«Самая большая ценность нынешнего выпуска в том, что он сохранит не­прерывность морского воспитания… Если влияние старшего выпуска рас­пространится на новый, то это обеспе­чит преемственность…». (Из докладной записки Начальника Мор­ского Училища во Владивостоке Кап. 1 ран­га Китицина Морскому министру. Январь 1919 г.).

Об открытии Морского корпуса в Севасто­поле в октябре 1919 г. было написано много в: морской литературе зарубежья, и из всего на­писанного видно, что почему-то ни сам созда­тель корпуса и никто из высшего морского командования того времени не приняли во вни­мание того факта, что в 1919 г. в рядах Добро­вольческой армии и на судах флота служило более 50 гардемарин Отдельных Гардемарин­ских классов и кадет Морского Училища, еще не окончивших полный курс специального или общеобразовательного классов.

Конечно, никто из моряков не мог не одо­брить идеи открыть в Крыму, военно-морское учебное заведение. Для сухопутных войск на юге России существовало несколько военных училищ, тогда как для пополнения офицер­ского состава флота не было предпринято ни­чего. Правда, во Владивостоке капитан 1 ранга Китицын принял молодых людей в гардемарин­скую роту, но об этом факте мало, что было из­вестно на юге России.

6 сентября 1919 года в газетах появилось объявление о приеме в Морской корпус по кон­курсу аттестатов, без различия сословий, 130 молодых людей, окончивших среднее образо­вание, возраста от 16 до 18 лет, в гардемарин­скую роту и столько же, в возрасте от 12 до 14 лет, окончивших 3 класса среднеучебного за­ведения в младшую кадетскую — 7-ю роту. К сожалению, воспитанников Морского Училища, закрытого 24 февраля 1918 г., окончивших свое среднее образование, на юге России было ма­ло и, напротив, воспитанников этого Училища, которым осталось год или два для заканчивания образования, оказалось довольно много, возможно более пятидесяти. Согласно тексту этого объявления, для большинства питомцев Морского Училища прием в открываемый кор­пус был закрыт. Однако будущее показало, что только всего после четырех месяцев усилен­ной подготовки в созданных для них «времен­ных классах», многие из них с успехом окон­чили специальные классы Морского корпуса в Бизерте, а потом университеты и высшие тех­нические учебные заведения как во Франции, так и в других странах.

Что же касается решения открыть прием «малышей» в самую младшую кадетскую ро­ту, отрывая их от семей в это тревожное вре­мя, при отсутствии «лишних» денег в казне Вооруженных Сил Юга России и необходимых имущества и продуктов, то в лучшем случае можно только с удивлением пожать плечами. Было бы гораздо целесообразнее оставить этих мальчиков учиться в своих гимназиях и реаль­ных училищах. Наконец, когда же эти кадеты могли бы стать мичманами? В 1927 году… А где же принцип, так правильно формулирован­ный кап. 1 ранга Китицыным, о «непрерывно­сти морского воспитания»? Вот почему, как нам кажется, было бы целесообразнее открыть в Крыму не седьмую а четвертую (старшую кадетскую) роту с ускоренным курсом, для ос­тавшихся за бортом 40-50 кадет старого Мор­ского Училища. Таким образом, через несколь­ко месяцев усиленных занятий они могли бы образовать младшую гардемаринскую (третью) роту, солидную по духу и традициям старого Морского Корпуса и к тому же уже хорошо знакомую со службой на флоте. Но увы, в фор­мировавшуюся гардемаринскую роту из гарде­марин Отдельных Гардемаринских Классов ни­кого не приняли, а из кадет Морского Учили­ща приняли только четырех. Это была «капля в море» и, конечно, вопроса о «преемственно­сти» и быть не могло.

Так или иначе, старшая кадетская (четвер­тая) рота не была открыта и никаких приказов об отчислении кадет и гардемарин в открыва­емый Морской Корпус не последовало. Сии «птенцы гнезда Петрова», для которых места в новом Морском Корпусе не нашлось, продолжали нести свою службу в армии и на флоте вплоть до июня месяца 1920 года.

