Памятная медаль в честь Коронации Императора Николая II и Императрицы Александры Феодоровны. 1896 г.
«В Зимнем Дворце в этот день, по обычаю, – излагал запомнившееся видный русский государственный чиновник В.И. Гурко, – состоялись Высочайший выход из внутренних покоев в Дворцовый храм и Церковный парад войскам. Расположенная в Петербурге и его окрестностях Гвардия в лице отдельных небольших частей всех входивших в её состав воинских единиц становилась в таких случаях шпалерами в залах Дворца по пути следования Государя в церковь.
Церемония эта 6 января 1905 г. отличалась обычною торжественностью и великолепием. Съехавшиеся во Дворец участвующие в выходе “особы обоего пола”, выстроившись попарно в длинную колонну в концертном зале, заблаговременно составили головную часть Царского выхода. Церемониймейстеры, проходя по обеим сторонам этой колонны, как всегда тщетно пытались поддержать в ней некоторое равнение и порядок, пока, наконец, по данному знаку, не застучали по паркету своими высокими, украшенными голубыми Андреевскими лентами, тростями, предупреждая тем о предстоящем Царском выходе.
Раскрылись двери Малахитовой гостиной, где собирались перед выходом все Члены Царствующего Дома, и в них, предшествуемый министром Императорского Двора, появился Государь рядом с Государыней, а за Ними, шествуя попарно под звуки Преображенского марша, и все остальные Члены Императорской Фамилии.
Бравые, открытые лица подобранных один к одному великанов гвардейской пехоты; тонкие, вытянутые в струнку фигуры кавалеристов; высящиеся над воинскими частями боевые исторические знамена; перекатывающиеся из залы в залу по мере приближения Государя чеканные, звучные военные команды; торжественные аккорды исполненного могучими оркестрами военной музыки марша “Знают турки, знают шведы, про нас знает целый свет”, ясный солнечный день, заливший огромные роскошные залы Дворца; блеск расшитых золотом мундиров и русских, определённого покроя, нарядов придворных дам – всё это вместе составляло неподражаемую и незабываемую картину, невольно захватывало даже лиц, привычных к этим торжествам, и заставляло временно забыть и тяжёлую, уже отмеченную рядом крупных неудач войну, и тревожное, смутное положение внутри государства. […]
Перенесение полковых знамен от Иордани на Неве в Зимний Дворец. 6 января 1904 г.
https://humus.dreamwidth.org/9557937.html
Тем временем самое торжество протекало обычным, рассчитанным до последней мелочи порядком. Воинские части при своих знаменах, в определённый заранее момент покинув мерным, звучным шагом залы Дворца, спустились по большой Иорданской лестнице на набережную Невы и там заняли заранее намеченные им места. Ко времени окончания в Дворцовой церкви Литургии сошлись на набережной крестные ходы из всех петербургских церквей: безчисленные церковные хоругви и златотканые парчовые ризы духовенства, отливающие всеми цветами радуги, превратили обширную дворцовую набережную в многолюдный, окаймлённый воинством, искромётный церковный собор. […]
…Окончилась Литургия в Дворцовой церкви. Государь, окружённый Членами Царского Дома, в сопровождении высших военных и гражданских чинов следуя за идущим крестным ходом придворным духовенством, спускается на набережную и входит под сень построенной на льду реки обширной Иордани. При пении придворной капеллы духовенство погружает крест в невские воды, и с Петропавловской крепости раздаётся установленный орудийный салют. Выстрел за выстрелом гулко и однообразно разносятся по реке и вдруг прерываются каким-то иным, более раскатистым, определённо даже для непривычного слуха боевым отзвуком. Тревожно и недоуменно смотрят друг на друга присутствующие. Чувство чего-то необычного испытывают как находящиеся на набережной, так и оставшиеся в выходящих на Неву залах Дворца. Однако торжество продолжается своим спокойным, размеренным чередом; церковно-военный церемониал заканчивается обычным, ничем, по-видимому, не нарушенным порядком.
