Владимир Корнилов появился на свет 1 февраля 1806 года. Отец будущего флотоводца, Алексей Михайлович Корнилов, был губернатором Иркутска и Тобольска. Морской офицер в прошлом, участник войны со шведами, отличившийся в первом Роченсальмском сражении, Алексей Михайлович являлся блестящим знатоком военно-морского дела. Вскоре после рождения второго сына Владимира он вместе с детьми и супругой, Александрой Ефремовной Фан-дер-Флит, переехал в родовое имение, расположенное в селе Ивановское Тверской губернии. В этом месте в непосредственной близости с деревней и природой прошли первые четырнадцать лет жизни Владимира Корнилова.
Парнишка рос впечатлительным и способным. Занимался он под руководством приглашенных преподавателей: Алексей Михайлович был уверен, что домашнее воспитание гораздо лучше школьного способно обеспечить первоначальные знания и нравственную устойчивость его сыновей. А в 1821 году Владимир был определён в Морской кадетский корпус. Первый год обучения в корпусе с его суровыми распорядками, военной дисциплиной и порой грубыми товарищескими нравами показался привыкшему к довольству мальчику очень тяжелым. Однако он выдержал, три года спустя семнадцатилетнего Корнилова произвели в мичманы. Почти в это же время его отец получил должность сенатора. Задействовав свои связи, Алексей Михайлович выхлопотал сыну назначение на шлюп «Мирный», отправлявшийся в плавание в Тихий океан. Для юного моряка подобное путешествие было бы увлекательной и прекрасной школой, однако получилось иначе — в Северном море шлюп попал в жесточайший шторм, получил нешуточные повреждения и после зимовки в норвежском Арендале был вынужден вернуться в Кронштадт.
В 1825 году Владимира Алексеевича перевели в Гвардейский морской экипаж. В то время там, воодушевляясь немецкими образцами, усиленно насаждали фронтовую выправку и шагистику, усердно муштровали матросов. Подобная служба пришлась не по душе Владимиру, что не осталось незамеченным со стороны руководства — в его личном деле было написано: «Отсутствует необходимая для фронта бодрость». В 1827 году Алексей Михайлович через адмирала Сенявина организовал сыну перевод на корабль «Азов», находящийся под командованием выдающегося русского мореплавателя, капитана первого ранга Михаила Лазарева. Вместе с остальными членами экипажа Корнилов отправился в Средиземное море для противодействия Турции, отказавшейся выполнять требования Российской империи о предоставлении автономии Греции.
Михаил Петрович встретил мичмана дружелюбно. Сразу разглядев в нем недюжинный ум, благородство характера и редкие способности, затуманенные, впрочем, светскими интересами, он стал внимательно наблюдать за Владимиром. Молодой офицер же вступил на борт «Азова» ярым «скептиком» — он хотел воевать с турками, однако повседневная служебная лямка виделась ему бессмысленной тягостью. По уровню интересов и по образованию он был гораздо выше большинства сослуживцев, к тому же усвоенные в Санкт-Петербурге светские манеры сильно отличали его от остальных, мешая сближению с офицерами.
Вскоре Корнилов понял, что лазаревская служба вовсе не похожа на ту, какую он знавал в Северной столице. Михаил Петрович требовал службы разумной, связанной непосредственно с боевой подготовкой, с жизнью судна и его команды, требовал, чтобы офицеры целиком и без остатка отдавали себя этому делу. Окунуться полностью в будничную службу, только ею жить, казалось Владимиру Алексеевичу невозможным. А капитан «Азова» с каждым днем становился все требовательнее к нему, придирался по мелочам. Отношения между ними стали натянутыми, и однажды Михаил Петрович вызвал Корнилова к себе для разговора «по душам». Он сказал молодому офицеру, что нельзя заниматься делом, которое не любишь или в которое не веришь и предложил Владимиру Алексеевичу решить, желает ли он остаться на флоте. Корнилов ответил утвердительно, на что Лазарев произнес: «В таком случае необходимо пересмотреть свои взгляды, создать новые привычки, отбросить все, отделяющее от общества товарищей-офицеров, породниться с матросами. И нужно учиться и учиться. Из книг и на повседневном опыте. Вы считаете себя образованным? Как офицер Вы невежественны».
