 В великой крестьянской России после чудовищного октябрьского переворота семнадцатого года крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения, оказались в репрессивной ловушке большевицкой диктатуры, которая с особой жестокостью проявилась в начале тридцатых годов прошлого века. Именно об этом времени полного крестьянского закабаления, невиданного ранее, беседовали коллеги Сергей Корнеевич и Иван Савельевич.
– В конце прошлой беседы вы, Сергей Корнеевич, упомянули о статье Сталина, «отца всех народов, который всё мог», – начал разговор Иван Савельевич. – Я полагаю, вы имели в виду его обращение к народу с заумным названием «Головокружение от успехов», опубликованное в марте 1930 года сначала в «Правде», далёкой от земной правды, а потом во всех мелких советских газетёнках, перепечатывавших слово в слово из этой и других центральных газет навязываемую сверху лукавую большевицкую «правду».
– Совершенно верно, я имел в виду именно эту статью. И мне хотелось бы знать, отчего же закружилась голова у Сталина, «гениального вождя», которому многие люди верили и даже поклонялись? И беспокоило ли его головокружение на самом деле, ведь он был поражён совсем другим, более страшным и трудно излечимым недугом – чудовищным властолюбием, которое одолевало его всю долгую жизнь вплоть до самой смерти? Разве бывает головокружение от успехов у здорового, нормального человека? Каковы же истинные причины такого неожиданного и совсем непонятного головокружения кремлёвского небожителя, восседавшего в царских палатах на самом высоком престоле власти? Что же вынудило этого главного партийного властелина, одержимого демоном зла и насилия, спуститься на грешную землю и обратиться к простому «тёмному» народу, бесконечное горе, страдания и муки которого он не мог разглядеть из-за высокой кремлёвской стены?
– Очевидно, всякий человек, физически и душевно здоровый, испытывает величайшее чувство радости от успехов, а вовсе не головокружение, признак явного тяжёлого заболевания. Чтобы ответить на эти и другие непростые и противоречивые вопросы, ещё раз уместно напомнить о тех трагических событиях, происходивших в каждой деревне, в каждом селе и в каждой семье в начале тридцатого года, и что же там творилось и насаждалось под лицемерным и лукавым лозунгом строительства социализма в деревне.
– К чему же сводился этот заманчивый лозунг партийных «мудрецов», призывавших к победе социализма на местах, в каждой деревне и в каждом селе? Как же и чьими руками он воплощался в сельскую жизнь?
– Этот покрытый мраком и туманом, лукавый лозунг, спускаемый с кремлёвских высот на крестьянскую землю, политую потом, превращался в наглое нашествие на деревню, которое началось вскоре после большевицкого переворота семнадцатого года под видом «продразвёрстки» и «военного коммунизма» и затем, спустя годы, особенно активизировалось при бандитском раскулачивании и принудительной коллективизации. Такое чудовищное нашествие осуществлялось грабителями местного масштаба с целью поживиться чужим добром, плодами чужого труда: «Всё наше, всё съедим и выпьем!». Об этом свидетельствует множество документальных фактов ограбления крестьян, и многие из них в том или ином виде были зафиксированы в официальных документах, которые, пройдя через горнила большевицкого и партийного единовластия, чудом сохранились в архивах. В частности, в докладе главного политического управления Смоленской области сообщалось: «Раскулачивающие снимали с зажиточных крестьян их зимнюю одежду, тёплые поддёвки, отбирая в первую очередь обувь. Кулаки оставались в кальсонах, даже без старых галош, отбирали женскую одежду, пятидесятикопеечный чай, последнюю кочергу или кувшин … Бригады конфисковали всё, включая маленькие подушечки, которые подкладывают под головы детей, горячую кашу в котелке, вплоть до икон, которые они, предварительно разбив, выбрасывали».
– Большая часть награбленного продовольствия и имущества, в том числе разные предметы домашнего быта, верхнюю одежду, обувь, нательное белье и многое другое, чаще всего присваивалась грабителями-бандитами или, в лучшем случае, продавалась за бесценок своим же людям, так называемым членам бригад по раскулачиванию.