Далеко не сразу становится известным всем вернувшимся с Иордани в залы Дворца, что Гвардейская конная батарея, назначенная для производства салюта и расположенная с этой целью на Васильевском острове у здания биржи, наискось Иордани выпустила (кто говорил – один, а кто говорил – несколько) боевых шрапнельных выстрелов, которыми убит городовой, стоявший на набережной, перебито поблизости от Государя древко церковной хоругви и разбито несколько стекол в верхнем свете Николаевского зала. При этом одна из картечных пуль старого, крупного образца, пробив оконное стекло, ударилась в одно из украшавших стены зала золотых блюд и скатилась вдоль стены на пол, где я, стоявший поблизости, её поднял и передал кому-то из Дворцового начальства.
Как могло произойти такое чудовищное событие? Была ли это несчастная случайность, порождённая непростительной халатностью, или сознательное покушение?
Произведённое расследование, выяснившее, что начальство батареи при самом производстве салюта не присутствовало, а предоставило распоряжаться фейерверкерам, приписало это событие небрежности. Военный суд, разбиравший дело, приговорил виновных в нем офицеров – командира батареи Давыдова и капитана Карцева – к легким наказаниям, от которых они впоследствии были Государем освобождены.
Но была ли это простая небрежность? Не знаю. Сколь ни поразителен был этот небывалый в истории случай, чтобы Собственная Гвардия, эта Царская стража, обстреляла на мирном торжестве своего Монарха, всё же едва ли не более удивительно, что он не вызвал не только в обществе (печати, насколько помнится, о нём запрещено было сообщать), но даже в правительственных кругах ни особого волнения, ни усиленных разговоров. А между тем даже если это была просто случайность с сравнительно незначительными последствиями, то все же она яснее многого другого говорила, что “в Дании что-то подгнило”.
Впрочем, надо сказать, что впечатление, произведённое этим случаем, в значительной степени стерлось другим событием, имевшим, несомненно, более тяжелые последствия и происшедшим всего лишь три дня спустя, а именно 9 января…» (В.И. Гурко «Черты и силуэты прошлого. Правительство и общественность в Царствование Николая II в изображении современника». М. 2000. С. 404-406).
«В 1905 г., – писала фрейлина баронесса С.К. Буксгевден, – когда я стояла в числе других, наблюдая сцену через одно из окон Николаевского зала, я услышала сильнейший звук разбитого стекла после первого громкого залпа. К большому потрясению всех мы увидели куски стекла по всему полу. Некоторые из них попали в мой шлейф. “Никогда бы не поверила, что звуковая волна могла бы сотрясти окно на таком расстоянии”, – сказала я, указав на два разбитых стекла наверху. “Это сделала отрекошетившая пуля, – сказал один из офицеров. – Посмотрите на дырку в стекле. Ну, вот и пуля”, – добавил он, подняв её с пола. Поднялось сильное волнение, так как конечно все салюты всегда производят холостыми зарядами. Делались разные предположения.
Оказалось, это было очередное покушение на жизнь Императора. Офицеры ничего об этом не знали, но некоторые их солдаты попали под подозрение. Орудие было нацелено как раз на павильон, где стоял Император; но пули пролетели мимо, только слегка задев полицейского начальника и ударившись в знамя Морского корпуса. Одна из них разбила дворцовое окно, попав в верхнюю створку, к счастью не нижнюю, за которой стояло около пятнадцати женщин. Это был первый симптом революционного взрыва, который так сильно распространился по всей стране к осени того года».
«Император, – прибавляла Софья Карловна в другом месте своих мемуаров, – почти не пошевелился, хотя свидетели говорили, что крестное знамение, которым Он осенял Себя в этот момент, было более благоговейным, чем требовалось по ритуалу» (Баронесса Софья Буксгевден «Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. Воспоминания фрейлины в трех книгах». М. 2012. С. 132).
Гвардейские полковые знамена вносят в Иорданский подъезд Зимнего Дворца. 6 января 1904 г.
https://humus.dreamwidth.org/9557937.html
Версия покушения на цареубийство продолжала интересовать специалистов и после февральского переворота.