Согласно дневникам самого Владимира Алексеевича данный эпизод стал переломным в его жизни. Воспитанные с детства взгляды на службу офицера, как на воинский долг перед Отечеством, воскресли в нем с новой силой. То, что еще недавно казалось тягостными служебными мелочами, обрело смысл. Молодой моряк начал усиленно заниматься самообразованием. Лазарев в общении с ним всегда оставался сдержан, однако его внимание и поддержку Корнилов ощущал постоянно.
Тем временем «Азов», обогнув северо-западные берега Европы, оказался в лазурных водах Средиземного моря. Состоялась встреча сначала с русскими кораблями, а затем и с союзными эскадрами. Объединенный флот приблизился к греческим берегам, и все на корабле ожидали столкновения с неприятелем. Бой с турецким флотом произошел 8 октября 1827 при Наварине. Русская эскадра в составе четырех фрегатов и четырех линейных кораблей действовала с особым умением и смелостью, а более всех отличился корабль Лазарева. «Азов» виртуозно маневрировал, бросался на суда противника, сокрушал их метким артиллерийским огнем. Так состоялось боевое крещение Владимира Корнилова. Во время сражения люди на судне действовали как части единого механизма, исполняя в совершенстве каждый замысел капитана. Сражение закончилось полным разгромом турецкого флота, а 23 марта 1828 корабль «Азов» — первый в истории русского флота — был удостоен кормового Георгиевского флага.
После окончания войны в 1829 году Владимир Алексеевич возвратился в Кронштадт. Вскоре его произвели в лейтенанты и назначили командовать тендером «Лебедь», на котором он плавал с 1829 по 1832 года. Служил он на Балтийском флоте усердно, однако мечтал о возвращении под начальство Михаила Петровича. Лазарев, произведенный в контр-адмиралы и поставленный во главе всего Черноморского флота, также не забывал своего воспитанника. По его распоряжению в январе 1833 Корнилов был переведен в Николаев и назначен на должность офицера для особых поручений при контр-адмирале. В феврале этого же года Михаил Петрович во главе эскадры отправился к Босфору с целью помочь турецкому султану против взбунтовавшегося египетского паши. Владимиру Алексеевичу же было поручено тщательнейшим образом изучить дарданельские укрепления. Корнилов приступил к делу совместно с лейтенантом Евфимием Путятиным, и за отлично составленные карты укреплений Босфора и Дарданелльского пролива впоследствии был по распоряжению императора Николая I награжден орденом Святого Владимира.
В феврале 1834 года Владимир Алексеевич был утвержден командиром брига «Фемистокл». На этом судне он плавал у Пирея и Константинополя, неустанно занимаясь как собственным самообразованием, так и обучением своих подчиненных. Очень скоро его бриг стал считаться одним из лучших судов Черноморского флота. То же самое повторилось и на корвете «Орест», командовать которым он был назначен в 1836 году после производства в чин капитан-лейтенанта. Спущенный на воду всего за неделю до его прихода корвет за одну зиму был оснащен, оборудован, вооружен и отправлен в плавание. А с января 1838 Корнилов, произведённый в капитаны второго ранга, принял стоящий еще на стапеле фрегат «Флора».
Зимой 1837 Владимир Алексеевич обручился с Елизаветой Васильевной Новосильцевой. Впоследствии у них родилось трое сыновей и пять дочерей, но трое из ребятишек умерли в раннем возрасте. Семья адмирала была очень дружной, сам Владимир Алексеевич горячо любил своих детей и заботился об их воспитании. В своем завещании, написанном 7 сентября 1854 года, он говорил: «Мальчикам завещаю, избрав службу один раз ее не менять, а, приложив все усилия, сделать полезной обществу. Дочкам — во всем следовать матери...».
В этом же 1837 году в России вышла книга английского капитана Гласкока «Руководство для морских офицеров всякого звания», переведенная Корниловым на русский язык. Благодаря своим блестящим знаниям иностранных языков, Владимир Алексеевич внимательно изучал и переводил специальную зарубежную литературу, могущую оказаться полезной для русских моряков. Так на основе английских и французских источников он составил руководства для лейтенантов, вахтенных и субалтерн-офицеров, а также инструкции для артиллерийских учений. Необходимо отметить работы Корнилова над составлением новых штатов снабжения и вооружения кораблей Черноморского флота, которые он выполнил за период с 1837 по 1843 годы. Этот архисложный труд сыграл важную роль в деле упорядочения службы на отечественных судах. А еще Корнилов явился организатором работ по созданию в Севастополе первоклассной библиотеки для офицеров морского флота.
