«Мне вспоминается крест, который мне подарили на совершеннолетие. Да, моя жизнь – не удовольствие, не развлечение, а крест» - уходя на Первую мировую войну записал в своем дневнике один из юных добровольцев Российской императорской армии, вскоре скончавшийся от раны, полученной в стремительной схватке кавалерийских разъездов.
Имя этого человека - Олег Романов.
Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка корнет Олег Романов.
Князь императорской крови Олег Константинович Романов. Единственный представитель правящей династии Российской империи, погибший на полях сражений Первой мировой.

Наивные рассуждения о "крестном пути" в устах 21-летнего кавалериста, отправлявшегося на войну за воинской славой, за победой, и еще не знавшего своей трагической судьбы (как и миллионы его сверстников по всей Европе), на первый взгляд могут показаться мальчишеской попыткой "интересничать"... Если бы не история этой короткой, но наполненной искренним и ревностным служением русской поэзии и России (или - России и русской поэзии, но это уж как будет угодно читателю) жизни. За свои неполных 22 года великий князь Олег успел сделать на этой почетной ниве немало! Несомненно, его удалось ему благодаря великокняжескому титулу, открывавшему многие двери в монархической и de facto сверху донизу закосневшей в архаическом сословном устройстве Российской империи, но личных заслуг юного великого князя это не умаляет.
Кстати, официальный титул Олега Константиновича звучал как "князь императорской крови", т.к. он был более дальним, чем внук, потомком правившего императора - правнуком Николая I. Официально титул великих князей прекращался на внуках монархов, однако в обиходе князей и княжон императорской крови часто продолжали именовать "великими" - ошибочно, но это было распространено, и мы не станем отстсупать от этой традиции.
В кровавом сентябре 1914-го германская пуля оборвала жизнь очень молодого, но взрослого и сознательно выбравшего свой жизненный путь человека. При чем военная служба отнюдь не была этим выбором - она стала именно крестным путем, который великий князь правящего российского дома обязан был разделить со своим народом.
Подобно большинству аристократии Российской империи, князь Олег с молоком матери, с первыми уроками воспитания впитал уважение к блестящему офицерскому мундиру, к воинскому служению. Его военный опыт был слишком краток, но можно сказать, что он неплохо и даже с удовольствием справлялся со своими штабными и командирскими обязанностями. И, тем не менее, где-то на уровне подсознания юный поэт, филолог, "гуманитарий", как сказали бы сегодня, понимал, что армия - не его призвание. Может быть, именно поэтому на всех военных фотографиях у корнета Олега Романова такие грустные глаза...

Кстати, несмотря на невеселый вид князя Олега, форму он носит безупречно! Получилось весьма харизматическое фото гусарского офицера на 1914 г. На погонах хорошо различим "гусарский зигзаг", на кителе - полковой знак, видны гусарские чакчиры с лампасами из галуна.

Олег Константинович Романов родился 15 ноября 1892 г. Наш герой - сын великого князя Константина Константиновича Романова, человека во многих отношениях выдающегося, в молодости - офицера флота и участника Русско-турецкой войны 1877-78 гг.; в зрелости немало сделавшего для развития в Российской империи военного образования, особенно кадетских корпусов; известного поэта, писавшего под псевдонимом "К.Р."
В хитросплетении ветвей генеалогического древа Романовых эта ветвь напрямую отходит от царственного ствола - князь Олег Константинович приходился правнуком императору Николаю I и при определенных династических обстоятельствах теоретически мог иметь даже права на престол.
Олег был пятым ребенком и четвертым сыном из девятерых детей, которым дала рождение супруга Константина Константиновича, великая княгиня Елизавета Маврикиевна (из рода князей Саксен-Альтенбургских). Многодетные семьи в ту пору не были редкостью не только в крестьянской России, и августейшее семейство имератора Николая II - тому яркий пример!

Начальное образование и воспитание маленький князь Олег, согласно всеобщей практике великосветских семей того времени, получил дома.
В 1903 г. для продолжения обучения он был зачислен в кадетский корпус, кстати, в весьма отдаленный от столиц, хоть и ведший свою славную историю с 1835 г. - Полоцкий.

Однако бывать в своем кадетском корпусе князю Олегу доводилось не часто. Фактически он продолжал образование на дому, согласно официальной биографии - "из-за слабого здоровья".
Действительно, у князя Олега от рождения были слабые легкие. Ни богатырским сложением, ни могучим организмом наш герой не отличался, хотя, как покажет будущее, благодаря мобилизации воли мог легко переносить большие физические нагрузки. Однако мне представляется более достоверной другая причина, по которой отпрыска дома Романовых не отпустили учиться в далекий белорусский Полоцк - безопасность. В преддверие первой русской революции Российская империя переживала отнюдь не спокойные времена, а представитель правящей динстии, даже в столь юном возрасте, мог стать мишенью для злоумышленников.
Так что детство и отрочество князя проходили между Мраморным дворцом в Петербурге, где жила семья Константина Константиновича, и загородным имением в Павловске, куда она выезжала на лето. А Олегу так хотелось увидеть мир, огромный и полный чудес!

Интерес к гумантарным дисциплинам - истории, "отечествоведению", музыке, рисованию, но особенно - к русской литературе проявился у князя Олега очень рано. Преподаватели отмечали его удивительную восприимчивость, любознательность и тягу к познаниям, желание "охватить своим детским умом и душой весь бескрайний мир". Еще в детстве появились у него и очень показательные черты, которые впоследствии сформировали его характер - склонность к критической самооценке и даже к "самокопанию", столь свойственному для дореволюционной русской интеллигенции.
Вот что записал князь Олег в своем детском дневнике (прочтем с улыбкой, не забывая, что это пишет мальчишка, но помня, что - будущий мужчина): "Я слишком о себе высоко мнения. Гордым быть нехорошо. Я напишу тут, что я про себя думаю. Я умный, по душе хороший мальчик, у меня талант писать сочинения, талант к музыке, талант к рисованию. Иногда я сам себя обманываю, и даже часто. Я иногда закрываю себе руками правду. Я нервный, вспыльчивый, самолюбивый, часто бываю дерзок от вспыльчивости. Я эгоист. Я сердит иногда из-за слишком маленького пустяка. Хочется быть хорошим. У меня есть совесть. Она меня спасает. Я должен ее любить, слушаться, а между тем я часто ее заглушаю. Можно заглушить совесть навеки. Это очень легко. Но без совести человек пропал. Надо прислушиваться к ней."
Наверное, именно совесть и стала для князя Олега путеводной звездой. Она указывала ему дорогу в жизни, она же и повела его в последнюю атаку...

В 1910 г. князь Олег сдал экзамены и был выпущен из Полоцкого кадетского корпуса, в связи с чем ему было даже позволено посетить его и пройтись торжественным маршем в одном строю с другими кадетами-выпускниками.
Великий князь Константин Константинович "премировал" Олега, своего любимца, весьма содержательным путешествием за границу - не в прекрасную легкомысленную Францию и не в счастливую Италию, столь любимые русскими аристоркратами, а в колыбель Византии (наследницей государственной и религиозной традиции которой по праву считалась Русь) - Константинополь, а затем - на славянские Балканы, в их колоритные народные (и не очень) монархии. В поездке юного великого князя сопровождал его воспитатель, генерал Н.Н.Ермолинский, добряк и весельчак, который скорее сам находился под влиянием своего воспитанника и с удовольствием разделял все его развлечения. Детская мечта о дальних странствиях наконец начала сбываться...
Первым на их пути лежал Стамбул.

Преклонив колени перед древними христианскими святынями легендарного Царьграда, в реальности тех лет - столицы Оттоманской Порты, князь Олег унес из древнего города витавшее в воздухе 1910-х гг. чувство исторической несправедливости. Хорошо известно стихотворение, написанное им под впечатлением посещения бывшей столицы византийских базилевсов и современной ему - османских султанов:

Остатки грозной Византии,
Постройки древних христиан,
Где пали гордые витии,
Где мудрый жил Юстиниан -
Вы здесь, свидетели былого,
Стоите в грозной тишине
И точно хмуритесь сурово
На дряхлой греческой стене…
Воспряньте, греки и славяне!
Святыню вырвем у врагов,
И пусть царьградские христиане,
Разбив языческих богов,
Поднимут Крест Святой Софии,
И слава древней Византии
Да устрашит еретиков.

Стишок, на придирчивый взгляд, не безупречный по форме, однако искренний и весьма показательный в качестве иллюстрации к общественным настроениям тех лет. Эти настроения чуть не заставили юного князя Олега надеть военную форму двумя годами ранее рокового 1914-го - форму Болгарской армии в первой Балканской войне... Но об этом позднее.
С обломков Византии путь великого князя пролег в Царство Болгарию, где его спутником и другом стал обаятельный и серьезный (во многом похожий на Олега) 16-летний болгарский престолонаследник Борис. Погуляв по зеленой и по-хорошему провинциальной красавице-Софии, они отправились на Шипку и под Плевен - отдать долг памяти воинам Русско-Турецкой войны 1877-78 гг., воспоминания о которой в те годы были еще живы и близки.
В Болгарии князь Олег впервые сел в боевое седло и попробовал себя в кавалерийском строю: во время учений 1-го Конного полка (Първи на Н.В.кн.Александър Конен полк) Болгарской армии, к которому был приписан престолонаследник Борис, он предложил русскому гостю принять участие в маневрах. Олег с готовностью согласился и с тех пор утвердился в уверенности: если военная служба, то только в кавалерии!

После Болгарии любознательный юный русский путешественник (и его вечно нетрезвый на гостеприимных Балканах "дядька" с генеральскими погонами) посетили Королевство Сербию, а затем - Черногорию, оставившую неизгладимые впечатления своими гордыми красотами и древними монастырями, лежащими высоко в горах, словно орлиные гнезда.
Путь возвращения в Россию лежал через Австро-Венгрию и Германию с неизбежным посещением многочисленной титулованной немецкой родни.
На Родине князя Олега ждал выбор дальнейшего жизненного пути, и даже в этом он проявил себя неординарным человеком.

Согласно воспоминаниям преподавателя истории юного великого князя П.Г.Васенко, у его ученика к этому времени "окончательно определился глубокий интерес к гуманитарным наукам и созрело желание поступить в высшее учебное заведение".
Олег стал ПЕРВЫМ (!!!) Романовым, до военной службы решившимся поступать в гражданский, как бы сказали сейчас, ВУЗ. Еще раз надо отдать должное его отцу, великому князю Константину Константиновичу, человеку подлинно широких взглядов, не препятствовавшему подобному нарушению "семейных традиций".
В 1910 г. великий князь Олег выдержал вступительные экзамены в Императорский Александровский лицей, бывший - Царскосельский, знаменитую alma mater Пушкина и легендарных первых русских лицеистов его поры. "Я так люблю книгу «Юношеские годы Пушкина», что мне представляется, что я также в Лицее", - писал он когда-то в своем детском дневнике. Теперь и эта мечта стала реальностью: наш герой сделался лицеистом.
Правда, влиться в студенческое братство в полном смысле этого слова ему удалось только на третьем, последнем, курсе, когда родители уступили его настоятельным требованиями и позволили жить и учиться при лицее. До этого, по соображениям то ли здоровья, то ли безопасности, то ли того и другого, князь Олег был вынужден заниматься дома, а в лицей ездил только сдавать экзамены. Но  даже получая образование фактически экстерном, он показывал отличные результаты.
"Он готовился к экзамену с таким настроением, точно говел, а на экзамен шёл как на исповедь. Но чем труднее была работа, тем более радовал его успех, и после каждого удачного экзамена, счастливый побеждённою трудностью, он загорался решением преодолеть ещё большую", - писал профессор Б.В.Никольский.

