Весною 1764 года в Петербурге и в Москве полицией был найден “пасквиль, выданный под именем высочайшего указа”, который, якобы от имени царицы, возбуждал крестьян против помещиков; это была, мы бы сказали, революционная листовка. Сенат приказал собрать и “сжечь рукою палача” “такое подлое и поносительное письмо”, составленное и выпущенное в свет “для обмана невинных простаков” (Полное собрание законов, том 16, №12089). “Сочинитель” пасквиля остался полиции неизвестным.
На рубеже XIX и XX веков в России появился иной, ставший мировой знаменитостью, сочинитель политических “пасквилей для обмана невинных простаков”. Таким непревзойденным мастером был Владимир Ильич Ульянов (партийная кличка — Ленин), что, впрочем, не мешает многим историкам и публицистам считать его “искренним идеалистом” и даже человеколюбцем.
Прежде чем излагать в хронологической последовательности историю сотрудничества ленинцев с политической и военной головкой вильгельмовской Германии, мы должны перечислить действующих лиц этой криминальной драмы. Со стороны немцев участниками были: кайзер Вильгельм II, “генерал-квартирмейстер” (фактический руководитель военных операций) Эрих Людендорф, имперские канцлеры Бетман-Гольвег и граф Гертлинг, “статс-секретари” по иностранным делам (последовательно) фон Ягов, Циммерман и Кюльман и их помощники Штумм и Буше; германские послы Ромберг (в Берне), граф Брокдорф-Ранцау (в Копенгагене), барон фон Люциус (в Стокгольме); далее, один из возглавителей военно-политической разведки Штейнвакс и статс-секретарь Министерства финансов граф фон Редерн, который, по требованиям возглавителей дипломатического ведомства, многократно и широко открывал имперскую кассу для снабжения большевистских “идеалистов” материальными средствами.
На другой стороне главным действующим лицом был, конечно, Ленин; хитрый и осторожный конспиратор, он избегал прямого контакта с имперскими немецкими чиновниками, но для такого контакта у него под рукой была обширная и достаточно пестрая интернациональная компания: эстонец Кескюла, польские социал-демократы Ганецкий (Фюрстенберг) и Козловский, болгарско-румынско-немецкие социал-демократы (впоследствии видные коммунисты) Раковский и Радек. Радек, Ганецкий и посланный Лениным большевик Воровский во время войны проживали в Стокгольме и составляли так называемое “Заграничное бюро” Центрального Комитета РСДРП (большевиков). Номинальной целью этого бюро было поддержание контакта с социалистами различных европейских стран, которые не “скатились на позиции социал-патриотизма и социал-шовинизма”, а реальная их работа состояла в поддержании контакта с немецкими агентами и в пересылке получаемых от них денежных субсидий русским большевикам; для прикрытия этих дел Ганецкий занимался еще обширными “коммерческими” и финансовыми операциями, используя для этого немецкие и шведские банки. Главным же посредником между обеими странами и в значительной степени инициатором всего огромного и сложного предприятия немецко-большевистского сотрудничества был пресловутый Парвус, он же “доктор Гельфанд” по немецким документам. Об этой личности мы находим в 44-м томе первого издания Большой Советской Энциклопедии (с. 159) следующие сведения:
Парвус, псевдоним Гельфанда А. Л. (1869-1924), родился в России, в 1886 г. эмигрировал в Швейцарию, затем переехал в Германию; с конца 90-х годов принимал активное участие в работе германской социал-демократии, примыкая к ее левому крылу.
Выдвинулся как крупный теоретик марксизма и специалист по вопросам мировой политики и экономики. С начала 1900-х годов принимал участие также в работе российской социал-демократии, сотрудничая в “Искре” и “Заре”. В 1905 году вернулся в Россию и был членом Исполкома Петербургского совета рабочих депутатов; в 1906 г. был сослан в Сибирь, но бежал и возвратился в Германию. В 1910-14 гг. жил в Константинополе, “занимался торговыми делами, разбогател и окончательно отошел от социализма”.
