Приобрести книгу - ПУТЬ ПОДВИГА И ПРАВДЫ. История Русского Обще-Воинского Союза
Из всех стран русского рассеяния ни одна не была столь гостеприимна к изгнанникам, как маленькая, разоренная войной Сербия. Этому способствовало и глубокое духовное родство двух народов, и благодарность сербов России, вставшей на защиту их в 1914 г…
Летом того памятного года, ровно за четыре дня до убийства наследника австрийского престола, больной король Петр I объявил Регентом Королевства Сербии своего сына, принца Александра. После австрийского ультиматума принц обратился к Государю Николаю II со следующей телеграммой: «Требования австро-венгерской ноты без необходимости представляют унижение для Сербии и несогласованы с достоинством независимого государства... Мы готовы принять австро-венгерские требования, которые согласованы с позицией независимого государства, а также и те, которые были бы предложены нам Вашим Величеством; все лица, участие которых в убийстве будет доказано, нами будут строго наказаны. Некоторые требования не могут быть исполнены без перемены законов, а для этого требуется время. Нам предоставлен слишком короткий срок... На нас могут напасть после истечения срока, т. к. на нашей границе группируются австро-венгерские войска. Нам невозможно защититься и поэтому прошу Ваше Величество прийти как можно раньше нам на помощь...».
«Ваше Королевское Высочество, обращаясь ко мне в столь тяжелый момент, не ошиблось в чувствах, которые я питаю по отношению к Нему и в моем сердечном расположении к сербскому народу, - отвечал Николай. - Самым серьезным образом Мое внимание обращено на настоящее положение и Мое правительство всеми силами старается преодолеть настоящие трудности. Я не сомневаюсь, что Ваше Высочество и королевское правительство облегчат эту задачу, не пренебрегая ничем, что могло бы привести к решению, которое предотвратит ужасы новой войны, соблюдая в то же время достоинство Сербии. Все Мои усилия, пока будет хотя бы самая маленькая надежда избежать кровопролитие, будут направлены к этой цели. Если, вопреки нашему самому искреннему желанию, успех не будет достигнут, Ваше Высочество может быть уверено, что ни в каком случае Россия не останется равнодушной к судьбе Сербии».
Позднее русский Император признавал: «Я мог избежать войны, если бы хотел совершить акт предательства по отношению Сербии и Франции, но это не в Моем характере».
Война завершилась для Сербии провозглашением независимого Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, и Александр (Карагеоргиевич), вступивший на престол в 1921 г., как мог, постарался возвратить долг России в лице ее Армии.
Король Александр, крестник Императора Александра III и выпускник Пажеского корпуса, был подлинным русофилом и прекрасным воином. Король-рыцарь – так всего чаще называли его. Во время I и II Балканских войн 1912-1913 гг. он командовал Первой Сербской армией, и по свидетельству русского посла Н.Г. Гартвига в битве под Кумановым «проявил исключительную отвагу. В то время, как турки сплошным ливнем шрапнелей и винтовочных пуль осыпали сербские позиции, королевич верхом объезжал фронт, будучи заметной и притягательной мишенью для турок. Мало того, когда наконец после жестокого кровопролитного боя Куманово было взято, Принц Александр первым въехал в павший город. А между тем засевшие в домах албанцы и турки отстреливались изо всех окон, и чуть ли не каждую мусульманскую лачугу приходилось брать штурмом…». После этого ему был пожалован орден Святого Андрея Первозванного. За отвагу, проявленную в сражениях Первой мировой, Александр был также награжден орденом Св. Георгия.
И король Александр, и его супруга, королева Мария, всемерно помогали русским эмигрантам. В Сремских Карловцах разместился штаб Главнокомандующего Русской армией генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля и Высшее церковное управление, позднее – Архиерейский Синод Русской православной церкви заграницей. На территории Королевства действовали русские учебные заведения, издательства, театры, библиотеки, была воссоздана система полного школьного и специального образования. В начале 1930-х гг. в Белграде началось строительство Русского Дома – духовного очага русской науки, искусства и просвещения. Король стал державным покровителем этого центра, на строительство которого жертвовала вся королевская семья Югославии, Сербский Патриарх Варнава и многие другие. «Вы должны сохранить за русскими русскую душу. Смотрите, они приехали со своими семьями. Каждая семья – это народ в миниатюре, это проначало каждого народа. Поверьте, русские найдут в своих четырех стенах свою Родину, если семья будет дышать русской атмосферой. Русская школа – начальная и средняя – должна навсегда закрепить за ними русскую национальность, без которой их семья – оторванный листок от могучего дерева. И это не все, и этого мало. Русский человек не может жить без удовлетворения своих духовных потребностей. Помните это всегда. Приютить, накормить, вылечить – хорошо, необходимо и очень полезно. Но если в то же время вы не дадите русскому человеку отвести душу на лекциях, концертах, выставках, а в особенности в своем театре, в своей опере – вы ничего для него не сделали... Помните всегда, что есть в мире народ, который пожертвует хлебом для духовных благ, которому искусство, наука, театр – также кусок хлеба. Это – наши русские», - так говорил король-рыцарь академику Александру Беличу перед открытием Русского Дома.
Королева Мария, правнучка Императора Александра Второго, в свою очередь покровительствовала и Мариинскому Донскому институту, который действовал в городе Белая Церковь вплоть до оккупации Югославии Германией.
Король Александр ввел русских беженцев на равных правах в жизнь своей страны. Русские офицеры сохранили свои звания, продолжали носить военную форму и охотно принимались на государственную службу; сохранялись даже некоторые боевые части Белой армии, служившие в сербской Пограничной страже. Гвардейский дивизион Собственного Его Величества Конвоя под командованием полковника А.И. Рогожина, работая на сахарном и лесопильном заводах, сохранял уклад воинской части. На государственном содержании были три русских кадетских корпуса (позже объединившиеся в один) и другие учебные заведения, которым были предоставлены права соответствующих сербских школ.
Русское белое воинство на территории Югославии объединял 4-й отдел РОВСа. Его возглавлял один из славной плеяды врангелевских генералов – И.Г. Барбович.
Иван Гаврилович родился в 1874 г. в семье офицера, потомственного дворянина Полтавской губернии. Окончив гимназию, он поступил в 29-й драгунский Одесский полк на правах вольноопределяющегося. Через полгода был произведен в унтер-офицеры, а через год — зачислен юнкером в Елизаветградское кавалерийское училище. По окончании училища Барбович был выпущен корнетом в 30-й драгунский Ингерманландский полк.
Боевое крещение молодой офицер принял на Русско-японской войне. Конно-пулеметная команда штабс-ротмистра Барбовича участвовала в боях с японцами в северной Корее.
В 1914 г. Иван Гаврилович по главе эскадрона родного полка, переименованного теперь в гусарский, выступил на фронт Великой войны.
Уже 26 июля у города Збаража эскадрон вступил в бой с австрийскими войсками. За отличие в этом бою ротмистр Барбович был представлен к производству в следующий чин — подполковника. Еще через пять дней он отличился в бою у польской деревни Ярославице, где русская 10-я кавалерийская дивизия наголову разбила кавалерийскую дивизию австрийцев. 17 августа Иван Гаврилович во главе эскадрона бросился в атаку на укрепленные позиции вражеского полка с пулеметами. При этом, как говорится в Высочайшем приказе о награждении Ивана Барбовича Георгиевским оружием, «личным примером доблести разя врага, под жестоким огнем его успешно довел атаку до глубоких резервов, обратил неприятеля в бегство и захватил пулемет». Только за первые полгода войны храброму кавалеристу привелось участвовать в 32 боях.
В апреле следующего года он был награжден орденом Св. Георгия за то, что, командуя дивизионом и преследуя противника, «с беззаветной отвагой атаковал и изрубил сначала одну, а затем еще две роты австрийской пехоты, занявшей очень выгодную позицию из пересеченной местности и встретившей атаку нашей конницы сильным ружейным огнем».
В 1917 г. полковник Барбович был назначен командиром Ингерманландского полка. А в начале 1918-го полковой комитет выразил ему «недоверие». Тогда же комитетчики дивизии постановили: «полкам самоопределиться по национальностям и разойтись».
Добравшись до Украины, где до войны был расквартирован Ингермандландский полк, Иван Гаврилович некоторое время служил у гетмана Скоропадского, но в октябре 1918 г., сформировав из гусар своего полка конный отряд в составе 74 человек, выступил походным порядком из Чугуева на соединение с Добровольческой Армией. Воюя с большевистскими и махновскими бандами и пополняясь в пути новыми добровольцами, отряд пробился к своим.
Служба в Белой Армии стала самой яркой страницей биографии Барбовича. Едва успев вступить в командование 2-м Конным полком, уже на следующий день в бою на Перекопе он был ранен штыковым ударом в голову, однако остался в строю и продолжил командовать. Блестящие операции в Крыму и Северной Таврии принесли Ивану Гавриловичу заслуженную славу одного из лучших кавалерийских начальников белых. «Знаток своего дела, большой личной храбрости и порыва, человек исключительного благородства души, строгий к себе и другим, пользующийся любовью и уважением подчиненных, генерал Барбович был отличным начальником конницы», - так охарактеризовал Ивана Гавриловича в своих воспоминаниях генерал Врангель.
Высоко оценивал Барбовича и его главный противник на полях сражений – командарм Буденный: «Корпус Барбовича действительно был лучшим во всей врангелевской армии. В нем находились самые отъявленные головорезы, белые казаки, обладающие изрядным боевым опытом, вооруженные до зубов. Они не раз одерживали победы над нашими бойцами».