Отличавшийся неудержимой и, я бы сказал, неутолимой жаждой к знаниям и тягой к серьезной научной работе, юный великий князь не был, как бы выразились в нынешней студенческой среде, "ботаном" в классическом понимании этого слова. Когда удавалось вырваться из-под бдительного надзора родителей и охраны, он был не прочь принять самое живое участие в бесшабашных студенческих увеселениях и чудачествах. Олег был обаятелен, не прочь пошутить, умел нравиться женщинам самого разного круга. Товарищи любили его. Традиции лицейского братства, воспетые поэтами пушкинского круга и пронесенные через столетие, были живы среди них...
Однако князь Олег с удивительной для его лет взрослостью умел всегда правильно расставлять приоритеты. Главным делом в его студенческой жизни была именно наука. Для русской филологии простой лицеист Олег Романов сделал немало, быть может больше, чем иные титулованные ученые мужи. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что ему, великому князю императорского дома, реализовывать  свои проекты было легче, чем "простым смертным".
Поэзия Пушкина была для князя Олега любимым чтением и источником жизненных ценностей с детских лет. В лицейские годы оформилась и сложилась его научная специализация - пушкинистика.
В 1911 г. молодой подающий надежды филолог Олег Константинович Романов выступил с проектом многотомного факсимильного издания всех рукописей Пушкина. Идея была масштабная и амбициозная, вызвавшая у вечно скептичной академической публики сомнения в реалистичности ее воплощения. Однако князь Олег не только привлек на свою сторону многих ведущих специалистов, не говоря уж о студенчестве, готовом работать в проекте безвозмездно, но и "продавил" принятие проекта авторитетом своего титула. Известен один показательный для того, как "делались дела" в Российской империи, диалог, состоявшийся между князем Олегом и одним маститым ученым:
- Кто вы такой, чтобы настаивать передо мной на своем, молодой человек?
- Я? Князь императорской крови.
В первом томе были собраны автографы стихотворений Пушкина из фондов Александровского лицея. Молодой великий князь кропотливо работал над изданием, демонстрируя научные качества, которые сделали бы честь состоявшемуся ученому.

"Для князя издание рукописей Пушкина является молитвенной данью культу Пушкина, - записал в те дни известный пушкинист П.Е.Щеголев. - На редкость тщательно выполненное издание потребовало от издателя самого напряженного и пристального внимания: с величайшей заботливостью он следил за неуклонной верностью воспроизведений подлинникам. Казалось бы, цинкографическое воспроизведение рукописей не требует особенного присмотра в силу своего автоматизма, но князь Олег Константинович правил корректуры оттисков с клише и внёс немало поправок: оказалось, фотография не везде принимала точки и чёрточки пожелтевших от времени рукописей, — и князь с изощренным вниманием отмечал эти отступления."
В 1913 г. первый выпуск увидел свет тиражом в 1000 экземпляров. Издание получило признание не только в академических кругах, но и в прессе. Например, газета "Русская мысль" писала: «Издание дает прямо эстетическое наслаждение, и первое, что думаешь, любуясь им, это - что надо его иметь в лучших русских средних школах. В самом деле, не знаю лучшего способа приблизить учеников к Пушкину, как показывая им эти тетради и листочки его автографов». Ученые пользовались им еще в 1930-х гг., однако продолжению серии помешала Первая мировая война.
А вот собственные литературные сочинения князь Олег не считал достаточно зрелыми, чтобы представить их на суд читающей публики. Он неустанно пробовал перо, испытывая себя и в поэзии, и в драме, и в различных жанрах прозы, и отличался большой "плодовитостью". Однако большинство из десятков исписанных Олегом тетрадей так и остались в рукописях и пропали без следа в бурном потоке времен.
Некоторые его стихи можно прочитать ЗДЕСЬ. В них, несомненно, чувствуется сильное подражание поэтическому стилю Пушкина, по форме некоторые из них достаточно неплохи, но - ИМХО - до гениальности явно не дотягивают. Если бы не роковая немецкая пуля (добавим: а еще если бы война и революция оставили Олегу Романову шанс заняться любимым делом), наш герой скорее стал бы отличным литературоведом и филологом, чем писателем. Хотя, кто знает?..
Кстати, на войну князь Олег в первый раз засобирался прямо из лицея, в 1912 г. Тогда коалиция молодых балканских монархий - Болгария, Сербия, Греция и Черногория - выступили против одряхлевшей (но еще довольно сильной в военном отношении) Османской империи, в драматической борьбе отнимая у нее остатки европейских владений и осовобождая "турецкоподданных" христиан. Многие русские добровольцы отправлялись тогда на Балканы - похоже, у нас во все времена было национальное хобби умирать за чужую свободу!

Находившийся при Болгарской действующей армии престолонаследник Борис писал русскому другу Олегу с театра боевых действий, живописуя героические сражения и намекая, что место субальтерна 1-го Конного полка всегда свободно.
Князь Олег тоже загрезил было о потонувших в пороховом дыму седых отрогах Балканских гор и протяжных полупонятных песнях бородатых солдат в такой похожей на русскую форму у бивуачных костров. Однако отец-великий князь быстро положил конец его мечтаниям: "Отпрыск императорской крови Романовых имеет право служить только под русскими знаменами! Подожди, успеешь наслужиться."
Да и Константинополь, к слову сказать, Болгарская армия взять так и не смогла, остановленная турками в кровопролитных боях на Чаталджанской позиции....

В 1913 г. князь Олег с серебряной медалью окончил Александровский лицей.
Пришло время отдать должное военной службе "под собственными знаменами", обязательной для каждого представителя правящей династии. Блестящий выпускник лицея и начинающий кавалерист был полон самых оптимистичных планов на будущее.
«Мое настроение чудесно, - писал он сестре Татьяне. - Я поступаю в полк... К Рождеству думаю дать второй выпуск моего издания, куда войдет вся проза Пушкина, находящаяся в Лицее. Видишь, как много планов. Самое трудное – хорошо их выполнить, на что я надеюсь с Божьей помощью».