– Сегодня, спустя более столетия после чудовищного октябрьского переворота, достоверно известно, что к началу массового раскулачивания и насильственной коллективизации многие когда-то зажиточные крестьяне стали вовсе не богатыми – под «мудрым» руководством самозваной большевицкой власти они превратились в совсем бедных, едва выживавших и с большим трудом выносивших всё возрастающее, тяжёлое бремя грабительских налогов. Особенно неподъёмными были такие налоговые поборы, прежде всего, в нечернозёмных областях и районах, где хлеб добывался в поте лица с немыслимо большим трудом. Поэтому здесь более 90 процентов крестьян в то смутное, тяжёлое время были совсем не богатыми, да и середняками их трудно было назвать. Тем не менее, обедневших, нищих крестьян беспощадно и нагло, без суда и следствия арестовывали, раскулачивали и грабили.
– Это верно, – продолжил Иван Савельевич. – Знакомясь с архивными материалами, я узнал о вопиющих злодеяниях партийных диктаторов и их вооружённых служак. Во многих деревнях и сёлах совсем непросто было выявить «кулака» и отнести его к одной из трёх категорий, придуманных большевицкими чиновниками во главе с Молотовым, ставившим свои подписи на многих расстрельных списках, а нужно было, как можно, скорее отчитаться по властной партийными лестнице о стопроцентной сплошной коллективизации. Поэтому под горячую руку большевицких грабителей и карателей попадали многие совсем бедные крестьяне: те, кто прошлой осенью «убил свинью, чтобы её съесть и не дать ей стать социалистической собственностью»; те, кто имел два самовара и кто продавал на базаре выращенное своими руками зерно; те, чьи сыновья или братья защищали своё отечество, служа в Русской армии, и те, кто «слишком прилежно посещал церковь».
– В грабительские комиссии по раскулачиванию, кроме партийцев с красным билетом в кармане и служак с винтовкой в руках, пытались привлечь местных крестьян. И иногда удавалась это сделать: в такие карательные бригады шли только те люди, которые не хотели честно, добросовестно трудиться в поле, чтобы своими руками добывать хлеб насущный. Их часто в деревнях называли голодранцами. Они добровольно примыкали к тем, кто не сеет и не пашет, а ест от пуза, ни в чём себе не отказывая, и стремились лишь к одному – разделяя властвовать. И нередко дело доходило до смешного. Так, в одном украинском селе некий член бригады по раскулачиванию из местных крестьян был арестован как кулак другой комиссией, которая вовсю орудовала на окраине того же села. Беспощадное раскулачивание и принудительная сплошная коллективизация чаще всего превращались в сведение старых счётов, а вовсе не в строительство «социализма» в каждой деревне, как это преподносилось партийными демагогами.
– Почему же крестьяне терпели такое унизительное, варварское насилие со стороны карателей-партийцев с оружием в руках, не оказывая какого-либо сопротивления? – спросил Сергей Корнеевич. – Почему же физически сильные мужики не давали решительного отпора незваным гостям? Ведь во многих крестьянских семьях были крепкие и дюжие мужики, которые вполне могли бы встретить непрошеных, плюгавых гостей, вооружившись топорами или тяжёлыми дубинами, которыми подпирают ворота?
– В подавляющем большинстве крестьяне – это мирные, терпеливые и вовсе не враждебно настроенные люди, и многие из них даже не пытались сопротивляться партийным бандитам, видя бессмысленность такой напрасной затеи. И всё же некоторые смелые и решительные люди, доведённые до крайнего отчаяния, объединившись в небольшие группы и взяв дубины, топоры и вилы в руки (огнестрельного оружия у них не было), выступали против комиссий и бригад по раскулачиванию и против организаторов колхозов, засланных партийными диктаторами. И такие крестьянские выступления были далеко не единичными, а скорее массовыми, особенно в богатых чернозёмных областях и районах, где крестьянам было за что бороться, чтобы не оказаться без земли и без хлеба. Прокатилась волна крестьянских волнений и в других местах. Согласно сводкам главного политического управления, в январе 1930 года было подавлено 402 массовых выступления «крестьян против коллективизации и раскулачивания», в феврале – ещё 1048, а в следующем месяце – в несколько раз больше – 6528. По-видимому, эти «секретные» сведения, по сути спрятанные от «тёмного» народа, но доступные и тревожные для кремлёвского «вождя», стали его волновать и сильно беспокоить, и тем самым вызвали «головокружение», а вовсе не мнимые успехи в сплошной коллективизации, которая привела к дальнейшему и полному разорению крестьянских хозяйств. И он, конечно же, как и любой живой человек, опасался того, что стремительно нарастающая волна народного возмущения, дойдя до Москвы и преодолев неприступные кремлёвские стены, обрушится на него, главного зачинщика и организатора бандитского нашествия на деревню. Трезво оценивая тревожные события в деревне, он прекрасно понимал, что ни высокие массивные стены Кремля, ни вооружённые до зубов отряды наёмных служак не спасут его от удара тяжёлой крестьянской дубиной. Именно такое опасение послужило не только поводом, но и основной причиной написания статьи «Головокружение от успехов», а не стремление публично признать свои преступные ошибки, исправить их и навести порядок в деревне, отказавшись от своей бредовой, пагубной идеи сплошной коллективизации и раскулачивания путём массовых арестов, расстрелов, лишений свободы и ссылок.