В Русской Армии Врангеля генерал-лейтенант Барбович получил под свое начало всю кавалерию. Во время наступления в Таврии он по-прежнему лично участвовал в боях. «…Видя тяжелое положение нашей пехоты, атакованной во фланг восемью эскадронами красной конницы, при броневиках, он беззаветно лихой атакой во главе Гвардейского полка первым врубился в ряды красных, был ими окружен, но, тем не менее, смял их и обратил в бегство, чем положил начало разгрому трех конных дивизий противника…» — говорилось в приказе генерала Врангеля о награждении Барбовича орденом Свт. Николая Чудотворца…
В эмиграции Иван Гаврилович входил в ближний круг Главнокомандующего. Их связывали узы крепкой дружбы. Сохранилась переписка двух генералов, опубликованная петербургским историком В.Г. Бортневским.
В Югославии, отслужив несколько лет в военном ведомстве, Барбович стал получать небольшую пенсию. В очередной мировой войне старый генерал участия уже не принимал. В 1944 г. он вынужден был покинуть Белград ввиду наступления советской армии. Руководитель 4-го отдела РОВСа и его семья уж точно не избежали бы депортации в СССР и адовых кругов ГУЛАГа, окажись они в занятой Советами зоне. Смерть настигла блестящего русского военачальника в лагере беженцев в американской оккупационной зоне Германии в 1947 г. Похоронили И.Г. Барбовича в Мюнхене.
Золотой век русской эмиграции в Сербии был недолог. Король-рыцарь Александр (Карагеоргиевич) был неугоден всем врагам Православия, славянства, монархической государственности. Коммунисты и демократы, Ватикан и хорваты-усташи, укреплявшие свои позиции фашисты – всем им бельмом на глазу сделалась крохотная точка на карте мира, где наперекор всему установилась православная, национально ориентированная монархия. Прежде бельмом была страна, занимавшая седьмую часть суши… С ней расправились в 1917 г., убив ее Царя и отдав ее саму под страшный гнет антихристианского Интернационала. Но образ ее стал оживать в маленькой Югославии, где воспитанник и друг русских Государей, король Александр, бросая вызов всем деструктивным силам, упразднил партии и строил православное, монархическое государство. В мире, где монархии были уничтожены, где христианство стало гонимо – прямо или косвенно, где правда, честь, благородство сделались понятиями прошлого века, существование подобного анклава и последнего православного Царя (короля) не могло продлиться долго.
Король Александр был убит 9 октября 1939 г. в Марселе, куда приехал с визитом. Как и многие другие политические убийства, это поныне вызывает споры и различные версии. Приведем наиболее убедительную из них.
«В связи с резким осложнением отношений между Италией и Югославией король Александр I, препятствовавший готовящейся агрессии Рима против Албании, прибыл в Марсель для переговоров с министром иностранных дел Франции - союзницы в минувшей войне, - пишет историк Александр Рожинцев в своем очерке памяти короля Александра. - Король и министр были дерзко застрелены хорватским националистом. 9 октября 1934 г. Барту встретил короля в Старом порту Марселя. Кортеж, двигавшийся без какой-либо охраны, уже достиг площади Биржи, когда королевская машина обстреляна была террористом, вскочившем на подножку автомобиля. Король Александр I Карагеоргиевич убит был не месте. 72-летний Луи Барту получил тяжелое ранение и в тот же день скончался. Террористический акт против короля и министра подготовлен был при активном участии Германа Геринга. А сам план операции известен под названием «Тевтонский меч».
Так кознями фашисткой Италии и Германии на радость большевицкой клике в России с политической арены Европы и Балкан устранен был доблестный, авторитетный и грозный политический соперник. Свершилось это в день памяти Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова - небесного покровителя Балкан и Греции.
Исполнители убийства выбраны были заранее, для прикрытия заказчиков. Их имена хорошо известны - хорватские фашисты-усташи, добивавшиеся независимости Хорватии во главе с Анте Павеличем. Последний после оккупации Германией Югославии стал во главе образованного фашистами независимого государства Хорватия. Возмездие настигло его в Испании 10 апреля 1957 г., куда он бежал после разгрома Германии и прихода к власти в Югославии коммунистов. Главарь усташей был тяжело ранен и через два года, так и не оправившись, умер».
Для русской эмиграции гибель ее защитника и покровителя стала большим ударом. «Убили короля Александра I, благородного нашего Печальника, - писал И.С. Шмелев. - Убили ценнейшее, посягнули на самое священное, что остается еще у человечества в шаткое наше время: духовное благородство, доблесть, чувство долга, самоотверженность… − ибо Король Александр редкостно воплощал в себе эти благороднейшие человеческие черты. Это ведомо теперь всем, даже и омертвевшим душам − политиканам-европейцам, подменившим живую жизнь мертвыми принципами. Если бы имели еще они живую душу, они должны были бы воскликнуть − «Ты победил, Галилеянин!» − как воскликнул когда-то наш полуевропеец Герцен.