Ярких красок в его жизнь добавляло такое в общем-то обыкновенное с биографической точки зрения, но очень важное для молодого человека событие, как помолвка. Наш герой обручился с юной великой княжной Надеждой Петровной. Эта 16-летняя девушка-подросток, обещавшая стать красавицей, была дочерью великого князя Петра Николаевича и черногорской княжны Милицы, от которой унаследовала горячую балканскую кровь и склонность к авантюрам. Однако, судя по всему, особа была отнюдь не пустая и даже в своем полудетском возрасте не лишенная некоторой жизненной мудрости. Многие современники вспоминают ее слова: "Это ошибка", оброненные на известие о поступление князя Олега в Лейб-гвардии Его Величества Гусарский полк...

О глубине и силе чувств, связывавших князя Олега и княжну Надежду, сейчас судить сложно. Возможно, это был просто очередной внутридинастический союз. Не исключено - действительно искренняя и нежнаю юношеская любовь, а может - просто мимолетное увлечение.
Так или иначе, к роковому августу 1914 г. между ними "пробежала огромная черная кошка". Уходя на фронт, Олег вернул Надежде свое обручальное кольцо...
Но она хранила верность мертвому жениху целых три года и вышла замуж только в 1917 г.

Военная служба князя Олега в 1913 г. началась с неожиданного для него и всех окружающих высочайшего производства в корнеты. Не имевший военного образования великий князь собирался поступать в полк вольноопределяющимся, но император Николай II, вероятно, решил, что первый офицерский чин императорской крови более подходит.

В Лейб-гвардии Гусарском полку нашему герою предстояло служить вместе с братом Гавриилом (позднее в полк был зачислен и Игорь Константинович). Однако в самом начале службы князя Олега скосило сильнейшее воспаление легких, и он был вынужден взять отпуск и уехать в Крым для продолжительного лечения.
Долечивался он в 1914 г. в итальянском Бари, где, ненавидя безделье, сочетал лечение с командировкой Императорского Православного Палестинского общества. Усилиями князя Олега работы по строительству в городе православного храма и странноприимного дома были существенно ускорены.

А над Европой уже отчетливо пахло грозой. Первая мировая война неотвратимо надвигалась, чтобы навсегда оставить в прошлом не только целую эпоху, но и многие прекрасные иллюзии человечества - гуманизм, романтизм, рыцарство...
13 июля 1914 г. высочайшим указом были отменены все отпуска российских офицеров, и наш герой поспешил в свой полк.
В столице Российской империи, присутствуя на "семейном" собрании Романовых в Зимнем дворце, едва оправившийся от болезни князь Олег предстал перед Николаем II. Император прямо спросил его, может ли он выполнять служебные обязанности. "Могу, Ваше Императорское Величество!" - отчеканил наш герой, и приковал себя этими словами к своей судьбе...
Следует объективно признать, что младший офицер императорской крови без боевого и командного опыта, да еще ослабленный перенесенным тяжелым заболеванием представлял для командира полка скорее существенную проблему, чем одного из подчиненных. Командир Лейб-гусар генерал-майор Г.И.Шевич вышел из затруднительного положения с изяществом подлинного дипломата: поручил корнету Романову вести полковой дневник: и обязанность почетная, и всегда при штабе.
Однако князь Олег тяготился работой "корреспондента", как он сам выражался, и рвался в действующие эксадроны, в которых, к тому же, служили двое его братьев. "Я у вас долго не останусь!" - дерзко предупредил он командира.
После торжественных проводов, на которых строй Лейб-гусар еще блистал выправкой и чистотой мирного времени (и в нем еще не зияли страшные бреши потерь), 23 июля наконец началась погрузка в эшелоны и передислокация в Действующую армию.
Среди последних, видевших нашего героя в Санкт-Петербурге, был знаменитый юрист А.Ф.Кони, оставивший об этой встрече пронзительные строки воспоминаний: «Я вижу перед собою с той отчетливостью, которая свойственна скорби, князя Олега Константиновича в походной боевой форме, с его милым лицом и мягким, устремленным задумчиво вдаль взором «говорящих» глаз, - сердечно прощающегося со мною 23 июля, в день его отъезда в действующую армию… Нас соединяла любовь к Пушкину, к которому он относился восторженно, проницательно и трудолюбиво. В Пушкине, рукописи которого были начаты им с таким успехом, - для него олицетворялось все, чем сильна, своеобразна, дорога и по праву может быть горда Россия. И когда эта Россия позвала Олега Константиновича на брань, он отдал ей все силы и помышления, сознавая, что есть исторические минуты, когда родина, видоизменяя слова Писания, должна сказать: Да оставит человек отца и матерь свою и прилепится ко мне».
Впрочем, сам князь Олег был далек от мрачных предчувствий. "Мы все пять братьев идем на войну со своими полками, - не скрывая радости, записал он в своем дневнике - Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения... Мне приятно, мне радостно, что мы, Константиновичи, все впятером на войне."

Война началась для Лейб-гусар на Северо-Западном фронте в составе 2-йгвардейской кавалерийской дивизии Сводного кавалерийского корпуса генерала Хана Нахичеванского, прикрывавшего правый флаг 1-й русской армии генерала Ренненкампфа, наступавшего в Восточную Пруссию. Разгрузившись 25 июля на польско-литовской станции Пильвишки, уже на следующий день полк князя Олега выступил в боевой поход.
Трагические для Российской императорской армии события Восточно-Прусской операции августа-сентября 1914 г., в ходе которой германскими войсками была разгромлена 2-я русская армия генерала Самсонова и принуждена отступить 1-я армия, достаточно хорошо известны и относятся к нашей теме только косвенно. К сожалению, блестящая российская кавалерия, более того - элитная гвардейская кавалерия из корпуса Хана Нахичеванского, несмотря на несколько славных дел, действовала в ходе этой операции неудачно. Сказывались существенная тактическая разница в предполагавшемся и реальном характере боевых действий, неудачное командование и еще целый ряд факторов. По словам военного историка А.А.Керсновского, "стратегическая разведка оказалась Хану и подчиненным ему кавалерийским начальникам совершенно не по плечу – и 70 эскадронов лучшей в мире конницы решительно ничего не дали своей армии".

Князю Олегу ни с боевого седла, ни из-за раскладного парусинового столика полкового историографа не было видно стратегической картины сражения. Для него, младшего офицера, фронт ограничивался полосой действия эскадронов и разъездов Лейб-гусар, что вполне очевидно. Все это время корнет Романов находился при штабе полка, с присущей ему скорпулезностью заполняя дневник боевых действий. "Приходится много работать и бывать под огнем, - написал он своему воспитателю генералу Н.Н.Ермолинскому. – Но все же хотелось бы в строй".
После того, как Лейб-гвардии Гусарский полк сначала наступал, пытаясь вести поиск противника, потом отступал, пытаясь "завесить" порядки своей армии от неприятиельской конной разведки и одновременно избежать окружения, 11 сентября у нашего героя наконец нашлось время написать обстоятельное письмо родителям. Оно интересно не только сведениями о его фронтовой жизни, но и как записки русского офицера-кавалериста начального периода Первой мировой о быте и службе. Вот его текст:
«Не знаю, как и благодарить Вас, наши милые, за все, что Вы для нас делаете. Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда приходят сюда посылки с теплыми вещами и с разной едой. Все моментально делится, потому что каждому стыдно забрать больше, чем другому, офицеры трогательны. К сожалению только многие забывают, что нас много и потому какая-нибудь тысяча папирос расхватывается в одну минуту и расходуется очень, очень скоро. Надо посылать много. У солдат нет табака, папирос, на что они очень часто жалуются: «Вот бы табачку али папирос!»
Мы живем только надеждой, что на нашем фронте немцы скоро побегут, — тогда дело пойдет к концу. Так хочется их разбить в пух и со спокойной совестью вернуться к Вам. А иногда к Вам очень тянет! Часто, сидя верхом, я вспоминаю Вас и думаю, вот теперь Вы ужинаете, или Ты читаешь газету, или Мама вышивает. Всё это тут же поверяется взводному, который едет рядом. Взводный мечтает в это время о том, что Бог поможет разбить немцев, а потом скоро придет время, когда и он, наконец, увидит семью. Такие разговоры с солдатами происходят часто. Иногда очень хочется увидеть Вас, побыть с Вами.
Я теперь так сильно чувствую это и думаю, и знаю, что Вы там, далеко, вспоминаете нас, стараетесь нам помочь. Это очень нас всех ободряет…
Были дни очень тяжелые. Одну ночь мы шли сплошь до утра, напролет. Солдаты засыпали на ходу. Я несколько раз совсем валился на бок, но просыпался, к счастью, всегда во время. Самое неприятное — это дождь. Очень нужны бурки, которые греют больше, чем пальто… Все за это время сделались гораздо набожнее, чем раньше. К обедне или ко всенощной ходят все. Церковь полна.
Маленькая подробность! Недавно я ходил в том же белье 14 дней. Обоз был далеко и все офицеры остались без белья, без кухни, без ничего. Варили гусей чуть не сами. Я сам зарезал однажды на собрание двадцать кур. Это, может быть, противно и гадко, но иначе мы были бы голодны.
Никогда в жизни не было у нас такого желания есть, как теперь. Белого хлеба нет! Сахару очень мало. Иногда чай бывает без сахару.
На стоянках картина меняется. Там мы получаем вдруг шоколад, даже какао, чай, папиросы и сахар. Все наедаются, а потом ложатся спать. Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем минут на пять. Вдруг команда: «К коням!» Ничего не понимаешь, вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая может быть уже три дня не ела овса, и катишь дальше… Диана сделала подо мной около 1000 верст по Германии. Она немного хромает на правую переднюю, так как случайно растянула связки пута. Иногда хромота проходит. Ей пришлось прыгать в день по сотне канав, и каких канав! Идет она великолепно, и я всегда сам ставлю ее в закрытое помещение…
Молитесь за нас. Да поможет Бог нашим войскам поскорее одержать победу».
Судя по отрывочным данным из писем, где-то в начале или в середине сентября князь Олег был по его настоятельным просьбам переведен в действующее подразделение - 5-й эскадрон полка на должность командира гусарского взвода. До роковой для него схватки с германским разъездом 27 сентября он успел провоевать непосредственно в строю примерно десять-двадцать дней. Скорее всего, ему приходилось участвовать в боях и точно - в стычках с германцами. Однако более-менее подробная информация имеется только об одном бое нашего героя - последнем. К этому времени откатывавшиеся вместе с армией Лейб-гусары оказались там же, откуда начинали свой боевой путь - под Пильвишками близ Владиславова.
Князь Олег, продолжавший с аккуратностью ученого вести фронтовой дневник, как только позволяла боевая обстановка, так описал события своих последних боевых дней:
"Сегодня, 20 сентября 1914 года, обновляю эту книжку, снова увидев немецкую границу.
23 сентября: На север от Владиславова, впереди, ночью и утром гремят пушки. Мы отбили Ширвиндт, который сейчас занят нашей стрелковой бригадой. По словам прошедшего только что мимо нас раненого, немцы пытались вчера овладеть Ширвиндтом два раза.
24 сентября: Идет бой под злополучным Ширвиндтом... Раух (начальник дивизии генерал-лейтенант Раух) находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки... Ночевали сегодня в Жарделе... Наш маршрут: Жарделе, Печиски, Блювы, Гудой-Це, Раугали, Рудзе, Бойтеле и Атмонишки.
25 сентября: Сегодня мы выступили в 8 часов. Холодно. Делали рекогносцировку на Радзен. Шел только один наш полк со взводом артиллерии. Передовые части вошли в город, из которого в это время выехало несколько велосипедистов. Дозорные по собственной инициативе поехали вплотную на велосипедистов. Убиты двое. Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой совсем бестолковой операции.
26 сентября: Выступили в 8 часов утра. Предположено идти в Дайнен затыкать дыру образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56 дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы... Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: «К коням!» Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию... Когда подошли лавой, то заняли фольварк... Додик и я на третьем, Голицын на втором, а Кушелев на первом (взводе)".

Это уже не бытописательные заметки, а котроткие и предельно информативные записи фронтового офицера, от наметанного взгляда которого не укрываются ни тактическая обстановка, ни просчеты командования, ни плохо отлаженное взаимодействие между родами войск.
Думается, что если бы судьба отвела нашему герою еще несколько лет войны, он стал бы отличным и, как было принято говорить в Российской императорской армии тех лет, "отчетливым командиром".
27 сентября 1914 г., выполняя боевую задачу предыдущего дня, Лейб-гусары в сосаве своей дивизии продолжили наступление в направлении на Владиславов. Перед их фронтом находились части 1-й кавалерийской дивизии неприятеля (1. Kavallerie-Division), однако выяснить более подробно, с кавалеристами какого из шести ее полков столкнулся в этот день эскадрон нашего героя, не удалось. Впрочем, читая боевое расписание этой отборной немецкой кавдивизии, можно с уверенностью сказать, что противник был регулярный, отлично обученный и опасный - старые германские полки с долгой боевой историей, не какой-нибудь местный ландвер.

Поначалу продвижение российской конницы не встречало противодействия. Лейб-гвардии Гусарский полк беспрепятственно форсировал речку Шешупу, прошел несколько небольших фольварков (хуторов). Только у деревни Шарвинишки шадший в охранении полковой колонны 4-й эскадрон натолкнулся на немецкий кавалерийский разъезд. Произошел типичный для стычки кавалерийских патрулей малоэффективный "обмен любезностями" - беспорядочная пальба из карабинов с седла, после чего немцы, уступавшие численно, предпочли развернуть коней и пуститься наутек - вероятно, на соединение со своими главными силами.
Судя по достаточно сумбурным описаниям последнего боя корнета Олега Романова можно заключить, что, отступая, неприятельский разъезд "наскочил" на передовую заставу 1-го эскадрона. Не совсем понятно, была ли эта стычка результатом случайного маневра, или российские гусары под командой корнета Безобразова заметили противника и бросились ему наперерз.
Так или иначе, драпать "гансам" стало некуда, а даже крыса, понимая, что ей не убежать, бросается на преследователя. Немецкие же кавалеристы - здоровенные, вышколенные до автоматизма, отлично вооруженные и сидящие на откормленных жеребцах ганноверской породы - вызывали ассоциацию скорее не с крысами, а с лютыми клыкастыми кабанами.
- Vorwärts Marsch!!! (Вперед марш - нем.) - рявкнул какой-нибудь Leutnant или Wachtmeister, тускло блеснули тяжелые палаши - и "гансы" навалились на разъезд корнета Безобразова, раздавая удары налево-направо...
Отчаяная кавалерийская схватка произошла на глазах у 4-го эскадрона, в котором служил наш герой. Князь Олег со своим взводом находился как раз подле эскадронного командира - ротмистра графа Игнатьева.
Видя, что неприятель вот-вот прорвется и уйдет, он обратился к ротмистру с пылкой просьбой бросить его со взводом в бой, на помощь разъезду Безобразова.
Биографы князя Олега Константиновича приводят следующий диалог, предшествовавший роковой атаке:
- Господин ротмистр, разрешите с моим взводом захватить зарвавшихся немцев!
- Там справятся без вас, Ваше Высочество.
- Опять при штабе? Сколько же можно быть в тылу?!.. Неужели за этим я отправлялся на фронт?!
Уступив напору, а, скорее, титулу юного аристократа с погонами корнета, ротмистр скомандовал его взводу атаку.
Нельзя сказать, чтобы князь Олег был новичком на фронте - боевой опыт там приобретается на удивление быстро. Он уже знал и леденящий душу визг пуль, и оглушительный грохот разрывов, и упоительный свист в ушах ветра кавалерийской атаки... Но вот так - с шашкой в руке, во главе своих людей, в жуткую и упоительную кавалерийскую рубку - это было впервые.
Вспоминает воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский: "В то время все желания князя сосредотачивались на жажде подвига... Желание это осуществилось за несколько дней перед нашим последним свиданием, но оно же его и погубило".
Но совершенно очевидно, что погибать молодой кавалерист отнюдь не собирался, он вел свой взвод, чтобы победить, чтобы ветренная капризница-воинская слава наконец бросила и на него благосклонный взгляд!
Можно только представить, с каким пьянящим восторгом он выхватил из ножен клинок, обернулся к своим гусарам:
- Братцы-молодцы, шашки вон, марш-марш!!
И дал шпоры своей чистокровной летунье Диане...

Князь Олег в полевой форме Лейб-гвардии Гусарского полка, лето 1914 г. Кстати, князь по-видимому знал толк в стрелковом оружии: у него на боку не уставной "Наган", а, похоже, самизарядный "Браунинг" М1903, более дальнобойный и удобный в перезарядке:

История последнего боя корнета Олега Романова, кочуя из одного официального "парадного" издания в другое, обросла драматическими подробностями и превратились в красивую легенду еще в годы Первой мировой войны.
"При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович," - гласит телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего. Высочайший приказ от 29 сентября 1914 г. о награждении нашего героя орденом Св.Георгия IV cтепени вторит ей: "За мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разведчиков, при чем Его Высочество первым доскакал до неприятеля".
Считается, что наш герой был сражен пулей в самом конце боя, когда уцелевшие немцы уже сдавались гусарам в плен. В него выстрелил, лежа на земле, раненый германский кавалерист.
Такова официальная история.
За вычетом героических подробностей, которые, как известно, необходимы и неизбежны в военной пропаганде, в сухом остатке мы имеем, что своевременная атака взвода нашего героя действительно решила исход боя в пользу русского оружия. Пятеро германцев были убиты или ранены, столько же попало в плен, остальным все-таки удалось прорваться и уйти. Потери 1-го эскадрона Лейб-гвардии Гусарского полка составили двоих погибших и несколько раненых, 5-го - только одного тяжело раненого - самого князя Олега.

