Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4869]
Русская Мысль [479]
Духовность и Культура [908]
Архив [1662]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 7
Гостей: 7
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    Право и обязанность непримиримости (к 150-летию П.Б. Струве)

    И западные люди, и некоторые влиятельные элементы нашего Зарубежья долгое время уверяли нас, что большевики, т. е. коммунистическая власть (= коммунистическая партия), будут неуклонно эволюционировать в направлении здравого смысла и что наша непримиримость есть ненужная поза и вредная позиция.

    Между тем что же оказалось? Большевизм и его власть не только не эволюционировали, а становились все насильственнее и циничнее. Нас уверяли, что полный отказ от «интервенции», прекращение видимой гражданской войны приведет к замирению страны и к устранению насилий. На самом деле произошло как раз обратное. Чем менее с ним боролись, чем больше перед ним стушевывались, чем больше ему улыбались и шли навстречу, тем притязательнее и наглее становился большевизм и внутри нашей несчастной страны, и вне ее. Когда всего больше было охотников и проповедников — мириться с большевизмом, тогда он готовил и осуществлял, не брезгая никакими средствами, свои наступательные, самые свирепые и самые радикальные действия. Почему произошло так?

    В то время как люди, проповедовавшие здесь соглашательство,  ничего не понимали в существе большевистского строя и большевистской власти, большевики сами себя знали и понимали. Они знали и понимали, что их строй, их идеи могут осуществляться, их власть может удерживаться только на основании начала: все или ничего!

    Сегодня в церкви пастыри говорили о том, что эта большевистская власть есть власть сатанинская или дьявольская. В этом верном религиозном суждении, как всегда во всех таких суждениях, относящихся к делам мира сего, заключена и глубокая бытовая, житейская, жизненная  правда.

    Власти большевистской недоступны никакие честные соглашения она не может делать никаких честных и разумных уступок.

    Она именно в силу своего сатанинского существа не может приять идеи мира и в этом смысле сама непримирима.

    И потому мы вынуждены, мы имеем право, мы обязаны быть не примиримыми по отношению к ней и требовать такой же непримиримости от всех тех, кто стоит на одной с нами общечеловеческой почве.

    В то время как мы собираемся здесь, в Москве происходит пресловутый процесс «промышленной партии», процесс, я утверждаю, единственный в истории политических судьбищ, процесс чудовищный до загадочности и загадочный до чудовищности.

    Чудовищно и загадочно в нем прежде всего то, как можно было довести людей до того, что они взвели на себя бессмысленные и нелепые обвинения, единственный смысл которых в том, что, обвиняя себя, эти люди вину власти, посадившей их на скамью подсудимых, снимают с нее и перелагают на себя. Бывали случаи, что дрессировали людей на то, чтобы они кстати или некстати хвалили или хулили, по-собачьи охраняли или по-волчьи загрызали, но всегда — других. Но довести людей пыточной дрессурой до того, что они не под непосредственной мукой пытки, а в зале суда, при тысяче слушателей рассказывали о себе и других небылицы, — этого еще никогда не было.

    Не просто истязание пыткой, а пыточная дрессура на самообличение — такого чудовищного зрелища история еще никогда не было

     

    Если со стороны подсудимых их признания исторгнуты пыточной дрессурой, то загадочным остается все-таки — для чего самой власти понадобилась эта ужасная процедура. Если подсудимые будут «помилованы» — а они этого заслужили перед пытавшей их властью своими для нее перенесенными неслыханными страданиями! — то где же будет тогда «устрашение» и не ясно ли будет, что поставленные на суд были обвиняемы только для вида?! Если они будут казнены, то тем яснее будет то, что до признаний их довели пыткой. Ибо ясно, что не только невинные, но даже виновные признаются в своих винах так, как это сделали Рамзин и Ларичев, не для того, чтобы доставить удовольствие своим обвинителям, а в расчете на смягчение своей участи. И если у них не было такого расчета, то одно из двух: или за такую бескорыстную искренность их надлежит помиловать, или эта «искренность» исторгнута от них пыткой» убившей в них здравый смысл, здоровый инстинкт и нормально действующую человеческую волю. Таким образом, либо большевистская власть должна помиловать подсудимых (хотя бы для виду, хотя бы для того, чтобы потом исподтишка, за кулисами отправить их на тот свет), либо перед всем светом будет ясно, что ее суд был пыточным действием, где впервые в мировой истории пытка подсудимых была доведена до их дрессуры.