Продолжалась и боевая служба Владимира Алексеевича — в ходе операций морского флота по поддержке сухопутных сил, действовавших на Кавказе, Корнилов отвечал за подготовку и высадку десантов на побережье. Русский генерал Николай Раевский писал о высадке десанта у устья реки Туапсе: «Капитан-лейтенант Корнилов имел большое влияние на успех операции. …С быстротой он двинул все гребные суда, держа между ними отличный порядок. С солдатами Тенгинского полка и матросами он из первых выскочил на берег для занятия важной для прикрытия прибывающих войск точки…», и чуть позднее о высадке войск у устья реки Шахэ: «…Корнилов в числе первых выскочил на берег, и вместе с авангардом бросился для отражения атаки неприятеля, чем весьма способствовал первому решительному успеху. С высадкой второго рейса капитан, составя из гребцов сводную команду, с примерной решительностью повел их в атаку...».
К 1840 году Владимир Алексеевич уже имел на флоте широкую известность как отличный командир и один из лучших учеников адмирала Лазарева. Михаил Петрович в свою очередь продолжал воспитывать в Корнилове достойного преемника. В период летних плаваний он ставил его начальником своего штаба, давал различные ответственные поручения, а в 1840, после производства Владимира Алексеевича в чин капитана первого ранга, назначил командиром еще строящегося на Николаевской верфи 120-пушечного линейного корабля «Двенадцать Апостолов».
Новое назначение оказалось связано с необходимостью наблюдать и контролировать строительство этого уникального судна, что, в свою очередь, потребовало от Корнилова расширения сведений в области кораблестроения. Он предпочитал лично вникать во все детали снабжения и вооружения корабля, стараясь не упускать из виду ни одной мелочи. По инициативе Владимира Алексеевича впервые в отечественном военном флоте на «Двенадцати апостолах» установили бомбическую артиллерию, полностью оправдавшую себя уже на первых практических стрельбах. 15 июня 1841 корабль спустили на воду, и командир принял на себя ответственность за «целость его и всего находящегося на нем». Потребовалось еще около года, чтобы окончить все работы — вооружить корабль артиллерией, поставить рангоут и такелаж, окрасить судно, произвести внутреннюю отделку. Лишь в мае 1842 «Двенадцать апостолов», впервые подняв вымпел и флаг, вышел на Николаевский рейд.
Командование Владимира Алексеевича кораблем «Двенадцать апостолов» составило целую эпоху в жизни Черноморского флота. Не говоря о том, что это было лучшее судно на Черном море по техническим качествам, выработанный и реализованный Корниловым порядок службы был превосходным — сам адмирал Лазарев утвердил его в качестве образца для остальных кораблей. Военно-административные качества Владимира Алексеевича проявились в это время со всей яркостью. Он хорошо знал каждого из своих подчиненных, дисциплина на корабле строилась на сознательной преданности и любви к делу матросов и офицеров. Являясь человеком огромного такта, вежливым и сдержанным, Корнилов никогда не лез в распоряжения и приказы своих командиров, однако ни одна их ошибка не ускользала от его внимания и вечером подвергалась разбору в капитанской каюте.
В 1846 году он передал командование кораблём капитан-лейтенанту Ергомышеву, а сам отправился в Англию с целью контролировать постройку пароходофрегата «Владимир» и трех железных пароходов «Эльборус», «Сулин» и «Тамань», а также изучить постановку военно-морского дела, организацию и общее состояние британских военно-морских сил. Чем дольше продолжалась командировка Владимира Алексеевича, тем больше новых указаний получал он от Лазарева, просившего его заняться постройкой портовых судов и барж, землечерпательной машины с отдельным буксирным пароходом, заказом громоотводов, инструментов, карт, чертежей, книг, сбором информации о плавучих маяках. Длительное пребывание на чужбине тяготило Корнилова, он писал в дневнике: «Столица столиц (Лондон) мне больше чем надоела — опротивела».
