Орден св. Георгия Победо­носца, так же как и солдат­ский Георгиевский крест, глу­боко почитались всеми слоями русского народа. Это была чис­то боевая награда, дававшаяся исключительно в период воен­ных действий за подвиги, со­вершенные «на поле брани», награда, которой удостаивались очень немногие.

Награда эта была единственная в своем ро­де, не существовавшая ни в какой другой иностранной армии, и для получения которой «протекция» была бесполезна и бессильна.

Каждый командир отдельной части имел право представить к Георгиевской награде под­чиненных ему офицеров, но при условии, что совершенный офицером подвиг подпадал под тот или иной параграф Статута ордена св. Георгия или Георгиевского оружия. К пред­ставлению должны были быть приложены письменные свидетельские показания очевид­цев, кроки местности и вообще все другие документы, удостоверяющие действительность совершенного подвига и неоспоримую цен­ность его последствий. Таким образом, каж­дое представление было в действительности целым «делом».

Когда в штабе армии накапливалось доста­точное количество таких представлений, ко­мандующий армией созывал «Георгиевскую Думу», назначая ее членами офицеров — Георгиевских кавалеров разных родов войск и разных частей, входящих в состав армии. Обыкновенно это делалось в период затишья на фронте и «Дума» собиралась при штабе одного из корпусов, командир которого был сам Георгиевский кавалер и, как старший в чине, становился, автоматически председате­лем «Думы».

Кто имел право награждать орденом св. Георгия или Георгиевским оружием? Только сам Государь Император и по его полномочию — командующие армиями *), но лишь соглас­но с постановлением Георгиевской Думы, при­чем это касалось только ордена 4-й степени, а высшими степенями ордена награждал сам Государь.

Не было и не могло быть ни одного на­граждения командующим армией по его лич­ному решению и усмотрению без постановле­ния или против постановления Георгиевской Думы. Это значит, что награждение зависе­ло от решения Думы. Фактически, командующий армией лишь отдавал в приказе поста­новление Думы и только.

На чем базировались члены Георгиевской Думы? Во-первых, на Статуте ордена, кото­рый перечислял для каждого рода войск под­виги, дающие право на награждение, и затем на другие обязательные условия, которым под­виг должен был удовлетворять. Условия эти были: 1) подвиг или действие должны были быть выполнены в условиях неоспоримой опа­сности для жизни, то есть под огнем и в бое­вой обстановке, 2) содеянное должно было быть безусловно полезным и ценным и 3) что­бы был налицо успешный результат.

Если содеянное не удовлетворяло хотя бы одному из этих условий, представление от­клонялось.

Заседания Думы, подчас в продолжение нескольких дней, в зависимости от количества представлений, были абсолютно секретны. Председательствовал на них старший в Чи­не, обыкновенно — генерал, командир корпу­са, и было полное равенство голосов, при котором разница в чинах не имела никако­го значения. Для того чтобы кандидат был награжден нужно было, чтобы он получил большинство в 2/3 голосов.

Постановления Думы были безаппеляционными и без всяких объяснений и мотивов. По окончании сессии Думы председатель ее отправлял в штаб армии простой список «удо­стоенных», все же остальные были отклонен­ные.

Случалось все же, что некоторые представ­ления возвращались Думой для «дополнения» или «уточнения» того или иного факта. В этом случае представления рассматривались затем в следующей Думе, но уже другого со­става.

Добавлю еще, что отклоненные представления могли быть снова представлены на рас­смотрение новой Думы, но при обязательном указании, что это представление вторичное, дополненное новыми данными и свидетель­скими показаниями, могущими в корне изме­нить постановление предыдущей Думы. «Но­вые данные» — это было обязательное усло­вие для того, чтобы кандидатура имела бы право на вторичное рассмотрение.

Георгиевская Дума имела право не толь­ко награждать, но и возбуждать судебное преследование. В моей памяти остался один случай, когда Дума возбудила ходатайство о предании суду одного генерал-майора за пред­ставление к ордену св. Георгия за явно ском­бинированный и выдуманный подвиг и лож­ное свидетельское показание.

Чтобы дать более полное и точное пред­ставление о роли и безусловной авторитет­ности и независимости Георгиевской Думы в ее постановлениях, я считаю полезным по­делиться тем, чему я лично был свидетелем, как участник трех Георгиевских Дум.