Член организованной в 1917 г. Временным правительством Комиссии по разбору архивов бывшей заграничной агентуры Департамента полиции проф. В.К. Агафонов писал в своей книге: «26 января 1905 года Азеф доносит Ратаеву [В 1902-1905 гг. Л.Е. Ратаев возглавлял заграничную агентуру Департамента полиции. – С.Ф.] об организовавшемся в Петербурге кружке интеллигенции – адвокатов и литераторов, поставившем себе целью террор, – покушение на Царя и некоторых других высокопоставленных лиц. Осторожный провокатор просит только с этими сведениями “обращаться очень осторожно и не превращать их в циркуляр”. В этом же письме Азеф осведомляет своё начальство, что дело 6 января 1905 года не дело социалистов-революционеров» (В.К. Агафонов «Парижские тайны Царской охранки». М. 2004. С. 250).
Пожалуй, наиболее подробные воспоминания по интересующему нас предмету принадлежат княгине М.С. Барятинской, супруге флигель-адъютанта Государя:
«…Водосвятие. В Санкт-Петербурге это была яркая церемония, на которой присутствовали Император, Двор, по отделению от всех полков Императорской Гвардии, стоящих в городе и его окрестностях. По этому случаю на льду был воздвигнут павильон, соединенный трапом с причалом на Неве перед Зимним Дворцом. Крыша павильона была вся синяя, покрытая золотыми звёздами, а возле неё во льду была прорублена прорубь для освящения воды.
К десяти часам утра к Дворцу стали прибывать войска, возглавляемые своими духовыми оркестрами и под развевающимися знамёнами. Они выстроились в залах, через которые должна была пройти Императорская процессия. Возле различных входов во Дворец автомашины и кареты высаживали высокопоставленных государственных деятелей, генералов, адмиралов и офицеров, одетых в парадную форму. Мне запомнился эпизод, наблюдая который я не смогла удержаться от улыбки: случилось, что старейшие военачальники, снимая шляпы, ненароком сдергивали с голов и парики, которые надевались из-за сильного холода, а посему вид являли собой комичный!
Незадолго до одиннадцати часов Император, сопровождаемый Великими Князьями и офицерами Его военного окружения, покинул Свои апартаменты и провёл смотр подразделений, выстроенных вдоль стен залов для приемов, которые Ему салютовали, когда Он шествовал мимо.
Точно в одиннадцать распахнулись огромные створчатые двери Николаевского зала. Прозвучала короткая команда. Войска взяли “на караул”, а знамёна были приспущены. Император шёл в церковь к обедне. Следуя за высшими придворными, Он шёл медленно, поддерживая под руку Императрицу. За Ними парами шли Великие Князья и Княгини, а потом придворные.
После обедни Император и Великие Князья, возглавляемые духовенством, прошествовали к павильону для водосвятия. По сторонам павильона были выставлены полковые знамёна и штандарты. Потом на лед сошёл Митрополит и три раза погрузил крест в Неву через прорубь. В этот момент произвели салют из ста одного залпа пушки Петропавловской крепости на противоположном берегу реки, батареи конной и пешей артиллерии.
В тот год церемонию затуманило неприятное происшествие, к счастью не повлекшее очень серьёзных последствий. Едва прозвучал второй залп, как всю компанию у павильона охватил ужас при звуках падающей на крышу картечи. Что это такое? Император, спокойный как всегда, перекрестился. Люди, наблюдавшие это зрелище из окон Дворца, не знали, что произошло, хотя один из зарядов выбил окно и повредил висевшую в комнате люстру. Никто не знал истины.
И только после возвращения Императора во Дворец стало известно, что Он подвергался огромной опасности. После расследования было установлено, что революционеры воспользовались халатностью офицера и заменили в одном из орудий холостой заряд картечью. Император великодушно соизволил помиловать этого офицера. Единственной жертвой оказался городовой, который был тяжело ранен. По странному совпадению его звали Николай Романов – так же, как и Его Величество.
Ранение городового Николая Романова, стоявшего позади Императора. Фрагмент рисунка из английского иллюстрированного издания 1905 г.
В тот же день Император и Его Семья выехали в Царское Село. Были опасения, что существует заговор против Его Величества. Его приветствовали традиционными криками “Ура!”, но говорили, что из толпы раздавались угрозы» (М.С. Барятинская «Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918». М. 2006. С. 140-142).