«… в то время на юге России, где количе­ство гардемарин и кадет исчислялось многими десятками, вдруг о них забыли и Морской Кор­пус возобновил свою деятельность без них» (Г. Б. Александровский «Колыбель флота» стр. 247).

«… Большинство кадет Морского Училища (в то время лишь на флоте их было не менее полусотни) прошений не подавали, многие окон­чившие среднее образование считали, что они из старого Училища отчислены не были и по­тому ожидали приказа о своем возвращении в возрожденный Корпус»… «…они (бывшие ка­деты роты Его Высочества Б. Щ.), еще не успе­ли окончить свое среднее образование, о ко­тором говорилось в объявлении, а старшей ка­детской роты для них не открыли». (П. А. Варнек «Колыбель флота стр. 273).

Однако Редакционная комиссия «Колыбе­ли флота» на стр. 248 пишет: «… никому от­каза в приеме в корпус не было». Заметка эта заканчивается следующей, довольно странной фразой: «ожидание некоторых бывших вос­питанников Морского Корпуса личного вызова может быть объяснено только их молодо­стью…» Слух об открытии Морского Корпуса в Севастополе дошел до кадет, служивших в сухопутных частях и на судах Каспийской флотилии, и они с согласия своих командиров были отправлены в Севастополь, где по при­бытии явились в штаб Командующего флотом. Но вместо Морского Корпуса все явившиеся морские кадеты были направлены в Особое От­деление Морского Управления, то есть в контр­разведку…

Но вот в июне 1920 года Главное Командо­вание решило возвратить с фронта всех уча­щихся молодых людей (Приказ № 2258). 22 июня соответствующие приказы за №№ 4987 и 4988 были отданы и по флоту. Таким образом всплыл на поверхность вопрос о забытых в прошлом году воспитанниках Морского Учи­лища и Отдельных Гардемаринских Классов. Что же для них можно было сделать? Един­ственным выходом было создание временных ускоренных курсов: старшего, для окончивших среднее образование, и младшего, для его неокончивших. Эти курсы получили наименова­ние Сводной роты при Морском Корпусе, в ко­мандование которой вступил капитан 2 ранга А. А. Воробьев. Открытием этой роты кадеты были много обязаны стараниям их товарища, кадета Владимира Е., который добился возмож­ности быть принятым начальством. Со своей стороны контр-адмирал Ворожейкин, дирек­тор корпуса, не забывший своих бывших вос­питанников, кадет роты Его Высочества, много способствовал открытию этих  «временных классов». В конце концов кадеты, служившие на кораблях Черноморского флота, были отко­мандированы в Морской Корпус для продол­жения образования. Большинство воспитанни­ков были уже в чине подпоручика Корпуса Ко­рабельных Офицеров и продолжали в стенах корпуса носить свою офицерскую форму.

Рота была разделена на два взвода. В пер­вом — 1 гардемарин Морского Инженерного Училища, 15 гардемарин Отдельных Гардема­ринских Классов и 2 кадета 5-й роты Морско­го Училища, а во втором — 28 кадет 6-й роты и 7 кадет 5-й и 4-й рот Морского Училища. Ро­та была размещена в помещениях «спально­го» флигеля, хорошо знакомых бывшим каде­там Роты Его Высочества. О повседневной жиз­ни воспитанников Сводной роты много говорить не приходится. Ненавистной побудки под горн или барабан не было. Не было и строевых за­нятий. Все время было посвящено учению. Сво­бодное время посвящалось, главным образом, купанью. Столовались воспитанники на даче «Голландия». Все офицеры и воспитанники имели винтовки и патроны.

Вернувшись на школьную скамью, все эти сигнальщики, рулевые, комендоры, пулеметчи­ки, стрелки и кавалеристы усердно принялись за работу. Потерянное время нужно было на­верстать как можно скорее. Главным предметом была, конечно, математика, которую препода­вал, как и в 1916/17 гг., г. Воейков.