    Не ясно ли далее, что судят только  потому и только потому, что их одних уже удалось пыткой превратить (одних совершенно, других хотя бы частично) в подсудимых-автоматов, говорящих на суде так и и что угодно обвинителю?

    Не ясно ли, наконец, что признания подсудимых, если они верны, делают самый процесс ненужным? Подсудимые признали себя бессильными, обманувшимися и обманутыми заговорщиками.

    Но если это верно, то, конечно, все «трудности» советского правительства, голод в городах и деревнях, ненависть и отчаяние населения, всё это, о чем знают все и в советской России, и за ее пределами, вовсе не создано этими беспомощными и жалкими заговорщиками, а совершенно от их действий не зависит, вытекая из самого существа и природы советского строя и большевистской власти. В моих руках полученное сегодня из Советской России письмо:

    «У нас жить становится все тяжелее, я бы сказал буквально для всех слоев населения, так как даже самая привилегированная группа нервно замучена и истощена. Ставка на нервную систему! Какую? Нечеловеческую! Я бы с восторгом покинул эту трудную страну, чтобы жить хотя бы самым черным трудом в стране иной, обыкновенной. Одни от этой жизни сходят с ума (очень многие!) Другие попадают в больницы для душевнобольных. Третьих убивают. Четвертые сами убивают. Пятые... бывают ли пятые, потому что мне неизвестно, чтобы кто-нибудь бежал удачно?..».

    Господа, я сказал, мы вынуждены, мы имеем право, мы обязаны быть не примиримыми. Это было бы нашим нравственным и политическим долгом и в том случае, если бы действия советской власти с ее собственной точки зрения, в глазах ее приверженцев были успешными.

    Но то постыдное и чудовищно-загадочное действо, которое происходит сейчас в Москве под видом процесса о вредительстве профессора Рамзина и товарищей, оно и совершается-то именно потому, что советская власть находится в тупике.

    Она должна идти на уступки «силе вещей». Но ведь это неизбежно грозит для нее полицейским и политическим крушением.

    Нэп и относительная хозяйственная свобода при нем не только противоречили коммунистической идеологии, они были полицейски несовместимы с советской властью. При нэпе неотвратимо выросли бы силы, которые смели бы советскую власть. Об этом мне в своё время говорила геройски погибшая Захарченко-Шульц. Экономическая политика нэпа была полицейски смертельно опасна для красной деспотии.

    Но и поскольку советская власть упорствует в своей «индустриализации» и «коллективизации», в своем «терроре», в своем насильничании над жизнью народа в целом и над жизнями отдельных людей, ей тоже грозит крушение.

    Она обречена.

    Я никогда не делал оптимистических предсказаний ни относительно сроков, ни относительно форм крушения советской власти. Дело еще может значительно затянуться, ибо степень гнета, который господствует там, неизмерима и против этого гнета бороться весьма трудно, в особенности при преступно беспечном равнодушии всего остального мира. Но в обреченности советской власти и в том, что ее крушение приближается с растущим ускорением, в этом я никогда не сомневался и не усомнюсь.

    На всех нас лежит обязанность, каждому на своем месте нашу духовную непримиримость по отношению к советской власти превращать в активную борьбу. Это — задача ясная и непререкаемая, но она не может служить предметом обсуждений и разъяснений в политических собраниях. Можно только в общей форме сказать, что в какие бы действия ни выливалась эта активная борьба, она может и должна быть целой цепью, звенья которой должны быть обдуманно и тесно прилажены одно к другому. И если, как совершенно справедливо на варшавском собрании «Дня непримиримости» указал мой единомышленник и друг Н. А. Цуриков, нам «нечего призывать к героизму», ибо «не от призывов рождаются герои», то есть все-таки вещи, к которым мы обязаны призывать. Н. А. Цуриков весьма удачно одну такую задачу обозначил как «организацию патриотического тыла». Для организации такого патриотического тыла нужно широчайшее и честное политическое объединение.

    Политическое объединение и политическое сотрудничество людей разного образа мыслей, разного возраста, разных званий, разных родов оружия в самом широком смысле слова! Руководящим лозунгом этого обязательного для нас действенного объединения должно быть:

    Непримиримая борьба против коммунистической власти за Национальную Россию!

     

    Категория: История | Добавил: Elena17 (07.02.2020)
    Просмотров: 670 | Теги: россия без большевизма, петр струве, даты
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2055

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru