на костре пламени веры, чем вновь погрузиться во мрак...»
Но это так в мечтах. А в советской действительности в тот момент? «...Итак, нас меньшинство... Что же? И надо отступить пред натиском воинствующего безбожия? Да не будет сего! Как бы мало нас ни было, вся сила Христовых обетований о неодолимости Церкви остается с нами. С нами Христос – Победитель смерти и ада. История Христианства показывает нам, что во все периоды обуревавших Церковь соблазнов и ересей носителями истины церковной и выразителями ее являлись немногие, но эти немногие огнем веры своей и ревностным стоянием в Истине постепенно зажигали всех. Тоже будет и теперь, если мы – немногие – выполним свой долг перед Христом и Церковью Его до конца.
Безбоязненное исповедание веры и упования своего и твердое стояние в церковных установлениях – является убедительнейшим возражением на сергианский уклон, и несокрушимой преградой направленным на Церковь враждебным силам, «Не бойся же, малое стадо, ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство».
Уже в этот период своей жизни в Стародубе епископ Дамаскин постепенно приучает своих друзей и последователей к мысли, что Христианство вынуждено будет уйти в подполье, чтобы сохраниться в чистоте и нетленной красоте духа. Чем дольше он живет на свободе, тем больше рассеиваются его иллюзии относительно возможности влиять на широкие слои народа, когда-то как будто еще так недавно, называвшегося «Богоносцем». Но окончательно созревает эта мысль в Соловках (в конце 1933 года). Забегая вперед, надо сказать, что оттуда он приехал убежденным сторонником отхода от митрополита Сергия и перехода на поллулегальное, а затем и подпольное существование Православной Церкви.
Последующие ссылки епископа Дамаскина.
В ноябре 1929 года епископ Дамаскин снова арестован. На этот раз одним из главных обвинителей его в контрреволюции был ставленник митрополита Сергия – стародубский благочинный, ревностный сторонник декларации. А местом ссылки – Соловки. Там епископ Дамаскин встретил многих своих единомышленников, с которыми ранее был знаком только по переписке. К сожалению, в этот период переписка с епископом Дамаскиным была очень затруднена – письма не доходили, ответы не получались. Выпущенный на свободу, епископ Дамаскин об этом своем пребывании почти ничего не рассказывал, кроме того, что голод заставлял находившихся в Соловках собирать на берегу моря ракушки, всякого рода улитки, чтобы как-нибудь утолить его. Это был период проведения коллективизации сельского хозяйства и вызванного ею острого голода.
И еще одно рассказывал епископ Дамаскин: отдохнуть от окружавшего его «бедлама» он уходил в лес. А там, как рассказывали другие ссыльные того же периода, его заставали коленопреклоненным, погруженным в глубокую молитву.
По-видимому, опыт жизни в Стародубе и тесное соприкосновение с миром концлагерей (по сравнению с которым даже Полой казался раем), где политических смешивали, а подчас и подчиняли уголовным, наложили глубокий отпечаток на дальнейшее направление мыслей епископа Дамаскина. Он уже уклоняется от широкой деятельности, не пишет длинных посланий, обращенных к широким кругам верующих. Он убедился, что в условиях советской действительности и общего разложения возможна только подпольная Церковь. А самое главное, он увидел массовый отход от религии, успех антирелигиозной пропаганды, растущее вширь и вглубь безбожие. Надо было спасать уже не большинство, а меньшинство.
Верующие 1934 года – это малое стадо, это не званные, но избранные. И надо думать об устроении этого малого стада. Епископ Дамаскин нашел свое малое стадо в последний свой приезд в Киев. Он объезжает знакомые города, навещает своих единомышленников.
Между прочим, он посещает в Киеве одного видного киевского протоиерея, профессора Киевской Духовной академии. Оно зовет этого протоиерея к своей маленькой пастве. Протоиерей наотрез отказывается – он не пойдет в подполье, он останется в крошечной церковке... Почему-то отказ этого протоиерея производит на епископа Дамаскина потрясающее впечатление. С ним делается сердечный припадок. Неужели до сих пор – а уже со времени издания декларации прошло больше шести лет – не ясно, что вместо «легализации» Церкви усиленными темпами идет ликвидация Церкви? На что еще надеяться?
Друзья епископа Дамаскина и почитатели стараются держать втайне его местопребывание. Но как уберечь Владыку, который не снимает рясы, не обрезывает свою длинную бороду, не теряет за столько лет архиерейскую осанку и с архиерейским посохом ходит «инкогнито» по Киеву, когда ему запрещено вообще показываться на Украине! Он не умеет прятаться. Он мыслит так: «Все мы вменихомся яко овцы на заклание»!