То, чему свидетелем стал весь мир после кончины Короля Александра I − величайшая из побед: всенародная канонизация, причисление Короля к лику Святых Мучеников, как помазание на вечное царствование в памяти и сердцах народа, помазание без слов, всеобщим неслыханным стоном, всеобщими слезами. Это было чудо шаткого нашего времени, которое в чудеса не верит, но которому дано увидеть. Оно поставлено перед чудом − перед величайшей душевной красотой и благородством, поистине, исключительными. То, что теперь увидали все − победа духа над тлением, вечного над преходящим и суетным. Глас народа − глас Божий: весь народ Югославии, все совестливые люди исторически подтвердили, Кого потеряли, Кого отняли у скудного огрябляемого мира насилием убийства. Бывают события, когда Перст Божий как бы грозится миру; когда человечеству, потерявшему различение добра и зла, через одного, достойнейшего, как бы через искупительную жертву, указуется верный путь, когда всем делается ясно, где правда, доблесть, добро и благородство, и где − бесстыдство, ложь, низость, зло.
Кем был для нашей безустойной жизни почивший Король Александр I Югославский? Олицетворением чести, защитником правды − Божией и человеческой. Он был ослепляющим укором для всех, строящих жизнь неправдой; свет Его отовсюду виден, колол глаза. И служители тьмы погасили его насилием. Олицетворением чести был Король-Рыцарь, Александр − Югославский. Свидетельствуют об этом: государственные акты, слова Короля, в актах запечатленных, миллионы голосов Его народа, страдание наше русское, утоленное Им так благородно − чутко. Мы свидетельствуем об этом и будем всегда, ныне и присно свидетельствовать миру. Он не только Славным вошел в историю: Он вошел в недра народные − Героем, бессмертным Краалем-Юнаком; войдет в сказания, как Святой, в творчество, как прекраснейший образ Человека и Государя. Отшедший, он будет жить: Он обогатил человеческую мысль и чувство и найдет свое воплощение в Искусстве. Это глас, вопиющий − в пустыне сумеречных дней наших. Услышит ли пустыня?»
Пустыня осталась глуха и нема… «Берегите Югославию!» - таковы были последние слова короля-рыцаря. Их помнили и старались исполнить завет русские воины, защищавшие свое второе Отечество. Но их забыли… сербские политики…
С убийством короля Александра многое в Югославии изменилось. В том числе, и в отношении русских. Левые агитаторы все чаще стали нападать на изгнанников в прессе, представляя их лишними нахлебниками для сербов. Параллельно превозносился Советский Союз и его вождь… Для плохо разбирающихся в российских реалиях сербов СССР виделся прежней «майкой Русией» (матушкой-Россией), и им сложно было понять русских, живущих вне Родины. «Эти «русофильские» настроения, - вспоминал ветеран Русского Корпуса, редактор газеты «Наши Вести» Н.Н. Протопопов, - были на руку местным коммунистам: они пользовались любой возможностью, чтобы углубить ров непонимания, дезинформируя населения и дискредитируя в его глазах русских беженцев-антикоммунистов. (…) По радио и в печати начались враждебные выступления против русской эмиграции. Русских не только высмеивали, но по их адресу распространялись чудовищные обвинения, например, будто они паразитируют на теле сербского народа».
Новое правительство признало СССР и наладило с ним дипломатические отношения, поправ заветы убитого короля. Русским ввиду этого была запрещена всякая антисоветская «агитация». Де-факто это означало невозможность даже отвечать, опровергать все более наглые атаки левых.
Тем не менее, русское воинство, верное заветам своих вождей и короля-рыцаря Александра, продолжало исполнять свой долг. «Когда в апреле 1941 г. Германия напала на Югославию, русская эмиграция полностью выполнила свой долг в отношении приютившей ее страны, - пишет в своих воспоминаниях ветеран Русского Корпуса Д. Ковалевский. - Русские эмигранты, принявшие югославянское подданство и некоторые, не принявшие, были призваны, а многие и добровольно поступили в войска. Некоторые из них погибли, другие были ранены или попали в плен и были увезены в Германию, чем отчасти и объясняется тот факт, что, когда позже, в Сербии был сформирован Русский Корпус, то в нем чувствовался недостаток людей, именно, призывного возраста.
Начальник IV отдела Русского Обще-Воинского Союза, генерал Барбович, начальник Кубанской казачьей дивизии, генерал Зборовский, командир Гвардейского казачьего дивизиона, полковник Рогожин предоставили себя и возглавляемые ими части в распоряжение югославянского военного командования. Однако, ввиду молниеносного окончания войны, до практического использования этих предложений не дошло».
Нападение Германии на СССР еще более усугубило положение русских в Югославии. В разных частях страны стали вспыхивать коммунистические восстания, направленные не столько против оккупантов, сколько против собственного правительства и местных властей. Терроризировали титовские «партизаны» и население. Их жертвами традиционно становились священники, зажиточные крестьяне, интеллигенция и все, кто не разделял коммунистических воззрений. Под ударом оказались и белоэмигранты, в которых сербские большевики видели своих прямых врагов. Вдобавок рассеянные мелкими группами и по одиночке, никем не защищаемые русские сделались самой удобной мишенью. Только на 1 сентября 1941 г. было зарегистрировано больше 250 убийств как отдельных эмигрантов, так и поголовного уничтожения целых семей с женщинами и малолетними детьми.
В этих условиях многие русские вынуждены были покидать свои дома, перебираться в крупные города. Многие остались без работы. Левые, между тем, продолжали травлю. «Кто не убьет белого русского – тот не серб», - гласила одна из прокламаций того времени. Просоветские агитаторы обвиняли русских в том, что они якобы составляли «пятую колонну» во время войны с немцами… То, что русские офицеры и солдаты доблестно сражались с нацистами в рядах Югославской армии, что немалое их число попало в германский плен, во внимание не принималось.
Этот безудержный красный террор в отношении русских эмигрантов необходимо было остановить. С этой целью представитель монархистов-легитимистов генерал М.Ф. Скородумов, назначенный немцами руководителем «Бюро по защите интересов русской эмиграции в Сербии», неоднократно обращался к сербским властям, но те рекомендовали ему обращаться к германскому командованию. Скородумов обратился к немцам, но те в свою очередь рекомендовали русским вступать в германские воинские части и в сербскую жандармерию.
Оба варианта русских не устраивали. Скородумов и его единомышленники желали добиться права формирования своих русских отрядов, своего русского корпуса. Михаил Федорович предложил немцам следующие условия формирования оного:
1. Чины корпуса подчиняются только своим начальникам, и только командир корпуса подчинен германскому командованию;
2. Корпус не может раздробляться на мелкие части, прикомандированные к немецким полкам;
3. Корпус обмундировывается в русскую форму;
4. Чины корпуса не приносят присяги Германии и фюреру, а лишь командир корпуса присягает на верность военному союзу;
5. Отдельный Русский корпус не может быть использован ни против иного государства, ни против отрядов сербских националистов генерала Дражи Михайловича, но лишь против коммунистов;
6. Когда корпус закончит формирование, а коммунизм в Сербии будет подавлен, германское командование обязуется перебросить его на Восточный фронт.
Пока немецкое командование размышляло над этим предложением, в городе Шабаце коммунисты напали на мирно проживавших там русских казаков и истребили пять семейств. В ответ на очередной акт красного террора казаки под командой сотника Иконникова, раздобыв от сербов и немцев кое-какое оружие, сформировали явочным порядком две сотни и в штатском платье стали отбиваться от набегов красных бандитов.
12 сентября 1941 г. германское командование дало генералу Скородумову разрешение на формирование Русского Охранного Корпуса. Правда, сам генерал находился во главе его менее двух суток. Человек не слишком далекий в вопросах политических, но склонный к переоценке самого себя, а также к громким фразам, Михаил Федорович уже первыми же своими заявлениями вызывал недовольство немцев. В приказе о мобилизации всех русских военнообязанных в возрасте от 18 до 55 лет Скородумов писал: «С Божией помощью, при общем единодушии и выполнив наш долг в отношении приютившей нас страны, я приведу вас в Россию». В сопроводительной же заметке к приказу, опубликованной в «Русском Бюллетене» (печатном органе возглавляемого генералом «Бюро»), указывалось: «Корпус предназначается для действий в России. Но сроки для этого нашего участия не нами решаются - не от нас зависят. Между тем, на нас лежит еще другая обязанность... Сейчас приютившая нас, русских земля (Сербия) находится после военной катастрофы, в которую ее толкнули темные силы, в тяжелом положении. Ища свою скорую окончательную гибель, под диктовку из Красной Москвы, подняли голову коммунистические элементы, стараясь всевозможными эксцессами еще более ухудшить положение оказавшего нам братское гостеприимство народа. Русская эмиграция хочет и должна отблагодарить сербский народ за долголетнее гостеприимство. ...Исполнив наш долг в отношении приютившей нас страны, - мы с гордым чувством исполненного долга будем готовы и достойны отправки на нашу родину - Россию». Еще раньше Скородумов обещал восстановить «Православную Национальную Русскую Империю».
Генерал вовсе не учел, что его мечты весьма мало согласуются с намерениями и желаниями немцев. Он не знал и навряд ли хотел знать, что нацистская Германия видит свою цель в раздроблении России, в максимальном разделении русского народа, что Германии нужны лишь российские ресурсы, но никак не Россия… «Они видят не наши национальные цели, в перспективе они видят свои собственные цели. Каждый народ думает о себе и ни о чем другом. Все эти эмигранты и советчики хотят только подготовлять себе позиции на будущее время», - так скажет Гитлер в 1943 г.