Настал октябрь. До сих пор, особых собы­тий в жизни Сводной роты не происходило. Изо дня в день шло усиленное ученье. На фронте положение было тревожно, но к этому как-то уже привыкли. Несмотря на события послед­них дней октября, приказ об эвакуации Кры­ма явился для большинства полной неожидан­ностью. Приказом штаба чины Сводной роты были расписаны по судам, причем самая боль­шая группа, около 15 человек, попала на во­оруженный ледокол «Гайдамак», стоявший в Южной бухте. По прибытии нашего флота в Константинополь и месячного пребывания на «Гайдамаке» чины Сводной роты были пере­ведены на линейный корабль «Генерал Алек­сеев», на котором пробыли около недели и, на­конец, 9 декабря все они были переведены на посыльное судно «Якут», где было собраны все чины Сводной роты, находившиеся на вновь сформированной Русской эскадре. Здесь Сводная рота, просуществовавшая почти шесть

месяцев, прекратила свое существование. **

На «Якуте» образовалась новая Младшая гардемаринская рота (третья), на этот раз с со­лидным ядром из старых морских кадет из со­

става только что расформированной Сводной роты. Рота была дополнена молодыми людьми частью принятыми в корпус еще в Севастопо­ле, частью прибывшими с эскадры уже в Кон­стантинополе.

По прибытии на «Якут» вновь сформиро­ванная рота была выстроена на палубе, имея, как полагалось, офицеров из своего состава, на правом фланге. Но капитан 1 ранга Китицын, не желая делать разницы между воспитанника­ми одной и той же роты, «предложил» всем этим подпоручикам Корпуса Корабельных Офицеров на время, как бы сказать — «забыть свой офицерский чин». Фронт немедля пере­строился, на сей раз по ранжиру. В командо­вание ротой вступил лейтенант Н. А. Окрашевский (вып. 1915 г.).

9 декабря (по новому стилю) 1920 года, «Якут», в составе 2-го Отряда Русской эскад­ры вышел из Константинополя, через Коринф­ский канал, в Бизерту. Отряд сопровождало французское авизо «Бар-ле-Дюк». О походе нашей эскадры много и обстоятельно уже бы­ло написано как в русской, так и во француз­ской печати. Может быть интересно будет на­помнить о двух событиях этого похода:

В ночь с 14 на 15 декабря 1920 года фран­цузский конвоир нашего Отряда «Бар-ле -Дюк» наскочил на камень у мыса в Эгейском море и затонул. Погиб командир корабля и 26 человек команды.

Несколько позже, в Ионическом море, «Якут» потерпел аварию, которая могла бы окончиться трагически. Кочегарка была затоп­лена водой, поступавшей через один случайно открывшийся кингстон. Грязную воду, пере­мешанную с шлаком, приходилось откачивать ведрами. В этой тяжелой работе принял уча­стие весь экипаж корабля. На следующий день подошел французский миноносец, передал на «Якут» ручную помпу и работа пошла быст­рее. После починки кингстона, для чего гарде­марин Дорошенко должен был несколько раз нырять в грязную воду, и окончания откачи­вания нужно было привести в порядок меха­низмы машины, и только поздно вечером ма­шины старенького «Якута» застучали вновь.

26 декабря «Якут» прибыл в Бизерту и че­рез несколько дней ошвартовался у борта крей­сера «Генерал Корнилов», стоявшего уже на рейде.

20 января 1921 года гардемарины сошли на берег и после дезинфекции и всевозможных прививок отправлены были в лагерь Сфаят. Здесь рота закончила свое формирование путем приема находившихся на эскадре кадет сухо­путных корпусов и охотников флота. Большо­го изменения в численном составе роты не про­изошло.

Бывшие кадеты Роты Его Высочества, снятые с их бывших фельдфебелем в 6-й роте Морского училища мичманом Репиным в лагере Сфаят

20 марта воспитанники 3-ей роты были отправлены в плавание на парусное учебное суд­но «Моряк» (бывшее «Великая Княгиня Ксе­ния Александровна»), которым командовал сначала старший лейтенант А.Г. Рыбин, а за­тем старший лейтенант M. М. Максимович, офицеры прекрасно знавшие штурманское и парусное дело.