В Россию Корнилов вернулся в октябре 1848 и вскоре в связи с ходатайством Лазарева был произведен в контр-адмиралы. Зимой 1848-1849 года на ответственных флотских должностях в Севастополе и Николаеве произошли непредвиденные перемены, и перед Михаилом Петровичем встал вопрос о назначении нового начштаба Черноморского флота. Лазарев писал: «Контр-адмиралов много у нас, однако легко ли выбрать такого, которому без страха в критических обстоятельствах можно было бы доверить честь нации и честь флага?». В апреле 1849 года Владимир Корнилов был назначен временно исполняющим обязанности начальника штаба флота, но лишь спустя полтора года в июле 1850 он был утвержден в этой должности.
За несколько лет пребывания на посту начштаба Владимир Алексеевич путем регулярных инспекций и смотров посетил в общей сложности свыше пятидесяти кораблей, то есть все боевое ядро флота. Осмотры и плавания на судах позволили ему выявить наиболее важные недостатки в организации подготовки моряков. Благодаря его настойчивости была учреждена специальная школа для юнкеров, Корнилов ежегодно плавал вместе с гардемаринами, участвовал в экзаменационных комиссиях, содействовал внедрению наиболее разумных педагогических приемов. Еще одной важной областью штабной деятельности моряка стала гидрография. Имея в подчинении гидрографический отдел штаба с обсерваторией, типографией, депо карт и библиотекой, а также управление азовских и черноморских маяков, Корнилов умело руководил исследованиями Черного моря и навигационным обеспечением плавания судов.
В апреле 1851 умер адмирал Лазарев. В Санкт-Петербурге посчитали неудобным официально передать командование Черноморским флотом еще довольно «молодому» Корнилову, а потому командование было возложено на «полуживого» 75-летнего вице-адмирала Морица Берха. Фактически же все дела по управлению флотом находились в руках Владимира Алексеевича. Ежегодно под его руководством составлялись программы плавания кораблей Черноморского флота, разрабатывалась дислокация соединений и частей. Штаб также ведал состоянием и количеством оружия, госпиталями, разработкой позывных сигналов, назначением офицеров, караулами. Сюда стекались доклады от командиров кораблей об итогах плаваний, стрельб, учений, рапорты о некомплекте команд, о крейсерстве у кавказских берегов, о рейсах транспортов, отчеты о нововведениях. Однако сфера деятельности Владимира Алексеевича выходила за рамки штаба — он был вынужден заниматься вопросами, входившими в ведение интендантства и строительного ведомства, работать над проектом нового Морского устава, а для докладов о потребностях Черноморского флота и с целью ознакомления с нововведениями в военно-морском деле регулярно совершать поездки в Санкт-Петербург. Управляя Черноморским флотом, Владимир Алексеевич не упускал и заботу о личном составе, строго взыскивая с тех командиров, которые не интересовались удовлетворением нужд своих подчиненных и не являлись для них примером в своей деятельности. Он говорил: «Беспечность или нераспорядительность в отношении к сохранению здоровья команды не может быть ничем извиняема». Современников поражала работоспособность Корнилова, его энергия казалась неиссякаемой. Он сам в одном из писем сообщал: «Сейчас второй час ночи, а на ногах в шесть — это почитай всякий день». Его флаг-офицер писал: «Он заваливал работой приближенных, даже его адъютант, трудолюбивый, как пчела, говаривал, что выбивается подчас из сил, но не может жаловаться, поскольку Владимир Алексеевич трудится более чем он».
В 1853 году вновь обострились отношения между Турцией и Россией. Неизбежность подобного столкновения Владимир Алексеевич уже давно предвидел. Вскоре после кончины Лазарева он направил Николаю I записку, содержащую предложения по усилению Черноморского флота, увеличению ранга кораблей до ранга наиболее крупных судов английского флота и введения винтовых кораблей. Проект, к слову, был принят, но в крайне урезанном виде. Корнилову дали разрешение заложить в Николаеве винтовой корабль, а еще два сдать на подряд. Кроме того флотоводцу удалось выбить средства на достройку севастопольских доков, заложенных еще при Лазареве, и расширение Адмиралтейства. Развивая оставленные Михаилом Петровичем планы, Корнилов выработал проект перевозок по Черному морю в случае войны, который был позднее частично осуществлен, а также проекты усиления вооружения флота и активных действий на Босфоре.