Национальные интересы России, о которых заботилась русская эмиграция, и национальные интересы Германии (в гитлеровском понимании) совпасть не могли никак. Немцы понимали это изначально, а потому ничуть не стремились к широкому формированию и задействованию русских частей. Разрешив создание Русского корпуса, они сами же ограничивали приток добровольцев в него, разрешив принимать их только из стран Юга Европы. Даже из самой Германии русская эмиграция не имела права пополнять собою ряды Корпуса.
Нетрудно догадаться, что грезы Скородумова о том, как создаваемое им формирование пойдет строить национальную Россию, немедленно привели его… в гестапо. Отбыв там три недели, под угрозой направления в концлагерь он дал подписку и был освобожден. На этом роль Михаила Федоровича в делах Русского Корпуса была завершена.
После его ареста был закрыт и «Русский Бюллетень», а его редактор арестован также. Офицер гестапо изъял у начальника штаба корпуса генерала Штейфона приказ полковника Кевиша о формировании корпуса. Сам корпус был переформирован в Русскую Охранную Группу с подчинением ее немецкому хозяйственному управлению в Сербии. Под этим названием и под руководством Штейфона соединение продолжило формирование.
«Основную часть формирующегося соединения составило кубанское казачество (донские казаки проживали в большинстве в Болгарии и в ряды корпуса вступили при первой представившейся возможности - к лету 1942 года), - сообщает В.И. Голдин. - Кубанский войсковой атаман генерал-майор В.Г. Науменко проживал в это время в городе Краево, который был несколько месяцев изолирован германскими войсками из-за убийств здесь из засады немецких военнослужащих, поэтому походным атаманом Кубанского казачьего войска был назначен генерал-майор В.М. Ткачев. 1-й полк формирующегося соединения состоял из батальона кубанских казаков (3-й по нумерации), 2-го батальона, куда вошли бывшие чины различных родов войск, служившие в годы Гражданской войны в России в составе Русской Армии, и 1-го батальона, состоявшего из необстрелянной и наскоро обученной эмигрантской молодежи (его именовали еще «юнкерским»). Средний возраст военнослужащих составлял 40 - 50 лет.
В составе формирующегося соединения было много чинов Русского Обще-Воинского Союза, и этому способствовало также назначение его командиром генерала Штейфона, сменившего легитимиста Скородумова. Генерал Драценко из Загреба доносил 27 октября 1941 г. начальнику РОВСа Архангельскому, что у него зарегистрировано 1500 русских военнослужащих. Касаясь же эмигрантских политических перипетий в связи со всей этой историей, генерал фон Лампе писал 28 декабря 1941 г. генералу Архангельскому: «Генерал Барбович очень доволен назначением вместо Скородумова генерала Крейтера (в качестве начальника Русского Бюро в Сербии - В.Г.)», что внесло «большое успокоение в русскую среду». Заметим, что генерал В.В. Крейтер являлся бывшим начальником штаба дивизии и корпуса генерала Барбовича, возглавлявшего в дальнейшем IV отдел РОВСа. В состав Бюро помимо генерала Крейтера вошли также генералы Б.А. Штейфон, В.Э. Зборовский, В.Г. Науменко и полковник С.И. Базаревич».
Стоит отметить, что И.Г. Барбович, получив предложение вступить в Русский Корпус, отклонил его по принципиальным соображениям.
Генерал Б.А. Штейфон, сменивший Скородумова на посту командира формируемого соединения, был одним из близких соратников А.П. Кутепова. Купеческое происхождение, казалось бы, не предполагало военной карьеры, но именно ее избрал Борис Александрович и обнаружил немалый талант в ратном деле и военной теории. Он окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище и Николаевскую военную академию. В Русско-японскую войну был контужен и награжден за храбрость орденом св. Владимира. В годы Первой мировой сражался на Кавказском фронте под началом Н.Н. Юденича. Штейфон принимал активное участие в подготовке штурма Эрзерума и в январе 1916 г. участвовал в нем. Был пожалован Георгиевским оружием «за то, что будучи командирован для разведки группировки сил противника и его позиций, под действительным ружейным и артиллерийским огнем, произвел 10-го января 1916 г. детальный осмотр занятых турецкими войсками Деве-Бойненских позиций, а 29-го января добыл ценные сведения, легшие в основу соображений для атаки этих позиций, в ночь на 30-е января закончившейся удачным овладением в эту же ночь форта Долан-Гез, а затем и всеми фортами Деве-Бойну; в период штурма он неоднократно днем и ночью, по собственной инициативе, выезжал на позиции, подвергая свою жизнь явной опасности, доставлял ценные сведения о ходе нашего наступления, причем разведка его, 2-го февраля, дала возможность своевременно подготовиться к преследованию дрогнувшего, но еще удерживавшегося на фортах врага».