3 мая воспитанники, плававшие на «Моря­ке», приказом по Морскому корпусу за № 134 были произведены в гардемарины. 4 1/2 месяч­ное плавание на «Моряке», хотя и не в откры­том море (из-за запрещения Морского Префек­та Бизерты), а в огромном Бизертском озере, принесло гардемаринам большую пользу во всех отношениях. Весь день проходил по точ­но составленному корабельному расписанию, за исключением парусных походов в озере, кото­рым иногда мешали ветер и погода. Ранняя по­будка, укладывание коек, утренняя тщатель­ная уборка (мытье палубы, чистка меди) и в 8 часов — подъем флага.

Жаркий африканский климат располагал русских моряков к купанию. Неудивительно, что гардемарины всегда с нетерпением ждали дудки: «Команде купаться!» Все быстро вы­скакивали на палубу и, сбросив трусики, бро­сались в воду. Дежурная шлюпка ходила на веслах вокруг купающихся, чтобы в случае надобности подать помощь. Неумеющие — учи­лись плавать на лямках, вдоль борта, как в старое время в плавательном бассейне в Пет­рограде. Но и среди нас были настоящие «чемпионы» плавания. Например, Владимир Бори­сов прыгал с фока-рея, с высоты около десяти метров, а Николай Широкий нырял под ко­рабль и выплывал с противоположного борта. Он же в нужных случаях изображал «челове­ка за бортом» и по указанию командира, не­заметно от вахтенного начальника и сигналь­щиков, прыгал в воду. Раздавался взволнован­ный от неожиданности крик сигнальщика: «Человек за бортом!», и спасательный круг летел в воду. Конечно, это скорее была школа для вахтенных начальников, так как нужно было, не растерявшись, быстро «лечь в дрейф», спустить шлюпку, которая и должна была уже найти и подобрать оставшегося далеко сзади «утопленника».

Ходили под парусами на шлюпках в любую погоду. Делали шлюпочные пробеги на веслах на всех корабельных шлюпках, начиная с двой­ки и кончая 12-весельным катером. Иногда устраивались настоящие гонки. Каждые две недели очередная смена шла работать в маши­ну, где под руководством судового инженер-ме­ханика она вела практические занятия. Шли занятия по штурманскому делу и по морской практике. По парусному авралу каждый имел свое определенное место.

Постановка и уборка парусов. Походы под парусами по озеру, с поворотами оверштаг и через фордевинд… Кто же из моряков не знает, что успех каждого маневра зависит не только от быстрого и точного исполнения поданных

команд, но и от дружной работы ВСЕГО экипа­жа! Прошло уже более пятидесяти лет, а в ушах бывших «марсафлотов» все еще звучат громкие слова команд, летевших с мостика: «Марсовые — к вантам!». «По марсам и са­лингам!» Для будущих морских офицеров ни­когда не было и не будет лучшей школы, как плаванье на парусном учебном корабле!

«Моряк» — трехмачтовое парусное судно — баркантина — имел фок-мачту с прямыми, а грот и бизань с косыми (латинскими) парусами. Имел он и вспомогательную паровую машину с двумя котлами различной системы, которая могла бы в случае надобности «помочь» при трудном повороте, а котлы служили также и для учебных целей.

Занятия длились до полудня. После тради­ционной «пробы», которую кок подносил ко­мандиру, гардемарины получали свой скудный обед (паек французского интенданства был не обилен!). После обеда, не подымая флаг «ОН», мы все же два часа отдыхали. Затем опять шли занятия. Наконец длинный трудовой день кон­чался. Раздавался сигнал: «Из палубы всем выйти, палубу проветрить и подмести!» Под вечер, после знойного дня под палящим афри­канским солнцем, гардемарины собирались на баке, и над тихими водами Бизертского озера неслись звуки русской песни… Правда, еще в Сфаяте в рядах 3-й роты нашлись и дириже­ры, и запевалы, которым удалось организовать хороший, стройный хор. Так по вечерам на улицах Сфаята, к удовольствию населения, главным образом женского, этого поселка, гар­демарины 3-й роты исполняли свой репертуар из русских народных и военных песен. Да и позже, по прибытии в Кебир, наша рота счи­талась лучшей по хоровому пению.

После скромного ужина, чая и вечерней молитвы раздавались койки, но большинство гардемарин располагалось спать тут же₍ на па­лубе.

Что касается дисциплины, то она была на судах суровая, и наказания сыпались как из рога изобилия. Плошать, зевать, делать ошибки на корабле не полагалось. Ставили под ружье, на раскаленной солнцем палубе, что было осо­бенно чувствительно для босых гардемарин­ских ног. Правда, — вода была близка и палу­бу допускалось окачивать. Другим наказанием был прогон через салинг или же посылка про­стоять на салинге столько-то времени. Были, конечно, и наряды вне очереди. Нужно отме­тить, что никто и никогда на эти наказания не жаловался.

2 августа рота, закончив учебное плавание, была отправлена для классных занятий в форт Джебель-Кебир. В командование ротой вступил морской офицер выпуска 1917 года лейтенант Г. Мейерер, который еще в чине мичмана по­ложил начало боевой деятельности Волжской флотилии в июне 1918 года и после создания в Омске Морского Учебного батальона принял участие в его непрерывных боях до сентября 1919 года.

К этому времени в роте осталось 72 челове­ка, в числе которых 22 бывших кадета Мор­ского Училища. К этому солидному по духу ядру нужно прибавить еще 16 кадет сухопут­ных кадетских корпусов. Таким образом более половины 3-й роты составляли гардемарины, имевшие право называться «старыми кадета­ми». «Руководящее ядро этой роты составля­ли бывшие кадеты Петроградского Морского Училища» (П. А. Варнек «Колыбель флота» стр. 298).

В корпусе числилось 235 гардемарин, 110 кадет, 60 офицеров и преподавателей и около 40 человек команды. Директором корпуса был вице-адмирал А. М. Герасимов, «имевший честь служить при трех императорах», как го­ворил он, а его помощником и начальником строевой части был выдающийся боевой офи­цер, кавалер ордена святого Георгия 4-й ст. капитан 1 ранга М. А. Китицын.

Начиная с октября 1917 года жизнь и де­ятельность этого доблестного морского офи­цера была тесно связана с жизнью нескольких сотен гардемарин. Его основная «морская идея» основывалась на более чем двухсотлетних тра­дициях Российского Императорского флота. Возможно, что в некоторых случаях капитан 1 ранга Китицын был несколько пристрастен к «своим» владивостокским гардемаринам, но не нужно забывать, что он их рассматривал как бы «своим детищем».

Третья рота была размещена в одном из казематов с железными койками в два яруса. В роту были назначены три отделенных на­чальника, фельдфебель и несколько «капра­лов» (так звали в Морском корпуса, в просто­речье унтер-офицеров из гардемарин). Все они были из «дальневосточников».

1 июня 1922 года лейтенант Мейерер ушел из корпуса, оставив на память каждому из сво­их гардемарин по экземпляру написанного им курса военно-морской истории. Его сменил бо­евой офицер капитан 2 ранга Алексей Алек­сеевич Остолопов. Участник Первого Кубанско­го похода, он потом командовал вспомогатель­ным крейсером «Слава» в Каспийской флоти­лии.

Жизнь протекала без особых событий. Еже­дневно бывали строевые занятия, а иногда и большие прогулки по пыльным бизертским до­рогам. Много времени уделялось гимна­стике и спорту. В корпусе был прекрасный ду­ховой оркестр под управлением гардемарина 1-й роты Данюшевского, а после его производ­ства гардемарина нашей роты Милорадовича, который в то же время был регентом ротно­го хора. Оркестр сопровождал корпус на ба­тальонные прогулки и русские военные марши гремели по улицам Бизерты. При прохождении батальона церемониальным маршем обычно иг­рался марш, так называемый Старо-Егерский. И. наконец, корпусный оркестр оживлял на­ши гимнастические праздники, играл на балу 6 ноября и, вообще, играл одну из важных ро­лей в жизни корпуса.