Наверное, наиболее достоверную картину боестолкновения (выражаясь современным языком) изложил взводный унтер-офицер Николай Карлов, служивший вместе с князем Олегом и шедший вместе с ним в ту роковую атаку в своем письме к его матери великой княгине Елизавете Маврикиевне. Вот бесхитростные и искренние слова простого русского солдата, обращенные к матери погибшего командира и, наверное, друга (в начале Первой мировой войны озлобление и большевицкая агитация еще не проложили между офицерами и нижними чинами непреодолимую пропасть):
"27-го сентября сего года наш полк шѐл в авангарде. Два эскадрона, наш (5-й - М.К.) и Его Величества (1-й - М.К.) шли впереди своего полка, от вышеназванных эскадронов были высланы вправо и влево заставы. Через некоторое время какая-то боковая драгунская застава заметила неприятельский разъезд и начала его обстреливать. Разъезд, спасаясь от драгунской заставы, нечаянно наскочил на наши главные силы авангарда, во главе которого шѐл 4 эскадрон. Названный эскадрон открыл по наскочившему неприятельскому разъезду огонь, который повернул в сторону как раз на заставу эскадрона Его Величества, которая была под командой корнета Безобразова. Желая окончательно разбить наскочивший германский разъезд, корнет Безобразов стал просить о помощи, как только б этом услыхал Его Высочество князь Олег Константинович, они немедленно стали просить у эскадронного командира графа Игнатьева разрешения участвовать при атаке неприятельского разъезда, ротмистр граф Игнатьев не разрешили им идти, Его Высочеству очень хотелось быть при этом деле и они выпросились.
Его Высочество князь Олег Константинович во главе 3-го взвода пошли преследовать удирающий немецкий разъезд. Мы нанесли неприятелю страшный удар; удирающий разъезд обстреливался; около полверсты я ехал с их Высочеством вместе; так как лошадь их Высочества была гораздо быстрей моей, то я ни в коем случае не мог следовать и остался позади. С ними вместе ехал эскадрона Его Высочества вольноопределяющийся Бобринский и первого взвода взводный Попанов, который не от взвода Их высочества, с отставшими людьми взвода под командою князя Олега Константиновича. Взводный Попанов видел как Их Высочество упали с лошади, подъехал с вольноопределяющимся Бобринским к Е.В., стали поднимать их, и увидали что они ранены, они стали спрашивать Е.В., что больно вам, Их В. говорили, что мне не больно."
Из этого документа можно заключить, что князь Олег "поймал пулю" действительно в самом конце боя, при преследовании сумевших вырваться остатков германского разъезда. Ни слова о выстреле раненого германского кавалериста унтер-офицер Карлов не пишет. Впрочем, это отнюдь не опровергает основной версии.

Рана юного князя Олега была опасной и, прямо скажем, обидной. Пуля попала в нижнюю часть спины, в область крестца, и, пробив прямую кишку, застряла в тканях. Любому человеку, мало-мальски знакомому с медициной, понятно, что это ранение очень "грязное", грозящее заражением крови, перитонитом и тому подобными мрачными последствиями, смертельно опасными в эпоху, когда развитие антисептиков отставало от современного уровня на огромную дистанцию. Напомним, что медикаментозные антибиотики в 1914 г. еще не были изобретены!
Между тем, раненого перенесли на ближайший хутор, где полковой фельдшер сделал ему перевязку. Узнав о несчастьи, галопом примчались из своих эскадронов оба брата князя - Игорь и Гавриил. Князь Олег, хотя он уже начал страдать от сильной боли, нашел в себе силы улыбаться и шутить с ними. В частности, он благородно и не без остроумия защищал от всех нападок своего эскадронного командира: "Разве граф Игнатьев был должен подставить свою голову вместо моей задницы? Никто не виновен, что со мною так случилось".
Когда подошла санитарная повозка, юного князя уложили в нее на солому вместе с другими ранеными в схватке гусарами и долго везли по тряской проселочной дороге. Проявляя удивительное мужество, Олег подавлял стоны и демонстративно грыз румяное яблоко... Может быть, чтобы не откусить от боли язык. Желая хоть как-нибудь облегчить страдания корнета, один из солдат напоил его из своей манерки "бимбром" - местным самогоном. В конце концов раненый забылся, и только тогда начал жалобно стонать.

В "этапном" госпитале на станции Пильвишки (той самой, где каких-нибудь два месяца назад разгружались только прибывшие на войну блестящие Лейб-гусары), скопилось множество раненых, ожидавших эвакуации. Полковой священник исповедовал и причащал умирающих воинов. Князь Олег тоже выразил желание причаститься: "Может быть, так будет легче!"

Для эвакуации высокородного раненого был немедленно выделен паровоз со спальным вагоном.
Вокруг страдающего от страшной боли молоденького офицерика бесполезно и ретиво суетилось местное военное, медицинское и железнодорожное начальство, решая, куда (в Ковно? В Вильно?) и к каким светилам хирургии его везти. Представляется, что, панически боясь ответственности перед правящей династией, "перепихивая" князя Олега друг на друга, должностные лица преступно упустили "золотой час" после ранения. Если бы нашего героя немедленно оперировал в Пильвишках простой фронтовой врач, быть может, его еще было возможно спасти...
Затем последовал продолжавшийся почти сутки мучительный для раненого переезд по железной дороге в Вильно. Сопровождавшие князя Олега брат Игорь и доктор Дитман были бессильны что-либо сделать. "Подсевший" в Ковно профессор Военно-медицинской академии В.А.Оппель в принципе, вполне правильно заключил, что в поезде оказать помощь невозможно. Однако вместо немедленного помещения князя Олега в местный госпиталь, он согласился: "Надо везти дальше, только устроить поудобнее".
К полудню 28 сентября 1914 г. находившегося в тяжелом состоянии князя Олега наконец довезли до Вильно. Он был помещен в развернутый там (в здании Виленского реального училища, сохранившемся по сей день) Витебский госпиталь Красного Креста. Квалифицированную хирургическую помощь он получил только тогда! Можно сказать, на своем крестном пути предсмертных мук, юный отпрыск династии Романовых разделил судьбу десятков и сотен тысяч простых солдат Российской императорской армии, умиравших в полевых лазаретах и госпиталях Первой мировой потому, что им не была вовремя оказана помощь.