В первой Думе нас было 12 членов, из которых один генерал, восемь штаб-офице­ров и три обер-офицера. Как младший в чи­не, я был приглашен быть секретарем и до­кладчиком. Все представления касались «рас­ширения» первоначального Брусиловского про­рыва. Было решено рассматривать представ­ления не по частям, а по боям, то есть пред­ставления за каждый отдельный бой или опе­рацию от всех частей, принявших в них уча­стие, рассматривались совокупно. Это позво­ляло установить, какая часть, батальон или рота, сделали самое трудное и решающее, и кандидаты именно этой части вполне логич­но удостаивались большего числа наград, чем другие. Так, например, Карсскому пехотному полку, первому прорвавшему австрийскую сильно укрепленную позицию и сломившему сопротивление врага, Дума единогласно при­судила большую часть наград. Конечно, и в других частях наиболее достойные были на­граждены, но далеко не все. Офицер Карсского полка, взявший всего лишь один пу­лемет и два-три десятка пленных, получал единогласно крест, офицер же другой части, взявший, или вернее «подобравший» пять-шесть пулеметов, брошенных бегущими в па­нике австрийцами, и захвативший одну-две сотни пленных, креста очень часто не удо­стаивался. Все войсковые части имели впол­не понятную тенденцию претендовать, что «главное» сделано именно ими, а не сосед­ними частями, но Дума, члены которой были непосредственными участниками или же сви­детелями операции, отлично в этом разбира­лась и после краткого обмена мнениями впол­не беспристрастно и по заслугам награждала шли отклоняла представления, и почти все­гда единогласно.

В этой же Думе должны были разбирать­ся около 30 представлений за тот же самый прорыв офицеров одной кавалерийской диви­зии (я не помню, какой именно, но если бы и помнил, то умолчал бы, так как если в со­ставе дивизии были безусловно доблестные полки, то не их была вина, что они не бы­ли брошены в преследование бегущего про­тивника). Все члены Думы были участни­ками прорыва и собственными глазами ви­дели эту дивизию сосредоточенной в долине реки Стрыпы, в одной-двух верстах позади нашей атакующей пехоты, вне обстрела, если не считать отдельных, редких и высоких раз­рывов шрапнели. Когда Карсский полк вор­вался в окопы противника и австрийцы обра­тились в бегство и послышались крики: «Ка­валерию!.. Кавалерию!..», эта дивизия не сдви­нулась с места и только лишь после помо­гала конвоировать толпы захваченных плен­ных. Всем было совершенно ясно, что эта дивизия ничего «геройского» не совершила, но хотела только воспользоваться блестящим успехом нашей пехоты, чтобы «примазаться» и урвать и себе кое-что (всего лишь около двадцати крестов!).

Один из членов Думы, полковник, пред­ложил не тратить времени и даже не рас­сматривать представлений этой дивизии. Ду­ма вполне с ним согласилась и единогласно их отклонила.

Несколько месяцев спустя я имел честь быть опять назначенным в состав другой Ге­оргиевской Думы, но уже при штабе друго­го корпуса. Председателем был, конечно, ко­мандир этого корпуса, и нас было шестнад­цать членов. Состав Думы показался мне до­вольно странным: шесть генералов, семь штаб-офицеров и три штабс-капитана. Это вскоре стало понятно: было много представлений к Георгиевскому кресту офицеров штаба Н-ской армии. Насколько у меня было хорошее впе­чатление от предыдущей Думы, настолько оно было неприятным от этой второй, где все указывало на то, что командующему армией хотелось видеть награжденными некоторых лиц из штаба его армии. Кое-кто из членов Думы это поняли, и оппозиция сразу же сор­ганизовалась. Даже два генерала, заслужив­шие свои кресты в боях, а не в тыловых штабах, присоединились к нам, молодым офи­церам, и так как, чтобы быть удостоенными награды, кандидаты должны были получить 2/3 голосов, в данном случае — не менее один­надцати, этого никак не получалось: мы, три штабс-капитана, три полковника и два гене­рала (из 33-го армейского корпуса, сформиро­ванного из Заамурской пограничной стражи), то есть — восемь -проголосовали против. В какой-то момент командир корпуса даже вспылил и воскликнул: «Значит, никто из офицеров, служащих в штабе, не должен да­же и думать получить за свои заслуги Геор­гиевский крест!», на что последовал спокой­ный и логичный ответ: «Все могут получить крест, и Статут ордена это точно указывает, но только при обязательном условии, чтобы «заслуги» были выполнены под огнем и в условиях несомненной опасности для жиз­ни». Возразить на такой ответ было нечего, и представления такого рода в большинстве случаев отклонялись. Здесь я добавлю одну неприятную деталь: решения Думы, согласно Статуту и до окончания ее, должны были оставаться абсолютно секретными, но вопре­ки этому наш председатель сообщил по те­лефону в штаб армии о тех, кому было в кресте отказано, и посоветовал возобновить эти представления по телеграфу, но на этот раз — к Георгиевскому оружию, которое дава­лось более легко. Так как после Думы по Георгиевскому кресту должна была состоять­ся Дума в том же составе по Георгиевско­му оружию, то эти «возобновленные» пред­ставления смогли быть немедленно рассмот­рены, и некоторые из кандидатов, получивших отказ в кресте, получили все же Георгиевское оружие.