Во время мировой войны “скатился на позиции крайнего шовинизма”. С 1915 года издавал в Берлине журнал “Колокол” и “вел шовинистическую пропаганду по заданиям немецкого генерального штаба... Занялся крупными спекуляциями, наживаясь на поставках в армию”.
По поводу последнего сообщения Д. Шуб замечает: “Слухи о том, что Парвус, благодаря своим связям с Германией и Турцией, якобы зарабатывал миллионы на поставках хлеба из балканских стран для германской армии, распространялись главным образом теми российскими революционерами, которые состояли в тайных сношениях с ним и через него получали от германского правительства субсидии на свою пораженческую пропаганду. Все “торговые дела”, которыми Парвус в течение войны занимался в действительности, были скрытыми предприятиями германского правительства” (Д. Шуб. Ленин и Вильгельм II, "Новый журнал", 1959, №2).
В дальнейшем изложении мы увидим, что биография Парвуса должна быть дополнена некоторыми “подробностями”, о которых советская энциклопедия умалчивает. Любопытно, что из второго издания Большой Советской Энциклопедии Парвус вовсе выпал, как будто бы этого “крупного марксистского теоретика” никогда на свете не было.
Такая же судьба постигла и других участников ленинско-немецких контактов: ни Радек (бывший в 1919-24 гг. членом большевистского ЦК), ни Раковский (бывший впоследствии председателем Совнаркома Украины и полпредом в Англии и во Франции) в БСЭ даже не упомянуты. Ганецкий в первом издании БСЭ (т. 14, с. 518) фигурирует как “революционер-коммунист, видный деятель польского рабочего движения”, но из второго издания и этот “видный деятель” исчез бесследно... Из членов стокгольмского “Заграничного бюро” посчастливилось только одному Воровскому, который, как известно, был в 1923 году убит в Швейцарии белым офицером и которого поэтому можно вспоминать и восхвалять без опасения каких-либо неприятных ассоциаций.
Главный (хотя и хорошо загримированный) актер криминальной драмы, Ленин, незадолго до войны (в 1912 г.) перебрался в австрийские владения в Краков, чтобы быть поближе к русским границам и отсюда руководить деятельностью большевиков в России. Когда началась война, Ленин и несколько его подручных были, по недоразумению, арестованы местными австрийскими жандармами (ведь формально они были русскими подданными), однако, вследствие немедленно последовавшего вмешательства австрийских “высших сфер”, все они были освобождены и переселились в Швейцарию, где и находились до начала революции 1917 года. По отношению к войне Ленин, как известно, сразу занял резко пораженческую позицию, проповедуя непрерывно, что “царское правительство начало и вело настоящую войну, как империалистическую, грабительскую, разбойничью войну, чтобы душить и грабить слабые народы” (это — цитата из “Писем издалека”, написанных в марте 1917 года, но она резюмирует все ленинские высказывания с 1914 года).
Конечно, Ленин на словах бранил все “империализмы”, включая немецкий, но постоянно утверждал, что для России наилучшим исходом войны было бы “поражение царизма”, которому, очевидно, должно было предшествовать поражение русских армий, т. е. то, что было вожделенной целью немецкого правительства.
Конечно, Ленин не мог и не хотел прямо и открыто выражать желание победы немецкого империализма, не мог солидаризироваться с болыпинством германских социал-демократов, превратившихся в “социал-патриотов” или “социал-шовинистов”. Соблюдая (теоретически) чистоту своих революционно-интернационалистических риз, ленинцы, совместно с другими “социалистами-интернационалистами”, как русскими (включая меньшевика Мартова и эсера Чернова), так и европейскими, провели в Швейцарии две известных “международных социалистических конференции” — в Циммервальде (в сентябре 1915 г.) и в Кинтале (в апреле 1916 г.). На этих конференциях был, как известно, провозглашен знаменитый лозунг: “Мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов”.
