25 августа 1859 года.

Гора Гуниб — 7.700 футов над уровнем мо­ря. С востока он омывается рекой Кара-Койсу. Скаты его чрезвычайно круты, более 45 градусов, и вогнуты в середину, так что ос­нование этой горы значительно сужено срав­нительно с вершиной. Скаты вверху окан­чиваются отвесным каменным поясом в не­сколько десятков сажен вышины. Пояс этот окружает всю верхнюю площадь горы.

Вершина Гуниба, в противоположность дру­гим горам, представляет широкое плато, по­катое к реке и перерезанное оврагом, по ле­вую сторону которого стоит небольшой аул Гуниб, кроме которого на горе имеется не­сколько хуторов, березовая роща, пастбище и пахотные поля в миниатюрном виде.

Гора имеет суровый, мрачный, недоступ­ный, но величественный вид. Кроме того, Ша­миль употребил все средства, чтобы сделать ее совершенно неприступной. Взорваны поро­хом скалы, по которым можно было бы взби­раться, толстыми стенами и башнями с 2-3 ярусными постройками заграждены все тро­пинки от Кара-Койсу, Ругуджи и Хинды. За­готовлены везде огромные кучи камней для скатывания на атакующих.

При Шамиле находилось только 3-4 чело­века, заметных по своему положению, оста­льные были сброд, небольшое число его до­машних людей, мюриды, абреки, несколько фанатиков шариата и около сотни беглых солдат, обремененных преступлениями и не сумевших воспользоваться объявленным про­щением. Таким образом, созданное мюридиз­мом государство, 30 лет боровшееся против России, началось горстью фанатиков и кон­чилось шайкой разбойников.

10 августа 1859 г. генерал барон Врангель, начальник 21-й пехотной дивизии и коман­дующий войсками Прикаспийского края, тес­но обложил Гуниб, охватывая основание го­ры на протяжении 50 верст.

Войска были расположены следующим об­разом:

1. На северо — и северо-восточном фасах Гуниба:

1-й батальон 83-го пех. Самурского полка, батальон Грузинского гренадерского полка и две сотни Акушинской конной милиции под начальством ген.-майора князя Тархан-Моуравова.

2. На восточном фасе по Кара-Койсу:

3-й батальон Самурского полка (майор Наземко), два батальона Ширванского полка и 5 сотен Дагестанского конно-иррегулярного полка под командой командира Ширван­ского полка полковника Кононовича.

3. На западном и северо-западном фасах:

Два батальона Дагестанского пехотного пол­ка, 18-й стрелковый батальон, под коман­дованием полковника Радецкого.

4. На южном фасе:

4-й батальон Самурского полка (полковник Гаганидзе), 17-я рота 21-го стрелкового ба­тальона и два батальона Апшеронского пол­ка, под начальством полковника Тер-Гукасова (командир Апшеронского полка).

5. Напротив Гуниба на Кегерских высотах, близ разрушенного аула Кегеры были со­средоточены два батальона лейб-гренад. Эриванского полка, три батальона Ширванско­го полка, рота сапер, два дивизиона Северского драгунского полка, 14 горных ору­дий и 6 сотен туземной милиции. Потом к ним присоединены были: батальон Шир­ванского полка, дивизион Северских дра­гун и 4 легких орудия.

Командование блокирующими войсками и инженерные работы были поручены ген.майору Кесслеру, под главным начальст­вом ген. Врангеля.

10 августа Главнокомандующий Кавказс­кими войсками фельдмаршал князь Барятин­ский выехал под прикрытием дивизиона дра­гун из Чеченского отряда через Кара-тау, Тлох, Игали, Ахульго, Гимры, Унцукуль, Цатаных, Хунзах, Тилитль, Ругуджу и Чох и 18 августа прибыл на Кегерские высоты.