В этой же Думе произошло и другое не­ожиданное событие: в числе полученных представлений оказались снова те представ­ления той же самой кавалерийской дивизии, которые были уже отклонены предыдущей Думой. Я об этом вспомнил и счел своим дол­гом поставить в известность Думу, которая и постановила запросить срочно справку по этому поводу. На следующий день справка была получена и подтвердила, что эти пред­ставления были действительно отклонены пре­дыдущей Думой.

Установив, что не имеется никакого ука­зания на то, что представления эти — вторич­ные и основаны на открытии новых и серьез­ных данных, что требуется Статутом, иначе говоря, — что налицо просто попытка скрыть от новой Думы то обстоятельство, что эти пред­ставления были уже отклонены, Дума поста­новила, и на этот раз единогласно, все пред­ставления этой кавалерийской дивизии катего­рически отвергнуть.

Дивизии этой не повезло в том, что один из членов Думы был также и членом преды­дущей Думы, и поэтому попытка получить незаслуженные высокие награды скандально провалилась. Ей все же повезло в том, что Дума не возбудила вопроса о производстве расследования и о привлечении начальника дивизии к ответственности за попытку скрыть от Думы полученный ранее отказ.

В 1914-15 гг. награждения орденом св. Ге­оргия были сравнительно редкими и орден давался только за действительно исключи­тельные подвиги. Ходил даже слух, что не­которые командиры частей, не будучи еще сами награждены крестом, никого из своих подчиненных к награждению им не представ­ляли, обосновывая это тем, что, если он, ко­мандир части, еще креста не получил, это потому, что часть не показала себя в бою до­статочно на высоте. Возможно, что в не­которых случаях это было действительно так, но обобщать этого не следует и вернее было то, что командиры частей, зная исключитель­ную ценность этой награды, представляли к ней только в исключительных случаях. Го­ворили также, что с 1916 года Георгиевский крест давался слишком широко, в особенно­сти в частях гвардии. К такому мнению на­до тоже относиться с большой осторожно­стью: если с конца 1915 года и с начала 1916 года число Георгиевских кавалеров сильно увеличилось, не надо забывать и того, что в этот период войны нашими войсками было одержано немало больших успехов (в частно­сти — Брусиловский и Луцкий прорывы), что в этих успешных для нас боях приняли учас­тие весьма многочисленные части войск и что гвардейские полки были одними из лучших в нашей армии и в боях неоднократно это доказа­ли.

Как я уже упоминал, заседания Георгиев­ской Думы были строго секретными, но вре­мена изменились, Георгиевского креста никому больше не присуждают, — это стало делом прошлого, и я не связан более «секретом», который в нормальное время все члены Ге­оргиевской Думы обязаны было соблюдать. Все же я умышленно не называю ни неко­торых войсковых частей, ни фамилий началь­ствующих лиц и членов Думы, пусть даже это никакого значения больше не имеет. И если я решил предать гласности то, чему был лич­но свидетелем, то лишь с целью дать чита­телю понять всю исключительную ценность «белого креста», вытекающую из самого его Статута и из процедуры награждения: это са­ми Георгиевские кавалеры его присуждали, да еще при обязательном большинстве голо­сов в 2/3 членов Думы.

Боевые офицеры, и особенно молодые, бы­ли на страже цены и достоинства «белого креста» и не присуждали его кому попало и по протекции. Лишь убитым давали и крест без прений, — в утешение родным.

Г. К.

ВОЕННАЯ БЫЛЬ