Еще раньше вскоре после выступления митрополита Сергия епископ Дамаскин мыслил о судьбе Русской Православной Церкви в образе двух апокалиптических церквей: Филадельфийской и Лаодикийской. Церковь Святейшего Патриарха Тихона – это Церковь Филадельфийская: «И Ангелу Филадельфийской Церкви напиши: ...Ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего» (Откр. 3,7-8). «Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Моего, и имя Мое новое» (Откр. 3, 12). И рядом с Церковью Филадельфийской – Церковь Лаодикийская – митрополита Сергия. «...И Ангелу Лаодикийской Церкви напиши: «...Советую тебе купить у меня золото, огнем очищенное, чтобы Тебе обогатиться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Откр. 3, 14 и 18).
Епископ Дамаскин заповедует своим последователям, по возможности, не работать на государственной службе. Кто может шить, пусть работает на дому. Кто может заниматься каким-либо другим ремеслом, пусть старается заниматься им так, чтобы жить христианской жизнью и удаляться зла. «Блажен муж, который не идет на совет нечестивых». Лучше довольствоваться меньшим, но сохранять свободу духа».
Подъем в Небесный Град Божий.
1 августа 1934 года епископ Дамаскин снова арестован. Но какая разница с предыдущими годами – никаких передач, ни пищи, ни одежды, ни денег! Никаких записок! Кто исчез за воротами тюрьмы, тот вычеркнут из жизни навсегда.
Через много месяцев доходят слухи о том, что епископ Дамаскин на этот раз в каком-то колхозе Казахстана, работает бухгалтером. Медленно, кружным путем доходят слухи, как с разными этапами гоняли епископа Дамаскина на север, потом оттуда на юг. С ним – его любимый духовный сын – отец Иоанн Смоличев, в свое время блестящий священник, прекрасный проповедник, исповедник, полуобезумевший после первой ссылки – так нещадно избивали его там, преимущественно по голове. Отец Иоанн не мог идти... Епископ Дамаскин сбросил котомку со своими вещами, отдал их какому-то верующему и взвалил отца Иоанна на плечи... Так двигались они на север. Ничего не дошло о том, что случилось дальше с отцом Иоанном и каким путем попал епископ Дамаскин с севера на юг. Вести вообще перестали доходить. Последнее известие было в 1937 году: в Казахстане епископ Дамаскин был арестован. После этого – полное молчание.
После ежовского террора во второй половине тридцатых годов распространилась легенда о кончине епископа Дамаскина. Что вместе с очередным этапом везли его на далекий север. Где-то на берегу великой сибирской реки глубокой осенью ждал паром. В последнюю минуту привели еще одного священника, одетого в легкий подрясник – в таком виде его взяли, в таком и повезли. Епископ Дамаскин снял с себя верхнюю рясу и со словами «у кого две одежды, дай неимущему», закутал в нее священника. Но надорванное здоровье не выдержало стужи, он тут же на пароме, на котором этап должен был ехать несколько дней, умер. Тело его завернули и опустили на дно великой сибирской реки.
Но была и еще одна версия смерти епископа Дамаскина. Что заключили в одну из сибирских тюрем. Из общей камеры перевели в штрафную одиночку – без окон, без освещения. На полу этой камеры – замерзшая вода, стены покрыты инеем. В этом холоде и мраке, может быть даже без пищи, продержали епископа Дамаскина, пока он не получил отморожение ног третьей степени и не началась гангрена... Трудно представить без ужаса эти страшные дни гефсиманского томления епископа Дамаскина. В тюремном лазарете епископ Дамаскин скончался об общей гангрены на почве отморожения ног.
Однако то были только слухи. Спустя годы стало известно, что владыка Дамаскин был приговорен к "высшей мере наказания" – расстрелу и 15 сентября 1937 года в Казахстане расстрелян – в Карлаге в городе Караганде.
В XX веке русские православные у себя на родине присутствовали при восхождении своей Церкви на Голгофу, ее распятии, крестной смерти, положения во гроб до Светлого Воскресения по воле Божией. Весь остальной мир, пока еще называющийся христианским, прошел мимо подножия креста, на котором распята Русская Православная Церковь, равнодушно, холодно, подчас даже с насмешкой – как проходили книжники и фарисеи. Никто не протянул губку, чтобы утолить ее предсмертную жажду. Никто не обвил ее чистой плащаницей, не принес благовоний. Это не сделал ни один из восточных патриархов, которых всегда так щедро одаривало русское государство. Для них Москва действительно была «Третьим Римом», поддерживавшем их морально, материально и политически.
В Европе не сумели понять простой вещи: трагедия Русской Православной Церкви – начало трагедии всего Христианства. Наступление на Христианство ведется с двух сторон, тиски сжимаются. На идеологическом фронте исподволь проводится искусная работа по подмене Христианства антихристианством, пользующимся христианскими и церковными терминами и формами для вящего успеха безбожной пропаганды. Для этой же цели провозглашается даже совместимость отступничества с Христианством.
Русская Православная Церковь десятилетия несет крест исповедничества и молитвами ее великих исповедников нашего времени врата ада ее не одолеют. В краткой случайной беседе архиепископ Николай Охридский по поводу русского исповедничества сказал: «В настоящее время у престола Всевышнего голоса русских заглушают все остальные»!
Источник. E. Lopushanskaya (see Sources). – Е. Лопушанская (см. "Источники").
|