Шамиль с первого дня блокады и до 15 августа посылал ежедневно в наши линии по несколько ядер. Он видел в наших руках неприступные крепости: Ираб, Чох, Уллу-Калу. Он видел в конвое Главнокомандую­щего своих лучших и вернейших помощни­ков и начал убеждаться, что пора его влас­ти прошла. 15 августа Шамиль прислал к ба­рону Врангелю парламентеров с предложе­нием перемирия. Предложение было принято. Несмотря на великодушные условия и пол­ную безопасность его людям, после 4-днев­ных переговоров в лагере князя Барятинско­го на Кегерах, они ни к чему не привели. Шамиль не доверял обещаниям, и Барятин­ский приказал прекратить переговоры и при­ступить к овладению Гунибом.

23 августа командующий передовыми вой­сками ген. Кесслер произвел осмотр досту­пов на вершину Гуниб-Даг. Вот его результа­ты:

Восточный скат, хотя и слабейший и доступ­ный по природным условиям, представлял большие препятствия, т. к. был чрезвычайно крепко укреплен и бдительно охранялся Ша­милем. Остальные фасы представляли одни скалистые обрывы, особенно южный фас, на котором, в сущности, никакого подъема не было, а возвышались одна над другой, как бы террасами, три скалы, пересеченные на половине подъема поперечной трещиной.

Распоряжения относительно штурма были следующие:

Как бы ни трудны были доступы с по­следних трех фасов, именно отсюда должно идти наступление штурмующих колон, а для отвлечения внимания осажденных и прикования его к восточному фасу, было приказано полковнику Кононовичу постепенно двигать­ся вперед к укреплениям этого фаса. С этой стороны и были открыты осадные работы. Бло­кирующие войска были усилены четырьмя батальонами Ширванского полка с Кегерских высот. Два батальона из них вошли к пол­ковнику Кононовичу, а два к Тархан-Моуравову.

24 августа ген. Кесслер еще раз объехал войска и отдал последнее приказание: «Но­чью занять скалистые обрывы горы на всех ее фасах и сдавить противника в кольцо».

В этот день колонна князя Тархан-Моуравова заняла сады, лежащие на северной стороне Гуниба, и стала у самой подошвы го­ры. Колонна полковника Кононовича подня­лась из русла Кара-Койсу и заложила стрел­ков на правом уступе берега.

В ночь с 24 на 25 августа было предло­жено устроить на полугоре ложементы для этих двух колонн, но войска, раз ринувшись в бой, пошли дальше и дальше. Полковник Кононович, подымаясь выше, встретил самое сильное сопротивление и остановился.

В то же время полковник Тер-Гукасов, стоявший против юго-восточного угла Гуниба, высмот­рел большую промоину в скалистом поясе, венчавшем гору, устремился к ней на рас­свете и с помощью веревок и лестниц взо­шел на верхнюю площадь. Князь Тарханов сделал ночью фальшивую атаку, заставив мюридов сбросить вниз все заготовленные ими груды камней. Два часа гудела гора под пры­гающими камнями. Когда кончился этот дождь, Тарханов двинул батальоны вверх к проры­ву, разметал завалы и стал на горе.

Видя неизбежную гибель, горцы бросились в рукопашную, но были все истреблены. Ша­миль и остальные скрылись в аул, около ко­торого сошлись все три колонны.

Полковник Радецкий взобрался в это вре­мя на Гуниб с западной стороны.

Генерал Кесслер, имея в виду приказ Глав­нокомандующего взять Шамиля живым, ос­тановил натиск войск, готовых ворваться в аул, и расположил их так, чтобы преградить Шамилю все пути отступления.

С Кегерских высот Гуниб был виден как на ладони. Барон Врангель рано утром спус­тился вниз к войскам. Туман скрывал вер­шину Гуниба, донесений еще не было и никто не знал о случившемся. Около 9 ч. утра про­яснилось, и с Кегерских высот было видно движение наших войск, а в подзорную тру­бу и присутствие их на вершине. Громкое «ура» прокатилось по лагерю. Было получено донесение ген. Кесслера. В полдень князь Ба­рятинский прибыл на Гуниб и потребовал от Шамиля немедленной сдачи. Вокруг неболь­шого аула, занятого горстью мюридов, тесно стояло 14 батальонов.

После 2 часов колебания старый Имам Ша­миль вышел из аула и сдался на милость по­бедителя.

