"И заключу с ними завет мира и удалю с земли лютых зверей, так что безопасно будут жить в степи и спать в лесах. Дарую им и окрестностям холма Моего благословение".
Иез. 34, 25-26

Епископ Андрей, в миру Александр Алексеевич Ухтомский (из княжеского рода Ухтомских) родился 26 декабря 1872 года. Вместе со своим братом Алексеем, который позднее стал известным ученым, он получил высшее образование в Московской Духовной академии, возглавляемой сначала архиепископом Антонием (Храповицким), будущим митрополитом и Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви, и позднее – архиепископом Арсением (Стадницким), позднее митрополитом Новгородским. Оба этих иерарха на Соборе 1917-18 годов были кандидатами на Патриарший престол. После окончания академии Александр, которому было тогда двадцать три года, принял монашеский постриг и рукоположен в сан иеромонаха.

Впоследствии, в проповеди перед своим рукоположением во епископа, владыка Андрей вспоминал, каким страхом он был объят, когда молодым монахом принял на себя такую ответственность: "Я испытывал ужасные муки с тех пор, как впервые услышал слова, произнесенные при рукоположении: "Прими этот Завет (Тело Христово) и блюди его целым и незапятнанным до последнего вздоха. В этом ты должен дать ответ в великий и страшный день Второго Пришествия Господа Бога и Спасителя Иисуса Христа". Я думал так: "Как я могу хранить этот великий Завет, который был доверен мне, Тело Христово, если я не могу даже хранить себя?" Я чувствовал тогда, что Святые Таины Евхаристии были, поистине, пламенем, попаляющим недостойных. Целых два года я не находил мира, совершая Святые Таины, и трепетал от страха пред моим недостоинством, готовясь оставить это великое и благоговейное призвание. Но встреча с великим батюшкой Иоанном Кронштадтским спасла мою душу от последующей скорби, муки и продолжения почти болезненной борьбы в моей душе. Когда я спросил его совета, отец Иоанн сказал: "Да, мы все виновны перед Святыми Таинами, но мы должны быть верны нашему священному долгу ради послушания Святой Церкви. Оплакивая наши собственные грехи, мы должны, тем не менее, исполнять волю Христовой Церкви и следовать распоряжениям Церкви, которые мы узнаем через наших архипастырей". Эти слова отца Иоанна были поистине целительным бальзамом для моей израненной и грешной души, которая терзалась в различных сомнениях; они установили мое мировоззрение и указали мне путь в жизни; я начал понимать его только как самое точное исполнение послушания Церкви, как самый совершенный способ служения Святой Церкви, народу Божию и людям Божиим, которые были искуплены драгоценной Кровью Христовой" (приложение к "Церковным ведомостям" за 1907 год, № 49).

В 1899 году он был возведен в сан архимандрита и назначен инспектором Казанской миссионерской школы.

Он начал свою работу православного просвещения в родной Казани молодым иеромонахом, в миссионерской семинарии. Его все глубоко уважали и любили. Было известно, что ночи он проводил в молитве, позволяя себе лишь краткий отдых на жесткой кровати без одеяла и подушки. Он постоянно постился, не ел даже рыбу. Когда его состоятельные почитатели дарили ему корзины свежих фруктов, он сразу же отдавал их семинаристам и детям. Люди изумлялись, видя, что он употребляет только две-три просфоры и несколько стаканов чая в день, и при этом никогда не жаловался на слабость или упадок энергии. Напротив, его работоспособность и активность были поразительны.

Приняв сан архимандрита, он стал настоятелем старинного Свято-Преображенского монастыря в Казани, умело управлял им, произносил пламенные проповеди, основал обитель для девочек-татарок, был замечательным духовным наставником, печатал журнал и брошюры и организовывал миссионерские конференции.

Однажды, в революционном 1905 году, рабочие порохового завода в десяти километрах от Казани подняли бунт в результате коммунистической пропаганды и убили одного из восьми управляющих. Была взорвана бочка со взрывчаткой, из-за чего во всех окрестных домах вылетели стекла из окон. Архимандрит Андрей немедленно вскочил на лошадь и, бесстрашно рискуя своей жизнью, поскакал к заводу. Там он встал на возвышение и молча ждал, пока толпа затихнет. Над ним смеялись, оскорбляли, швыряли в него комья грязи и гнилые яблоки, но он стоял спокойно, глядя на толпу и молча молясь. Толпа, видя его миролюбие и бесстрашие, постепенно успокоилась, и тогда Архимандрит начал говорить. Речь его была короткой, но настолько убедительной, что вся толпа покаялась, осознав, какой грех они совершили, убив невинного человека. Они освободили остальных управляющих и возобновили работу после того, как с почтением проводили отца Андрея к его монастырю.

