27 февраля 1837 года Высочайшим Приказом корнет Лермонтов был переведен из лейб-гвардии Гусарского полка в Нижегородский драгунский, стоявший в Кахетии, в местечке Карагачи.
Сменив блестящий, расшитый золотом ментик на боевую куртку Нижегородского полка, Лермонтов, выехал из Петербурга вместе со своим приятелем и двоюродным дядей, однополчанином A.A. Столыпиным, командированным для принятия участия в очередной экспедиции. По пути он заехал в Пятигорск и провел там некоторое время.
Природа Кавказа, знакомая ему с детства, не потеряла и теперь над ним своего чарующего обаяния. «У меня здесь хорошее помещение», пишет он из Пятигорска, «каждое утро из своего окна смотрю я на всю цепь снежных гор и Эльбрус; вот и теперь, сидя за письмом к вам, я по временам кладу перо, чтобы взглянуть на этих великанов: они прекрасны и величественны…»
Рассчитывая попасть еще в осеннюю экспедицию, готовившуюся на берегу Черного моря, он выхлопотал себе прикомандирование к действующему отряду, но военных действий во все это время не было. Ожидали приезда Государя Николая Павловича, и экспедиции были на время приостановлены. Он воспользовался этим для своих поездок по краю. «С тех пор, как выехал из России», писал он одному из своих товарищей, «поверишь ли, я находился в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами, ночевал в чистом поле, засыпал под крики шакалов, ел чурек, пил кахетинское. Здесь, кроме войны, службы нету, я приехал в отряд слишком поздно и слышал только два-три выстрела, зато два раза в моих путешествиях отстреливался: раз ночью, мы ехали втроем из Кубы, я, один офицер нашего полка и черкес (мирный, разумеется) и чуть не попались шайке лезгин… Хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе… Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал и везу с собой порядочную коллекцию» и т. д.
Между прочим, в музее Нижегородского полка хранились несколько его рисунков. Они были отлично исполнены и представляли особую ценность, ибо были им подписаны.
Пребывание Лермонтова в Нижегородском полку совпало с Высочайшим смотром войск в Тифлисе, и есть некоторое основание думать, что царский смотр имел косвенное влияние на судьбу поэта. Государь нашел Нижегородский полк «в отличном виде», за что изъявил особое свое удовольствие командиру полка полковнику С.Д. Безобразову, наградил всех офицеров, а драгунам было выдано по 2 рубля серебром, по 2 фунта мяса и по 2 чарки водки. Смотр состоялся в Дидубе, под Тифлисом, 10 октября 1837 года, а 11-го уже состоялся приказ об обратном переводе Лермонтова в гвардию, сперва в Гродненский гусарский, а вскоре и обратно в лейб-Гусарский.
Но в гвардии он прослужил недолго и 18 февраля 1840 года, за дуэль с сыном французского посланника Барантом был снова переведен на Кавказ, но не в драгуны, а в Тенгинский пехотный полк, расположенный на Черноморье. С ним опять поехал A.A. Столыпин, бывший у него секундантом. Будучи в отставке, он был вновь назначен на службу, по воле Государя, капитаном в Нижегородский драгунский полк.
10 июня 1840 года Лермонтов приехал в Ставрополь, главную квартиру командующего войсками Кавказской линии. Здесь он встретился со многими петербургскими знакомыми, преимущественно гвардейскими офицерами, приехавшими сюда для участия в военных действиях и в ожидании последних весело проводившими время. Лермонтов сейчас же окунулся в эту жизнь и участвовал в ежедневных шумных обедах и ужинах, устраиваемых в роскошной по тому времени гостинице Наитаки. Сборища обыкновенно переходили в кутеж, после которого расходились с музыкой.
Лермонтову предстояло ехать на Черноморскую береговую линию, где стоял его Тенгинский полк, но перспектива попасть в гарнизон одного из укреплений не улыбалась пылкому молодому человеку, жаждавшему испытать новые боевые впечатления. Поэтому он постарался выхлопотать себе командировку на левый фланг, где готовилась экспедиция против горцев. Действительно, в июле месяце, в крепости Грозной был сформирован отряд генерала Галафеева в составе 2 батальонов ІІІирванского пехотного, 3 батальонов Куринского и 1 батальона Мингрельского егерских полков, 14 орудий и 1.500 казаков. Вот к этому-то Чеченскому отряду и был прикомандирован поручик Лермонтов, в числе нескольких других гвардейских офицеров.