На другой день 26 августа после церков­ного парада Главнокомандующим чрез Сим­феропольскую станцию была послана Госу­дарю Императору телеграмма:

«Гуниб взят, Шамиль в плену и отправлен в Петербург».

Приказ по армии сентября 22 за № 280.

«С радостью спешу опять передать вам, храб­рые войска Кавказской армии, Августейшие слова, начертанные в собственноручном ко мне рескрипте Государя Императора по поводу последних успехов, одержанных оружием Его Величества в Дагестане:

«Скажи вновь от меня кавказским молод­цам искреннее спасибо и что они мне опять доказали, что для них невозможного нет». Приказ того же числа за № 281: «Воины Кавказа! В день моего приезда в край я призвал вас к стяжанию великой сла­вы Государю нашему, и вы исполнили на­дежду мою. В три года вы покорили Кавказ от моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги. Да раздастся и пройдет громкое мое спасибо по побежденным горам Кавказа и да проникнет оно со всей силою душевного мо­его выражения до сердец ваших». Приказ по армии августа 26 за № 288 «Шамиль взят. Поздравляю Кавказскую ар­мию».

Приказ по армии сентября 20 за № 353.

«Вследствие всеподданейшего моего донесе­ния Государю Императору о штурме Гуниба и взятии в плен Шамиля. Его Императорс­кое Величество в собственноручном рескрип­те ко мне от 11 сентября изволил начертать: «Слава Тебе Господи! Честь и слава тебе и всем нашим кавказским молодцам!» Спешу передать эти слова и вместе с тем поздра­вить сим войска Кавказской армии».

При взятии Гуниба у нас выбыло из строя убитыми, ранеными и контуженными 180 чел. Взято 4 орудия, одно кремневое ружье и се­кира Шамиля. Шамиль отправлен с семейст­вом в лагерь Главной Квартиры, потом в ук­репление Темир Хан Шуру, откуда должен был быть отправлен в Петербург.

Так завершилась судьба этого рокового че­ловека, этого дикаря, несомненно принадле­жавшего к числу замечательнейших людей своими редкими дарованиями воина и адми­нистратора. Он почти 30 лет обращал на себя внимание не только России, но и всей Ев­ропы. И мог ли быть рядовым смертным тот, кто сумел своей неограниченной властью дер­жать в руках вольные в продолжение веков общества горцев? Необузданные племена, не знавшие до Шамиля никаких побуждений, кроме собственного влечения, в какие-нибудь 20 лет были им доведены до самой крайней степени послушания и подчинения! Шамиль был грозный правитель!

В этой кампании Кавказская армия пожа­ла новые лавры и получила новое право на признательность России.

Шамиль помнил, что снега и скалы Да­гестана не остановили наши войска, помнил и кровавые бои в Чечне и еще в 1846 г. в своей проповеди в горах, до вторжения сво­его в Кабарду говорил своим смелым языком:

«Я готов всех вас отдать за один из этих русских полков, которых так много у Вели­кого Императора. С русскими войсками весь мир был бы у моих ног, и все человечество преклонилось бы перед единым Богом, еди­ный Пророк которого Магомет, и я им избран­ный Имам ваш!»

Шамиль очень ценил благородный жест князя Барятинского, оставившего Шамилю и его мюридам оружие (кинжалы) и был до слез очарован приемом Государя Императора в Чугуеве. В березовой роще на Верхнем Гунибе, там, где происходила сдача Шамиля, была по­ставлена белая из камня беседка с чугунным двуглавым орлом наверху, а внутри на сте­не вделана мраморная доска, на которой зо­лотыми буквами были написаны слова: «На сем камне сидел князь Барятинский, прини­мая пленного Шамиля, 1859 года, августа 25, 4 часа пополудни».

Шамиль был поселен на постоянное жи­тельство в г. Калуге, но потом с разрешения Государя переехал в Киев из-за климатич. ус­ловий, а в 1871 году ему было разрешено по­ехать на богомолье в Мекку, где он в том же году и скончался.

Б. М. Кузнецов

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