Нужно заметить, что Морской корпус в Бизерте остался верен традициям старого кор­пуса: 6 ноября бывал и молебен, и обед с при­глашенными старыми воспитанниками, и бал вечером. Сохранился и старый обычай «похо­рон Альманаха», но ров, окружавший старый французский форт, заменил нам знаменитый в Петербурге зал старого корпуса, не носили мы черных с золотом флотских мундиров, не видно было на балу пышных дамских туале­тов, не слышно было у подъезда окриков ку­черов и лакеев, но все же в одном из бараков, украшенном сигнальными флагами и гирлян­дами зелени, фельдфебель старшей роты га­лантно предлагал старой адмиральше руку и, как и в старое время, открывал с ней бал под звуки торжественного полонеза.

В силу сложившихся обстоятельств каж­дая гардемаринская рота имела свой особый, принадлежавший только ей облик. Владимир Владимирович Берг в книге своей «Последние гардемарины» характеризовал эти роты так: «Первая рота, высокая, стройная, вышколен­ная, гордая своим владивостокским походом, вторая — серьезная, сосредоточенная жажду­щая знаний, третья, — пылкая, горячая, отзыв­чивая» («Последние гардемарины» стр. 159), а по мнению нашего морского писателя Петра Александровича Варнека: «Гардемарины этой (третьей) роты больше всех других напоминали по духу петроградских гардемарин» («Колы­бель флота» стр. 298).

Классные занятия в нашей роте шли усилен­ным темпом. Больших каникул не было. Бы­ли только воскресенья да праздничные отпу­ска. Таким образом времени оказалось доста­точно, чтобы пройти полный курс Специальных классов Морского корпуса. Нужно сказать, что преподавательский состав, во главе с Инспек­тором классов, академиком капитаном 1 ранга Николаем Николаевичем Александровым, пре­подававшим высшую математику, и «богом де­виации», генерал-лейтенантом Константином Николаевичем Оглоблинским, стоял на большой высоте, что, конечно, весьма способствовало ус­пешному прохождению нами всех положен­ных курсов: математики, девиации, астрономии, навигации, пароходной механики, кораблестро­ения, физики, химии, электротехники, черче­ния, богословия, русской словесности, французского языка и других наук (к сожалению, английский язык в Бизерте не преподавался). Не была забыта и военно-морская история. Многое, и в особенности математика, весьма пригодились нам при поступлении впоследст­вии в иностранные высшие учебные заведения.

Наступили выпускные экзамены. Письмен­ные — в одном из сфаятских бараков, под стро­гим наблюдением корпусных офицеров, а уст­ные — в классных «залах» Кебира. Как и в старое время, с трепетом подходили гардемари­ны к столу, за которым сидели «непроницае­мые» экзаменаторы. Как и «там», тянули би­леты, в надежде вытянуть хороший, но не бы­ло мундиров, не было того парада, что в былое время.

Судьбе было угодно, чтобы председателем экзаменационной комиссии на выпускных экза­менах был назначен бывший директор нашего корпуса в Севастополе, контр-адмирал Сергей Николаевич Ворожейкин, который, по всей ви­димости, был рад увидеть среди экзаменую­щихся своих бывших воспитанников из роты Его Высочества, которых он знал еще с 1916 года. Рады были и гардемарины снова увидеть своего «доброго адмирала». Увы, вместо 125, как в 1916 году, их было только немного более десятка!

После выпускных экзаменов 57 старших гардемарин получили аттестаты об окончании Морского корпуса, приказом по Корпусу, за № 219 от 6/19 ноября 1922 года, и приказом по Русской эскадре за № 297, того же дня, были произведены в корабельные гардемарины. Не­сколько позже были произведены еще 6 чело­век, а всего 63 корабельных гардемарина, в чи­сле которых — 18 бывших кадет Морского Училища в Петрограде. Возможно, что в даль­нейшем еще несколько человек представились и выдержали экзамены, но у нас об этом ника­ких сведений нет.

После производства корабельные гардема­рины были расписаны по судам эскадры, но уже через несколько месяцев начался «разъ­езд». Корабелы отправлялись главным обра­зом во французские университеты и техниче­ские учебные заведения с целью продолжения своего образования. Эскадра стала заметно пу­стеть.