После Октябрьского переворота Борис Александрович вернулся в родной Харьков, а уже в декабре 1917 г. вступил в Добровольческую армию. Участвовал в 1-м Кубанском походе, летом 1918 г. приехал в Харьков, где организовал центр вербовки офицеров в Добровольческую армию. С ноября 1919 г. - начальник штаба Полтавского отряда (Правобережная группа войск Киевской области) генерала Николая Бредова. В составе Русской Добровольческой армии Бредова Штейфон стал участником Бредовского похода и прорыва в Польшу. Помог генералу Бредову добиться переброски войск через Румынию в Крым, куда добрался и сам, встав в ряды Русской Армии Врангеля.
В Галлиполи Борис Александрович стал комендантом лагеря и занимал должность начальника штаба 1-го армейского корпуса. Будучи монархистом-легитимистом, в рядах РОВСа он не состоял. В русской эмиграции Борис Александрович был известен, как крупный военный ученый. Профессор и доктор военных наук Штейфон опубликовал большое число работ по истории военного искусства и занимался преподавательской деятельностью.
Судьбу Русского Корпуса Борис Александрович разделит почти до самого конца. Он скончается от сердечного приступа 30 апреля 1945 г. в Вербное воскресение, после всенощного бдения…
«Командир Корпуса, ген. Штейфон обладал недюжинными организаторскими способностями, - вспоминал ветеран Корпуса М. Георгиевич. - Проявил он их еще за 20 лет перед тем, на должности начальника штаба ген. Кутепова, в Галлиполи. Каких только начинаний не было тогда им развернуто — для поддержания духа и тела и для расширения умственного кругозора белых воинов, только что потерявших родину. Теперь, возглавив Корпус, он вернулся к старому, хорошо знакомому, делу. Главное внимание было обращено на молодежь, не видавшую родины, выросшую за рубежом».
Русский Корпус формировался большей частью из чинов РОВСа и по своему составу очень походил на Добровольческую Армию на заре ее существования: старшие офицеры, поседевшие в боях прежних войн, на унтер-офицерских и даже рядовых должностях, и юноши юнкера, кадеты, гимназисты…. «Несмотря на свой возраст (среди поступивших в Корпус было несколько человек старше 70 лет) и увечья, эти люди, повинуясь только велению своего долга перед родиной, совершенно сознательно и добровольно, вступали в ряды Корпуса, бросая свои семьи, службу и работу и все свое имущество, - свидетельствует Д. Ковалевский. - (…) Особую жертвенность проявили старые офицеры, принужденные в течение всей службы в Корпусе, из-за недостатка командных должностей, служить, в лучшем случае, унтер-офицерами. Безропотно тянули они тяжелую лямку рядового бойца, показывая пример исполнения своего патриотического долга. Честь им и слава!
Вместе со своими отцами, а иногда и дедами, в Корпус шла и молодежь — б. студенты, кадеты и гимназисты, сплошь и рядом родившиеся заграницей и не видавшие своей родины, но воспитанные в патриотическом духе и горевшие желанием исполнить свой долг. Многие из этой героической молодежи своей жизнью запечатлели свою преданность Родине».
Ломая вражеский отпор,
Через клокочущие дали,
Ущельями, хребтами гор
Мы путь костями устилали.
Скороговоркой автомат
Захлебывался из засады
О том, что нет пути назад,
Ни пониманья, ни пощады…
Лобзаньем братского стиха
Я ладан жгу за ваши тени
- Неведомый «стрелок Блоха
И унтер-офицер Бартеньев»…
Все меньше «Старых Могикан»,
Все громче терпкой славы были…
По гололедице Шарган
Не многие перевалили.
Чтоб выдержать опять бои
У Зеницы и Бусовачи,
Молитвословьем Литии
У Плащаницы Неудачи…
Чтоб незаслуженный позор
Острей и глубже осознали,
Преодолели мы простор
И огнедышащие дали!
Эти строки, посвященные последним дням Русского Корпуса, принадлежат перу талантливейшего русского поэта - князя Николая Всеволодовича Кудашева. Когда-то, в 1919 г. 16-летний ученик реального училища вступил добровольцем в Кубанский казачий корпус генерала Шкуро. Контузия, служба на бронепоезде «Дозорный», участие в операции в Северной Таврии – таковы были вехи его Белой Борьбы. В Северной Таврии славный Керчь-Еникальский полк, в рядах которого в то время служил юный князь, был уничтожен, а сам Кудашев получил ранение. Генерал Врангель определил юношу в Крымский кадетский корпус, с которым он эвакуировался из Крыма… В эмиграции Николай Всеволодович окончил корпус и Николаевское кавалерийское училище. Прошло более двадцати лет, и князь Кудашев вновь стал добровольцем, вступив в Русский Корпус в чине корнета.