В феврале 1853 года на пароходе «Громоносец» для переговоров с турецким султаном в качестве чрезвычайного русского посла отбыл князь Меншиков. В числе лиц, сопровождавших его, также был и Корнилов. Хорошо помня город по своему прежнему пребыванию в 1833 году, адмирал внимательно изучил произошедшие в нем изменения, ознакомился со стоявшими на рейде судами, предпринял поездку в Пирей и по Мраморному морю, в ходе которой отметил перемены в укреплениях Босфора и Дарданелл. Затем, не дожидаясь окончания затянувшихся переговоров, Корнилов вернулся в Севастополь. Увиденное позволило Владимиру Алексеевичу скорректировать заранее составленный стратегический план штурма Босфора. Согласно плану, отправленному адмиралом 19 марта (на следующий день после его приезда из Константинополя) великому князю Константину Николаевичу, предлагалось начать распространение слухов о подготовке нападений на Бургас или Варну, а в действительности атаковать флотом и десантом Буюкдере — летнюю резиденцию султана на берегу Босфора. В это же время с известием о разрыве всех дипломатических отношений вернулся из Константинополя князь Меншиков. Не медля, Корнилов привел в боевую готовность порты Черноморского флота и все корабли, а также начал крейсерство между Босфором и Севастополем. Быстро и четко начались перевозки войск на Кавказ, с целью удержать данный регион, в случае если турки вознамерятся поддержать грозное движение Шамиля.
Предлагаемая Владимиром Алексеевичем атака на Босфор была отвергнута в Санкт-Петербурге. В связи с этим адмирал разработал новый план действий — немедленный захват Сизополя и Синопа, лучших турецких портов на румелийском и анатолийском берегах. Оборона этих мест могла быть успешно осуществлена даже небольшими силами и создавала защитный треугольник с вершиной в Севастополе, способный обеспечить русским и свободу действий на Черном море, и возможность будущей блокады проливов. Несмотря на то, что исходные требования для реализации этого плана были осуществимы, он был отвергнут главнокомандующим князем Меншиковым.
В ноябре 1853 года Корнилов во главе своей эскадры вышел в море с целью провести рекогносцировку Бургасского и Варненского заливов. В ходе этого плавания он захватил 10-пушечный турецкий пароход «Перваз-Бахри». К слову, бой между 10-пушечным парофрегатом «Владимир», несшим флаг начштаба Черноморского флота, и турецкой посудины стал первым в истории сражением паровых кораблей. После него Корнилов писал: «Теперь имею понятие о сражении пароходов меж собой и об особой тактике, которую оные должны соблюдать». В дальнейшем тактика нового парового флота непрерывно совершенствовалась и развивалась. Отведя «Перваз-Бахри» в Севастополь, Корнилов отправился на соединение с эскадрой Павла Нахимова, который, в свою очередь, узнав о появлении флота турков у Синопа, на всех парах устремился туда. К Синопу Владимир Алексеевич подошел, когда знаменитое сражение уже было закончено. В радости, с которой он поздравил своего старого друга, не было и тени зависти. Корнилов писал жене: «Славная битва, выше Наварина и Чесмы… Браво Нахимов! Михаил Петрович радуется за ученика». После этой славной победы можно было легко захватить Синоп и реализовать первую часть плана Корнилова. Однако адмиралу пришлось отказаться от этого и подчиниться распоряжениям, не открывающим для морского флота никаких перспектив.
В зимний период 1853-1854 годов Владимир Алексеевич занимался восстановлением боеспособности кораблей после интенсивных плаваний и усилению защиты ключевой базы морского флота со стороны моря. По инициативе Корнилова в глубине Севастопольского рейда были построены три береговые батареи («Парижская», «Двенадцатиапостольская» и «Святославская»), а в марте начато строительство еще двух, предназначенных для обстрела ближних подступов к входу на рейд. В Европе тем временем было неспокойно, Синопское сражение получило громкий отклик, английский кабинет под руководством лорда Эбердина, твердо державшийся намерений не ввязываться с Россией в войну, был распущен, а новый, Пальмерстона, при поддержке Франции в лице Наполеона III активно выступал за военные действия. В прессе обеих стран на разные лады повторялось: «Настала пора вымести русский флаг прочь с моря.… Для Европы предпочтительнее безобидная Турция, чем деспотическая и всемогущая Россия». Наконец, 28 марта 1854 года Франция, а за ней и Англия объявили войну Российской империи. Вскоре их объединенный флот вошел в Черное море, готовя перевозку войск в Крым. Несмотря на перевес сил, Владимир Алексеевич продолжал настаивать на активных действиях на море, однако осторожный Меншиков наложил запрет на все крупные операции. Одним из замечательных моментов в истории зарождающегося парового флота стали рейдерства русских пароходов на дальних коммуникациях противника в условиях его господства на море летом 1834. В исключительно трудных условиях Корнилов организовал первые в мире действия паровых рейдеров — пароходофрегаты «Эльборус», «Владимир» и «Тамань» смело выходили из Севастополя, достигали Варны, Синопа, Босфора, совершали там разведку вражеских сил врага, уничтожали его транспортные суда, срывали перевозки на важнейших коммуникациях и вселяли страх.