«29 октября 1924 года, в 17 часов 45 минут, на всех кораблях Русской эскадры в Бизерте были в последний раз спущены Андреевские флаги, чтобы никогда уже по сей день не под­ниматься». (А. Г. «Военная Быль» № 75).

***

Заканчивая свой очерк о бывших кадетах роты Его Высочества Морского Корпуса в Се­вастополе и гардемаринах 3-й роты Морского Корпуса в Бизерте, мне хочется упомянуть некоторых, имена которых прославили русское имя заграницей и в научном мире.

1) Старший унтер-офицер знаменщик Юрий Кусков, окончивший корпус первым, вслед за­тем окончил сначала Сорбонну, затем два выс­ших технических института, удостоился звания доктора физико-математических наук и инже­нера-доктора. Занимал пост научного директора одного из крупнейших электротехнических об­ществ во Франции и одновременно был про­фессором в электротехнических институтах Па­рижа и Нанси.

2) Фельдфебель Всеволод Гусев, окончив­ший корпус вторым, был кадетом Морского Училища в Петрограде. Блестяще окончив Ме­ханическое отделение электротехнического ин­ститута в Нанси и одновременно физико-мате­матический факультет, этот выдающийся инже­нер избрал своей специальностью авиацию и аэротехнику и, дополнив свои знания в высшем аэронавтическом институте, в Париже, получил пост руководителя воздушных испытаний про­тотипов в одном из национализированных французских обществ. Последним и роковым для него заданием был контроль полета одно­го из новых гидросамолетов гигантов. Из это­го полета он не вернулся. Атлантический океан не вернул тела славного русского моряка и лет­чика.

Список наш этим, конечно, не исчерпывает­ся. Согласно нашему Информационному бюл­летеню, 25 корабельных гардемарин получи­ли дипломы инженеров. Тут были инженеры общественных работ, инженеры-механики, электрики, химики, геологи, агрономы, метео­рологи. авиаторы. Кроме того, один из «кора­белов» был принят в Морской Корпус в Бре­сте, который окончил с успехом, и стал выдаю­щимся инженером во французских колониях.

Бывшие кадеты роты Его Высочества, за­кончившие свою военную жизнь в стенах Мор­ского Корпуса в Бизерте и на кораблях Русской эскадры, считают своим долгом посвятить не­сколько строк последним годам жизни их «доб­рого адмирала».

За месяц до выпускных экзаменов, 5/18 ок­тября 1922 года, то есть в годовщину официаль­ного открытия Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича корпуса в Севастополе, бывшие ка­деты этого корпуса устроили в стенах Джебель-Кебира скромное празднование этого памятно­го для них события. На празднование был при­глашен и бывший директор корпуса контр-ад­мирал Сергей Николаевич Ворожейкин. За стаканом глинтвейна вспоминали прошлое. Ад­мирал показывал своим кадетам фотографии из жизни корпуса.

После ликвидации, в октябре 1922 года, Рус­ской эскадры и в мае 1925 года последних кадетских рот Морского корпуса в Бизерте ад­мирал с супругой продолжал жить в Бизерте и после кончины адмирала Герасимова, адмирал Ворожейкин был назначен председателем ко­миссии по постройке Храма-Памятника кораб­лям Русской эскадры в Бизерте.

Адмирал пользовался большим уважение во французских морских кругах. Он скончался 26 марта 1939 года и похоронен в Бизерте.

В заключение я приношу глубокую благо­дарность моему старому другу и однокашнику Георгию Александровичу Усарову, с которым с юных лет мы делили радости и горести, за со­общение мне многих редких документов и при­сылку фотографий из жизни корпуса и моему старшему брату, Владимиру Александровичу Щепинскому, за художественное исполнение рисунков погона, значка и креста — Бизерты.

Судьбе было угодно, чтобы день производст­ва ПОСЛЕДНЕГО выпуска корабельных гарде­марин совпал с днем Корпусного праздника.

Б. А. Щепинский

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