Все это время наш герой находился в сознании и проявлял удивительную твердость и бодрость духа. Даже сейчас он совершенно не собирался умирать - ведь ему столько еще предстояло сделать в этой жизни!
В Вильно у постели князя Олега наконец собрался консилиум маститых "генералов от военной медицины". Вскоре под род руководством профессора Мартынова была проведена сложная хирургическая операция. "Операцию Его Высочество перенес очень хорошо, - записал профессор Оппель, - После операции он перенесен был в отдельную светлую палату, где вскоре пришел в себя. Около трех часов дня раненый чувствовал себя очень хорошо… К вечеру состояние здоровья раненого не ухудшилось. Надежда на благополучный исход заболевания чуть усилилась".
Ключевое слово здесь - "чуть"! Опытные военные медики прекрасно отдавали себе отчет, что раненого уже "упустили"...

В это время в Вильно прибыла высочайшая телеграмма о награждении корнета Олега Романова орденом Св.Георгия IV степени. Хотя, глядя правде в глаза, нужно признать, что любой другой раненый офицер получил бы за это максимум "Анненский темляк с клюквой" (орден Св.Анны IV степени)...
С известием о высокой награде раненого посетил начальник Виленского военного училища генерал-майор Борис Викторович Адамович. Он оставил яркое описание этой встречи: «Его Высочество встретил меня как бы «не тяжелый» больной. Приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку и жестом предложил сесть... Войдя, я поздравил князя с пролитием крови за Родину. Его Высочество перекрестился и сказал спокойно: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома»... Оба князя (с Олегом находился брат Игорь - М.К.) сказали мне несколько восторженных слов о поведении солдат с ними вместе в боях. Князь Игорь прочитал брату телеграмму от Верховного Главнокомандующего. Выслушав, Олег Константинович перекрестился. Его Высочество был оживлен и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения».

Последние часы жизни нашего героя были озарены также радостью от встречи с самыми близкими ему людьми, и в этом он был счастлив: немногим из умирающих воинов Первой мировой довелось испытать такое утешение...
Первым в Вильно примчался воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский, а 29 сентября к умирающему сыну приехали родители - великий князь Константин Константинович и княгина Елизавета Маврикиевна. Они смогли только проститься с Олегом: в ночь с 28 на 29 сентября его состояние стало катастрофически ухудшаться.
С трудом подавляя рыдания, Константин Константинович встал на колени у изголовья обреченного сына и протянул ему офицерский Георгиевский крест IV степени, некогда принадлежавший его деду, великому князю Константину Николаевичу. Умирающий на мгновение приподнял опухшие веки, слабо улыбнулся и прошептал: "Крест grand-pаrа (дедушки - фр.)". Он узнал награду.
Отец приложил крест к губам Олега и дрожащими руками приколол орден на его рубашку.
Вскоре после этого началась агония.
Пишет генерал Ермолинский: "Вскоре больной стал задыхаться. По его просьбе ему подымали ноги все выше и выше, но это не помогало. Обратились к кислороду. После третьей подушки стало ясно, что бедный князь умирает. По приказанию великого князя, я позвал священника (о. Георгия Спасского) читать отходную, но по дороге успел его убедить делать это потише, чтобы умирающий не слышал. Началось страшное ожидание смерти: шепот священника, последние резкие вздохи... Великий князь, стоя на коленях у изголовья, зачем-то закрывал сыну глаза; великая княгиня грела холодевшие руки. Мы с князем Игорем Константиновичем стояли на коленях в ногах. В 8 часов 20 минут пополудни окончилась молодая жизнь..."
Крестный путь юного аристократа, подававшего большие надежды молодого ученого, начинающего поэта и писателя, отважного кавалериста Российской императорской армии был пройден до конца. Белая эмаль Георгиевского креста холодно поблескивала на кителе положенного к вечному покою корнета Олега Романова.

Вечный покой корнета Олега Романова:

Как ни кощунственно прозвучат эти слова, князь Олег жил и умер счастливым человеком.
Он был счастлив заниматься любимым делом и увидеть плоды своей работы - первый выпуск издания автографов Пушкина. Он искал красоту в поэтическом, литературном слове и был полон творческих планов. Он стал храбрым неплохим офицером, честно разделил судьбу своей страны и своего народа в большой войне, и еще успел узнать, что его отвага была вознаграждена. Наконец, в свой последний миг он, наверное, так и не понял, что умирает...
Князь Олег никогда не узнал, что в 1915 г., подкошенный утратой, безвременно умрет его отец, великий князь Константин Константинович, поэт К.Р.
Он не стал свидетелем тяжелых поражений и страшных лишений, выпавших на долю его армии в 1915-17 гг. Он не видел ее позорной "самодемобилизации"!
Без него Россия вспыхнула революционным пожаром, в котором рассыпалась в прах монархия Романовых.
Он так и не узнал, что трое его братьев - Иоанн, Игорь и Константин - были убиты большевиками в Алапаевске в 1918 г., а остальная семья вдоволь вкусила горького хлеба изгнания.
Его собственная тихая могила в имении Осташово близ Волоколамска после революции была раскопана, останки - осквернены и выброшены из гроба, потом перезахоронены, и сам след его последнего пристанища зетерялся среди садов и полей...
Он не видел всего этого.
Но мне почему-то кажется, что если бы какая-нибудь сверхъестественная сила позволила князю Олегу прозреть будущее, он не изменил бы в своей жизни ничего.
Разве что в бою 27 сентября 1914 г. под Шaрванишками добил бы немецкого кавалериста.

Михаил Кожемякин.