Память 1/14 октября (+ 1937 г.) – отец Исмаил
Память 28 августа/10 сентября (+ 1988 г.) – отец Михаил
"И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется".
Мк. 13, 13
Исмаил и его младший брат Михаил Рождественский были сыновьями священника Новгородской губернии и годы юности провели там. В 1919 году Исмаил окончил Московскую Петербургскую Духовную академию, женился и, став священником Преображенского собора в Тихвине, стал вести очень серьезную и ответственную священническую жизнь. После декларации митрополита Сергия в 1927 году он стал твердым иосифлянином, непреклонно противостоящим "легализации" Церкви и уверенным шагом идущим по пути святых апостолов и исповедников, за что его, конечно, преследовали. Добрый пастырь жизнь свою полагает за овец своих. Однажды мы слышали, как он сказал: "Иду на Голгофу. Кто пойдет за мной!?" И он отправился в ссылку на Урал, а затем на поселение в село Быстрица Вятской области. В душах тех, кто любит и почитает его, он жив и поныне, и, конечно, в трудные моменты нами ищется помощь у него...
Своими честными и чистыми взглядами отец Исмаил привлекал большое количество верующих. Мы жили недалеко от того места, где была его церковь, и среди нас ходили слухи об этом высокочтимом, выдающемся пастыре. Мы впервые посетили его церковь в 1926 году и после этого твердо решили ходить туда каждое воскресенье и по праздникам. Мы внимательно слушали его проповеди, видели, как проникновенно, внимательно, ответственно он проводит службы, и нам все больше и больше нравилось бывать там.
Множество людей приходило на литургию и всенощную. Временами не все помещались в церкви, и часть людей стояла в саду и ждала, зная, что Батюшка обязательно выйдет и благословит их. Было также довольно много бесноватых женщин из ближних и дальних мест. Они очень любили отца Исмаила, несмотря на то, что иногда его присутствие сильно действовало на них. Они кричали, угрожали, плевались и часто падали на пол с пеной во рту. Но отцу Исмаилу достаточно было прочесть молитвы и прижать к их губам святой крест, чтобы все это прекратить, и через минуту они приходили в себя, сами вставали на ноги, осматриваясь вокруг. Мне не раз приходилось это видеть. Страдающие женщины иногда дрожали даже при виде его преданных, послушных духовных чад.
Мы никогда не забудем замечательное явление, которое наблюдали во время молебна, который отец Исмаил служил перед иконой Божией Матери "Утоли моя печали". Когда он читал евангелие, у нас на глазах вокруг его головы, как сияние, появилось маленькое розовое облако. Это было незадолго до его ареста и мученической смерти в 1937 году. Не менее впечатляющим не только для нас, но и для многих других в церкви был случай прозорливости этого замечательного священника. Человек, который жил в двадцати километрах оттуда, никогда не приходил в нашу церковь, хотя слышал об этом исключительном священнике, привлекающем к себе людей. В воскресный день он решил проверить слухи и пришел в конце литургии, встал в толпе верующих и услышал, как отец Исмаил говорит: "Ну, спасибо тебе, раб Божий Петр, что молишься за меня", и увидел, что тот посмотрел в его сторону. Того человека действительно звали Петром, и это так его поразило, что с того дня он стал постоянным прихожанином этой церкви и близким отцу Исмаилу человеком.
Все же наш бедный отец Исмаил тоже знал горести, даже от своих близких. После того как он начал проводить тайные службы в катакомбной Церкви, однажды в одиннадцать часов вечера он постучал в нашу дверь, прося пристанища на ночь. В то время у него уже не было своей квартиры рядом с церковью, потому что все отобрали. Он ходил от дома к дому и останавливался там, где люди не боялись принять его. На этот раз, дойдя от своей духовной дочери до нашего дома по темной, неосвещенной дороге, он рассказал нам, что она неожиданно отказалась его пустить. Проведя ночь у нас, он отправился снова в путь, и ни в малейшей степени не изменил своего отношения к той своей духовной дочери, зная, что она вынуждена была отказать ему в ночлеге, потому что его искали, собирались арестовать, а у нее была семья, за которую она боялась.
Однажды к отцу Исмаилу на исповедь пришла малознакомая женщина. Вернувшись домой, она, чтобы угодить дочери, которая была замужем за атеистом, заявила, что священник ударил ее, когда благословлял. Отец Исмаил имел привычку как бы впечатывать знак креста в лоб и плечи. Последовал суд, ему присудили исправительные работы. Когда он вернулся домой, его снова арестовали и осудили, больше о нем никто из его чад не слышал. Ему не было сорока пяти лет, и у него остались жена и трехлетний сын. Когда его провожали в последний раз, люди порывались бежать за поездом, но красноармейцы отгоняли их прикладами. Мы всегда будем помнить его дорогие, сияющие серые глаза, чистые, как у ребенка, и немного наивные, его улыбку и благословение из окна вагона...