Случай тот у Иордани на Неве вскоре затмило, как мы уже писали, «Кровавое воскресенье», произошедшее ровно три дня спустя. Но и далее одно за другим следовали подобные события, что, по нашему мнению, свидетельствовало о не случайности того обстрела на Неве.
Вот запись из дневника Государственного секретаря А.А. Половцова за 1 августа 1906 г.: «Город полон рассказом о том, что на вчерашнем маневрировании в Красном Селе двух полков около командовавшего маневром В.К. Николая Николаевича прожужжали три пули, якобы по небрежности попавшие в ружья стрелявшего холостыми зарядами, если не ошибаюсь, Измайловского полка» («Дневник А.А. Половцева» // «Красный Архив». Т. 4. М.-Пг. 1923. С. 121).
А 29 августа 1907 г., в день Усекновения честныя главы славнаго пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, в Финских шхерах Императорская яхта «Штандарт» с Царской Семьёй на борту наткнулась посреди фарватера на не указанную на картах банку и, получив две пробоины, чуть не утонула.
Построенный по последнему слову инженерно-корабельной техники, Императорский «Штандарт» считался самой большой океанской и самой совершеннейшей яхтой в мiре.
Императорская яхта «Штандарт».
«…Яхта Государя “Штандарт”, – писал товарищ министра внутренних дел ген. В.Ф. Джунковский, в силу занимаемого положения хорошо знавший обстоятельства происшествия, – огибая остров Гроншер, наскочила на подводный камень, не обозначенный на карте, и плотно села посредине. Удар был настолько силён, что котлы сдвинулись с мест. Государь с Государыней и Августейшими Детьми перешли на посыльное судно “Азия”, на котором и провели ночь. На другой день прибыла яхта “Александрия”, на которой Их Величества и продолжали плавание. Сначала предполагали, не было ли какого покушения, но затем скоро убедились, что это был просто несчастный случай. […] Только через 10 дней удалось снять “Штандарт” с камня и отвести в док для капитального ремонта» (В.Ф. Джунковский В.Ф. «Воспоминания». Т. I. М. 1997. С. 236).
Современные исследователи относят это происшествие к «одной из трагических дат в истории Царской Семьи». «Удар был столь сильным, что яхта получила пробоину, котлы сдвинулись с фундаментов. […] Опасность действительно была велика, поскольку существовала реальная угроза взрыва котлов яхты» («Медицина и Императорская власть в России. Здоровье Императорской Семьи и медицинское обезпечение первых лиц в России в XIX – начале ХХ века. По материалам деятельности Придворной медицинской части Министерства Императорского Двора Его Императорского Величества. 1 января 1843 г. – 15 июня 1918 г.» Под ред. Г.Г. Онищенко. М. 2008. С. 209).
Сохранились воспоминания об этом трагическом происшествии присутствовавшей в тот день на Царской яхте А.А. Вырубовой:
«Был чудный солнечный день; в 4 часа все собрались в верхней рубке к дневному чаю, как вдруг мы все почувствовали два сильных толчка; чайный сервиз задребезжал и посыпался со стола» (А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни». М. 2000. С. 43).
«Казалось, что судно подскочило в воздух и упало опять на воду. Потом оно остановилось и левый борт его стал крениться. Всё произошло мгновенно. […]
Государыня в ужасе вскрикнула, испуганные Дети дрожали и плакали; Государь же сохранял спокойствие. Он объяснил, что мы натолкнулись на риф. Послышались звуки набата, и вся команда из двухсот человек выбежала на палубу.
Матрос огромного роста Деревенько занялся Наследником. […] Деревенько схватил Мальчика и побежал с Ним на нос яхты. Он сообразил, что котлы находятся как раз под столовой и первой может быть повреждена эта часть судна» («Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой» // «Новый Журнал». № 130. Нью-Йорк. 1978. С. 130).
Наследник Цесаревич Алексей Николаевич среди членов экипажа «Штандарта».
«Царь побежал по палубе, – пишет в мемуарах ген. А.А. Мосолов, – крича, чтобы все искали Цесаревича. Прошло немало времени, прежде чем обнаружили Его местонахождение. Оказалось, что дядька Деревенько при первом же ударе о скалу взял Его на руки и пошёл на нос яхты, считая вполне правильно, что с этой части “Штандарта” ему будет легче спасать Наследника в случае полной гибели судна» (А.А. Мосолов «При Дворе последнего Императора». СПб. 1992. С. 236).