– Может быть, главный кремлёвский диктатор опасался в какой-то мере и того, что репрессивное колесо, разогнавшееся до бешеной скорости, раздавит всех крестьян, и тогда некому будет растить хлеб и неизбежно наступит голодная, мучительная смерть великого множества людей? Такая всенародная беда не обошла бы стороной и расплодившихся не по дням, а по часам нахлебников – всех без исключения партийных властителей и их служак, в том числе и обезумевшего кремлёвского небожителя, претворявшего в жизнь без страха и сомнений страшный, умопомрачительный социальный эксперимент. Чудовищный и жестокий эксперимент над русским и братскими народами, затеянный Лениным, демоном кровавой революции?
– Усатого «вождя», спустившегося с кавказских гор, в большей степени волновала вовсе не жизнь простых беззащитных русских людей, которых по его воле арестовывали без суда и следствия, беспощадно расстреливали и лишали свободы. Его, как и любого человека, в первую очередь и прежде всего, беспокоила собственная жизнь. И он, как и многие люди, не хотел умирать либо погибать от удара крестьянской дубиной. Поэтому он вынужден был написать для «тёмного» народа статью, чтобы свалить собственную вину за совершённые преступления на партийных вожаков и наёмных служак, орудовавших по его же отмашке в каждой деревне и в каждом селе. В его лицемерной и лукавой статье, в частности, осуждались многочисленные перекосы и волюнтаризм при приёме крестьян в колхозы, вменяя злоупотребления в вину членам комиссий по раскулачиванию и организаторам колхозов на местах и тем самым перекладывая на них ответственность за трагические последствия «головокружения от успехов». И сделал это «великий вождь, мудрейший из мудрых», с дальним прицелом – чтобы выглядеть чистым в той грязной, беспощадной и кровопролитной борьбе с беззащитными крестьянами. Чтобы снять с себя всякие подозрения, всякую ответственность и вину за совершаемые страшные злодеяния и преступления. Чтобы быть любимым и почитаемым своим народом во все времена до скончания веков.
– Была ли какая-либо ответная реакция в деревне на высокое воззвание самого главного, высокопоставленного партийца? Ведь в те годы далеко не все крестьяне были грамотными и могли читать и тем более понять «глубокое» содержание письменного обращения к народу «мудрейшего» мыслителя, набравшегося богатейшего опыта беспрекословно подчинять всех и вся, пройдя в недалёком прошлом тюремные университеты, будучи лишённым свободы за уголовные преступления.
– Многие крепкие крестьяне, хоть и ограничивались учёбой в церковно-приходских школах ещё до октябрьского переворота семнадцатого года, но хорошо знали азы элементарной математики, свободно читали русские произведения и худо-бедно владели церковно-славянским языком. Такие начальные школьные знания позволяли им самим постигать тайны Библии и твёрдо усвоить высокий нравственный закон: убивать человека – это большой грех, грабить тоже грешно и не менее грешно издеваться над ближним своим. Большевицкие безбожные диктаторы и их служаки, отрицая этот великий нравственный закон и освободившись от стыда и совести, считали, что им дозволено всё, дабы добиться своей высокой и главной цели – разделяя властвовать. Многие трудолюбивые и благочестивые крестьяне по своим практическим знаниям, богатейшему опыту земледелия, по ведению сельского хозяйства, по своему умственному и духовному развитию во много раз превосходили многочисленных полуобразованных и невежественных большевицких и партийных бездельников-властителей. К огромной армии расплодившихся нахлебников относились чиновники с красным билетом в кармане, бумагомаратели и горлопаны, каратели и грабители. Все они собирались чужими руками якобы построить безбожный рай сначала в отдельно взятой стране, а потом и во всём мире.