Ряды Корпуса пополнил и другой белый поэт, профессор Владимир Даватц. В отличие от Кудашева он уже в годы гражданской войны был профессором Высших женских курсов, доцентом Харьковского университета, редактором харьковской газеты «Новая Россия», гласным городской думы и членом городской управы. Но в том же 1919 г. он, как и юноша-реалист, оставил все и вступил вольноопределяющимся в Добровольческую Армию, воином и певцом которой оставался до последнего вздоха. Став одним из идеологов Белого Движения, Владимир Христианович уже в эмиграции был произведен в чин подпоручика. Дабы хоть отчасти соответствовать офицерскому званию и не быть «офицером, которого надо прятать от смотров», профессор, преподававший в Галлиполи математику, сам стал учащимся, поступив в артиллерийскую школу.
Даватц стал одним из первых историков Белого Движения. При жизни генерала Врангеля он работал с его архивом, часто и подолгу беседовал с Главнокомандующим и читал ему черновики своей книги «Годы: очерки пятилетней борьбы». Врангель, высоко оценивший работу Владимира Христиановича, отмечал, что большая осведомленность и близость автора к самой жизни Армии делают его труд весьма интересным.
В 1941 г. Даватцу исполнилось 58 лет. Но вновь сравнительно тихой жизни ученого и публициста подпоручик Русской Армии предпочел нелегкую службу вольноопределяющегося, рядового бойца Русского Корпуса…
«Трудно представить себе лучший пример бескорыстного и любовного служения нашей идее, нежели дал этот поэт и писатель, - вспоминал служивший в одной роте с Даватцем Н. Зиневич. - В преклонном возрасте, чуждый военной жизни, он бросил мирную и довольную жизнь и вступил в ряды нашего Корпуса – рядовым.
Добросовестно переносил все тяготы боев и походов и решительно отказывался от каких бы то ни было «привилегированных» должностей будь то в штабе, канцелярии или в складе. Тяжело было старику, но дух сознания необходимости жертвы, подвига и долга никогда не покидал его…»
«Ефрейтор Русского Корпуса В.Х. Даватц погиб в 1944 году, 7 ноября (в этот скорбный для русских людей день!), когда южная группа частей Корпуса совершала тяжелый поход на Север, - сообщает в очерке памяти Владимира Христиановича Председатель РОВСа И.Б. Иванов. - Тогда Запасной батальон под командованием генерал-майора А.Н. Черепова стоял в Сиенице. Люди приводили себя в порядок после четырехдневного тяжелого перехода. Неожиданно налетели неприятельские истребители. Встреченные ружейным и пулеметным огнем чинов батальона, они сбросили несколько небольших бомб и улетели. Но не успели бойцы собраться у котла в ожидании раздачи обеда, как на Сиеницу вновь налетели самолеты – на этот раз эскадрилья бомбардировщиков…
После жестокой бомбежки из-под развалин стали извлекать тела убитых местных жителей и чинов батальона. Среди погибших нашли и известного Белого Воина – профессора Даватца. Это были первые жертвы, понесенные батальоном генерала Черепова в тяжелом Боснийском походе...»
За месяц до этого Белое Воинство понесло еще одну тяжелую потерю – скончался от ран генерал В.Э. Зборовский, один из первых добровольцев Русского Корпуса, командир его 1-го полка, бывший подлинным кумиром своих казаков и молодежи из юнкерского батальона.
Потомственный казак, он окончил Московский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище, служил в Собственном Его Императорского Величества Конвое. В составе Лейб-гвардии Первой Кубанской сотни выступил на фронт в 1915 г. Отличился в ряде отважных разведок и, получив в ходе одной из них тяжелое ранение, был определен в Царскосельский лазарет. Там сотник Зборовский пользовался особым вниманием Царской Семьи и особенно Великих Княжон. Во время гражданской войны Виктор Эрастович командовал поочередно Гвардейским дивизионом, бригадой дивизии генерала Крыжановского, Кавказкой Горской дивизией. В марте 1920 г. в Крыму Зборовский был назначен командиром Конвоя Главнокомандующего, но в августе добровольно в составе штаба дивизии генерала Бабиева принял участие в десанте на Кубань, где был тяжело ранен…
В эмиграции Кубанский Гвардейский Дивизион сохранился как строевая часть Русской Армии и в полном составе влился в Русский Корпус. Виктор Эрастович, подобно славным генералам гражданской войны, полностью разделял тяготы своих подчиненных, совершая длинные пешие переходы и появляясь в самых опасных местах сражений, вдохновляя и ободряя бойцов.
26 сентября 1944 г. Первый полк под сильным пулеметным, ружейным и минометным огнем отходил из села Лешница в Ново Село, отбивая натиск титовских партизан. Зборовский, как всегда, участвовал в бою и в ходе одной из перестрелок был тяжело ранен. Две недели спустя генерал скончался. По традиции Добровольческой армии 1-й полк был переименован в честь погибшего командира в Первый казачий генерала Зборовского полк… |