«Мы же все, – продолжает рассказ А.А. Вырубова, – стояли на палубе. Левый борт яхты опускался всё ниже; в конце концов передвигаться по палубе стало невозможно. К счастью, строение рифа затормозило крен: левый борт яхты уперся в скалу. Но бок судна был пробит, и вода хлынула внутрь. Если бы яхта оторвалась от скалы, вероятно, мы потонули бы. […]
По поводу аварии было проведено тщательное расследование. Ничего не знаю о его результатах. Знаю только, что адмирал Нилов, Чагин, капитан “Штандарта” и капитан Либек были отданы под суд. Император помиловал всех» («Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой» // «Новый Журнал». № 130. С. 130-131).
Дошёл до нас также и рассказ об этом случае в шхерах, записанный уже в эмиграции со слов другого очевидца, флигель-адъютанта Государя капитана I ранга Н.П. Саблина (1880–1937), в 1912-1915 гг. старший офицер «Штандарта», а с 1916 г. последний его командир (Р.Б. Гуль «“Я унес Россию”. Апология эмиграции». Т. II. М. 2001. С. 269-271).
Подробный рассказ об этом личной фрейлины Императрицы Александры Феодоровны княжны Елизаветы Николаевны Оболенской (1864–1939) передает в своих мемуарах баронесса С.К. Буксгевден:
«…К счастью, это произошло днем. Размер повреждений не сразу можно было определить. Яхта быстро наполнялась водой, стала крениться на подветренную сторону, а судно сопровождения, осадка которого была больше, не могло проследовать за Императорской яхтой именно в этот канал. Завыли сирены, забегали моряки, выполняя приказы офицеров. Были спущены лодки. Казалось, что “Штандарт” быстро погружается в воду.
Императрица всегда была изобретательна, полна энергии и никогда не теряла голову перед лицом опасности. Она устроила так, чтобы Детей и служанок-дам первых усадили в лодки.. Потом с помощью Своей подруги госпожи Вырубовой, Она бросилась в каюты, сорвала с кроватей простыни и сбрасывала в них все ценности, завязывая огромные узлы с самыми необходимыми и дорогими вещами. Всё это было сделано в четверть часа. Императрица была последней женщиной, покинувшей яхту.
Император, несмотря на шум и беготню вокруг, спокойно стоял на палубе, отдавая нужные приказы. Княгиня Оболенская, подойдя к Нему, заметила, что Он держал в руке Свои часы и склонился, наблюдая за ватерлинией. Она спросила Его, что Он делает. Он ответил, что намерен оставаться на борту до последнего и что Он считает, на сколько дюймов в минуту погружается яхта, чтобы знать, сколько времени она будет оставаться на плаву. Он подсчитал, что оставалось еще около двадцати минут!
Благодаря водонепроницаемым отсекам и мерам, предпринятым командой, яхта не затонула, а проходивший мимо финский корабль “Ellenkeinen” принял на борт всех пассажиров и команду и доставил их на крейсер “Азия”. К счастью никто не пострадал, не считая испытанных неудобств и чувства тревоги. Но если бы на море было сильное волнение, ситуация была бы очень серьезной, так как яхта, без сомнения, затонула бы, а шлюпки были переполнены» (Баронесса Софья Буксгевден «Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. Воспоминания фрейлины в трех книгах». М. 2012. С. 132-133).
Матросы с яхты «Штандарт».
«…Наступить должно время раздумья, – сказал на благодарственном молебствии протоиерей Иоанн Восторгов, – время испытания судеб Божиих и даваемых нам Свыше уроков. Какие это судьбы, какие уроки?