Профессор И.М. Андреев, посещавший катакомбные службы отца Исмаила под Петроградом, сообщил нам, что отец Исмаил был расстрелян в 1937 году во время ежовских чисток [его расстреляли в Вятке 14 октября].
Трагична и судьба брата отца Исмаила – отца Михаила, который был моложе его на шесть лет. Михаил был рукоположен во священники в 1925 году под влиянием брата и сначала служил в церкви в Стрельне вместе с ним. Когда отца Исмаила арестовали, он полностью передал паству отцу Михаилу.
Глубокое понимание Христианства отцом Михаилом и его вера в будущую жизнь, для которой земная жизнь – лишь приготовление, иногда просто изумляла людей. И поэтому к отцу Михаилу приходило все больше верующих, как прежде к его арестованному брату. Он совершал Богослужения, которые сначала были еще в церкви с благоговением, углубленно и внимательно. Его проповеди, которые он считал необходимыми, были проникнуты желанием учить людей любить Бога истинной, жертвенной любовью, готовя душу к неизбежным испытаниям и, быть может, к смерти за Него.
Незабываемые трапезы после литургии были большой радостью, несмотря на скудную пищу и, вдобавок, строгое соблюдение поста! За столом сидели бедные и несчастные люди. Ко всем отец Михаил относился одинаково, каждого подбадривал. После того как один такой бедняк был похоронен бесплатно, к вдове относились с особенной добротой, и ей предложили все сорок дней после похорон питаться за общим столом. Это была апостольская семья, все были друг другу, как родные, каждый страдал за других. Почти не имея дохода, поскольку паства была очень бедная, оба брата жили одной мыслью – помогать, а не получать.
В те страшные времена, когда людей сажали в тюрьму или ссылали без суда и следствия единственно за веру в Бога, отец Михаил немедленно отправлялся туда, куда его звали, рискуя жизнью, поддерживаемый только своей верой в Бога Вездесущего. Он шел даже, чтобы поддержать неверующих в их предсмертные часы, если по наитию свыше надеялся пробудить из зачерствевшие души. И умирающий неверующий, глядя на лицо, склоненное над ним с любовью, смягчался и... каялся.
В 1930 году отца Михаила с супругой тоже арестовали и сослали в разные места, двоих детей забрали бабушка с дедушкой. Через три года его освободили, и тогда он мог служить только тайно, не имея права даже жить в одном месте. Его супруга не смогла перенести такую, полную страданий, жизнь и, и по освобождении из тюрьмы не вернулась к нему, а нашла себе другого мужа. Все же, отец Михаил хотел ее увидеть и ждал, когда она приедет навестить детей. У него не было дома, где бы он мог видеться с ней или детьми, и, конечно, он не мог встречаться с ними на катакомбных службах, поэтому виделся с нею в разных местах за городом, а детей часто видел у нас. Однажды его бывшая жена захотела взять детей погостить в Алма-Ату, где тогда жила. Отец Михаил попросил нас пойти с ним проводить их на станцию. Билеты были уже куплены, и мы сидели там, ожидая поезд, когда вдруг маленькая девочка объявила, что не хочет ехать, а хочет остаться с отцом. Однако мальчик поехал, а когда вернулся, он был уже совсем другим.
После декларации владыки Сергия отец Михаил, конечно, стал иосифлянином, как и его брат, и не разрешал нам никаких контактов с сергианской Церковью. Однажды он ужасно рассердился на меня, когда я просто повернулась посмотреть на сергианскую церковь, проходя мимо по улице.
После того как разразилась Вторая Мировая война, жизнь стала еще страшнее. Отец наш стал молиться еще больше и начал готовить всех принять еще более тяжелый крест. Мы все были готовы к смерти. Службы проходили где-нибудь в маленькой деревне, в какой-нибудь избушке, расположенной далеко от главной дороги, и начинались они в пять утра. Когда и где будет совершаться служба, передавали из уст в уста, и люди собирались, но старались приходить по одному, в разное время, так, чтобы не привлекать ничье внимание. И после службы тоже уходили по одному.
Временами на службах было мало людей. Каждый человек был хорошо знаком отцу Михаилу, все "наши" люди. Ни один новый человек не принимался в катакомбную Церковь, пока его, его жизнь, его взгляды не проверят. Если вы рассказывали о Церкви кому-то постороннему, то могли невольно стать предателем.