1 сентября 1854 года в виду Севастополя показался соединенный вражеский флот. Корнилов вместе с Нахимовым смотрел за его движением с вышки Морской библиотеки. Подсчитать количество кораблей не было никакой возможности, как позже выяснилось, неприятельский флот насчитывал свыше 360 вымпелов. Корабли прошли к Евпатории, где и началась высадка десанта. Вслед за этим 8 сентября состоялось сражение у речки Алмы, закончившееся вследствие ошибок русского командования отходом нашей армии к Севастополю. Однако уже с момента появления неприятеля у побережья Крыма Владимир Алексеевич принял меры по противодействию. 2 сентября он установил диспозицию флота, отдал приказы о готовности кораблей, перебросил первые батальоны, собранные из моряков, на берег, остановил все портовые работы, переключив мастеровых на оборонительную линию. К слову, с моря Севастополь представлял собой грозную крепость — помимо корабельной артиллерии город был защищен тринадцатью батареями, насчитывающими 611 орудий. Однако с суши, в частности с Северной стороны, где высадились союзные войска, город был защищен крайне слабо. Здесь было расположено лишь около 200 орудий малого калибра, а окрестные возвышенности вовсе не использовались в системе обороны и давали занявшему их противнику возможность получить господство над укреплениями и быстро их подавить.
9 сентября состоялся военный совет, на котором присутствовали командиры всех кораблей. Решался вопрос о дальнейшем использовании флота. Владимир Алексеевич стоял за его выход в море с целью дать решающий бой противнику. Соотношение сил осенью 1854 года исключало всякую возможность победы для русских, и Корнилов это прекрасно понимал, рассчитывая лишь на внезапность нападения, навязывание абордажного боя и подрыва своих и неприятельских кораблей с нанесением вражескому флоту таких потерь, которые сорвут все его дальнейшие операции. В подобном предложении также выражалась его готовность к героической гибели ради сохранения чести флага. Однако потеря флота ставила под удар оборону Севастополя — главной базы, являющейся ключом к Черному морю. В связи с этим большинство присутствовавших на совете командиров высказалось против плана Корнилова, приняв решение затопить несколько старых кораблей у входа в бухту с целью не допустить прорыва неприятельских эскадр в порт. В ночь с 10 на 11 сентября у семи судов прорубили днища, и они медленно ушли под воду. Затопление с болью было воспринято всеми черноморскими моряками, Корнилов писал: «Грустно уничтожать труд свой! Много было нами употреблено усилий, дабы держать обреченные жертве корабли в завидном порядке. Но нужно покориться — Москва горела, а Русь стала сильнее. …Мы нужны для обороны города, где дома наши и семейства».
Все свои силы Владимир Алексеевич обратил на усиление защиты Севастополя с суши. Адмирал сформировал четыре десантных и два резервных батальона, лично осмотрел все укрепления, однако вскоре ему выпало очередное огорчение. Меншиков, отозвав из города все сухопутные войска, вверил оборону города снятым с кораблей морякам и немногочисленному гарнизону, а сам со всей армией отступил к Бельбеку. Оставляя город, князь не отдал никаких приказов об обороне, и командование гарнизоном в это трудное время перешло к престарелому и бездеятельному генерал-лейтенанту Моллеру. Начальником обороны Южной стороны Севастополя был назначен Нахимов, а начальником Северной — Корнилов. Таким образом, командование двумя городскими сторонами не было объединено, что могло иметь самые пагубные последствия. К счастью, Корнилов и Нахимов прекрасно знали друг друга и имели одинаковые взгляды на задачи обороны города.