Статью «великого вождя» прочли все грамотные крестьяне, и вскоре узнали о ней в каждой деревне и в каждом селе. Знали о ней все, и стар и млад в каждой трудовой семье. Ответная реакция на неё последовала сразу же, незамедлительно – только в течение одного месяца марта более 5 миллионов крестьян покинули колхозы, чтобы не потерять окончательно право свободно трудиться на своей земле и не подчиняться злой воле безбожных, самозваных большевицких диктаторов.
– Мне кажется, что такое массовое бегство смекалистых и смелых крестьян ради спасения от предстоящего колхозного рабства было крайне рискованным и не могло не обозлить местных партийных вожаков, одурманенных властью и успевших вкусить её сладкие плоды. И это могло только обострить и без того ожесточённую борьбу в деревне, – выразил вслух свои мысли Сергей Корнеевич.
– Так оно и произошло. Выйти из колхоза, написав об этом заявление, вовсе не означало вернуть обратно всё то, что было отнято: сельскохозяйственные орудия производства, скот и многое недвижимое имущество. Оказалось невозможным вернуть и то, что было бандитски разворовано и присвоено бессовестными партийцами с оружием в руках. При попытке вернуть разграбленное имущество развернулась новая волна выступлений крестьян, которые были особенно массовыми и кровопролитными в западных областях Украины, в Черноземье, на Северном Кавказе и в Казахстане, о чём свидетельствовали ежедневные сводки, составленные партийными служаками. Только за один март месяц 1930 года было зарегистрировано более 6000 массовых выступлений, из которых около 800 было жестоко подавлено с применением оружия. Во время этих кровавых событий погибали не только безоружные крестьяне, но и те, кто организовывал, руководил и сам шёл, вооружившись, против них. Согласно архивным документам, было убито, ранено и пострадало 1500 советских, партийных работников. Достоверное число жертв безоружных крестьян до сих пор неизвестно, но это многие тысячи. А это означает, в такую беспощадную репрессивную мясорубку попадали не только восставшие крестьяне, поверившее в лукавое сталинское «головокружение от успехов», но и многие неугодные партийцы низшего звена во всей властной пирамиде, и чем ниже было большевицкое звено, тем больше было жертв партийных кровавых разборок.
– Могло ли приостановить сталинское головокружение крестьянские волнения, как это изначально планировалось за высокой кремлёвской стеной, настолько высокой, что за ней не видны были земные проблемы простого, трудового народа, оказавшегося во власти большевицких самозванцев-диктаторов? Ведь обвинять во всех смертных грехах и журить местных партийцев даже высоким кремлёвским небожителем вовсе не означало восстановить порядок и справедливость в деревнях и сёлах на бескрайних российских просторах и защитить более сотни миллионов крестьян от преступного грабежа и колхозного ярма.
– Крестьянские восстания не только не прекратились после «сталинского головокружения», но стали более массовыми. Так, в следующем месяце апреле было зарегистрировано около 2 тысяч крестьянских выступлений. Всего за весь 1930 год в 14 тысячах восстаний приняли участие более 2,5 миллионов крестьян. Были разгромлены сотни сельских советов, а в некоторых деревнях и сёлах наиболее активные крестьяне, взяв власть в свои руки, требовали роспуска колхозов, возврата в собственность земли и средств производства, возврата отнятого домашнего скота и награбленного имущества; требовали открытия церквей и возвращения на родину высланных крестьян и священнослужителей. Однако такие активисты, выступая в отдельных деревнях и сёлах, не объединялись в более крупные группы на местном уровне, даже в пределах одного района. У них не было своего оружия, чтобы в неравной борьбе с вооружёнными отрядами и служаками постоять за себя и за свои семьи. У них не было и опытных организаторов, которые смогли бы объединить разрозненные силы и направить их против вооружённых властью бандитов. Этими обстоятельствами воспользовались партийные вожаки и их служаками. Всех правдоискателей-крестьян они отнесли к «контрреволюционным элементам», которые подверглись жестоким мерам репрессии. Так, только за полтора месяца, с 1 февраля по 15 марта 1930 года, например, на территории Украины было арестовано 26 тысяч человек, из которых 650 были приговорены к расстрелу, а в конце марта было арестовано ещё 15 тысяч человек. Всего в 1930 году приговорили к смертной казни более 20 тысяч арестованных крестьян.