Не будем омрачать этих святых минут сомнениями и недоумениями: что произошло? Небрежность ли здесь, преступная и позорная, которой нет имени, или здесь – новый злодейский замысел? Как могло случиться, что Царя с Семьёй отправили по неисследованному морскому пути? Как оказался незнающим пути лоцман? Что это значит, что даже Царя, это драгоценнейшее и единственное сокровище России, не могут окружить в пути покоем и безопасностью? Всё это вопросы, которые просятся в сознание, но на которые теперь пока нет точных известий, мы не можем ответить. И не будем ими омрачать переживаемых радостных мгновений. […]
Опять и опять спасён наш Царь!.. Итак, жив Господь наш, и жива и действенна Его десница, жив Его недремлющий Промысл! […] Спасённый ещё раз от смертной опасности, Царь наш становится для нас безконечно дорогим, безконечно возлюбленным. Он – живое напоминание Промысла, бодрствующего о России; Он – живое воплощение милости Господней к нам; Он – носитель судеб России; Он – орудие Божьего о нас смотрения.
Окружим Его любовью и преданностью ещё большими, чем прежде! […] Окружим Царя, спасённого и Божьею милостью знаменанного, благоговейным почитанием! И будем самоотверженно до конца наших сил, до конца наших дней служить России и Монарху, исполнять Царские предначертания, вместе с Царем работать над созиданием и укреплением блага русского народа!
Отрадно и радостно такое служение под святым знамением силы высшей, – силы Божественной Милости и Божественного Всемогущества» (Прот. И.И. Восторгов «Полное собрание сочинений» Т. III. М. 1915. С. 289-290).
Русское общество оказалось, однако, глухим к призывам пламенного проповедника и искреннего Царелюбца протоиерея Иоанна. Но не пришло тогда ещё время и для Государя. Не отлита была ещё для Него пуля…
Именно в такое время Царю дано было встретиться с сибирским крестьянином, «опытным странником» Г.Е. Распутиным.
Григорий Ефимович живо отреагировал на милость Божию к Царской Семье. Вот что он писал Государю:
(6.12.1906): «…Поставим мы Николу – своим[и] чудесам[и] в охрану Тебе в настоящее время – вся надежда, что хранит и сохранит, и вместе с тем враг не подвижется на нас. Вот Тебе спасение, а нам Слава».
(6.5.1908): «…Господь нередко хранил Чудом нашего Батюшку Царя. Он хранит как ласково мать дитя. И умудряет Господь и укрепит в славе Своей яко крепок Господь, а мы люди Его».
Узнав о чудесном спасении Их Величеств на «Штандарте», Г.Е. Распутин заказал икону, на которой был изображен Господь, благословляющий Царя, Царицу и Цесаревича. «Сам Господь спасает и милует Их» – было написано на иконе.
Образ, подаренный Г.Е. Распутиным Царской Семье в память о чудесном Ее спасении 29 августа 1907 г. в Финских шхерах. Государственный музей истории религии (Казанский собор) в С.-Петербурге.
Посылку образа сопровождало письмо (5.3.1908): «…Утешайтесь этим образом, ликом Его, милости Божества, и много Вам придётся по поводу образа от Своих близких знакомых. Что такое? Как было не так? […] Вот Он дал такие мысли, по Его указанию и написано: что Он от смерти Сам спас и помиловал. Ведь когда была тревога на море, ни один знакомый Вам не подал руки ко спасению, а Сам Господь спас. Над главами Вашими была Его рука – Он хранил и миловал. Вот и благодарите и многа таких – тысячи, что грешные на образах со святыми, даже первый факт: у Воскресения Христа лежали, которые Его распяли. […] А это напоминание Вам, что Он всегда Вас так хранит, милует и спасает. И после Оле [Царевичу Алексею] на память».
Тему эту Григорий Ефимович продолжил в записи, сделанной им в день Ангела Государя на следующий год: «…На Нём были неоднократно чудеса, на Батюшке нашем Помазаннике Царе: первое – крушение на машине, через него Господь спас всё Семейство. Не чудо ли это Божие? Второе – пули свистели и не коснулись Светлости Его, и мечом усекли, и при большой ране Господь сохранил, и на морях Господь подавал руку помощи, охранял, благословлял и миловал Их. Нигде не охранила охрана, а только охранили Его сами Ангелы, которые посланы от Бога пасти Его. Экие мы невежды, что Господь нам дал такого Помазанника – все явления и чудо за чудом на Нём. Будем помнить Его чудеса и явления на Нём, и проснёмся как от сна».