Но резолюции социалистических конференций едва ли особенно беспокоили немецких генералов и политиков, которые внимательно изучали важную проблему практической политики: как ускорить военное поражение неприятельских армий, ослабив их моральную силу пораженческой пропагандой среди солдат, беспорядками и забастовками в тылу, поддержкой сепаратистских движений в неприятельских странах и т. д. В самом начале войны (и даже до войны) в недрах немецких канцелярий составлялись соответствующие планы, вербовались и тренировались агенты, устраивались в нейтральных странах различные “бюро” и конторы (чаще всего под видом каких-либо коммерческих предприятий). Миллионы германских марок и австрийских крон ассигновывались на эту работу, но для успеха ее важно было в составе неприятельских наций найти людей или организации, которые служили бы проводниками немецкого “воздействия на массы”. С этой точки зрения, большевики, с их пораженческой позицией в отношении царской армии, были, конечно, идеальными союзниками и помощниками для имперского германского правительства, которое готово было оплачивать эту помощь миллионами марок; с другой стороны, для большевиков-ленинцев было совершенно безразлично, откуда получать деньги - из карманов ли взбалмошных русских богачей (как случалось в 1905 году), от “экспроприаций” (т. е. грабежей) русских банков или из кассы имперского германского правительства. Последнее было, конечно, проще всего, лишь бы найти хороших посредников и надежную маскировку. При таких условиях понятно, что заключенный через посредников в 1915 году финансово-политический союз Ленина и Вильгельма II (хотя лично каждый из них в душе ненавидел и презирал другого), продержался до самого конца германской империи.
Слухи об этом союзе скоро начали просачиваться, но долго ни встречали доверия, ибо не могли быть доказаны документально. В литературе не было согласия по этому вопросу. Конечно, большевики начисто отрицали и отрицают эту “клевету”.
В эмигрантской прессе темпераментный Вл. Бурцев (в своей брошюре “Юбилей предателей и убийц”, 1927 г., и в других статьях и брошюрах) в ярких и красочных словах говорите “предательстве” и “измене” большевиков, но не может привести документальных доказательств. У П. Н. Милюкова в его “Истории второй русской революции” есть несколько отдельных замечаний о союзе большевиков с немцами, но полной картины нет. С. П. Мельгунов издал в 1940 году целую книгу под заглавием “Золотой немецкий ключ к большевицкой революции”, но и он не мог нарисовать всю картину.
А между тем, уже в январе 1921 года известный лидер правого крыла немецкой социал-демократии Эдуард Бернштейн опубликовал в берлинском с.-д. органе “Форвертс” статью, в которой сообщал, что, как ему известно из достоверных источников, большевики получили от правительства кайзера огромную сумму -больше 50 миллионов золотых марок. В ответ на поднявшиеся вопли коммунистов о “клевете” Бернштейн предложил привлечь его за клевету или к германскому суду, или к суду Социалистического интернационала, но тогда ленинские защитники умолкли; ни суда, ни расследования этого дела не было и все заглохло...
Через четверть века, в конце второй мировой войны, американской армией в Германии были найдены в пяти замках, расположенных в горах Гарца, архивы германского Министерства иностранных дел; они были частично разобраны американцами и англичанами, и в них было найдено множество документов, касающихся немецко-большевистского союза в 1915-18 гг. Некоторая часть этих документов (всего 136 номеров и 2 приложения) была издана в 1958 году в Лондоне З. А. Б. Земаном под заглавием: “Германия и революция в России 1915-1918 гг.”. Приведенные у Земана документы все еще не дают полной картины немецко-большевистского союза, ибо документы приведены далеко не все и, кроме того, многое решалось личными контактами, без протокольных записей, но всё же теперь характер этого союза уже совершенно ясен.