– Известны ли архивные документы, свидетельствующие о том, кто же попадал в репрессивные списки, кроме крестьян, которые, защищаясь от партийных карателей, пытались освободиться от полного закабаления и отстоять свои гражданские и человеческие права на честный, добросовестный труд? – спросил Сергей Корнеевич.
– В эти чёрные списки кровавой репрессивной мясорубки попадали, кроме крестьян-правдоискателей, и другие неугодные партийцам люди – «социально чуждые элементы»: бывшие полицейские, белые офицеры, служители церкви, мелкие ремесленники, бывшие купцы и многие другие честные и добропорядочные люди. Повсеместная охота на них началась гораздо раньше, сразу же после октябрьского переворота 1917 года и продолжалась долгие десятилетия. И таких безвинных жертв, неугодных партийцам и объявленных чуждыми на своей земле, в городах, посёлках, деревнях и сёлах было великое множество. Все эти мирные люди якобы представляли опасность для партийных вожаков и их служак, которые, следуя заветам и приказам своих идейных «мудрецов», обязаны были покончить со всеми «чуждыми элементами» раз и навсегда, что и было сделано – многие из них были арестованы без суда и следствия и затем расстреляны. Сколько же было таких жертв, сейчас никто не может сказать точно. Известно другое – почти в каждой семье до сих пор передается от поколения к поколению скорбная память о родственниках, убиенных в своей стране своими же людьми, души которых были преданы дьяволу зла и насилия, а сердца поражены острым, ядовитым жалом властолюбия и тщеславия.
– Не миновала сия горькая чаша и наших ближайших родственников и нашу семью. Моего родного дядю Андрея (он жил в соседней деревне Березовке) арестовали в 30-м году за то, что он вместе со старшим сыном Арсением своими руками и за свои средства, заработанные честным трудом, построил ветряную мельницу. Ночью за ним приехали вооруженные служаки и, связав руки, увезли на подводе в районный центр, где бросили его в холодный, сырой подвал предварительного заключения и там на третий день зверски расстреляли. Его многодетную семью с малолетними детьми сослали на Соловки. Моих же родных деда Трофима и отца Корнея пытались раскулачить. Дед после унизительных издевательств партийцами и служаками с ружьём через два месяца умер от разрыва сердца, не дожив и сорок лет, а его глубоко несчастная жена Варвара, моя бабушка, подавленная горем, вскоре тоже умерла – её сердце остановилась прямо в поле во время жатвы. Отец мой всё же чудом остался в живых, испытав в дальнейшем все ужасы земного ада большевицкой и советской суровой действительности…
– Мой дед Василий, – продолжил печальный рассказ Иван Савельевич, – жил в деревне, пахал как все крестьяне землю и одновременно был кузнецом. Он был великим мастером своего дела, и о нём все говорили, что у него золотые руки. И вот нагрянул тридцатый год. Его арестовали ночью и увезли, и как сложилась дальнейшая судьба моего деда, до сих пор неизвестно. Моему отцу Савелию как сыну «врага народа» чинили всякие препятствия в получении образования. Однако вопреки партийным препонам он всё же ухитрился поступить в педагогический институт и, закончив его, стал учителем математики, а в шестидесятых годах ему присвоили почётное звание Заслуженного учителя…
– Все родные и близкие, все трудолюбивые, высоконравственные люди, невинно убиенные, унесли с собой в могилу скорби, страдания и бесконечное горе, о которых никто и никогда не узнает. Но все эти благочестивые люди навсегда останутся в памяти народной: никто не забыт и ничто не забыто. Попавшее под репрессивное колесо и чудом выжившие люди со слезами на глазах рассказывали и будут рассказывать своим потомкам, детям и внукам о тех страшных муках земного, рукотворного ада, которые испытали их ближайшие родственники и они сами. И об этом сегодня знают многие. И об этом же мы поговорим в следующий раз.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Степан Харланович Карпенков
|