В скором времени, 4 октября 1907 года, он был посвящен во епископа Мамадышского, викария Казанской епархии, с сохранением прежних обязанностей.

В 1911 году его перевели в Сухум, но вскоре (в 1913 году) он вернулся епископом в Уфу, к востоку от Казани, где жило много мусульман. Он хорошо делал свое миссионерское дело, много разъезжал, и по всей России его знали и любили. Предчувствуя приближение революции, он призывал всех православных верующих объединиться вместе за Царя, Помазанника Божия, но в то же время не скрывал своего отрицательного отношения к богатым эксплуататорам бедных и показал себя верным учеником митрополита Антония, критикуя синодальную систему церковного управления и призывая к восстановлению Патриаршества.

Когда произошла февральская революция, епископ Андрей был одним из немногих иерархов, открыто отказавшихся поминать за богослужениями "Временное правительство", узурпировавшее власть в России. Большевицкий переворот воспринял отрицательно, и, видя его истинную сатанинскую сущность, начал призывать народ к формированию православного правления. Вскоре он был арестован, и, хотя несколько раз его освобождали, фактически он никогда больше не был свободен, его просто переводили из тюрьмы в тюрьму, из одной ссылки в другую.

Но люди не забывали его, и многим удавалось повидать его в тюрьме или передать посылки с едой. И каждый раз, когда он освобождался и возвращался к своей пастве, это для людей было целым событием. НКВД пытался использовать его популярность как наживку, чтобы выловить активных приверженцев Церкви, но епископ Андрей был всегда так осторожен и предусмотрителен, что эти попытки неизменно проваливались.

Надо отметить борьбу епископа Андрея против ложного направления – обновленчества "Живой Церкви". Некоторым его соратникам и духовным детям она принесла венец подлинно мученический; история одной из них, юной студентки Валентины, стала известна в свободном мире.+ Но самым значительным его служением Церкви была его мужественная борьба за истину против сергианства открытым объявлением того предательством Церкви и ловушкой для верующих, и в этой борьбе его голос благодаря его известности был громко слышан. Когда в 1927 году вышла декларация митрополита Сергия, объявляющая о "союзе" с советским правительством и обещающая различные свободы, владыка Андрей был в далекой ссылке в Кзыл-Орде в Казахстане, но даже оттуда донесся его тревожный призыв к верующим. Он призвал людей не верить митрополиту Сергию и отделиться от него, предсказывая, что все "обещания" будут нарушены и наступит еще худшее рабство. Сначала, как свидетельствует бывший житель Уфы, действительность, казалось, противоречила словам многоуважаемого иерарха, и число его последователей уменьшалось. Но вскоре его влияние и авторитет встали во главе церковной жизни в Уфимской области. В начале 1930 года за несколько месяцев закрылось в два раза больше церквей, чем за все время до "легализации" митрополита Сергия; налоги на Церковь выросли в пять раз, все верующие, которых освободили из тюрем за принятие декларации, были снова арестованы. Короче говоря, сергиане не обрели ничего, потеряв свободу совести. К этой несчастной группе сергиан принадлежал преемник епископа Андрея в Уфимской епархии епископ Иоанн, которого владыка Андрей посвятил с этот сан с большим риском для себя.


+ См.: "Студентка Валентина" в книге протопресвитера Михаила Польского "Новые мученики Российские". Т. 2, стр. 253-254.


Верные поняли теперь, насколько прав был епископ Андрей, и он возглавил тайную Церковь в Уфе, уведя ее глубоко в "пустынь". Они начали такую жизнь, какую можно сравнить только с жизнью первых христиан исторической катакомбной Церкви. Люди собирались на молитву до рассвета в пещерах, в лесах, в уединенных крестьянских домиках. Между периодами заключений и ссылок епископ Андрей укреплял Церковь, посвящая епископов и священников и вдохновляя верных идти на святое мученичество, равное тому, что перенесли великие мученики древней Церкви. В частности, катакомбной Церковью была принята как прославленная святая новомученица Лидия.+ Еще до смерти патриарха Тихона епископ Андрей присоединил несколько групп единоверцев к Православной Церкви, и теперь они тоже вошли в катакомбную Церковь, которая, духовно свободная, продолжила расти, к большому волнению ее врагов. "Многие не верят, что существуют катакомбы, – заключает свидетель из Уфы. – Пусть не верят. Существование духовного мира тоже отрицается глупцами, но из-за этого он не перестает существовать. Кажется, гонения на последних христиан превосходят гонения на первых".