Инициатором этого крупного и сложного предприятия был наш знакомый Парвус-Гельфанд, который в марте 1915 года представил германскому правительству меморандум, заключавший подробный план организации революционного движения в различных частях Российской империи. Для осуществления плана нужны были, конечно, деньги. План был одобрен, и миллионы марок потекли в организации (и в карманы) пораженцев и сепаратистов. С марта 1915 года до декабря 1917 года Парвус играл главную посредническую роль в отношениях между немецким правительством и большевиками. Он, некогда высланный прусской полицией как “нежелательный иностранец”, теперь становится особой весьма “желательной”, получает немецкое гражданство (за свои “заслуги”) и с немецким паспортом ездит то на Балканы, то в Швейцарию, то в Скандинавию. В Копенгагене он основал “Институт для изучения причин и последствий мировой войны”, в котором “работал” ряд русских эммигрантов, “подходящих” по своему направлению. В Стокгольме он поддерживал контакт с Заграничным бюро ленинского ЦК. Большевики, конечно, утверждали, что у Парвуса с Ганецким были лишь “коммерческие дела”...
Приведем несколько документов для иллюстрации действительного положения. Немецкие миллионы начали течь по революционным каналам с весны 1915 года. 6 июля 1915 года статс-секретарь фон Ягов пишет статс-секретарю Министерства финансов: “5 миллионов марок требуется для революционной пропаганды в России” (док. № 4).
30 сентября 1915 года посол в Берне Ромберг доносит рейхсканцлеру о программной беседе Кескюла с Лениным; интересно, что после заключения мира с Германией, их план предусматривал поход русских войск на Индию (док. № 6). Возможно, конечно, что Ленин дурачил своего собеседника. 21 декабря 1915 года посол в Копенгагене Брокдорф-Ранцау доносит рейхсканцлеру, что, по утверждению “д-ра Гельфанда”, для полной организации революции в России требуется около 20 миллионов рублей (док. № 7).
23 января 1916 года он же доносит, что д-р Гельфанд возвратился из Стокгольма, где он провел три недели, совещаясь с русскими революционерами; он сообщил, что переданная в его распоряжение сумма в миллион рублей немедленно переслана в Петербург и употреблена по назначению (док. № 11).
В то время как Парвус и Заграничное бюро ЦК работали в Стокгольме, Ленин работал в Швейцарии, где издавал пораженческий орган “Социал-Демократ”. В статье Д. Шуба находим такое сведение об этом предприятии: “Газетка Ленина “Социал-Демократ” печаталась в незначительном количестве экземпляров и на дешевой бумаге. Отдельные экземпляры пересылались в Германию и там фотографическим путем перепечатывались на гильзовой бумаге в типографии германского Морского министерства в большом количестве экземпляров. Отпечатанные экземпляры через Кескюлу отправлялись в Копенгаген и в Стокгольм, и оттуда пересылались в Россию).
* * *
В конце 1916 года и в начале 1917 года экономическое и военное положение центральных держав становилось для них слишком тяжелым. В декабре 1916 года, как известно, немцы предложили начать переговоры о мире, но западные державы и русский император отвергли это предложение, и над Германией и Австро-Венгрией нависла угроза экономического краха, а затем — военного поражения.
Известие о Февральской революции в России вызвало в Германии огромную радость и возбудило надежды не только на спасение, но и на победу. “С моего сердца свалилась многопудовая тяжесть, — пишет генерал Людендорф, руководитель военных операций на восточном фронте, в своих воспоминаниях. — Русская революция означала значительное ослабление Антанты и существенное облегчение нашего тяжелого положения”.
Однако политика Временного правительства в вопросах войны и мира должна была принести немцам разочарование, ибо правительство, возглавляемое князем Львовым и имевшее в своем составе Гучкова в качестве военного министра и Милюкова — министра иностранных дел,— объявило о своем намерении вести войну до победного конца в союзе и согласии с западными державами.