Вместо престола в алтаре был простой стол; на нем лежали евангелие, крест и был святой потир. На стенах – иконы. Кто должен был петь, вставали у входа. Было много лампад, освещавших комнату. Доставали свечи из пчелиного воска, очевидно, у тех, кто их делал. Все бывало спокойно, чинно, благоговейно. В чтении и пении не разрешалось добавлять или убавлять ни одной буквы, службы были полные. С началом проскомидии все собирались на литургию.
Это не забывается! Такую молитву невозможно пережить снова за всю жизнь! Отец Михаил с распростертыми руками, со слезами, катящимися по щекам... Все плакали вместе – и о себе, и о нем, у которого, помимо всего прочего, были такие переживания в семье. Он служил медленно, проникновенно... Когда на улице лаяли собаки, наши сердца застывали, но для этого мы и были призваны и старались себя укрепить.
Трудно описать обычными словами духовное состояние человека на таких катакомбных службах. Это совсем не похоже на любую службу в нашей свободной Русской Зарубежной Церкви, хотя это то же самое Православие. Прежде всего, это полное бесстрашие, мир в душе, небесная, неземная радость, желание не уходить, не прекращать молитву. Хотелось только быть с верными, пусть нас забирают, пусть лишают жизни!
Пасхальная служба была совершенно небесной. Отец Михаил был в белом льняном облачении. Его лицо было незабываемым: оно все светилось изнутри небесной, ангельской улыбкой.
Он всегда был спокоен. В те опасные моменты, когда, не имея крыши над головой и ради своей паствы не желая быть арестованным, проводил ночь у нас, весь наш страх куда-то исчезал, и мы были готовы отправиться за ним в любую ссылку. Он был и другом, и братом, и отцом, и матерью. Если он должен был провести службу у нас, то приходил в обычной одежде с чемоданчиком в руке, в котором было его облачение, и под шум керогазов на общей кухне мирно и спокойно совершал службу. И Бог хранил его!
Слова, которые сказал нам отец Михаил в последний раз, когда мы его видели, были замечательными. Бушевала Вторая Мировая война. Приближающийся враг уже бомбил Петроград, когда отец Михаил тайно посетил нас ночью по пути к своей духовной дочери в город, чтобы причастить ее. Все наши мольбы не ходить, потому что опасно, или перейти вместе с нами на оккупированную территорию, были напрасны, ничто не могло его остановить. Он сел за наш стол, попросил подойти к нему и сказал: "Послушайте внимательно. Скоро мы все расстанемся. Многие из нас не останутся в живых, будут убиты. Но помните: неважно, где вы можете оказаться, в час вашей смерти я приду к вам, исповедую и причащу. И сам отведу вас в небесные чертоги к алтарю Божию, свидетельствуя о вас, ибо мой брат отец Исмаил, доверил вас моей заботе как духовных детей, и я должен держать ответ за вас".
Это были его последние слова нам. Он встал, благословил нас и вышел в ночь, наполненную оружием, огнем, смертью.
Вот сведения о дальнейшей судьбе отца Михаила:
Он был арестован в Ленинграде 19 января 1943 года – прямо во время литургии. Осужден Военным трибуналом и приговорен к десяти годам лагерей. Находился в заключении в Воркутинских лагерях [где вполне мог быть знаком с отцом одного из составителей этой книги игумена Германа (Подмошенского) мучеником Димитрием]. В 1953 году срок был увеличен еще на десять лет. 7 октября 1955 года был освобожден "на поруки". Проживал в Брянской области, окормлял остатки иосифлянских общин в Ленинграде и Воронеже. В 1962 году был вновь арестован, но вскоре освобожден. В 1981–1982 годах был кандидатом в епископы Русской Православной Церкви Зарубежом. С 1985 года тяжело болел. Преставился ко Богу 10 сентября 1988 года. Был похоронен в городе Луга Ленинградской области.
Источник. Alexis and Zinaida Makushinsky. – Алексей и Зинаида Макушинские.
Исмаил и его младший брат Михаил Рождественский были сыновьями священника Новгородской губернии и годы юности провели там. В 1919 году Исмаил окончил Московскую Петербургскую Духовную академию, женился и, став священником Преображенского собора в Тихвине, стал вести очень серьезную и ответственную священническую жизнь. После декларации митрополита Сергия в 1927 году он стал твердым иосифлянином, непреклонно противостоящим "легализации" Церкви и уверенным шагом идущим по пути святых апостолов и исповедников, за что его, конечно, преследовали. Добрый пастырь жизнь свою полагает за овец своих. Однажды мы слышали, как он сказал: "Иду на Голгофу. Кто пойдет за мной!?" И он отправился в ссылку на Урал, а затем на поселение в село Быстрица Вятской области. В душах тех, кто любит и почитает его, он жив и поныне, и, конечно, в трудные моменты нами ищется помощь у него...