+ См.: "Лидия и воины Кирилл и Алексей" в книге протопресвитера Михаила Польского "Новые мученики Российские". Т. 2, стр. 249-253.


У нас есть следующий рассказ сокамерника епископа Андрея о последнем периоде его жизни: "В мае 1932 года я был переведен из внутренней тюрьмы ГПУ в госпиталь изолятора, отделения цинговых больных Бутырской тюрьмы. Через два дня архиепископ Андрей Уфимский, который был доставлен в Москву из Казахстана по окончании срока ссылки, был переведен в это же отделение. До этого, с февраля 1932 года до мая он содержался во внутренней тюрьме ГПУ в одиночке, а затем 4 дня, поскольку не было другого места – во втором отделении для душевнобольных, затем несколько дней – в пятом отделении (венерическом) и, наконец, его перевели в четвертое (цинговое) отделение, так как он действительно болел цингой. В 1920 году я был с владыкой Андреем в Омской тюрьме. Теперь его трудно было узнать. Почти не осталось волос на его голове и лице, в результате цинги почти все волосы у него выпали. Он стал совершенно дряхлым, худым, но, как и прежде, оставался смиренным, добрым, ободряющим и отзывчивым. Он обвинялся в организации нелегальных православных общин (то есть катакомбной Церкви), которые были против советского закона, и также – в агитации и пропаганде против большевизма. В тюремной камере владыка Андрей своими рассказами обычно приковывал к себе всеобщее внимание. И нужно отметить, что он имел такое влияние на всех заключенных, даже на уголовников и безбожных коммунистов, что никто в его присутствии не решался богохульствовать и кощунствовать. Владыка реагировал на любые проявления несправедливости в тюрьме (за что не раз его лишали передач, присланных друзьями). Главного архиерея Советской России, главу Московской Патриархии архиепископ Андрей считал предателем Христа. К тюрьме, наказанию и другим злоключениям он относился спокойно, стойко и больше страдал за тех, кто был рядом с ним, чем за самого себя. На своих соузников он имел ободряющее влияние. Большие посылки присылали ему местные жители, как только узнавали о его прибытии в тюрьму. Посылки не всегда ему передавало тюремное начальство, но и те, которые он получал, он разделял с теми, кто не получал ничего. 4 сентября 1937 года он был расстрелян в Ярославском политическом изоляторе".

Так закончился земной путь владыки Андрея, умолк его голос. Его тело – в братской могиле, где лежат сотни других жертв мрачного времени советского атеизма. Но память о нем остается живой и украшена духовной красотой истинного христианского мученичества.

Образ князя, ставшего монахом, чтобы проповедать духовную свободу во Христе даже в катакомбах, подлинно вдохновляющий, жив и сегодня. На обороте портрета, который он подарил в 1912 году одному человеку, страдающему в скорби, он собственноручно написал короткие слова ободрения, которые сегодня для нас звучат как бы из лучшего мира, в котором он теперь пребывает: "Я плачу, люблю и молюсь".


Источники. (All in Russian): Theological Encyclopedia, Vol. VII, 1906, article "Kazan"; Orthodox Russia, 1948, No 3; 1949, Nos. 8-9; 1952, Nos. 5 and 9; No 5. Orthodox Life: 1966, No 6. M. Polsky, The New Martyrs of Russia, Vol. 2, pp. 250. Unpublished letters and manuscripts of Rev. N. Deputatoff, Abbess Juliana, Nun Tabitha, Prof. S.V. Grotov, Rev. M. Polsky. M. Popovsky, "Protopop Avvakum of the 20th Century", Russian Life, August 19, 1981. Nadezhda, No. 3, 1979. – (Все на русском): Богословская энциклопедия, т. VII, 1906 г., статья "Казань"; "Православная Русь", 1948 г., № 3, 1949 г., №№ 8-9, 1952 г. №№ 5 и 9, 1981 г., № 5; "Православная жизнь", 1966 г., № 6; М. Польский "Новые мученики Российские", т. 2, стр. 250; неопубликованные письма и рукописи прот. Николая Депутатова, игумении Иулиании, монахини Тавифы, проф. С.В. Гротова, протопр. Михаила Польского, М. Поповского, "протопопа Аввакума 20-ого столетия"; "Русская жизнь", 1981 г., 19 авг.; "Надежда", № 3, 1979 г.