Александр Иванович Чагин: гардемарин (1890) и офицер флота.
Особо следует сказать о командире Императорской яхты. Им был, начиная с ноября 1905 г., Иван Иванович Чагин (1860–1912), с 16 августа 1903 г. флигель-адъютант Свиты ЕИВ, в Цусимском сражении командовавший крейсером «Алмаз» – единственным крупным кораблем эскадры, добравшимся до Владивостока.
2 апреля 1906 г. И.И. Чагина произвели в капитана I ранга, а через год, 29 августа 1907 г. «Штандарт» чуть не утонул в Финских шхерах.
Тем не менее, 29 марта 1909 г. «за отличие по службе» И.И. Чагина произвели в контр-адмиралы, причислив к Свите Его Императорского Величества.
Начиная с 1909 г. Императорская яхта ежегодно ходила в Севастополь, однако плавала и в Балтийском море. Осенью 1912 г. в Финских шхерах «Штандарт» вновь налетел на камни. Контр-адмирал был оправдан, но 11 октября он неожиданно застрелился.
О причинах говорили по-разному.
А.А. Вырубова: «Адмирал Чагин застрелился из-за какой-то гимназистки».
Офицер «Штандарта» Н.В. Саблин: «Весь вечер адмирал был дома. У него обедали гости, и после их ухода всю ночь адмирал не ложился и что-то писал. Вестовые тоже не ложились и всё ждали звонка, чтобы помочь раздеться. Как вдруг в семь часов утра раздался оглушительный выстрел. Произведенное властями следствие выяснило, что причины самоубийства оказались сугубо личного характера».
Начальник Дворцовой канцелярии генерал А.А. Мосолов: «Конец Чагина был трагическим – он покончил с собой. По одной версии, причиной самоубийства было то, что его любовница принадлежала к группе террористов-эсеров. Не могу этого утверждать – Чагин умер холостяком».
Говорили, наконец, что в трюме яхты была обнаружена подпольная типография…
Флигель-адъютант ЕИВ А.И. Чагин.
Столичная пресса сообщала: «С быстротою молнии сегодня утром облетела город весть о трагической кончине командира Императорской яхты “Штандарт”, Свиты к.-адм. И.И. Чагина. Покойный жил в д. 5 по Итальянской ул. В 7 час. утра прислуга адмирала услышала звук выстрела из спальни. Генерал сидел в глубоком кресле у кровати в ночном белье, на столике стоял недопитый стакан чаю, в левой руке покойный держал старую берданку, правая рука свесилась, от головы покойного осталась лишь нижняя часть с бородой, все помещение спальни, стены, кровать были забрызганы кровью. О случае тотчас было сообщено в местный участок. С прибытием на место пристава полк. Пчелина в квартиру был вызван фельдшер и разлетевшиеся части головы с трудом собраны. Труп покойного положен в гроб, а спальня и кабинет опечатаны до прибытия судебных властей. С прибытием на место товарища прокурора на столике в кабинете была найдена записка, в которой покойный просит никого в смерти не винить, в другой записке просит позаботится об одной знакомой. В 8 часов вечера у гроба покойного была совершена панихида, которую совершал настоятель Никольского Богоявленского собора и митрофорный прот. о. Кодратов. На панихиде присутствовали ген.-адют. адмирал Авелан, член адмиралтейств-совета вицe-адм. Зацаренный, свиты к.-адм. кн. Вяземский, г.-л. Зеленый, главный медицинский инспектор флота т.с. Зуев, начальник главного морского штаба в.-адм. Князев, помощник его г.-м. Зилоти, и командиры Петербургского порта к.-адм. Хомутов, сводно-гвардейского экипажа свиты к.-адм. гр. Толстой, гр. Гейден, адъютант морского министра лейт. Бертенсон, командиры Императорских яхт, офицеры гвардейского экипажа. У гроба на часах стоят парные часовые гвардейского экипажа» («Самоубийство к.-адм. Чагина» // «Новое Время». СПб. 1912. 12/25 октября).
Свиты Его Величества контр-адмирала И.И. Чагина похоронили на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры. Могила его цела и до сего дня. |