6 июля войска выступили из Грозной, а уже 11-го произошел кровавый бой на берегу реки Валерик, так бесподобно описанный самим Лермонтовым. Донося об этом бое, генерал Галафеев писал: «Успеху сего дела я обязан распорядительности и мужеству полковых командиров, офицеров Генерального штаба, а также Тенгинского пехотного полка поручику Лермонтову. Офицер сей имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны, это было сопряжено для него с величайшими опасностями от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами, но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством, хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельский завал». За это дело Лермонтов был представлен генералом Галафеевым к ордену святого Владимира 4-й степени с бантом, но корпусный командир заменил награду святым Станиславом 3-й степени, ввиду того, что «поручик ордена не имеет».
Осенью того же года Лермонтов был вторично в экспедиции и во все время похода состоял в прикомандировании к кавалерии действующего отряда и 10 октября, когда выбыл раненым из строя Малороссийского казачьего № 1 полка известный своей храбростью юнкер Руфим Дорохов (три раза уже разжалованный в рядовые за «шалости»), Лермонтов принял от него начальство над охотниками, выбранными в числе сорока человек из всей кавалерии. Эта команда головорезов, именовавшаяся «лермонтовским отрядом», рыскала впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля и, действуя исключительно холодным оружием, не давала никому пощады.
Лихо заломив белую холщевую шапку, в всегда расстегнутом и без погон сюртуке, из-под которого выглядывала красная канаусовая рубашка, Лермонтов на белом коне не раз бросался в атаку на завалы. Минуты отдыха он проводил среди своих головорезов, ел с ними из одного котла, отвергал излишнюю роскошь, служа лучшим примером воздержания для своих подчиненных.
Начальник отряда был весьма доволен действиями партизанской команды и вот в каких выражениях доносил начальству о неудержимой удали поэта: «Он обратил на себя особое внимание мое, поручив его начальству команду из охотников состоящую. Невозможно было сделать выбора удачнее, всегда поручик Лермонтов первым подвергался выстрелам и, во главе отряда, оказывал самоотвержение выше всякой похвалы» и т. д. и в награду спрашивал ему перевод в гвардию тем же чином и старшинством.
В конце октября Лермонтов опять был в экспедиции и, как и прежде, с отрядом своего имени проявлял чудеса храбрости, за что и был представлен к награждению Золотым оружием с надписью «за храбрость».
По окончании военных действий в этом году Лермонтов провел некоторое время в Пятигорске, откуда отправился к месту своей службы, в станицу Ивановскую, и по прибытии в полк, в конце декабря был зачислен в 12-ю мушкетерскую роту. В полку он пробыл недолго и, по словам майора Тенгинского полка Белевича, произвел на сослуживцев неприятное впечатление своей холодностью, желчностью и раздражительностью. Слишком много говорил он о своей храбрости, хотя на Кавказе этим нельзя было удивить и, в общем, и тут в полку он не приобрел друзей.
Побывав в двухмесячном отпуску, он в мае 1841 года был в Ставрополе и, по его просьбе, был снова прикомандирован к штабу войск левого фланга, но в отряд не попал, заболев по дороге лихорадкой, и по совету докторов и с разрешения коменданта остался в Пятигорске на все лето 1841 года. Тут он весело проводил время в обществе гвардейцев, принимал участие в постоянных пикниках, кавалькадах и прогулках в горы верхом. Тут в доме генерала Вирзилина, Атамана Кавказского Линейного Войска произошла роковая его ссора с майором Мартыновым. 15 июля была их дуэль, на которой Лермонтов был убит наповал.
18 июля состоялись его похороны, и случайно на водах оказались представители всех полков, в которых Лермонтов, волею или неволею, служил в продолжение своей короткой жизни. На погребение, почтить память товарища явились: лейб-гусар Тиран, от нижегородцев сам командир полка полковник С.Д. Безобразов, проводивший лето на водах и своим влиянием много способствовавший тому, чтобы погребение было совершено по христианскому обряду, гродненский гусар А. Арнольди, от тенгинцев был прапорщик Лорер (декабрист); «На плечах наших, — говорит Лорер, — вынесли мы гроб из дома и донесли до уединенной могилы кладбища, на покатости Машука, куда опустили прах поэта в мундире Тенгинского полка».
Вот какова была краткая боевая деятельность Михаила Юрьевича Лермонтова в рядах славных Кавказских войск.
князь Н.С. Трубецкой
|