Немцам нужны были, конечно, другие лозунги и иная политическая установка, т. е. как раз то, что проповедовал Ленин, который немедленно после Февральской революции и образования Временного правительства провозгласил: “Наша тактика: полное недоверие. Никакой поддержки новому правительству”. Развивая и обосновывая свою позицию в вопросе войны, Ленин писал (еще из Швейцарии) в марте 1917 года: “Царское правительство начало и вело настоящую войну как империалистическую, грабительскую, разбойничью войну, чтобы грабить и душить слабые народы. Правительство Гучковых и Милюковых есть помещичье и капиталистическое правительство, которое вынуждено продолжать и хочет продолжать именно такую самую войну... Гучков, Милюков с Ко. воспользовались борьбой рабочих против царской монархии, чтобы захватить власть, а договоры, заключенные царем, они подтвердили... Гучковско-Милюковское правительство есть, в сущности, лишь приказчик англо-французского капитала... Чтобы добиться мира... надо, чтобы власть в государстве принадлежала не помещикам и капиталистам, а рабочим и беднейшим крестьянам”. (т. 20, сс. 42-44).
Нечего и говорить, что такого рода ленинская проповедь звучала райской музыкой в ушах немецкого командования и политического руководства и открывала, в случае ее успеха, самые широкие и радужные перспективы. Но для успеха пораженческой пропаганды было нужно, чтобы Ленин и ленинцы вели свою пропаганду в самой России, а не письмами из далекого швейцарского “захолустья”, и у немцев, естественно, рождается мысль о скорейшей переброске в Россию Ленина и его штаба. Людендорф пишет, что “имперский канцлер, по совету (немецких. — С. П.) социалистов, переправил Ленина в Швецию (т. е. по пути в Россию. —С. П.) Верховное командование армии одобрило это, а в своих воспоминаниях Людендорф прямо говорит: “Посылая Ленина в Россию (курсив мой. — С. П.), наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно, Россию нужно было повалить”.
Если германское правительство хотело поскорее переправить Ленина в Россию, то и сам он, конечно, хотел того же. 23 марта (н. ст.) статс-секретарь Циммерман телеграфировал в “Главную квартиру” армии, что, согласно донесению посла в Берне Ромберга, “ведущие русские революционеры” выражают желание возвратиться в Россию через Германию; статс-секретарь полагает, что “это было бы в наших (т. е. немецких. — С. П.) интересах”, и высказывается за выдачу разрешения (Земан, док. № 15).
Дело быстро прошло все инстанции, поездка была одобрена, и 2 апреля (н. ст.) помощник статс-секретаря Буше телеграфировал Ромбергу: “Желательно, чтобы перевоз русских революционеров через Германию состоялся как можно скорее” (док. № 24).
Вскоре при посредстве швейцарских социал-демократов Гримма и Платтена, был заключен договор с немцами о проезде ленинцев через Германию в знаменитом “запломбированном вагоне” (большевики с дешевой гордостью называют свой вагон, “экстерриториальным”). Так как Ленину, конечно, не хотелось признаваться в том, что немцы просто перебрасывают его в Россию как сосуд с ядовитыми газами — для отравы русского фронта и тыла, он постарался придать соглашению о поездке вид двустороннего договора как бы на равных условиях, и потому в договор был включен такой странный пункт: “едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответственное число австро-германских интернированных”.
Конечно, поскольку ленинцы в то время в правительство не входили и в советах большинства не составляли, никакого “обмена австро-германских интернированных” в России они производить не могли бы: совершенно очевидно, что пункт этот не только не имел никакой обязательной силы для договаривающихся сторон, но и вообще не имел никакого реального смысла (и был включен только “для обмана невинных простаков”).
Поездкой Ленина и его штаба интересовался и сам император Вильгельм. 12 апреля (н. ст.) “офицер для связи” при императорской главной квартире телефонировал в Берлин, что император предложил дать “проезжающим через Германию русским социалистам” копии официальных германских документов и речей и разной литературы, чтобы они могли информировать других в своей стране (о миролюбивых намерениях германского правительства). Затем у немцев возникло опасение, что нейтральная Швеция может отказать “русским социалистам” в пропуске через свою страну; на этот случай было предусмотрено, как сообщается в той же телефонограмме из ставки, что “верховное командование армии было бы готово пропустить их в Россию через линию германского фронта” (док. № 44). Но шведы любезно пропустили ленинцев и избавили их от срама открытой “маршировки” через линию немецкого фронта...
В Стокгольме Ленин встретился с членами своего Заграничного бюро и с другими “революционными социалистами”. Парвус также хотел было с ним встретиться, но Ленин не только отказался его видеть, но и просил Ганецкого, Воровского и “шведских товарищей” засвидетельствовать этот факт. Как хитрый и опытный конспиратор, Ленин и тут постарался создать себе “алиби”, отказавшись от встречи с известным “социал-шовинистом”. По этому поводу Д. Шуб основательно замечает: “Ленину тогда не было никакой надобности лично встречаться с Парвусом, которого все считали германским агентом. Он из предосторожности поручил Ганецкому и Радеку от его имени вести переговоры с Парвусом, как и с другими германскими агентами”.
Явившись 3 апреля в Петербург, Ленин, вместо ареста, которого он опасался, имел торжественную встречу с музыкой, приветственными речами и почетным караулом. Это, естественно, придало ему духу, и он немедленно начал яростную кампанию против Временного правительства и против войны. Немудрено, что Штейнвакс (один из руководителей германской разведки) уже 21 апреля (н. ст.) телеграфировал из Стокгольма в Берлин Министерству иностранных дел: “приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы” (док. № 51).
Добравшись до Петербурга и возглавив всю большевистскую организацию, Ленин развернул широкую и яростную антивоенную кампанию в бесчисленных статьях, речах и воззваниях, начиная с его знаменитых “Апрельских тезисов”. Апрельское воззвание большевистского ЦК и Петербургского комитета партии “к солдатам всех воюющих стран” гласило: “Война началась и ведется капиталистами всех стран из-за интересов капиталистов, из-за грабежа слабых народностей... Неужели мы будем еще сносить покорно наше иго, сносить войну между классами капиталистов?.. - Нет, братья-солдаты, пора нам открыть глаза, пора взять самим в руки свою судьбу... Новое правительство в России, свергнувшее Николая II, есть правительство капиталистов. Оно ведет такую же разбойничью, империалистическую войну, как и капиталисты Германии, Англии и других стран. Оно подтвердило разбойничьи тайные договоры, заключенные Николаем II с капиталистами Англии, Франции и пр.” (т. 20, Приложения, документы и материалы, № 7. с. 610-611).
Конечно, у большевиков всюду было “алиби”, ибо формально они обращались со своими воззваниями к солдатам “всех” воюющих стран; но ведь фактически-то действие их пораженческой пропаганды распространялось только на русских солдат и ни в какой мере не трогало солдат английских, немецких или турецких...
В одной из майских статей в “Правде” Ленин восклицал, обращаясь уже прямо по надлежащему адресу: “Товарищи русские солдаты! хотите ли вы воевать из-за того, чтобы английские капиталисты разграбили Месопотамию и Палестину?” (т. 20, с. 358).
Не ограничиваясь теоретической критикой “капиталистической” войны, Ленин, как известно, нашел и практический способ немедленного прекращения военных действий — это было пресловутое братанье солдат на фронте, которое Ленин горячо и непрерывно рекомендовал солдатам. В своих апрельских и майских статьях Ленин прямо указывает, что братанье есть “путь к миру”, фактическое перемирие. Особенно полно он развивает свои мысли об этом в статье от 28 апреля в “Правде” “Значение братанья”: “Ясно, что братанье есть путь к миру. Ясно, что этот путь идет не через капиталистические правительства, не в союзе с ними, а против них... Ясно, что братанье есть революционная инициатива масс, ...одно из звеньев в цепи шагов к социалистической пролетарской революции. Да здравствует братанье!.. Мы советуем вести братанье возможно более организованно, ...стараясь удалять с митингов офицеров и генералов, большей частью злобно клевещущих против братанья.
...Товарищи — солдаты! обсуждайте эту программу в своей среде и вместе с немецкими солдатами! Такое обсуждение поможет вам найти верный, наиболее организованный, наиболее близкий путь к прекращению войны и к свержению ига капитала” (т. 20, с. 311-312).
Кроме братанья, Ленин советовал еще провести в армии некоторые реформы, именно: выборность командного состава солдатами: “Не только надо выбирать, но каждый шаг офицера и генерала должны проверять особые выборные от солдат”. А на вопрос: “Полезно ли самочинное смещение начальства солдатами?”, следовал ответ: “Полезно и необходимо во всех отношениях. Только выборных властей солдаты слушаются, только их они уважают” (Изд. 4, т. 24, с. 76).
Ленин был в своей партии полным хозяином, и потому апрельская конференция большевистской партии целиком одобрила все антивоенные (т. е. пораженческие) установки Ленина, объявив “безусловно недопустимыми” какие бы то ни было уступки “революционному оборончеству” и высказавшись за все мерную поддержку “массового братанья солдат всех воюющих стран на фронте”. Правда, придерживая еще фиговый листок морально-политического приличия, ленинцы протестовали против “клеветы” - будто они хотят заключить сепаратный мир с Германией. Один из пунктов резолюции большевистского ЦК, опубликованный в “Правде” 21 апреля, гласил: “Агитаторы партии должны протестовать еще и еще против гнусной клеветы, пускаемой капиталистами, будто наша партия стоит за сепаратный мир с Германией: мы считаем Вильгельма II таким же коронованным разбойником, достойным казни, как Николай II, а немецких Гучковых, то есть немецких капиталистов, такими же захватчиками, грабителями, империалистами, как русские, английские и все иные капиталисты: мы за переговоры и братанье с революционными рабочими и солдатами всех стран” (т. 20, с. 217).
Пораженческая пропаганда Ленина и его подручных широко растекалась по всей стране, но особенно усиленно и энергично направлялась на фронт, куда ленинцами были двинуты сотни агитаторов и посылались сотни тысяч экземпляров газет и воззваний. Кроме “Правды”, специально для солдат издавалась “Солдатская правда” и “Окопная правда”. В пятом томе Большой Советской Энциклопедии (изд. 1950 года) в статье “Большевистская печать” читаем, что, когда Февральская революция открыла возможности издания легальной большевистской печати в России, то “большевистские газеты начали издаваться во всех крупных партийных организациях. Десятки местных партийных газет, следуя примеру “Правды”, вели огромную пропагандистскую, агитационную и организаторскую работу”.
Здесь однако возникает вопрос: правда, что легальные возможности для работы ленинцев были им широко предоставлены Временным правительством, но откуда у них вдруг взялись огромные материальные средства для такого широкого размаха их работы? Ведь буржуазия во время войны не давала денег на пораженческую пропаганду, а рабочие, в условиях военной инфляции и дороговизны, еле могли поддерживать свое существование (а по описаниям советских авторов, чуть не помирали с голоду), да, к тому же, в начале революции пораженческая пропаганда ленинцев вообще не встречала сочувствия в стране... Я думаю, что ответ на поставленный вопрос напрашивается сам собою.
* * *
В письмах Ленина (т. 29, с. 354-355) находим его тревожный запрос из Петрограда в Стокгольм Ганецкому и Радеку, 12 апреля 1917 г. (т. е. через неделю по приезде Ленина): “Дорогие друзья! До сих пор ничего, ровно ничего: ни писем, ни пакетов, ни денег от Вас не получили”.
Советские издатели сопровождают это письмо примечанием: “Деньги, о которых идет речь в настоящем письме, представляли из себя суммы ЦК РСДРП, оставшиеся за границей и, очевидно, затребованные Лениным для партийных цепей”.
Советские издатели формально совершенно правы: после того как Парвус передавал немецкие деньги членам Заграничного бюро ЦК в Стокгольме, деньги эти “представляли из себя” суммы ЦК. |