Бремя ответственности для Владимира Алексеевича усугублялось еще и тем, что он всю жизнь провел на море и очень многие проблемы организации сухопутной обороны не были ему известны. Свободные минуты отдыха он уделял, читая соответствующие книги на русском и иностранных языках. Также его выручали умения мгновенно ориентироваться в обстановке, руководить людьми, воодушевлять их. Призывы Корнилова, проникнутые глубоким патриотическим чувством, простота обращения с подчиненными, забота о снабжении, питании, обмундировании солдат, снискали ему огромный авторитет среди простых воинов. При всякой встрече и прощанье с ним солдаты меж собой говорили: «Вот так енерал — отец, а не енерал...».
С присущим умением подбирать себе помощников адмирал поставил во главе инженерной службы Эдуарда Тотлебена, который писал: «Расположение войск и начертание укрепления мне поручено генерал-адъютантом Корниловым. Нам также помогает адмирал Нахимов и все продвигается хорошо…». Однако создать надежную систему обороны Северной стороны города за имевшийся в распоряжении Корнилова и его помощников короткий отрезок времени было невозможно даже при усилиях сверхчеловеческих. Несмотря на все произведенные работы, оборона Северной стороны в случае штурма была безнадежной, сам Владимир Алексеевич по этому поводу говорил: «Отступление невозможно, все кто сюда попал — ляжет навеки. Смерть не страшит меня, но попасть в плен — ужасно…». Однако ни он, ни Нахимов не унывали и поддерживали среди защитников города решительное и бодрое настроение. В одном из приказов Корнилов писал: «Драться будем до последнего. Отступать некуда — позади нас море. Запрещаю всем начальникам бить отбой, барабанщики обязаны забыть этот позорный сигнал».
Враг же с нападением не спешил. Совершив грубейшую ошибку, союзное командование нашло более выгодным штурмовать Севастополь с юга. Не ослабляя темпов работ по строительству укреплений на Северной стороне, Корнилов со своими батальонами поспешил на помощь Нахимову, по просьбе последнего приняв общее командование защитой города. Тем временем неприятель развернул масштабные окопные работы, давая севастопольцам время усилиться. Не только немногочисленные солдаты гарнизона и моряки, но и мирные жители работали на возведении новых укреплений. Однако время решительной схватки близилось. Говорил об этом и Владимир Алексеевич в своих кратких и выразительных распоряжениях. В последнем из них, вышедшем 3 октября, адмирал напомнил защитникам принцип, на котором всегда основывалась особая сила русского воинства: «Каждый помни, что для успеха необходимо думать не о себе, а о товарище». Это была та же истина, которую Суворов выразил словами: «Сам погибай, а товарища выручай!».
Утром 5 числа союзники открыли по городу жестокую канонаду. Флаг-офицер Корнилова писал: «…На пятом бастионе Корнилов и Нахимов, взойдя на банкет у исходящего угла, долго разговаривали и следили за наносимыми нашей артиллерией повреждениями. Около нас свистели ядра, обдавая кровью убитых и землей, вокруг лопались бомбы, поражая орудийную прислугу…». Оставив Павла Степановича, Корнилов продолжил объезд укреплений. Появление любимого командира повсеместно поднимало дух обороняющихся. Узнав, что огонь неприятеля наносит сильный урон защитникам третьего бастиона, адмирал тотчас же направился туда. Его уговаривали не рисковать, но он ответил, что не может не видеть «всех героев своих на поле их отличия» и что наряду с ними будет исполнять свой долг. С третьего бастиона Владимир Алексеевич отправился на Малахов курган, где также шла яростная перестрелка с врагом. В двенадцатом часу дня осколки взорвавшегося ядра раздробили левую ногу шедшего к своей лошади Корнилова.
В бессознательном состоянии смертельно раненного адмирала доставили в госпиталь. Там он пришел в себя, успел проститься с Истоминым, выслушал радостную весть об успехе в борьбе с батареями противника и скончался. Одними из последних слов его стали: «Когда совесть спокойна, умирать приятно. Благослови, Господь, Россию!». Командование перешло к Нахимову, который до самой своей гибели, не менее доблестной, чем смерть ранее павшего друга, вместе с Тотлебеном, Истоминым, генералами Хрулевым, Хрущовым, Васильчиковым мужественно и решительно продолжал оборону родного города. 6 октября 1854 года тело Владимира Алексеевича было похоронено рядом с могилой Лазарева в склепе Владимирского собора.
По материалам книг Н.М. Коробкова «Вице-адмирал Корнилов» и С.Б. Кузьминой «Адмирал Корнилов»
Ольга Зеленко-Жданова
Военное обозрение
|
